Ревность это такая страсть, которая со рвением ищет то, что причиняет страдания.
«Белые одежды», Владимир Дудинцев
Трасс задумчиво посмотрел сквозь иллюминатор. Алый свет багряных глаз отразился слабым бликом от прозрачной поверхности. Слишком запутанная ситуация. Сквозь паутину манипуляций, которую сплел брат, оказалось не так-то просто уловить суть. Кар’дас и Кеннто не сказали на допросе ничего, что не было бы известно до этого. Если первый вел себя сдержано, практически не выдавая волнения, то второй достаточно эмоционально отзывался о брате, хотя и держался в рамках приличия. Трасс с особым удовольствием наблюдал, как плавает в показаниях Кеннто. В отличие от Кар’даса, сумевшего подружиться с братом, этот человеческий экземпляр явно испытывал к нему неприязнь. Плохо скрываемую яростную неприязнь. Причина ясна, как безоблачный день на Ксилле. Фераси. Наблюдая, как девушка заходит в кают-кампанию, расправив плечи и смело шагая к длинному столу, Трасс испытывал смешанные чувства. Внимательный взгляд скользил по ее фигуре, выискивая недостатки и пытаясь уловить страх, так и не отразившийся ни в мимике лица, ни в плавных движениях. Фераси взглянула на него и, коротко поклонившись, сдержанно улыбнулась. Маленькая, едва макушкой до груди достанет. Слишком худая, узкая в бедрах. Бежевую, мешковатую одежду не рискнет надеть ни один уважающий себя чисс. Кожа болезненно-светлая, как свежевыпавший, но тут же примятый широким следом нечищеного сапога снег. Большие, пронзительные глаза, в голубизне которых, казалось, отражается вся Вселенная. Слишком доверчивые глаза… Траун любит эксперименты с доверием. Но как вообще можно обратить внимание на столь неказистое, нескладное существо? Как вообще ее можно связать? Как к ней можно прикоснуться по своей воле? Неудобно, неприятно, отвратительно. Трасс поморщился. Одна мысль о том, что Траун позволил себе вольность показать ей искусство khimbaekae, вызывала оторопь. Отвечая на вопросы адмирала Ар’алани, Фераси пыталась общаться на чеунхе, путая слова, времена и неправильно проставляя ударения и придыхания. Тем не менее, она изъяснялась намного лучше, чем Кар’дас, произношение которого было настолько ужасным, что в какой-то момент пришлось перейти на сай бисти, чтобы всецело понимать его сбивчивую речь. — Вы спасли красистора Митт’рау’нуруодо во время нападения на крейсер вагаари? — строго спросила адмирал, пристально разглядывая человеческую девушку. — Да, это так, — просто ответила Фераси. — Но… красистор Мит’рау’нурудо, — Трасс скривился, если хоть как-то на чеунхе она могла изъясняться, то полные чисские имена ей не давались от слова совсем, — он не нападал на вагаари. Ар’алани лениво смахнула невидимую пылинку с позолоченного эполета, показывая, что данная тема не подлежит обсуждению и продолжила: — И помогали пострадавшим чиссам после устранения разгерметизации? — Да, адмирал. — Почему? — алые глаза адмирала недобро сощурились, Трасс тоже напрягся и, упершись ладонями о поверхность стола, подался вперед. По-видимому испугавшись вопроса, Фераси вжалась в спинку кресла и съежилась, переводя взгляд то на Трасса, то на Ар’алани. Страх. Наконец-то человеческая женщина проявила его. Трасс поджал губы, пряча торжествующую улыбку. — Это… по-человечески, — она использовала слово на своем языке и быстро пояснила. — Так поступил бы любой порядочный человек. — Стало быть, Кар’дас — непорядочный человек, — сделала вывод Ар’алани, нахмурив тонкие брови. — Он не помогал чиссам. — Он… — Фераси запнулась и опустила взгляд, ее кожа приобрела розоватый оттенок. — Он испугался. Это… такая ситуация, в которой не каждый сможет сориентироваться. Жорж — хороший человек. — То есть получается, красистор Митт’рау’нуруодо обязан жизнью вам, — адмирал позволила себе сдержанно улыбнуться. — Тогда почему он более доверяет Кар’дасу? Шпилька попала в цель. Фераси вздрогнула и опустила плечи, растеряв всю напускную уверенность. Несколько минут она молчала, не зная, что ответить. — Фераси! — резко скомандовал Трасс, и девушка подскочила в кресле от испуга. — Отвечайте на поставленный вопрос! — Прошу прощения, синдик Мит’рас’сафис, — она с трудом подняла взгляд, на побледневшем лице застыла незнакомая эмоция. — Я не знаю, адмирал Ар’алани.***
Горечь и боль жгли в груди. Вопросы адмирала Ар’алани совсем выбили из колеи. Допрос не просто так устроен. Перед ним чиссы разъединили ее и Кеннто, разместили в разных каютах и несколько часов продержали в одиночестве, будто подозреваемых в каком-то страшном инциденте. Кар’даса Мэрис не видела с самого утра. Волнение за него нарастало. Равно как и волнение за Трауна, улетевшего в длительный патруль несколько дней назад. Чиссы явно копали под него: адмирал, его непосредственная начальница, так неожиданно прилетевшая сюда, и брат… родной брат Трасс. Как он может так поступать с Трауном? Почему не защищает, а пытается подставить под удар? Прозвучала короткая команда, и Мэрис, сопровождаемая конвоем из двух чиссов, остановилась посреди широкого коридора. Перед ними появилась высокая и статная фигура синдика Митт’рас’сафиса. Жестом чисс приказал следовать за собой. Вскоре Мэрис переступила через порог того самого отсека, в котором они с Трауном проводили беседы один на один. Отсека, так похожего на переднюю площадку визуального наблюдения на «Реющем ястребе», но за широким иллюминатором открывался вид на стыковочный док, расположенный внутри базы-астероида. Конвой остался за дверьми, и Мэрис почувствовала себя очень неуютно в присутствии Митт’рас’сафиса. Достаточно сдержанный и более или менее приветливый в присутствии брата, сейчас он походил на бесстрастную ледяную скульптуру, в алых глазах которой горело неугасимое пламя. — Марис Фераси, — прозвучал его низкий голос. — Не уделите мне немного времени? — Синдик Мит’рас’сафис, — Мэрис почтительно склонила голову, помня этикет чиссов. — К вашим услугам. Митт’рас’сафис прошелся вокруг нее, придирчиво осматривая, отчего неприятный холодок пробежал по спине. Мэрис был хорошо знаком этот взгляд. Так мужчина оценивает женщину — ее внешнюю привлекательность, округлость форм, красоту или… выискивает изъяны. Ей стало не по себе и захотелось поскорее покинуть общество чисса, становившееся все более неприятным и напряженным. Мэрис непроизвольно подтянула длинные рукава кое-как ушитого под ее фигуру летного костюма Рака. — Что мой брат нашел в вас? Негромкий голос, полный презрения и яда, неприятно ударил по барабанным перепонкам, словно тихое рычание готового к прыжку ворнскра. — Не понимаю, о чем вы, — недоуменно произнесла она, не смея шелохнуться, но понимая, что в случае чего придется давать отпор и всеми силами защищать Трауна, ведь то таинство, что произошло между ними, оба пообещали никому не разглашать. — Вы напряглись, — отметил Митт’рас’сафис, заходя Мэрис за спину. — Вам знакомо вот это? Повернувшись, она увидела в руках чисса моток веревки. Той самой, которой Траун связал ее. В душе шевельнулся страх. Трасс знает все. Это видно по горящим багряным пламенем глазам, по поджатым губам и напряженным скулам, по потемневшей коже. Но была еще одна эмоция, которую Мэрис скорее уловила сердцем, нежели увидела на красивом, будто высеченном из лазурита лице. Ревность. Разрушительное и опасное чувство, которую, казалось, не должен испытывать мужчина по отношению к другому мужчине. То же самое испытывает и Рак, с тех пор как узнал о разговорах с Трауном с глазу на глаз. Мэрис долго пришлось объяснять ему, что между ней и Трауном ничего не было и быть не может, пока тот более или менее не успокоился и не перестал причитать. Все тайное рано или поздно становится явным. Судя по всему, от Митт’рас’сафиса скрыть маленький секрет не удалось. Но что здесь такого? Траун сам говорил, что искусство khimbaekae есть способ достижения доверия между чиссами, так почему бы и… — Вы осквернили эти веревки, Фераси, — прошипел Митт’рас’сафис. — Вы осквернили моего брата.***
Трасс смотрел на человеческую женщину с ненавистью. Никогда еще страх за брата не был настолько силен. Если вскроется, что священное искусство khimbaekae осквернено инородцем, то Трауна будет уже не спасти. Это подрыв, нарушение не только военной доктрины ненападения, но и жестких уставов всего чисского общества. — Синдик Мит’рас’сафис, — ее звонкий, дипломатичный голос тяжело сочетался с расширенными от страха глазами. — Я не хотела осквернить искусство khimbaekae. Вот оно что! Человеческая девушка даже произнесла это слово без запинки, но из ее уст оно будто облилось грязью. — Послушайте меня, Трасс, — ее тон стал мягче, и в нем слышалась мольба. — Мит’рау’нурудо… Траун… Он другой. Не похож на вас, на чиссов. Он искал доверия. Я не знаю, почему он позволил мне прикоснуться к веревкам. Не представляю, что чувствовал, связывая меня. Он Жоржу доверяет больше. Вы сами поняли это на допросе, — в ее словах звенела обида. — Я ведь для него только объект изучения. Доверчивый человек, которого он использовал, чтобы узнать больше о нашей расе и нашем обществе. Прошу прощения, если бы я знала раньше, во что это выльется, то отказалась бы. Я всего лишь хотела узнать побольше о культуре чиссов. Трасс холодно взирал на Фераси. Девушка не боится веревок, но не вполне понимает, зачем нужно khimbaekae, сути так и не уловила. Эх, братец, братец! Вечно строит из всего загадки, плетет интриги и умело манипулирует. Неужели девушка не чувствует симпатии с его стороны? Или он, как всегда, умело скрыл свои чувства от нее. — Занятно, — задумчиво молвил Трасс, смягчившись, и положил веревку на стол. — Весьма и весьма занятно. — Почему вы подставляете Трауна? — сжав кулаки, она сделала было шаг по направлению к нему, но Трасс поднял руку в останавливающем жесте. Удивительно, чувствуя обиду, Фераси пытается защитить брата. Совсем как Кар’дас, но им не удалось так ловко манипулировать, чтобы вызвать горечь: ощущение использованной игрушки. Как брат повлиял на сознание людей, что они готовы защищать его и при этом подставляться самим? — Безопасность Доминации чиссов превыше любых личностных взаимоотношений, даже родственных, — уклончиво ответил Трасс. — Но тогда почему вы испытываете ревность? Ко мне, к Кар’дасу, к нам всем? — человеческая женщина непонимающе развела руками. Смелый вопрос. Душу, полную негодования, будто обволокло деликатное тепло. Фераси четко уловила его состояние и обезоружила так ловко, как коннеровская сеть небольшой корабль. — Простите мою прямолинейность, синдик, — тихо произнесла Фераси, сообразив, что натворила, и приблизившись к нему. К тыльной стороне ладони прикоснулись горячие и нежные пальцы. Трасс брезгливо отдернул руку и недобро сверкнул глазами. — Конвой! — громко приказал он, человеческая женщина испуганно попятилась, а в помещение тут же вошли чиссы. — Отведите Фераси в ее каюту и выставите караул. Люди не должны бродить по базе без присмотра. Выполнять! Подойдя к створкам двери, Фераси на миг задержалась и обернулась. На ее губах играла теплая улыбка, а большие небесно-голубые глаза были полны сочувствия. Едва автоматическая дверь закрылась, Трасс шумно выдохнул и опустился в кресло. Злость постепенно затухала, ненависть улетучивалась. Оставив его беззащитным, Фераси не нанесла ответный удар, как это сделал бы любой оппонент. Трасс принимал участие в таких поединках на политической арене. Вместо этого Фераси проявила сочувствие и попыталась оказать поддержку. Вот, что значило горячее прикосновение! Человеческая женщина не враг ему. Трасс обхватил голову руками и закрыл глаза, приходя в себя и восстанавливая ментальную защиту. Фераси поступила с ним… по-человечески так же, как с братом. Что это за существа такие эти люди? Откуда у столь варварской расы столько незримого благородства? Одернув камзол, Трасс понял, что больше не чувствует ненависти к людям и, что самое важное, ревности к Фераси. Скорее благодарность за проявленную деликатность. В своем отношении к другим чиссам Траун очень похож на людей. Быть может, его поэтому тянет к ним? Как бы то ни было, Трасс намерен избавится от их присутствия. Он добьётся, чтобы в ближайшее время их переправили за пределы Доминации. А с Трауном следует провести серьезный разговор, и в следующий раз ему не удастся увильнуть, переворачивая факты вверх ногами и изящно манипулируя. Трасс обязан уберечь брата от гнева Правящих семей и привязать к себе так крепко, как только сможет, чтобы у него не было желания вспоминать об искусстве khimbaekae наедине с человеческой женщиной.