Красота

Иногда он подолгу смотрит и не может отвести взгляда. Просто молча стоит — и не в силах найти слова. В груди что-то теснится, и хочется кричать, говорить с ним, хочется упрекать его в долгой разлуке — боже, два года, Баки! Хочется обнять крепко, обнять его плечи, потом встать перед ним на колени и ноги его обнять. Боже, семьдесят лет, Баки… только прости меня. Но все, что он способен произнести вслух при этом: — Ты такой красивый. Я так… Его друг изменился. Стал замкнутее и горше. Он не то чтобы раньше был душой нараспашку — казался таким, ну да… Но Стив знал его лучше. Теперь Баки не верил больше никому, даже Стиву. Пришлось его разубеждать. Мне достаточно твоего слова — против гнева целого мира. Я все еще знаю тебя. Мне довольно твоего плеча по соседству с моим — против твоих сомнений. Что бы ты сам ни думал — ты стоишь этого. Да. — Я скучал по тебе. Ты и не представляешь, я так… Есть, конечно же, вещи, которые Стив не скажет. Не признается, как любовался он Зимним Солдатом, к примеру. Грациозным и смертоносным. Этим чистым лицом без печати сомнений и горя: в ясных серых глазах находили пристанище только ярость, азарт или страх. Стиву все еще помнится взгляд — тот, досадливый, брошенный на него из кабины взлетающего вертолета. Да, там была досада. А еще — словно нежность внезапная, умиление его, Стива, упорством. Уважение воина, злое веселье, увлеченность в глубине глаз. «Баки, знал бы ты, как ты мне дорог, любым», — вот что Стив бы хотел сказать. Вот что он говорит: — Ты стал еще красивее, Бак. Все, что он в состоянии произнести, ведь ему недоступно больше: вслушиваться в слова, вчитываться в его действия, вглядываться в его жесты. Нет их. Все, что Стиву осталось — смотреть на черты лица. Повторять: «До чего ты красив, Баки». В мертвой своей бездвижности, безмятежности. В ледяном своем сне… Цепляться хотя бы за внешность, за его красоту. Стив касается бронированного стекла капсулы, судорожно вздыхает, обрывая свой вздох до того, как сорвется на всхлип. Сколько лет еще нужно ждать? Сколько лет еще силой удерживать в памяти то, как единственный раз в новом веке выдалось целовать эти губы — перед заморозкой, прощаясь до лучшего времени? Сколько еще повторять… — До чего ты красивый, Бак. Как я люблю тебя.