Водораздел меж двух рек

Джон даже в холл не успел зайти. Он остановился перед дверью этажа, сам не понимая, что его встревожило. Старые армейские инстинкты говорили: что-то не так. Устройство, считывающее карточки сотрудников, выглядело как обычно, но… Почему счётчик входящих на этаж показывал «3», на единицу больше обычного? Интуиция Джона прежде никогда не подводила. Подобравшись, словно перед броском, он провёл карточкой по устройству и оказался внутри просторного холла. В любой другой день секретарша Эмилия улыбнулась бы ему и пожелала доброго утра, а потом сказала бы: «Мистер Финч ждёт вас». Большая стрелка часов с тихим щелчком передвинулась бы на цифру 12, и Финч сам бы открыл дверь — потому что знает, что Джон придёт именно в эту минуту. Финч бы сказал: «Вы как всегда вовремя, Джон», — сказал бы удовлетворённо, потому что любит пунктуальность, и Джон это знает. Сегодня, как оказалось, не такой день. Эмилию трясло, её обычная ровная накрашенная улыбка была нервно скошена набок, пальцы сминали документы на столе. У Джона в голове завертелось несколько вариантов объяснения подобного поведения, и все они были мрачными. — Где Финч? — Джон попытался рявкнуть шепотом, и это ему почти удалось. Эмилия дрожащей рукой указала на дверь кабинета. Она была приоткрыта — Финч никогда бы такого не допустил. Джон достал пистолет, жалея сейчас, что не поднялся раньше. Если бы не эта их с Финчем глупая игра… Он ворвался в кабинет, на ходу взводя курок. — Мистер Риз!.. — услышал он предостерегающий голос Гарольда и в тот же миг увидел своего босса. Рядом с ним мелькнула какая-то тёмная тень, и тут Джон ощутил удар под дых. Он схватил противника за руку, и запястье ему показалось слишком тонким. — Ну уж нет, — прохрипел Джон, пытаясь скрутить незваного гостя. Однозначно девушка — но чертовски ловкая. Как угорь. Её лицо было скрыто маской, глаза — плотными очками для плавания под водой. Похоже, чья-то наёмница. Рука Джона скользнула по ладони с пистолетом, но так и не смогла его вырвать. Видимо, наёмница отчаялась победить Джона и поэтому вырвалась из его захвата, прицеливаясь в Финча, который по-прежнему стоял где-то там, у окна… наверняка даже не удосужившись спрятаться… Джон бросился наперерез. Раздался выстрел. Кулак Джона в ту же секунду врезался в хрупкую челюсть, но удар вышел смазанный, вполсилы. Те короткие мгновения, пока Джон падал, в голове проносилось лишь паническое «попала ли она в Финча?..». Он вскочил и успел увидеть, как чёрная фигура исчезла в окне, рядом с которым стоял Финч — живой и невредимый, хоть и явно шокированный происходящим. Джон кинулся к окну и перегнулся через подоконник — однако было слишком высоко, чтобы что-то разглядеть. Даже кругов на воде не увидишь с этакой верхотуры. Финч тронул его запястье жестом признательности, пока Джон напряжённо всматривался, щуря слезящиеся от сквозняка глаза. Вокруг насколько хватало взгляда — сплошная синева океанской воды с прямыми стволами небоскрёбов, похожими на голые деревья. Сходство увеличивали Перемычки — жилые мосты меж стволами этих деревьев. Внизу — редкие корабли и лодки. Не забыла бы полиция проверить каждую… — Спасибо, — наконец произнёс Финч, поправляя галстук и, видимо, приходя в себя. — Вы не представляете, как я… Джон. Он едва ли не впервые назвал его по имени, и Джон повернулся к нему. Но Финч, кажется, всё-таки растерял дар речи. Он в смятении поправлял очки, явно не зная, как продолжить. — Всё в порядке, Гарольд, — ответил Джон. — Это моя работа. К тому же Нью-Йорку было бы несладко без одного из своих мэров. Финч слабо улыбнулся, и его пальцы прощально скользнули по рукаву пиджака Джона; после он вздохнул и весь сразу как-то подобрался, посуровел. Словом, стал из просто Финча мистером Финчем, мэром объединенных Манхэттена и Бронкса, а в народе попросту Нью-Амстердама. Сняв трубку телефона, он нажал на несколько кнопок. — Здравствуйте, офицер, — ровно сказал он. — Это Гарольд Финч. Хочу сделать заявление. Да. На меня сейчас совершили покушение. У Джона при этих словах снова самопроизвольно сжались кулаки. * Утреннее расписание Финча мгновенно полетело в тартарары: бестолковые полицейские ходили по кабинету кругами, собирали по несколько раз улики и допрашивали малочисленных свидетелей так, словно только что из Академии вышли. Джон, все эти часы мрачно следивший за ними, в который раз проклял тот негласный порядок, по которому в Нью-Йорк ссылали проштрафившихся и бесполезных. Иногда казалось, что этот город принадлежит одним только неудачникам. Было слышно, как Эмилия за стеной рассказывает об «ужасной женщине с огромным пистолетом». Эмилия путалась в фактах, говорила больше про свой испуг и про то, что она предчувствовала неприятность — больно высоко сегодня, по её мнению, стояла вода. Джон, слушая всё это, не мог отделаться от предательской мыслишки, что секретарш её красоты и ума держат в офисе для определенных целей. Однако Финч никак не вязался с образом такого босса, Джон за прошедшие пару месяцев успел его неплохо изучить. Тот поймал взгляд Джона и мягко улыбнулся. Выглядел Гарольд уставшим. Решившись, Джон приблизился и заговорил вполголоса, пока полицейские сворачивали свою деятельность: — Я советую, — начал он, — усилить вашу охрану. Сегодня вы выжили во многом благодаря удаче. Финч покачал головой. — У семи нянек, как известно… Нет, Джон. Если я жив благодаря удаче, то определённо родился в рубашке. Это уже третье покушение на меня. Первые два вы не застали. У Джона брови поползли вверх. — И вы скрыли от меня эту важную информацию? Как ваш телохранитель я имел право знать. — Безусловно. И это было крайне неосмотрительно с моей стороны. Финч вздохнул и, сев за стол, печально окинул взглядом хаос вокруг. Полицейские ушли, оставив после себя запах не самого лучшего табака и головную боль. — Вот что мы с вами сделаем, Джон, — начал Гарольд. — Я помню, у вас был знакомый детектив… Джон кивнул. Картер считалась одной из лучших, и не без причин. Удивительно, почему участок не прислал её?.. — Если бы вы сами осмотрели мой кабинет, а потом поговорили с ней насчёт помощи в поимке… этой женщины, я был бы очень вам благодарен, — тут Финч кинул быстрый взгляд на Джона. — А потом жду вас у себя дома. Я всё-таки должен отблагодарить вас. Джон согласился по двум причинам: отчасти ради безопасности Гарольда, а отчасти потому, что тот нравился Джону — чисто по-человечески. К тому же он был одной сплошной тайной — а тайн Джон не терпел. Ещё в ЦРУ он понял — чем больше знаешь о людях вокруг, тем вернее останешься жив. Воспоминание о работе в ЦРУ неприятно кольнуло туда, где ещё красовался шрам от выстрела бывшей напарницы, Кары. Если бы Джон заранее знал… Он дёрнул головой, выгоняя из неё неприятные воспоминания, и в который раз за сегодняшнее утро выглянул за окно. Следов наёмницы даже не было видно, а вот вода действительно стояла выше обычного… Если подтянуться, можно без труда проникнуть в одно из окон, минуя охрану. — Финч, — задумчиво сказал Джон. — Вы не помните, какой у неё был пистолет? Обычный, наземный? Гарольд поставил упавший письменный прибор на его законное место и потёр подбородок. — Не могу сказать. Вы намекаете, что она могла бы быть?.. Джон медленно кивнул, вспоминая их короткую драку. Он несколько раз хватал её за руку, и кажется, она была влажной — как если бы женщина недавно вылезла из воды. Конечно, это ни о чем не говорило: убийце легче добраться незамеченным вплавь, но обстоятельства всё равно подозрительные. К тому же её очки походили на те, в которых плавают под водой. Пулю уже забрали из стены, можно потом поговорить с Картер. Наверняка она опять пошутит про рыбу… Джон хмыкнул, когда память услужливо подкинула момент их первой встречи. — Эй, — крикнула женщина. — Ты знаешь, что в Нью-Йорке запрещены незарегистрированные плавательные средства? Джон пожал плечами, обозревая свой плот. По правде, ему было наплевать. Он терпеливо ждал, отводя с лица спутанные отросшие волосы. Скажут убираться — поплывёт в поисках суши. Отнимут плот — ну так пойдёт камнем ко дну. Может, оно было бы и к лучшему. Женщина осветила прожектором его лицо, и Джон успел увидеть сверкнувший бликом значок офицера полиции. Она долго рассматривала Джона, и наконец лицо её смягчилось. — Иди сюда, — сказала офицер, словно он вот так легко послушается. Джон выжидал, пока она, покачав головой, не подплыла к нему сама на патрульной лодке. Дальше произошло уж совсем неожиданное — она протянула Джону вяленую рыбу. — Теперь уплывай, — скомандовала женщина.— И патрулям не попадайся. Увижу в своём участке — три шкуры спущу! Конечно, вскоре она его встретила снова — и разумеется именно в участке. Только произошло это совсем не так, как она предполагала… — Джон, — окликнул его Финч, возвращая к реальности. — Вы правы. Найдите, пожалуйста, ещё пару телохранителей. Вам в конце концов нужен отдых. Он был самым странным работодателем из всех, что встречались Джону. Безукоризненно одетый, неизменно вежливый, Гарольд с самого начала относился к Джону как к другу. Он не требовал — он просил, но его просьбы высказывались так, что хотелось их выполнить. Иногда Джону казалось, что во время выборов, когда в городе была полная неразбериха из-за загадочной смерти предыдущего мэра, Финч встал за трибуну и просто попросил проголосовать за себя. И все послушались. Джон бы не удивился, если бы в действительности всё так и происходило, и как раз это его настораживало. Люди, обладающие подобными способностями, обычно знают о них. И Финч наверняка был в курсе, раз сумел добиться кресла мэра. Одного из кресел. Когда рабочий день подошёл к концу, Джон не стал прощаться с Гарольдом — всё равно они вскоре увидятся. Нужно было выцепить Картер из участка, прежде чем она пойдёт домой, но перед этим Джону требовалось кое-что сделать. Он заглянул домой — в свою так называемую «квартиру» в Перемычках, предоставленную ему Финчем. Не бог весть что, но лучше, чем жить на лодке или плоту. Эти жилые мосты между башнями бывшего Торгового центра были достаточно крепкими, но при сильном ветре отвратительно скрипели всеми своими металлическими крепежами. Для того чтобы просто спать ночью, требовалась привычка, которую Джон только начал приобретать. Дома он быстро переоделся в костюм попроще, чтобы свой обычный сдать в стирку и на глажку. Электричество в затопленном Нью-Йорке было запрещено везде, кроме рабочих зон и зон отдыха — то есть самих небоскрёбов, и к эдакой несправедливости привыкнуть оказалось гораздо сложнее, чем к нескончаемому скрипу мостов. Поэтому Джон бо´льшую часть дня проводил в бывшем Торговом центре, одном из них — тут и офис Финча, и полицейский участок, и кафе. Да и дом Финча тут же, на крыше, далеко ходить не надо. Первое время Джона это скорее раздражало, а сейчас он понимал: в том, что всё настолько близко, есть свои преимущества. Одно из них — легкость, с которой можно найти нужного человека. В полицейском участке сегодня было на удивление тихо, несмотря на покушение. Джон подозревал, что здешних полицейских заставит действовать разве что вынырнувший из глубин кракен. Джоселин, впрочем, не поднимала глаз от каких-то папок — наверное, расследовала разбойные нападения, которые в последнее время происходили всё чаще. — Везде ищу тебя, — сказал Джон, подойдя к её столу. — Очень смешно, — отозвалась Картер. — Подожди снаружи, я сейчас закончу. За дверями участка кипела обычная вечерняя жизнь. Жители лодочных общин вовсю пользовались доступом на первые надводные этажи и с удовольствием, вполне понятным Джону, просто гуляли туда-сюда. Иметь твёрдый пол под ногами, который не качается, подчиняясь волнам, — это почти роскошь в Нью-Йорке. И кто мог бы предположить, что город после полного затопления ещё десятки лет будет жить как ни в чём не бывало?.. Джон даже мог сказать, как всё это начиналось. Он тогда был ещё ребёнком, но смутные образы сохранились в закоулках памяти: толчок, как при землетрясении, казавшийся отголоском чего-то более сильного, новости по телевизору и первая эвакуация. Их город был в безопасной зоне, когда упавший с небес метеорит высвободил неведомые до той поры подземные океаны. В масштабах планеты затопление было не очень сильным, но береговые линии континентов заметно изменились, а уж сколько жизней унесла эта катастрофа… И — сколько принесла новых. Джон бы мало удивился, узнав, что сегодняшняя неудавшаяся убийца — из подводного народа. Он уже предполагал, что так и окажется. Как они появились — никому не было доподлинно известно, но слухи ходили всякие, в том числе и про иноземную жизнь с того самого метеорита. Эволюция — процесс малоизученный. Может, где-нибудь в далёкой планетарной системе возможно быстрое превращение простого органического соединения в человекоподобный вид, но Джон считал это слишком уж притянутым за уши. Наверняка всё было проще, но об этом вряд ли узнает кто-нибудь из ныне живущих. — О чём задумался? — окликнула его Джоселин. Джон обернулся — она надевала куртку. — Я думал, мы поговорим здесь, — нахмурился он. — Надо кое-что обсудить. — В кафе? Сейчас там ни одного свободного столика не будет. Можно взять лодку и рыбные сэндвичи. Только давай быстро, Тейлор дома ждёт. Она, не дожидаясь согласия, уверенно пошла вперёд, к лестнице. Джон только головой покачал, застёгивая пальто. Джоселин Картер была, пожалуй, одной из лучших встреченных им женщин. Может, стоило бы и приударить за ней, но Джон совершенно не был готов к новым отношениям. После Джессики… Нет, он не будет думать об этом. К тому же для Картер, кажется, не существовало никого, кроме сына. Джон догадывался, что она мечтает получить перевод на сушу, и мысленно ей сочувствовал: что молодёжи делать здесь, в умирающем городе? А что город умирает, сомневаться не приходилось: Нью-Йорк оставался портом и центром связи с крупнейшим поселением Водных, но как только появится новый порт, необходимость поддерживать этот отпадёт. Не обязательно быть крысой, чтобы убегать с тонущего корабля. Картер заговорила, как только они отплыли подальше от небоскрёба и ближайших кораблей. Джон грёб, а она ела сэндвич, остро пахнущий рыбой и приправами. Тусклое мартовское солнце уже почти потонуло в океане, и стало холоднее. Джоселин свободной рукой поправила на шее шарф. — Впервые за день, — пояснила Джоселин, махнув в его сторону сэндвичем. — Пришлось разбираться с документами. Эти месячные отчёты… Так что ты хотел, Джон? Наверняка же не просто покатать меня на лодке и посмотреть на закат. — Не просто, — согласился он, положив вёсла. — Хотел поговорить о Финче. — Да, переполошили вы звонком участок… И что тебя интересует? Джон, не удержавшись, хмыкнул: переполошенным сегодня никто из полицейских, на его взгляд, не выглядел. — Не будь к ним слишком строг, эти ребята в жизни не подались бы в Нью-Йорк по собственной воле, — она совершенно правильно истолковала изданный Джоном звук. — По-настоящему хотят быть здесь разве что твой босс да второй мэр, Карл Элаис. Картер протянула Джону второй сэндвич. От развёрнутого пакета шёл лёгкий пар, греющий замёрзшие руки. — Интересно, — отозвался Джон. — И по каким причинам? Картер нахмурилась. Очевидно, дело было в непроверенной информации или слухах, которые она очень не любила. — Сложно сказать, — расплывчато начала она и тут же поджала губы. — Про Элаиса говорят разное, и подтвердить ничего не удаётся. Но что он хочет усилить свои позиции в городе — это такая же правда, как то, что с каждым годом мы всё сильнее уходим под воду. Джон взял эту информацию на заметку. Элаис вполне мог быть возможным заказчиком. — Хорошо, — ответил он, всё ещё грея руки сэндвичем. — А что насчёт Финча? — Сам скажи, ты с ним встречаешься каждый день. Видела досье, очень «чистое», даже слишком, если хочешь знать моё мнение. Родился здесь же, может, потому и хочет остаться. — Три покушения, — напомнил Джон. — Мне кажется, здесь и Водные замешаны. — С чего ты взял? Теперь уже Джоселин была заинтригована — настолько, что наклонилась вперёд. — Влажная одежда. Очки для плавания. И мне бы очень хотелось узнать отчёт баллистиков, потому что он может подтвердить мои подозрения… — …А может и опровергнуть. Зачем Водным очки для плавания? Они прекрасно видят под водой. — Много ли мы про них знаем? Если они — результат мутации, то не у всех она могла пройти успешно. — Джон, ты несёшь чушь, — уверенно сказала Картер. — Сколько ты здесь, два месяца? Я — пять лет. И мы не первый день общаемся с нью-йоркскими русалочками, уж поверь. — Я тоже знаю их, — отрубил Джон с неожиданной злостью в голосе. — Встречались мне на пути, еле выжил. Так что нельзя недооценивать врага. Она посмотрела на него тревожно и покачала головой. — Для тебя все враги, Джон. «Вовсе нет, — хотелось ему возразить. — Ты мне совсем не враг». Однако что-то помешало произнести эти слова. А она продолжала: — Ты ничего не говоришь о себе, о своём прошлом, но собираешь информацию обо всех, с кем сталкиваешься здесь. Я уже близка к тому, чтобы заподозрить в тебе шпиона или агента ЦРУ на задании. Она шутила. Почти. — Я не шпион. Ты же помнишь, как впервые меня встретила. — Сложно забыть, — отозвалась она. — Ещё лучше помню тот день, когда ты появился в участке при Финче. Раньше никогда не имела возможность увидеть бродягу в костюме от… Что у тебя за костюм? — Не представляю. Не я выбирал. Картер улыбнулась. — Тогда у Финча хороший глаз. Неужели даже не обмеривал? Джон никогда об этом не задумывался: костюм появился сам собой, так же как и туфли. Вовсе не было удивительным, что Финч с его отличным вкусом не промахнулся в подборе подходящего костюма, но определить размер с такой сверхъестественной точностью… Джон даже не знал, какие эмоции сейчас были в нём сильнее: неприятное удивление отчего-то мешалось с лёгким азартом. Словно теперь они с Финчем играют в другую игру, на уровень выше. Тот, может, и измерял Джона взглядом в прямом и переносном смысле, но Джон тоже не намерен сдаваться. — Ты неисправим, — сказала Картер, до того внимательно наблюдавшая за его лицом. — Финч, возможно, один из редких достойных людей здесь. — И кому тогда он мог помешать? — Элаису же. Я подкинула тебе рабочую гипотезу, вот иди и работай её. — А что будешь делать ты? — С меня отчёт баллистиков, — она вздохнула, сминая ещё пахнувшие едой пакеты. Джон даже не заметил, когда успел съесть свой сэндвич. — Я иногда жалею, что тогда накормила тебя, — сказала Картер внезапно. Впрочем, досада её была шутливой. — Теперь, кажется, мне всегда придётся это делать. — Ну, однажды случится наоборот. — Надеюсь на это, — сказала она с улыбкой, и у Джона потеплело на душе. Когда они расстались у мостков Торгового центра и Джон поднялся к Финчу, солнце уже едва виднелось над океаном. Джон провёл по считывающему устройству карточкой, которую до этого ни разу не использовал, и вышел на крышу, оказавшись прямо перед домом Финча. Здесь было холоднее, чем внизу; ветер задувал под полы пальто, и хотелось побыстрее оказаться в тепле, там, где уютно и пахнет… мясом? Джон принюхался — действительно. — Я боялся, что вы придёте позже, — раздался голос Финча. Он приоткрыл дверь и приветственно махал чем-то вроде шумовки. — Заходите же, Джон. Второй раз за сегодня назвал по имени, прямо мистика. Джона в прихожей буквально окатило запахом тушёного мяса, и тут-то он осознал, насколько давно его не ел. Живот мгновенно свело, будто и не было полчаса назад никакого сэндвича. Финч провёл его на кухню. Сейчас он был очень… домашним, одетым в более простые брюки и рубашку, да ещё и с фартуком в красный горох сверху. Джон как увидел этот фартук, пару секунд пялился, пока изумление не отпустило. — Вы сами готовите? — спросил он непринуждённо. Финч, каким его знал Джон, никак не вязался ни с фартуком, ни с готовкой. — Иногда, — отозвался тот, открывая духовку. — Хм, кажется, почти готово. Вы не могли бы помочь мне с нарезкой овощей? Они готовили простой салат, стоя совсем рядом и едва не соприкасаясь локтями, из духовки в это время восхитительно пахло мясом, которое здесь, в Нью-Йорке, было настоящим деликатесом. В воздухе вместе с этим ароматом витало и умиротворение, которое Джон ощущал слишком отчётливо, чтобы ему полностью отдаться. Финч отложил в сторону нарезанные овощи и потёр тыльной стороной ладони вспотевший лоб. — Вот и всё. Теперь скажите, что вы пьёте?.. Это было странное завершение странного дня. Джон весь ужин поглядывал на Финча: что значила такая доброта, только ли благодарность? Может, теперь он чего-то потребует своим просительным голосом, которому нельзя отказать? Джон отпил виски, сердясь на себя за то, что не мог полностью расслабиться даже в такой располагающей обстановке. — Я рад, что встретил вас, — вдруг сказал Финч. Он смотрел на Джона сложным, нечитаемым взглядом. — Редко удаётся найти людей с настолько обострённым чувством справедливости. Кажется, он говорил искренне. Чуть наклонившись вперёд, он мягко улыбнулся — улыбкой усталого доброго человека, и Джон вдруг устыдился своих подозрений. — Я знаю, вас беспокоит, что… — Финч подбирал слова, — …что я слишком много о вас знаю. Но это останется между мной и вами. И карточку доступа можете не возвращать. Вы вольны приходить ко мне в любое время. — Спасибо, — ответил Джон, — но на самом деле меня больше беспокоит не это. — А что же? — Вы. Джон вряд ли бы сказал правду, если бы не виски, который так приятно горячил нутро. Но Финч будто бы ожидал подобного ответа. Он хмыкнул, ставя свой стакан на стол. — Тогда изучайте меня, мистер Риз, — сказал он просто. — Так легко позволяете? — Джон откинулся на диван, вертя свой стакан в руках. — Тогда… какую любите музыку? — Классическую, — Финч видимо оторопел. — Но отвечая вам, я имел в виду… — А любимые животные? — Джон развеселился. — Вы не запрещали задавать прямые вопросы, Финч. — Собаки. У меня был пёс когда-то… Мистер Риз, вы же понимаете, что я не на все вопросы смогу дать ответ. — Думаю, да. Свой любимый цвет вы бы вряд ли выдали. — Если так уж хотите знать, то синий. Джон ухмыльнулся: — Учту. Пока Финч молчал, пребывая в смятении, Джон окинул блуждающим взглядом комнату. Обставлена со вкусом, в приятной оливково-серой гамме. У стены стоял диван и рядом с ним торшер — наверное, там Финч читал. Ни на одной стене не было фотографий, на всех столах — тоже. Одна только картина висела над электрическим камином — тёмный фон и оранжевые с коричневым подсолнухи. — Ван Гог, — Финч проследил за его взглядом. — Репродукция. — Как же так, вам не удалось достать оригинал? Тонкие губы Финча приподнялись. — А зачем? Я всё равно не смог бы обеспечить оригиналу достойные условия хранения. Живопись лучше любить в предназначенных для этого местах — в музеях. Что-то подсказывало Джону, что Финч не только любовь к картинам откладывает в долгий ящик, тщательно маринуя до нужного момента. Его гостиная была слишком строгой, слишком обезличенной, будто Финч любые эмоции надёжно запирал в себе, не позволяя им проявляться даже в деталях интерьера. Окольными путями этот замок не взломать, надо идти напролом. — Финч, вы ведь знаете, кто раз за разом заказывает ваше убийство, — сказал Джон непринуждённо. — Поделитесь своими подозрениями. Однако Финч очень натурально удивился: — Знаю? Откуда, мистер Риз? Так же, как и вы, не имею ни малейшего понятия. — Тогда расскажите мне о покушениях. Финч замялся. — Вы уверены, что стоит портить… Джон вздохнул. — Вы меня позвали, чтобы отблагодарить за спасение вашей жизни. Как я смогу спасать вас дальше, если не буду знать деталей предыдущих покушений? В ваших интересах мне всё рассказать. Финч поскучнел и отставил в сторону бокал с вином. А потом начал рассказывать голосом, в котором практически не было эмоций: — В первый раз это произошло во время моей деловой поездки к мэру Фаско. Мы — я и мой телохранитель, который управлял лодкой — вошли в воды между боро, где в тот час практически не было кораблей. Кроме одного. Мы проходили рядом с бортом, потому что я захотел взглянуть на одну из своих морозящих установок: мне показалось на слух, что в ней появился нехарактерный стук. Я ещё тогда удивился, почему корабль совсем рядом с ней, это ведь запрещено. Джон покивал. — Умно. — На меня и Джима — вашего предшественника — напали на корабле. Не женщина, нет — тогда это был мужчина. Я отделался ушибами, Джим… ему пришлось уйти в отставку. Во второй раз было схоже, но нападение уже совершили из воды. — И как давно случились эти покушения? — Первое — около полугода назад, не могу сказать точно… Второе — где-то в середине декабря. Финч, помнил Джон, был мэром уже пару лет. Их избрали одновременно с Элаисом, а Фаско присоединился чуть позже. Картер уже успела рассказать ему историю с избранием последнего: жители Бруклина долго не могли выбрать подходящего кандидата, и когда простой полицейский поймал доконавшего весь Нью-Йорк маньяка-грабителя, радостно дали ему власть над Бруклином. Фаско, кажется, угрозы для Финча не представлял, но взглянуть на него стоило. — Спасибо за сведения, — Джон выпил залпом остатки виски в своём стакане. — Вы очень хорошо готовите, Финч. И виски у вас отменный. — Приятно слышать. Кажется, он действительно был польщён. В который раз Джон задумался о том, что, скорее всего, у Финча никого больше нет — ни любимой женщины, ни даже питомца. Этим он напоминал Джону его самого, и хотелось бы знать: потерял ли и Финч кого-то в своей жизни, чью утрату не смог восполнить? Или же случилось что-то другое?.. Но как бы там ни было, сейчас Финч явно искал в лице Джона друга, которого ему, видимо, очень не хватало. И Джону была приятна эта пусть и не совсем откровенная, но попытка довериться. Спустя какое-то время Финч откроется, показав скелеты в своём шкафу, а они есть у каждого, Джон знал это по своему жизненному опыту. — Гарольд, — сказал Джон, — всё будет хорошо. Слукавил, конечно: тот, кто желает смерти Финчу, так просто не отстанет. Но сейчас случай требовал подбодрить. Финч улыбнулся — и губами, и глазами. — Может, выйдем на крышу? — предложил он. Джон согласился, пожав плечами. Они вышли наружу, на отрезвляющий холод. Финч накинул на плечи пальто, Джон же остался как был, в пиджаке. Они стояли у высокого ограждения и смотрели на Нью-Йорк, отсюда ещё меньше напоминающий город. — Вы бы смогли жить в месте, которое когда-то причинило вам сильную боль? — неожиданно спросил Финч, и Джон мысленно улыбнулся: вот оно! Замочек начинает открываться. — Нет, — ответил Джон. — Я и не остался. Финч кивнул. — Наверное, это правильнее всего. — Что же вас держит в Нью-Йорке? — спросил Джон не удержавшись. Странно, Картер ведь упоминала, что Финч — один из немногих, кто рад жить здесь. — Многое, — последовал туманный ответ, и Джон чуть не скрипнул зубами. — Однажды я вам всё расскажу, просто не сегодня. Но вы можете задавать мне вопросы, — он блеснул глазами из-под очков. Джон не мог не признать, что ему нравилась такая игра, нравилась загадочность Финча — и интриговала, не без этого. Вся его личность была сплошной тайной, с которой хотелось снять обёртку и — рассмотреть со всех сторон. В голове возникли ненужные ассоциации, не желающие уходить, и они отчасти повлияли на заданный Джоном вопрос: — Что вы пьёте по утрам: чай, кофе? Никогда не удавалось разглядеть. Со стороны Финча раздалось хмыканье. — Сенча, один кубик сахара. Вот если бы я был на вашем месте, мистер Риз, я бы задал вопрос про то, что действительно интересует. — Так всё равно же не ответите. И вы неправы, Финч, я умею использовать полученные знания. На следующее утро Джон пришёл на работу ровно в восемь, как всегда, но в этот раз в его руке был стакан с крупной надписью «сенча». Взгляд Финча сполна возместил ему получасовую очередь в кафе. * За два месяца до этого дня Джон отхлебнул из горла. Виски оказался дрянной, но лучше ему здесь не найти, в этом паршивом, пропахшем морской солью городе. Не Нью-Йорк прошлого, а подделка, как этот виски. Плохой было идеей сунуться сюда, словно передряг ему на суше не хватало. Людей вроде бы меньше, а проблем — больше. Он растянулся на плоту, зачерпнув дырявым ботинком воды и не придав этому значения. Ему вообще всё было безразлично. Даже месть отошла на второй план, и плеск воды где-то невдалеке, созданный наверняка кем-то из поднявшихся на поверхность Водных, вызывал только глухое раздражение. Ненависть как костёр — гаснет без топлива. Джон равнодушно смотрел на тучи, натянутые на ночное небо чёрной вуалью. Вокруг была бы абсолютная чернота, если бы не фонари Водных — чёрт их знает, что там внутри, колдовство или гнилушки. Эти белые шары сияли повсюду, превращая воду во второе небо — только ярче. Романтика, грёбаная Венеция. Или как там это боро сейчас называется, Нью-Амстердам?.. Откуда-то раздались голоса — хриплые, каркающие. «Снова разбойники», — равнодушно подумал Джон, но всё-таки повернул голову, прикрыв глаза ладонью от слишком яркого свечения ближайшего шара. Он разглядел три лодки, которые окружили одну, крупную, даже вроде бы с мотором. Судя по крикам, завязалась драка. Джон не хотел вмешиваться, но что-то внутри заворочалось — тяжёлое, болезненное. После пепелища, оставленного ненавистью, странно было ощущать подобное. Наверное, совесть, подумал Джон. Подумал с опозданием, уже обрушивая тяжёлый кулак на одного из грабителей. Драка была недолгой, и разбойники вскоре валялись без движения; Джон их перекинул на лодки, в которых те приплыли. Он чувствовал на лице болезненные следы ударов — наверняка скоро будут синяки. А вот второму парню, дравшемуся с разбойниками, повезло меньше. — Найдите другого телохранителя, — хрипло сказал Джон, кивая на него — по виду чистый нокаут. Босс же — а это явно был босс, судя по костюму и общему виду — уже успел отойти от шока и поднял голову, чтобы рассмотреть Джона, на что Джон криво усмехнулся в бороду, не пытаясь убрать с лица отросшие волосы. — Я уже нашёл, — сказал этот «босс» уверенным, но ещё немного срывающимся голосом, необычно растягивая гласные. — Если вы не против, то я нанимаю вас. — А если я против? — Джону даже стало интересно, какой ответ он получит. Спасённый глубоко вздохнул — наверное, чтобы окончательно успокоиться — снял очки, критично осмотрел и, достав откуда-то платок, начал тщательно, неторопливо их протирать. Без очков он выглядел встрёпанным воробьём, с ними — учёным из какой-нибудь ну очень важной правительственной лаборатории. — Тогда разойдёмся. Но вы спасли меня, и я хотел бы оказать ответную услугу. Наверняка есть что-то, в чём я мог бы помочь. — Зависит от того, кто вы. — Мэр, — лаконично ответил спасённый и протянул ладонь для рукопожатия. — Можете звать меня мистер Финч. Джон покосился на руку и никак на неё не отреагировал. А «мистер Финч», чтобы замять неловкость, заговорил снова: — Никогда не знаешь, что случится с тобой в Нью-Йорке. В этом городе лучше не быть одному. Вы знаете, сколько людей было убито в прошлом месяце? Я помню это число, потому что половина убийств случилась в моём боро! — Ну так сколько? — Семеро, — «мистер Финч» вздохнул. — Четыре из них в Нью-Амстердаме. — Теперь уже вы мне предлагаете защиту? — Джон хмыкнул. — Сотрудничество на взаимовыгодных условиях. Я предоставлю вам жильё и работу, могу разрешить и пару щекотливых вопросов в случае чего, но моё условие — вы расскажете, кто вы и кем были. Больше мне ничего не нужно. Хочу, чтобы вы поняли меня правильно: я не могу быть полностью уверен, что вы не заодно с этими… асоциальными элементами. Повторюсь: Нью-Йорк — город опасный. Чем дальше, тем больше усложнялась речь мэра: шок у него явно прошёл. Он стоял в качающейся лодке не совсем твёрдо, но упрямо, и вглядывался в лицо Джона цепкими водянистыми глазами. На полном серьёзе думал, кажется, что Джон согласится на его условие. — И что же мэр делает в безлюдном месте так поздно вечером? — Морозильные установки, — мистер Финч кивнул на квадратные монолиты, которые мерно гудели и светились под водой. Их вершины были едва заметны, сливаясь с небом. — Я всегда их осматриваю хотя бы раз в месяц, когда выпадает свободная минута. Видите ли, другого способа избавиться от излишков воды ещё не придумали. У Джона в голове что-то шевельнулось. «Финч и К» — так называлась компания по производству этих машин. Поговаривали, что на самом деле они имели мало пользы: с одной стороны, замораживали и очищали воду, которую после можно было пить — пресной воды на планете стало маловато. С другой стороны, полезность таких машин в деле «избавления от излишков воды» казалась сомнительной. Уже который год шли споры, учёные выдвигали всё новые расчёты, но к окончательному решению в итоге так и не пришли. Финч, видимо, отчаялся дождаться ответа и всё-таки сел. Сверху его крупный нос казался ещё больше, и сходство с воробьём становилось очевиднее. Джона же одолевали противоречивые чувства: возможность заново выстроить жизнь манила, казалась исцелением, но — снова подчиняться кому-то? Исполнять приказы? От одной только мысли об этом становилось кисло во рту. — Если вы надумаете, — заговорил мистер Финч снова, — то обращайтесь в Южную башню Торгового центра, там находится мой офис. Я предупрежу охрану. И спасибо вам снова… Мистер Финч ждал, что Джон подскажет ему имя, но тот не стал. Он ещё ничего не решил и не собирался на самом-то деле так просто сдаваться. Поэтому мистеру Финчу пришлось смотреть, как Джон включает мотор, подплывает ближе к плоту и перелезает на него. — Надеюсь, всё-таки до встречи, — попрощался мэр. Джон не глядя махнул рукой. Казалось, шум мотора должен стихать по мере удаления лодки, но она, судя по звукам, кружила рядом, и успевший развалиться на плоту Джон раздражённо открыл глаза. — Ну и что вы делаете? — крикнул он устало, ложась на бок. Мэр управлял лодкой не очень хорошо, но было видно, что он-таки умеет это делать. — Как я вам и сказал, проверяю машины, — ответил мистер Финч. — Но вы не беспокойтесь, я скоро перестану вас тревожить. Джон издалека следил за мистером Финчем, а он и в самом деле что-то рассматривал на панелях машин, опасно перегнувшись через борт, тыкал в кнопки и шумел лодочным мотором. Потом появился силуэт второй фигуры — телохранитель, видимо, пришёл в себя. Джон перестал следить за ними и снова уставился на чёрное беззвездное небо, ухом отслеживая путь лодки от машин мимо плота к центру — высящимся впереди башням-близнецам, самым освещённым зданиям в городе. Всю ночь он, периодически прерываясь на неспокойный сон, думал, рассматривая башни в туманной дымке. А следующим вечером приплыл к мосткам Южной, пугая своим видом респектабельную публику центра. Финч, как оказалось, ждал его. Ну конечно. — Вы помните условие? — первым делом спросил Финч, тревожно всматриваясь в лицо Джона. — Да, — ответил Джон, чувствуя себя в этом белом, ярко освещённом офисе сильно не в своей тарелке. Угловым зрением он видел секретаршу с круглыми глазами, заглядывающую в щёлку двери. Он сморгнул. Было сложно не щуриться: Джон давно уже отвык от электрического света, слишком резкого в противовес солнечному. Финч сдержанно улыбнулся. — Тогда давайте снова познакомимся, — и он протянул ладонь, как прошлым вечером. — Меня зовут Гарольд Финч. — Джон Риз, — ответил Джон, пожимая ладонь — сухую и крепкую. Наверное, он должен был почувствовать облегчение, но отчего-то мерещилось, что этим рукопожатием он только что бросил себя в прорубь. Спустя дни вроде бы отлегло. Вроде бы. * — Мистер Риз, — пробормотал Финч, шурша подписываемыми документами, — ещё немного, и я подумаю, что вы от кого-то прячетесь. — Вы мне только на руку не наступите. Джон методично обшаривал кабинет Финча, он был уверен: полицейские упустили что-то, наверняка. Сложно сказать, откуда возникло это чувство, он ведь сам вчера всё осматривал, но отчего-то захотелось перепроверить. Джон не знал почему, но вчерашнее происшествие не выходило из головы, даже снилось что-то по мотивам, пока он не проснулся — в очередной раз — от лязга конструкций Перемычек. В конце концов Джон поднялся с пола, разочарованный. Финч оторвался от бумаг и подпёр щёку ладонью. — Не так уж и плохо работают полицейские? — спросил он с сухой иронией. Джон повёл углом рта незаметно для Финча, пока отряхивал колени. Ничего, впереди ещё отчёт баллистиков… А безопасностью всё равно пренебрегать не следует. — Финч, я должен встречать вас прямо у дома. Вдруг новое покушение не заставит себя ждать? — Ради бога, — рассеянно отозвался тот, снова зарываясь в бумаги. — Мистер Риз, вы не помните, что у нас сегодня? Кажется, я опять забыл свой ежедневник. Джон напряг память. — Вроде бы только день приёма посетителей. — Вот в эти часы и возвращайтесь, я отпускаю вас. Всё равно буду здесь всё утро. Джон удивился: на Финча такое находило не слишком часто. В любом случае он не собирался уходить, не оставив замену себе — после вчерашнего-то происшествия. — Вы не хуже меня помните вчерашний день. Почему же отпускаете? — не выдержал он. Финч поднял на него взгляд. — Поиграете в детектива. У вас отлично получается. Финч сегодня был странно саркастичный, что-то явно его волновало, и Джон списал это на нервозность из-за покушения. Тут кому угодно стало бы не по себе. Он выглядел чрезвычайно уставшим, и Джон понимал его нежелание выказывать слабость перед посторонним, особенно своим подчинённым. Возможно, Джон был кем-то вроде друга, но это «вроде» сильно преуменьшает значение слова «друг». Джон вышел из кабинета, столкнувшись в дверях со странным азиатом, который был одним из помощников Финча. Кажется, его звали Леоном Тао. Джон обернулся: очень уж ему не нравились бегающие глаза этого то ли китайца, то ли чёрт ещё знает кого. Предупредив по рации телохранителей из резерва, Джон спустился по пожарной лестнице до полицейского этажа. Картер не было за столом, и Джону пришлось ждать. Он прислонился к стене, наблюдая за работой участка через стекло в двери напротив и думая: как бы ни был Нью-Йорк далёк от нормального города, а проблемы всё равно те же. Угнанные транспортные средства (правда, не автомобили, а лодки), карманники, сумевшие освоиться даже здесь, и простые бытовые проблемы. Всё как обычно. Джон мельком подумал, что же происходит на этаже связей с Водными. Жаль, что доступ туда закрыт. — Отдыхаешь? — поинтересовалась Картер, только что вышедшая из соседней двери — неожиданно с веслом в руке. У Джона угол рта пополз вверх. — Интересная у вас работа, — он красноречиво кивнул на весло. — Не смешно, — ответила она, однако тоже улыбнулась против воли. — Это всё, что осталось от лодки мистера Такера. Очередной угон. А у тебя что? — спросила она и тут же себя перебила: — Хотя не отвечай, я уже сама знаю. Пуля? — Да, — согласился Джон, открывая перед Картер дверь. — Она самая. Джоселин поставила весло у своего стола, заваленного папками, и взглянула на Джона остро. — Ты бы видел себя со стороны, — сказала она. — Словно гончая, идущая по следу. Что ты на самом деле ищешь? Джон неопределённо мотнул головой. — Правды, — однако ответ не был вполне честным. Джон не мог просто сказать ей, почему он гонится за призраком причастности Водных или зачем ему нужен мотив убийцы. Дело было ещё и в Финче, и тут уже Джон сам себя понимал с трудом. Картер, может, и почувствовала недосказанность, но молча достала из ящика стола копию отчёта баллистиков. — Не благодари, — и тут она хмыкнула. — Но если решишь, в Крайслер-билдинг есть, по слухам, хороший ресторан. Джон кивнул, зная про себя, что замолвит за неё словечко перед Финчем, и начал читать отчёт. Его подозрения подтвердились: пуля была выпущена из пистолета, сконструированного для стрельбы и под водой, и над ней. Уникальная модель, довольно новая, такую достать непросто. Джон забарабанил костяшками пальцев по столешнице. — Есть возможность отследить, где можно добыть такое оружие? — А у тебя есть доступ на этаж подводных связей? — ответила она вопросом на вопрос. — Брось, Джон, мы передаём это дело им, так что ничем помочь не могу. Разве что у тебя самого есть связи с подводным народом. И тут у Джона в голове проявилось подобие плана. Очень смутное, но на безрыбье… — Спасибо, — сказал он, забирая копию. Картер только вздохнула. — Не за что. И в следующий раз — который, зная тебя, наверняка будет — лучше не заходи внутрь. Сам понимаешь, возникают вопросы. Джон понимал и перед тем, как попрощаться, бросил взгляд на фото в рамке у неё на столе. Если бы у него самого были дети, он бы тоже делал всё, чтобы дослужиться до перевода на землю и увезти их отсюда. Выйдя из участка, Джон остановился на мгновение, чтобы поразмыслить. Теперь ему предстоял сход вниз, на подводные этажи, и перспектива эта Джона не слишком радовала. Он не боялся воды, нет; не боялся и того, что океан своей огромной массой проломит хлипкие перекрытия подводных этажей и разрушит все защитные перегородки. Его нервировало другое. Водные. Джон уже неоднократно ругал себя за то, что решил вернуться в Нью-Йорк. Казалось, раны заживают, и должна исчезнуть тугая пружина внутри, которая словно бы сжимает лёгкие и не даёт вдохнуть полной грудью. Он сам несколько раз уверял себя: дело не в расе, просто ему не везло, но затем в его памяти Кара снова говорила своё равнодушное «извини», держа пистолет перепончатыми пальцами, а Джессика снова становилась лишь фотографией с чёрной лентой, потому что она просто попалась на пути Водного. Рука с бессильной злостью сжала перила. Некому было отомстить, Кару убили свои же из ЦРУ, того Водного наверняка след простыл. Осталась только горечь и злость, которые некуда было девать, кроме как носить в себе. Он спускался вниз. Ещё один пролёт, и ещё... Если наёмная убийца связана с Водными, то искать нужно внизу, на этажах, где работают, по слухам, только последние неудачники, сумасшедшие или служители нового культа поклонения Водным. Чем ниже спускался Джон, тем больше он понимал справедливость слухов: подводные этажи очень отличались от надводных, чем дальше, тем больше пахло сыростью, а бывшие окна были явно заделаны в спешке, и строительная пена, не срезанная со стыков, неряшливо топорщилась обломанными кусками. В отличие от верхних этажей, охрана здесь была чисто номинальная, а автомат для карточек и вовсе был сломан. Джон беспрепятственно проник на этаж, заглядывая мельком в открытые двери офисов, ожидая, когда зазвенит в голове звоночек интуиции, той самой, что почти не подводила его во время службы в армии или работы в ЦРУ. В слухах зачастую больше правды, чем кажется, и Джон, ещё не понимая, чего он ищет, чувствовал: он пришёл сюда не зря. Не может такого быть, чтобы никто здесь не был связан с подводным народом… Он увидел пустой кабинет и, не колеблясь ни секунды, зашёл в него. Пробежался взглядом по бумагам на столе, быстро осмотрел содержимое ящиков — и увидел в одном из них значок, что-то вроде русалки, довольно грубо окрашенной вручную. Услышав шаги в коридоре, Джон быстро положил её обратно и успел задвинуть ящик до того, как в кабинет зашёл тучный человек — судя по удивлению, отразившемуся в его глазах, кабинет принадлежал ему. Надо отдать ему должное: он быстро пришёл в себя. — Кто вы? И что вы здесь делаете? — вежливо спросил служащий, проходя к своему креслу, но не садясь в него: скорее всего, чтобы не смотреть на гостя снизу вверх. Джон криво ухмыльнулся в ответ и решил пойти ва-банк. — Мне нужно связаться с вашим главным, — сказал он, вспоминая, всё, что ему известно о культе. На самом деле эти ребята были крайне немногословны и редко давали о себе знать, хотя Джон подозревал, что их было больше, чем значилось в официальной статистике города (Финч никогда не скрывал от Джона документы, чем тот периодически пользовался). Служители культа поклонялись Водным как новым богам, которые спасут человечество от полного исчезновения. Водных считали великими магами, и на это мнение, подозревал Джон, повлияло всеобщее восхищение их фонарями, устройство которых никто не мог постичь. — Главный? — переспросил мужчина в замешательстве, дёрнув себя за полы пиджака. — Вы о начальнике отдела снабжения? Он там, по коридору налево, за дверью с табличкой… — Нет, — перебил Джон. — Вы знаете, о ком я. — Вы не могли бы представиться? Я не понимаю вас. Джон попытался мягко улыбнуться. — Как вы могли бы догадаться, я с верхних этажей, — он показал свою карточку доступа на этаж мэра города. Служащий подслеповато всмотрелся в неё и, кажется, впечатлился. — Мне нужно увидеться с ним, это крайне важно. Передайте ему вот что, — Джон ненадолго задумался, всё ещё держа карточку в руке и вертя ею меж пальцев. — Его помощь поможет предотвратить одно убийство. Которое — о да — совершат Водные. По бесстрастному лицу служащего проскользнула тень, и Джон с интересом наблюдал, как тот пытается скрыть эмоции. Убийство человека Водными — для культа это было немыслимо. — Я по-прежнему не понимаю, о чём вы, и прошу покинуть мой кабинет, — наконец ответил мужчина, садясь в кресло. — По каким-либо другим вопросам можете зайти… дня через три, в четверг, например. Джон закрыл дверь снаружи, мельком отметив надпись на табличке «А. Томпсон, младший менеджер». Содержательно, ничего не скажешь. Улыбка сама собой на мгновение растянула губы. В четверг так в четверг. Полдела сделано. * Вечером Финч, выглядевший сильно измотанным («Ещё бы, — подумал Джон, увидев его, — после дня приёма посетителей-то»), изъявил желание покататься на лодке по Нью-Амстердаму, и Джон взялся за вёсла. Моторным лодкам он не слишком доверял, а вот весло могло быть неплохим оружием. Когда он озвучил эту мысль, Финчу стало смешно, и Джон с удовольствием смотрел, как разглаживается его до этого хмурое лицо. Приближалось полнолуние. Луна на небе — почти круглая, беловато-жёлтая — напоминала фонари Водных, в изобилии развешенные по всему Нью-Амстердаму. Джон вспомнил, для чего обычно два человека гуляют под луной, и негромко фыркнул. Финч с интересом посмотрел сначала на него, потом на луну и явно всё понял. И, как показалось Джону, несколько смутился. — Если бы я был уверен, что вам не понравится эта идея, — сказал он, — то не предложил бы. Можем прервать прогулку прямо сейчас. Финч сказал это слишком нервно, и теперь уже Джон кинул на него заинтересованный взгляд. Неужели?.. Джон понимал, что он симпатичен Финчу, но затруднялся сказать, в каком ключе. И, взвешивая ответ, Джон прогонял из головы шальное «…а почему бы и…». — Мне приятно ваше общество, Гарольд, — произнёс Джон. — Так что всё нормально. Вроде бы получилось достаточно нейтрально и в то же время с небольшим авансом. Об этом стоило поразмыслить на досуге. Джон начал снова грести, поглядывая на Финча — уже по-другому, не как раньше, и Финч чувствовал это — между его бровей пролегла складка. Напряжённость была слишком очевидна, но оба предпочитали её игнорировать. В такие моменты лучше заговорить о чём-то отвлечённом вроде погоды, но Джон хоть убей не понимал, как это сделать поестественнее. Трудность ещё была в том, что они с Финчем оба относились к типу людей неразговорчивых… Джон закрыл на секунду глаза. Он в ситуации вроде этой не попадал лет уже так… — Сегодня ясная ночь, — сказал он невозмутимо, пытаясь выудить из головы что-нибудь небанальное. Не получалось. — Хорошо, что дождя нет. Финч повернулся к нему. — Вы сейчас врежетесь в лодку, — произнёс он с понимающей улыбкой. Джон обернулся — и правда. Пришлось забирать влево, обходя общину — один большой корабль и множество лодок поменьше рядом. Проплывая мимо фонарей, Джон захватил парочку — потом вернёт. Они стеклянно звенели на дне лодки, стремясь снова взмыть вверх, но Джон удерживал их коленом. Финч взял в руки один, и шар ярко вспыхнул, осветив его лицо. — Удивительные фонари, — сказал Финч, заворожено всматриваясь в белые стенки. — До сих пор никто не знает, что там внутри и почему они могут висеть воздухе без всякой опоры. Я сторонник научных теорий, но как здесь не подумать про магию? Джон взял второй фонарь. Он был матово-белым и чуть тёплым, а внутри, если присмотреться, вспыхивало что-то. Но Джону не хотелось его разбивать, чтобы увидеть источник сияния. Даже если это было бы возможно. Белые шары во тьме отчего-то примиряли Джона с Нью-Йорком, они вселяли в душу спокойствие. Финч отпустил фонарь, и тот взмыл над ним, освещая их лодку и небольшое пространство вокруг. Было тихо, лишь плеск воды под вёслами нарушал тишину. Финч смотрел вдаль, нахохлившись и дыша на руки. — Если хотите согреться… — Джон красноречиво показал Финчу вёсла. Тот хохотнул: — Боюсь, физический труд не для меня, но благодарю за заботу. Отдохните, мистер Риз. Знаете, это моё любимое место: отсюда хорошо видны почти все небоскрёбы, особенно Крайслер-билдинг. Да, это здание действительно выделялось из череды других, сияя во тьме шпилем. Джону оно тоже нравилось: только в начале двадцатого века могли придумать такое — украсить небоскрёб своеобразной «короной», напоминающей при освещении клавиши рояля. — Вы знаете что-нибудь про него? — продолжил Финч. Джон мотнул головой. — Только то, что его построили где-то в начале прошлого века. — Почти. В тысяча девятьсот тридцатом году. Архитектор Крайслер-билдинга, ван Элен, враждовал с другим архитектором, работавшим в тот же год над другим небоскрёбом… кажется, Трамп-билдингом. Чтобы сделать своё здание выше, ван Элен добавил длинный шпиль, тайно собиравшийся внутри здания. Крайслер-билдинг победил эту гонку, да, но спустя год был построен Эмпайр-стейт-билдинг, отобравший первое место по высоте среди небоскрёбов. А гонорар ван Элену так и не был выплачен, — Финч помолчал. — Отчасти именно эта история учила меня не быть опрометчивым и не давать сильным чувствам одерживать верх там, где голова должна быть холодной. Например, перед выборами. — Вы тогда враждовали с кем-то? Финч поморщился. — Слишком сильно сказано. Просто мы с мистером Элаисом, пожалуй, имели разные взгляды на способы предвыборной борьбы. Но в любом случае это уже в прошлом. Снова всплыл Элаис. Может быть, Картер была права, предупреждая о нём. Джон приготовился слушать дальше, но Финч больше не стал ничего говорить. Он смотрел на то, что когда-то было Манхэттеном, и Джон тоже повернул голову: небоскрёбы сюрреалистично стояли посреди воды, сияя огнями, кое-где над поверхностью океана виднелись крыши домов, не затопленных полностью. Днём и вечером зачастую можно было увидеть подростков, игнорировавших таблички «опасно!» и устраивавших пикники на этих так и не ушедших под воду развалинах. Картер как-то жаловалась Джону на малолетних сорванцов за чашкой кофе, а Джон не смог ей искренне посочувствовать: он слишком хорошо помнил себя в детстве. Оказалось, Финч уже некоторое время следил за его лицом. — Вы вспоминаете детство? — прозорливо спросил он, и Джон обернулся к нему, немного удивлённый. — Мне сложно объяснить, но обычно при этом у людей совершенно особое выражение лица. Как у вас сейчас. — Я вспоминал… да ничего особенного, обычные мальчишеские проказы. Как-то раз я на спор залез на крышу здания городской администрации с приятелями, а потом мы не могли оттуда слезть всю ночь: во двор спустили собаку. Нас обнаружили только утром, когда мы уже замёрзли до состояния сосулек. Финч улыбнулся чуть мечтательно, и Джон теперь понял, какое выражение лица он имел в виду. — Я в подростковом возрасте увлекался механикой и однажды из старых деталей отцовского трактора попытался собрать робота. В пылу я наравне со сломанными деталями начал брать и новые. Отец застал меня, когда я пытался достать из трактора двигатель. Голос Финча неожиданно прозвучал слишком тоскливо, и Джон, чтобы отвлечь того от печальных мыслей (о чём бы они ни были) сказал: — Если хотите, можем проверить морозильные установки. Финч только отмахнулся. — Ещё рано. И потом — разве не лучше заниматься этим днём? Как мой телохранитель вы должны меня, наоборот, предостерегать от подобных бездумных поступков. Упрёк был шутливым, и Джон пожал плечами. — Когда вы меня наняли, я был пьяным бродягой на собственноручно сколоченном плоту. Если бы я вас не знал, Финч, решил бы, что вы не чужды приключений. А потом с опозданием подумал: действительно ведь не знает. Наблюдения за два месяца не могут дать полной картины. От этой мысли он испытал раздражение: сколько можно уже думать об одном и том же? Разве ему не дали шанс на вторую жизнь?.. — Я лишь стараюсь верить людям, — ответил Финч. — И всегда возвращаю долги. Да, если Господь есть на небесах, то он наверняка был бы разочарован мнительностью Джона. Хотя в целом вся история человечества такова, что господь Бог давно уже должен в расстройстве чувств пить водку на своём райском облаке, переживая кризис самооценки. Что ему Джон, который всё равно не мог ничего с собой поделать, который, даже смотря на Картер, начинал размышлять, не приставили ли её к нему для слежки. Официально Джон мёртв, но слухами земля… Ну какая тут в Нью-Йорке земля. Даже для размышлений нет твёрдой почвы. Вот что теперь Джону делать с симпатией Финча к нему?.. Уже в своей постели, размышляя о прогулке, Джон возвращался мыслями к тому вечеру, когда он впервые оказался в своей теперешней квартире, если так можно назвать узкий закуток между другими такими же коробками. Финч лично отвёл его сюда и именно тогда, сидя на покрывале, обронил фразу, которая до сих пор не давала Джону спать по ночам. «Не беспокойтесь о своём прошлом, — говорил Финч, придирчиво проводя пальцем по тумбочке у кровати. — Вы станете совершенно другим человеком, и только я буду знать, кем вы были». «У вас нет такой власти, — не смог согласиться Джон, всё ещё напряжённый, и оглянулся на дверь, будто агенты ЦРУ уже ломились в неё. — Мэр даже не может контролировать этаж связей с Водными, подчиняющийся непосредственно Вашингтону. Думаете, попросите ЦРУ выкинуть папку с моим делом, и они послушаются? Рано или поздно, но меня найдут». «У меня больше власти, чем вы думаете, — в голосе Финча появились резкие нотки, которых Джон следующие два месяца не слышал ни разу. — Я знаю, что это сложно, но доверьтесь мне. Есть одно неопровержимое доказательство моих благих намерений: долг перед вами. К тому же вы кажетесь мне хорошим человеком». Больше власти, чем вы думаете... Джон перевернулся на другой бок, слушая, как капли дождя стучат по потолку. Финч плохо вязался с представлениями о власти, большей, чем предполагал бы пост мэра в умирающем портовом городе. Но тогда Джон почему-то решил, что Финч говорит правду. Интересно было бы вытряхнуть из него сведения о его реальном влиянии, о том, кто он. Принудить его сказать — но так, чтобы он сам пожелал всё выложить… Тут Джон поймал себя на том, что неосознанно водит рукой по члену, думая о тайне Финча. До сегодняшнего дня на таких реакциях Джон себя не ловил, а потому остановился, прижавшись лбом к холодной стене. Было слышно, как за ней ругаются соседи, и Джон вслушивался, пытаясь разобрать отдельные слова — лишь бы не гонять по кругу мысли, не дающие покоя. Когда он уснул, ему снилась мешанина из прошлого и настоящего, мелькающая на кромке сознания. В очередной раз просыпаясь, Джон уже не роптал на судьбу: видимо, высыпаться ему просто не дано. Так уж здесь сложилось. * Неделя продолжалась, и настал четверг — как выяснилось, не самый удачный день. Мало того, что Финч был сильно не в духе без видимых причин, так ещё и второй визит на подводный этаж оставил Джона раздосадованным. Надеясь сегодня если не встретиться с лидером «секты» (как их про себя называл Джон), то хотя бы стать чуть ближе к нему, Джон не ожидал, что потерпит полный крах. Вместо «А. Томпсона, младшего менеджера» на двери висела новая табличка, ещё более лаконичная. «Э. Маркони» — значилось на ней, а дверь была заперта, и на стук никто не отзывался. Плюсом к неприятным неожиданностям добавилась ещё одна: Финч сообщил, что этим вечером ближе к ночи пройдёт собрание мэров, а значит, Джону снова не удастся толком поспать. Мало Джону было лязга конструкций Перемычек, к ним добавились ещё и еженощные фантазии о Финче, не дающие заснуть. Можно было выставить вместо себя замену, но Джон не хотел оставлять Финча в такой опасной обстановке рядом с потенциальным недругом. Да и стоило увидеть наконец-то Элаиса воочию. — Позвольте поинтересоваться, — начал Джон, передразнивая брюзгливость сегодняшнего Финча, — почему это собрание мэров проводится ночью? — А когда ещё? — спросил Финч, отодвигая в сторону принесённый Эмилией пончик. — Мэр Фаско собирает экстренный совет по поводу разрушения небоскрёба Вилли, а поскольку это всех нас коснётся рано или поздно… Опять я не чувствую вкуса еды, — пожаловался он внезапно. — Случаются плохие дни, Джон, и сегодняшний один из них. Джон уже успел подметить, что Финч называет его по имени всё чаще, будто бы ненароком. Но ему это, пожалуй, нравилось. Сегодня было особенно приятно чувствовать, что он является не только телохранителем, но и кем-то вроде моральной поддержки, потому что, несмотря на несомненное наличие у Финча железного стержня в характере, случались, как их называл Джон, непродолжительные «затмения». Финч становился забывчивым, малоэмоциональным, плохосоображающим — и из-за всего этого почти беспомощным. Наверное, так проявляла себя надвигающаяся старость — он ведь был совсем не молод. Иногда Джон думал: вдруг это звоночки одного из тех заболеваний, что превращают память в чистый лист с надписями, сделанными лимонным соком?.. О таком не спросить напрямую. Джон не спрашивал и в дни «затмений» просто старался быть рядом с Финчем, что зачастую оказывалось затруднительно: сам Финч этого ну никак не хотел. — Вы можете идти, — сказал он раз так в двадцать пятый с нарастающим раздражением в голосе. — Здесь я в поле зрения огромного количества людей, со мной ничего не случится. И я прекрасно помню, что после Вулворт-билдинга я должен осмотреть… Хм. — Мет Лайф Тауэр, — услужливо подсказал Джон. Они направлялись на осмотр зданий — после обрушения этой ночью небоскрёба в Бруклине Финч решил лично оценить укреплённость манхэттенских небоскрёбов. — Да, именно. Так что прошу вас, Джон, — Финч развернулся и вперил в Джона внимательный взгляд, поджимая губы. — Вот увидите, всё будет хорошо. — Как же я увижу, если меня с вами не будет? Джон внутренне улыбался: этот диалог был практически ровесником их знакомства. Финч издал неясный, но очень возмущённый звук, снова начиная спуск вниз по бесконечным лестницам. Обтянутая пиджаком спина была неестественно прямой и, казалось, такой же возмущённой. — Не заставляйте меня хотеть урезать вам зарплату. — А как мне заставить вас хотеть её повысить? Джон брякнул это без задней мысли, пытаясь шуткой свести на нет ворчливый тон Финча, но как-то даже не успел пожалеть о сказанном. Финч на мгновение споткнулся о несуществующую ступеньку и чуть замедлил шаг. — Есть способы, — сказал он уже своим обычным голосом, не поворачиваясь к Джону. Спина однако оставалась очень напряжённой. — Какой бы вы предпочли? Джон, удерживая слетающие с языка слова «обоюдно приятный», лихорадочно думал над ответом. Пока рано думать о чём-то большем, чем их нынешние отношения. Чёрт побери, слишком рано. — Я предпочту выполнять свои обязанности вне зависимости от вашей воли. Хотелось бы видеть вас живым как можно дольше. Джон в этот момент желал увидеть глаза Финча, их выражение, но тот так и не обернулся. Лишь ответил: — Удивительно, как наши желания совпадают, — и без предупреждения завернул в коридор этажа, принадлежащего финансистам. Он так быстро затерялся в потоках людей, курсировавших по этажу, что Джон не успел и глазом моргнуть. Нашёл он Финча лишь спустя час, разговаривающего с архитекторами и инженерами в подвальных этажах Вулворт-билдинга, где когда-то была парковка. Финч выглядел и вёл себя так, словно всё это время был здесь, но Джон был уверен, что это лишь видимость: он заглядывал сюда с полчаса назад. Ругая себя последними словами, Джон пытался угадать, где же был его босс на самом деле, но тот с абсолютно невозмутимым видом слушал инженера, трогал стены — и даже не пытался прогнать Джона снова. Это очень настораживало. Джон снова и снова вспоминал разговор с Финчем в своей квартире — да, он походил на параноика с навязчивыми мыслями, но всё же… всё же… — Гарольд, — хрипло начал Джон чуть позже, сопровождая Финча наверх. Больше терпеть он не мог, — вы говорили мне как-то, что имеете больше власти, чем может показаться на первый взгляд. Что вы имели в виду? На лице Финча появилось очень натуральное удивление пополам с лёгким потрясением. — Я такое говорил? Боже мой, но когда? Казалось, он не притворялся. Это сбивало с толку. — В тот день, когда я к вам нанялся, — сквозь зубы ответил Джон. — В моей квартире. — Я знаю, мой ответ может вас обескуражить или даже раздосадовать, но я действительно ничего подобного не помню. И мне казалось, что в вашу новую квартиру вас отвела Эмилия… Он беспомощно развёл руками, немного хмурясь, как хмурятся старики, осознавая провал в своей памяти. Но это не могло обмануть Джона. Финч что, за дурака его держит? — Хорошо, — сказал Джон непроницаемым тоном. — Я понял. Весь остаток дня он оставался безмолвной тенью Финча, а тот периодически кидал на него обеспокоенные взгляды. Если бы Финч знал, о чем Джон думал, рассматривая краем глаза его склонённый над бумагами затылок, его руки… Дома Джона накрыло, и он, стоя в душевой кабине, дрочил на Финча — на его тайны, на голос с профессорскими интонациями, на пронизывающий взгляд из-под очков. Уже откровенно, не обманывая себя, он думал о том, как взял бы его — не важно где. Заткнул бы рот платком из нагрудного кармана финчевского пиджака, сделав своеобразный кляп. Если не может говорить правду, пусть не говорит вообще. Джону уже не нужна его правда, так или иначе, но он выяснит всё. Они плыли на лодке в Бруклин, сохраняя молчание. Оба избегали смотреть друг на друга, но Джону это удавалось лучше из-за того, что он был за рулём. Мотор тарахтел, и звук этот был особенно громким среди ночи. Позади оставались лодочные общины, весьма немногочисленные — всё, что осталось от некогда огромного мегаполиса. Джон периодически сверялся с картой, чтобы не напороться на крыши, и отслеживал внизу яркие путеводные фонари Водных — ещё одно следствие договорённости с людьми. В мелких местах подводный город было видно лучше: множество аккуратных полукруглых домов, то пристроенных к затопленным развалинам, то ютящихся на плоских крышах. На океанском дне почти не было построек, и Джон как-то гадал, что было этому причиной. Невозможность соорудить фундамент? Желание быть ближе к людям, которыми Водные были когда-то?.. Но сейчас они с Финчем плыли в ночной тьме, и дна почти не было видно, лишь освещаемые подводными фонарями небольшие участки, такие же интересные, как взлётно-посадочные полосы. И в этой нью-йоркской глуши, на ничейной воде, Финч наконец прервал молчание. — Остановитесь, — крикнул он. — Я хочу с вами поговорить. Джон заглушил мотор и обратил на Финча усталый взгляд. Ну, и какую отповедь придётся выслушать на этот раз? — Вы многое хотите знать, Джон, — сказал Финч. — Не могу вас за это винить. Начинается. — Ответы — не то, что делает человека счастливым. Вам это должно быть известно как никому другому. Не буду ворошить угли прошлого, напоминая моменты вашей биографии, такое с моей стороны было бы бестактным. Джону не нужно было напоминать: он бы спал гораздо крепче (хоть и недолго), не зная, что Кара была двойным агентом. — Вы сейчас будете мне рассказывать, что на самом деле работаете на ЦРУ, и оно послало вас меня добить? — скучным голосом спросил он. — Я говорил скорее в общем. Предостерегая вас, если позволите. Что касается меня… Он помолчал пару секунд. — Помните, вы спрашивали, что держит меня в Нью-Йорке. Я тогда вам толком не ответил. А правда в том, Джон, что я не знаю. И это не то «не знаю», которое свойственно людям неуверенным, боящимся перемен; я действительно не понимаю, что делаю в этом городе. Мне хотелось убежать из него так сильно, что я готов был практически на всё, но я остался. Я не знаю, как стал мэром, я почти не помню этого — точнее, эти недели у меня в каком-то тумане. Иногда до сих пор со мной случаются небольшие провалы в памяти. Речь Финча была безэмоциональной и гладкой, словно он обдумывал свои слова, перед тем, как донести их до Джона. Однако чувствовалось, что ему было трудно говорить об этом. Кажется, подозрения Джона насчёт памяти Финча оправдывались. — То есть вы… — Джон задумался насчёт лучшей формулировки вопроса, — вы не собирались становиться мэром? Финч качнул головой. — Нет. Я будто очнулся от сна в какой-то момент, и у меня уже была эта должность и новая фамилия. Теперь понимаете, почему я молчал? Как прозвучали бы мои слова? Но теперь я думаю, Джон, что вы достойны знать хоть бы часть ответов. — Так, ладно, — медленно подытожил Джон, — И кем же вы были до провала в памяти? Наверняка это взаимосвязано. Финч вздохнул. — Пока я не могу вам сказать. Не сейчас и не здесь. Джон помрачнел, услышав это, но не удержался от ещё одного вопроса: — Вы обращались к врачам? — Разумеется, — печально ответил Финч. — Никаких нарушений в работе мозга, если это не опровергнет новое обследование через месяц. Я абсолютно здоров, за исключением небольших проблем со зрением и нарушениями сна. Голос Финча был наполнен лёгким сарказмом. Глядя на его нахмуренное, озабоченное лицо, Джон подумал, что Финч, очевидно, давно хотел поделиться своей проблемой хоть с кем-нибудь, но долго не мог найти нужного адресата. Не с Эмилией же ему говорить, в самом деле. — Не только это меня пугает, — вдруг сказал Финч после паузы. Джон едва не вздрогнул от неожиданности. — Сегодня обрушился небоскрёб, и погибло много людей, я сам подписывал приказ приспустить американский флаг в знак траура. Я вижу, что все вокруг подавлены. А сам ничего не чувствую. Угол рта у него как-то болезненно искривился. Джон не знал уже, что и думать, и просто похлопал Финча по колену, наплевав разом на субординацию и неоднозначность (читай, запутанность) их отношений. Финч задержал его руку на колене, накрыв своей. — Спасибо, — благодарно сказал он и провёл ладонью по лицу, словно снимая с него паутину неприятного разговора. Ладонь с руки Джона он так и не убирал, и Джон не был против. Пальцы у Финча оказались холодными, под стать мартовскому воздуху. Наверное, Финч из тех людей, которые постоянно мёрзнут, если температура на улице хоть немного ниже градусов так восьмидесяти пяти (по Фаренгейту (30°C) — прим. автора). Несмотря на недосказанность его правды, Джон почти не сердился. На самом деле ему хотелось сейчас поцеловать Финча в этот печально искривлённый угол губ, но, разумеется, он этого не сделал. Момент прошёл, Финч убрал свою холодную ладонь, и Джон снова завёл мотор, с трудом сосредотачиваясь на подводной дороге из фонарей. — Знаете, чего я хочу сейчас больше всего на свете, Джон? — ворчливо спросили сзади. Джон обернулся. — Только одного: поспать. Джон не удержался от понимающей улыбки. Собрание мэров проходило на большом лайнере, наверняка принадлежавшем самому мэру Фаско и администрации Бруклина. Свежим и отдохнувшим из собравшихся выглядел только Элаис. У Джона наконец появилась возможность разглядеть второго мэра, и он пользовался ей, мельком, будто бы невзначай рассматривая его простой костюм на чуть полноватой фигуре, лицо с итальянскими чертами, на котором застыла вежливая доброжелательность, и умные холодные глаза. Мэра сопровождал человек со шрамом, сползающим по щеке. Вероятно, такой же телохранитель, как и Джон. С первого взгляда Элаис Джону не понравился. Было ясно как божий день, что этот человек себе на уме. Однако поздоровался он с Гарольдом как будто с искренним дружелюбием, первым протянув руку, а затем Джон поймал на себе его внимательный взгляд. Мэр Фаско уже был тут и лающим бруклинским выговором, так отличавшимся от мягкого голоса Гарольда, благодарил других мэров за прибытие. Гарольд уже успел шепнуть Джону, что принципиальность не позволит Фаско даже средств на разгребание завалов попросить, и скорее всего ему понадобятся только люди для восстановления офисов и помощь в разработке новых укреплений. Выслушав это, Джон ожидал увидеть кого угодно, но только не человека с лицом грязного копа. Пришлось до поры до времени отбросить в сторону и своё первое впечатление от Элаиса. Когда началось собрание, Джон стоял за дверью, почти не вслушиваясь: утомлённый бессонницей мозг всё равно терял концентрацию, и Джон едва не дремал. Телохранитель Элаиса по другую сторону от двери иногда посматривал на него, и Джон знал этот взгляд: оценка профессионального уровня. Ухмыльнувшись про себя, Джон изобразил, что ничего не замечает, и зевнул будто бы украдкой. Прошло около получаса, и дверь открылась — вышел Элаис, вероятно, в уборную. Однако, закрыв дверь, он остановился перед Джоном и поманил его за собой. Поколебавшись секунду, Джон пошёл за ним, решив, что не будет отходить слишком далеко от каюты, где проходило собрание. Вопреки опасениям Джона, Элаис дошёл лишь до кормы лайнера и замер у ограждения вместе с телохранителем. Джон приблизился. — Говорят, вы меня искали, — начал Элаис, глядя на Джона с уже ничем не замаскированным интересом. Джон чуть нахмурился, и тут до него дошло. В подтверждение его догадке Элаис отогнул лацкан пиджака, показывая знакомый значок в виде русалки. Джон заколебался. С одной стороны, ему действительно была нужна помощь этого человека, если он лидер «секты». А с другой — он был одним из самых вероятных подозреваемых… Элаис заметил его неуверенность. — Мне кажется, вы не в том положении, Джон, чтобы задумываться. Если вы искали меня, значит, ваша ситуация как минимум нетривиальная. — Мне кажется, представиться друг другу мы не успели, — сухо заметил Джон. — Ваша правда, — Элаис протянул руку, как до этого протягивал Гарольду. — Карл. Джон пожал её молча: называть своё имя уже не было необходимости. — Времени у нас не так много, — сказал Элаис. — Говорите. И Джон всё-таки рассказал: о подосланной кем-то убийце и о пуле из подводного пистолета. Рассказал, что это не первый раз, когда на Гарольда совершается покушение. Элаис задумчиво кивал, а когда Джон замолчал, потёр подбородок. — Я попробую подёргать за ниточки и поискать внизу, — произнёс он. — Однако вы же понимаете, что не задаром. Фраза прозвучала не как вопрос, а как утверждение — и да, Джон уже размышлял, что попросит Элаис взамен. — Давайте поступим так, — начал Элаис, — услуга за услугу. И чтобы вы знали, — он уже снова шагнул по направлению к двери, — мне нет резона заказывать Гарольда. Текущее положение дел в Нью-Йорке пока меня вполне устраивает. «…Пока», — мысленно повторил Джон. А вслух лишь согласился с предложением Элаиса, хотя внутренне Джону очень не нравилось быть должником этого скользкого типа. Но Джон не мог оставить начатое расследование, слишком уж подозрительными казались покушения. — Подождите, — окликнул Джон Элаиса. — Мне всё-таки нужен ответ на один вопрос. Элаис замер на полпути и повернулся к Джону. — Хорошо. Если этот вопрос не связан с тем, как именно я буду добывать нужную вам информацию. — Нет. Мне просто интересно: как так вышло, что нью-йоркский мэр стал главой секты, которую даже никто всерьёз не воспринимает? Элаису, кажется, вопрос очень понравился. До Джона донёсся негромкий смешок, и даже телохранитель со шрамом вроде бы ухмыльнулся. — Это удобно, — был ответ. — Лишняя поддержка никогда не помешает, а что до идеологии, то на самом деле она не имеет такого значения, которое ей зачастую пытаются приписать. — Заниматься тем, во что не веришь, — Джон усмехнулся, — не лучшая затея. Элаис покачал головой. — Всё дело в людях, Джон. Можно быть фанатично преданным делу, отдавать ему всего себя, но если не веришь в своих людей — потерпишь крах. Каждый день моей жизни только подтверждал это, а живу я уже довольно долго для человека, которого с детства пытаются убить. Не пояснив последнюю фразу, Элаис скрылся за дверью каюты, и его телохранитель снова встал на прежнее место рядом с Джоном. Собрание всё тянулось, и под конец, встречая вымотанного до предела Гарольда, Джон прогонял из головы неприятную мыслишку: на что ещё пойдёт он ради раскрытия тайн Гарольда? И только ли ради тайн? * Начались дни ожидания хоть каких-нибудь новостей, и Джон завяз в повседневной рутине, как рыба в сетях. Он долго думал, сказать ли Гарольду про Элаиса и про его возможную помощь, но почему-то смолчал. Причиной сокрытия информации, горько думал Джон, было то, что он по-прежнему никому не доверял и не мог доверять. Только вот этот лёд начинал понемногу ломаться, слишком много тёплых чувств заставляли его таять. Вечерние посиделки за чаем с Картер, разговоры с Гарольдом (иной раз становившиеся довольно многозначительными) — всё это уменьшало напряжение внутри, и Джону казалось, что он может иногда вдыхать полной грудью, как в те времена, когда рядом с ним ещё была Джессика. Воспоминания о ней уже меньше горчили, но Джон всё равно испытывал лёгкие уколы совести, когда ловил себя на том, что ласкает взглядом затылок Гарольда. Джону пришлось признаться себе, что чем дальше, тем сильнее его тянуло к Гарольду. Они всё больше сближались, один на орбите другого, и притяжение известного свойства заставляло их видеться чаще, искать общества друг друга. Что в общем-то было не слишком сложно: Джон и так по долгу службы почти всегда находился рядом с Гарольдом, следуя за ним тенью. В один из дней плотину между ними прорвало ненадолго. Гарольд спускался вниз, чтобы заглянуть лично к финансовым аналитикам, и на лестничной площадке остановился слишком резко. Джон, шедший следом, налетел на него и от неожиданности схватился за плечо. Короткий ёжик волос Гарольда царапнул по подбородку; Джон коротко выдохнул в висок, а Гарольд, издав непонятный звук, откинул голову назад, закрывая глаза. Пропустить этот момент казалось кощунственным. Джон не выдержал: он прошёлся щекой по щеке Гарольда, задев дужку очков и едва не уронив их, скользнул губами по мочке уха… А потом дверь на этаж открылась, и позже Джон, следуя за Гарольдом по коридору, благодарил бога за то, что открывалась она вовнутрь. Выходящие ничего не успели заметить. О произошедшем они с Гарольдом не говорили, но Джон понимал: ещё немного, и… Он уже сам не знал, чего хочет, и опасения в душе мешались с желанием послать прошлое в ад и начать заново. Даже Картер успела заметить, что с Джоном что-то не так, но откровенничать ему не хотелось. Вдобавок ко всему вечером у Джона появилось стойкое ощущение, что за ним следят. Чужой взгляд щекотал затылок — полузабытое неприятное чувство. В конце концов Джон распрощался с Картер и засел в баре, устав бегать то ли от реальной слежки, то ли от паранойи. Но всё быстро стало понятным, когда на соседний стул кто-то с размаху плюхнулся и произнёс: — Ну, привет, Джон. Не умер всё-таки. Джону не нужно было поворачивать голову: он и так узнал голос. Но всё-таки посмотрел направо — и Самин Шоу ухмыльнулась ему, в ту же секунду показывая бармену пальцами, чтобы он налил ей то же, что и Джону. — Ага, — отозвался Джон. — Оплошал немного. — Даже умереть нормально не сумел, — подтвердила Самин. — Но я, наверное, даже рада тебя видеть. Несмотря на то, что ты полная задница. Джон мог с чистой душой сказать, что тоже рад встрече. Самин была в ЦРУ его практически единственной приятельницей, и Джон жалел, бывало, что в напарники ему дали не её. В ЦРУ перестаёшь доверять даже собственной тени, но если человек когда-то сражался с тобой почти бок о бок, перестаёшь воспринимать его как врага. Война — самая жестокая проверка человеческих характеров, и Самин прошла эту проверку. — Извини, — сказал Джон. — Я сам думал, что помру в лучшем случае через полгода, но обстоятельства немного изменились. — Я вижу, — Самин выпила поданный ей шот залпом и окинула внимательным взглядом костюм Джона. — Нашёл халтурку? Только не говори, что ты теперь охранник. — Всё лучше, чем работа на беспринципных козлов. Шоу пожала плечами. — Ладно, — она подняла второй шот, невесть как успевший оказаться на барной стойке. — Выпьем за твоё воскрешение. Выглядела Самин довольно помятой, и Джон подумал, что она либо с задания, либо только что получила отпуск. Оставалось надеяться, что её заданием не был он сам. О чём он и спросил напрямик. — Да нет, конечно, — отмахнулась она. — Я тебя нашла случайно, так что не обольщайся. Сама решила сбежать ненадолго, чтобы хоть в отпуске за мной не следили, а где ещё можно прятаться, как не в дыре вроде Нью-Йорка? Ты, я вижу, решил так же. — А что твой напарник? — спросил Джон, вспомнив Коула. Неплохой парень. Что Джону в нём нравилось — он не любил выполнять задания, бездумно следуя приказам. Самин помолчала. — Убит, — сказала она наконец. — Во время последнего задания. Они выпили молча, и Джон в который раз подумал, что лучшие всегда умирают первыми. По поводу собственной живучести у него иллюзий никогда не возникало. — Что бы ты здесь ни делал, — начала Самин, — я тебя расспрашивать не буду: это твоя жизнь. Ты имел право уйти в самоволку после выходки той стервы, Кары. — Не только она работала на два лагеря, — возразил Джон. Самин подняла брови, и на её обычно малоэмоциональном лице появилось подобие удивления, но быстро схлынуло. — Как бы там ни было, все причастные устранены. Не могло быть иначе. — А ты уверена в этом? — спросил Джон и, взяв у неё ручку, написал на салфетке одну фамилию — фамилию их босса. — Интересно, — пробормотала Самин и кинула на Джона острый взгляд. — Есть и другие? Джон кивнул и приписал внизу ещё четыре фамилии, среди которых были и высшие чины, и оперативники. Едва он успел дописать, Самин отобрала салфетку и спрятала в сумочку. Тут Джон наконец заметил, что Самин была в платье. Выглядела она в нём очень непривычно. — Буду должна, — сказала Самин, и в глазах её промелькнул намёк на благодарность. — Если есть что-то, что я могу для тебя сделать, лучше говори сейчас. Перед Джоном встал сложный выбор. Он знал, чего хочет, но боялся попросить: в душе это почему-то казалось ему предательством. Джону очень, очень хотелось довериться Гарольду, он чувствовал, что скоро они перестанут ходить вокруг да около, и у них начнутся отношения… — Ну? — нетерпеливо спросила Самин. — У тебя такой вид, будто в твоей голове решается судьба мира. — Я хочу полное досье на Гарольда Финча, — хрипло сказал Джон, не дав себе времени на сомнения. — Всё, что найдётся. — Финч? Это здешний мэр? А-а-а, твой босс. — Да. Самин присвистнула. — Любишь же ты себе работодателей находить… И что он, по твоему мнению, сделал? Сотворил весь этот апокалипсис? Грохнул родную мать? Она была в своём репертуаре. Джон поморщился. — Просто хочу быть уверенным, что связался с правильным человеком. Самин хмыкнула. Ну да, всё правильно поняла. — Шашни с ним крутишь? Ладно, твои служебные романы — не моё дело, я раскопаю на Финча досье. И после этого мы квиты. Но знаешь, Джон… — Что? — Лучше бы ты камеры в спальне ставил. Она ушла, оставив Джона наедине с коктейлем, который Джон, следуя примеру Самин, выпил залпом. Настроение было отвратительное, и он догадывался почему. Легче от этого не становилось. * Он проводил взглядом Джона, выходящего из бара, и вынул наушник. Устало потёр переносицу чужим движением и отвернулся от камер, положив руку на стопку документов. Под ладонью виднелся обрывок надписи, гласивший: «соверш… …етно». В глубине души он начал бояться, что дело не выгорит, что башню, которую он кропотливо выстраивал несколько лет, разрушат внешние события. Он устал от попыток всё контролировать. Устал играть с революционерами в забаву «кто первый щелчком пальца обрушит длинную линию костяшек домино». Он ведь просто хотел жить и никому не делал зла… почти. А потом появился Джон и пустил рябь по ровной глади воды. Что самое неприятное, злиться на Джона не получалось. Документы были положены в папку — обычную папку с веревочками, внутри которой не ожидаешь увидеть краснобуквенный гриф. Он взвесил её в руке — ту пушинку, которая либо подтолкнёт падающую башню, либо ляжет поверх без всякого вреда. Всё зашло слишком далеко, чтобы поворачивать назад. Значит, следует нажать на газ. * Гарольд говорил, что Джон волен заходить к нему домой в любой день, но на деле Джон этой возможностью не пользовался до тех пор, пока игнорировать прямые приглашения не стало попросту неприлично. В пятницу они поднялись на крышу, и Гарольд в этот раз напрямую предложил Джону вместе заняться готовкой. Джон согласился немного нехотя. Дома он практически не готовил для себя, обходясь консервами и едой на скорую руку. Гарольд быстро заметил, что готовить Джон в общем-то не умеет. — Ничего страшного, — сказал Гарольд. — Трудно только в первый раз, потом проще. Джону тоже достался фартук — к его облегчению, однотонный светло-синий, без гороха. Когда Гарольд показывал, как резать свинину, Джон успел подметить, что дома тот держится гораздо свободнее, без этой напряжённой спины и извечной морщинки на переносице. Может быть, работа мэра действительно не для него? — Джон, — укоряюще сказал ему Гарольд. — Вы задумались о чём-то постороннем. — Вовсе нет. А о чём я должен думать? — Вы вольны думать о чём угодно, — произнёс Гарольд назидательным тоном, — но не во время готовки. «А если я думаю о вас?» Но вслух Джон спросил не это. — Священное время? — поинтересовался он с добродушным смешком. — Можно и так сказать, — Гарольд уже начал готовить какой-то диковинный соус. — Готовка помогает оставить работу позади, перестать обращаться мыслями к недоделанному. Потому что если ненадолго отвлечёшься, можно забыть что-нибудь добавить, и всё пойдёт насмарку. Меня всегда расслаблял этот процесс. Джон попытался проникнуться, но выходило не слишком успешно: он постоянно отвлекался на руки Гарольда с закатанными рукавами рубашки, на быстрые и точные движения пальцев. — Вы сами научились готовить или же кто-то научил? — вопрос казался безобидным, но Гарольд резко помрачнел. Однако он справился с собой. — Меня научила моя… невеста. Когда-то невеста, теперь, скорее всего, чья-нибудь жена. Джон застыл в нерешительности с ножом в руке, так и не опустив его на разделочную доску. Скорее всего, дальнейшие расспросы Гарольд сочтёт бестактностью с его стороны. Джон бы счёл. — Всё хорошо, — ответил Гарольд на незаданный вопрос. — В произошедшем была исключительно моя вина, я попросту сбежал, сочтя себя слишком несовершенным для неё. Как же знакомо это звучало. Слова Гарольда вошли в резонанс с воспоминаниями Джона, болезненными воспоминаниями, в которых он оставляет Джессику ради работы в ЦРУ, надеясь, что она найдёт себе лучшего человека. Который не будет исчезать на долгие месяцы, не будет молчать как рыба в ответ на вопросы о работе, сможет всегда быть рядом в трудные минуты. Джессика была так хороша, что Джон знал: найдёт быстро, обязательно найдёт. Она не успела. — Вы понимаете меня, — печально сказал Гарольд. — Я вижу это. Поэтому можете понять, наверняка можете, почему я теперь… не хотел бы отпускать. Джон чуть дёрнул головой вверх, боясь посмотреть на Гарольда. Сердце гулко билось в груди. Тот же продолжал: — Я думал, что быть одному просто — живи и всё. Но на деле любого одиночку всегда сопровождает чувство сосущей пустоты, которая будто напоминает, что человек — стадное животное. Вы же… Вы меня… Ох, мясо подгорает! Джон рывком поднял голову, слегка ошеломлённый резким переходом. Гарольд возился с духовкой и пытался вытащить жаровню неловкими движениями. Кинувшись на помощь, пока жаровня не упала на пол, Джон придержал пальцы Гарольда. Они поставили мясо на подставку — совместными усилиями — и Джон сжал ладонь Гарольда крепче. Прихватка упала на пол у их ног. — Никогда не умел объясняться, — начал Гарольд, неловко посмеиваясь. — Верите ли, каждый раз что-нибудь да случается. Хуже всего было, когда я упал в канализационный люк… Джон закрыл рот Гарольда ладонью, откинув собственные сомнения и став удивительно спокойным. Словно всё происходит так, как и должно быть. Вторая рука легла на пояс, и Гарольд расслабился, позволяя притянуть себя ближе. — Давайте познакомимся. Снова, — мягко сказал Джон, вспоминая давний разговор в кабинете мэра. Казалось, он произошёл не два месяца, а вечность назад. — Меня зовут Джон Хейз. Гарольд прикрыл глаза и снова открыл их, будто бы смиряясь. Его губы поцеловали ладонь Джона, и тот убрал руку, проходясь ласкающим движением по подбородку. Гарольд нервно прочистил горло. — Меня зовут… Резкий звук разорвал тишину — сирена. Она звучала будто бы везде и отовсюду, отзываясь в каждом ухе и звуча в такт со стуком сердца. Гарольд отшатнулся, разрывая объятия, и маска мэра снова легла на его лицо. — Бог ты мой. Датчики влажности сработали, — метнувшись к двери, он открыл её и выбежал на крышу. Заозирался по сторонам и всмотрелся в один из самых близких небоскрёбов — Крайслер-билдинг. — Вы видите? — спросил Гарольд, а Джон уже молча накидывал ему на плечи пальто, ненавязчиво сняв фартук. Он видел: мешанина огней на нижних этажах, приближающиеся лодки. — Я должен быть там, — твёрдо решил Гарольд, отворачивая рукава и надевая пальто. Он шагнул к лестнице и замер в нерешительности, оборачиваясь. — Джон, — начал он, — вы не помните, я выключил духовку?.. * Если бы Джон знал, что произойдёт дальше, он бы не стал спускаться вниз, чтобы сопровождать Гарольда. Пришёл бы утром со спокойным сердцем, не отягощённым ничем сверх того, что уже на нём лежало. Отказался бы от разговора с Самин, да и вовсе бы не просил её о той услуге. Или ещё больше — никогда не сколачивал бы плот, чтобы затеряться в Нью-Йорке, городе, где, как он считал, прошлое его не найдёт. Но прошлое — это бумеранг, который всегда возвращается, как его ни кинь. Вот же проклятье. Когда Джона на причале у Южной башни незаметно дёрнула за руку Самин, он пошёл за ней, оставив слегка разочарованного Гарольда на одного из лучших своих ребят. Отговорился какой-то ерундой, что первой на язык пришла. Даже не обратил внимания на лицо Самин, не успел, только уже в лодке увидел. — Вот что, Джон, — заявила она, положив руки на колени. Джон опустил вёсла. — Это какая-то чертовщина, и я очень советую тебе валить отсюда поскорее. Просто на всякий случай. Джон пытался усмирить тревогу в сердце. Что же она накопала? — Ты уже выполнила мою просьбу? — осторожно осведомился он. — В том-то и дело. Я нашла всё, что тебе нужно, и досье было настолько подробным, будто кто-то собирался биографию твоего босса романом издавать. Да и досталось оно мне слишком легко. Джон пропустил её слова мимо ушей. — Что там? Она смерила его оценивающим взглядом и полезла рукой под куртку, вынимая свёрнутую копию досье. — Учти, Джон, пожалеешь. Не говори потом, что я тебя не предупреждала, — потом она вздохнула. — Я пока буду рядом, снимаю каюту у Флэтайрон-билдинг. Чёрт, да когда эта сирена заглохнет?! Джону не понравилось, что Самин снова ненавязчиво предлагает свою помощь. Если уж на то пошло, такое совсем не в её натуре. — Лучше не читай при мне, — сказала она. — И лодку первым покинешь, я хочу уплыть подальше от этого хаоса. Самин неопределённо кивнула в сторону Крайслера. Сирена всё ещё надрывалась — теперь и Джон это заметил. Всё его внимание сейчас сосредоточилось на бумагах в руке, и было сложно не опускать на них взгляд. К своей квартире Джон пробрался с трудом. На узкие мостки вышли другие жильцы, зябко кутаясь в халаты и пытаясь понять, что происходит. Краем уха Джон услышал предположения о террористах — две женщины яростно спорили, с суши террористы или с океанских глубин. Одна из них зачем-то держала на руках непрестанно мяукающую кошку, которая добавляла шума в какофонию сегодняшней ночи. Джон поздоровался на автомате и сбежал от попыток вовлечь его в дискуссию, сославшись на усталость. Он открыл дверь и вошёл в прихожую-спальню. А потом сел на кровать. «Что бы я здесь ни вычитал, Гарольд по-прежнему…», — мысленно начал Джон, но закончить предложение не смог. Сняв пиджак и ботинки, он опёрся спиной о тонкую стенку и вынул бумаги из файла. Сначала взгляд зацепился за фамилию — Гарольд Мартин, и Джон задался вопросом: собирался ли Гарольд её говорить сегодня?.. Потом он начал читать дальше. Откладывая в сторону листок за листком, он опомнился только тогда, когда чуть ли не до крови укусил костяшку пальца. Финч, оказывается, некогда был генетиком, работавшим на правительство. Видимо, одним из лучших, если его наняли усовершенствовать ДНК людей, чтобы… ну разумеется, создать подводную расу, способную к выживанию под водой. Эксперименты Финча — точнее, Мартина — увенчались успехом. Более того… Среди бумаг была фотография самого Гарольда. Он на ней выглядел моложе. Гарольд, одетый в белый халат, показывал перепончатые пальцы на собственной руке, а рядом посмеивался неизвестный Джону мужчина, протягивавший Гарольду бокал шампанского. Джон отложил фото, чувствуя, как клокочет в груди нечто неприятное, злое. Ещё один Водный в его жизни, прекрасно. Водный, создавший Водных. Так вот кого он должен благодарить за Кару. А ведь Джессику… Джон отложил в сторону ещё парочку фотографий, и сердце у него упало. На Джона смотрела Джессика — та самая улыбчивая Джессика, которой он её помнил. На ней был белый халат, в руке — пробирка. Рядом с ней стоял Гарольд. Пальцы Джона дрожали, когда он откладывал другие страницы в сторону. Он знал, знал, что Джессика работала в какой-то важной лаборатории — она не могла говорить подробно, и в этом они с Джоном понимали друг друга. Но Гарольд… Джессика… — Что здесь происходит? — взорвался Джон, задавая вопрос потолку. Он начал читать прилагаемые документы, но нигде не видел упоминаний Джессики, пока не наткнулся на некий отчёт о бегстве экспериментального образца №28. Взгляд Джон забегал по странице — Джессика, сокращённая до безликого «Д. Арндт», упоминалась здесь очень часто. Он начал читать. «По вине ведущего генетика Г. Мартина…» «…сбежал экспериментальный образец, находящийся…» «…Образцом была убита лаборантка Д. Арндт». У Джона глаза заволокло пеленой, он пытался вчитываться, но не понимал ничего. Буквы сливались в едва различимые кляксы, и Джон не сразу понял, что это так сильно дрожат его руки. Усилием воли он заставил себя успокоиться, чтобы дочитать. Теми же сухими словами далее говорилось, что «Г. Мартин», успевший спастись во время бегства образца, находится временно под следствием, обвиняемый в преступной халатности. Образец был застрелен при попытке прорваться к главному выходу. Джон заглушил подушкой рвущийся наружу крик. Гарольд… И ведь ничего не говорил… Боялся, мерзавец… А на работу нанял, чтобы унять чувство вины. Всё фарс, сплошное надувательство! Ещё немного, и Джон ведь соблазнил бы его, трахался бы с человеком, виновным в смерти Джессики. Да он даже не человек. Так, Водный. Нелюдь. * В эту ночь Джон не смог заснуть. Утром он встал разбитым, всю ночь отделяя прошлое от настоящего и реальность от надежд. Надежды сгорали, как материалы дела, которое он сжёг вечером по просьбе Шоу. Джон смотрел, как чернеет бумага, и пытался не думать. Ни о чём. Жаль, что виски в такое время было не достать. Он поднимался утром к Финчу, чувствуя каждую ступеньку, ведущую наверх. Так Джон поднимался с Карой на первое их задание. Тогда Джон совершил убийство — не впервые, но впервые настолько осознанно. Финч, конечно, не заслуживал убийства. Он не заслуживал ничего из того, что у него сейчас было. Когда Джон вошёл, он уже был там — как всегда одетый с иголочки, и кажется, в новом галстуке. Джон скользнул по нему равнодушным взглядом и отстраненно подумал, как же выглядят жабры на шее Финча, видны ли они из-под воротника рубашки? Наверное. — Здравствуйте, Джон, — Финч поднял на него беглый взгляд и тут же снова опустил его в документы. — Надеюсь, у вас ночь была лучше моей, из-за небольшой трещины пришлось всех эвакуировать, а сигнал тревоги наверняка поднял людей даже в соседнем боро… Джон промолчал, медленно обходя офис, рассматривая синие шторы, повешенные по прихоти Финча вместо жалюзи («Свой любимый цвет вы бы вряд ли выдали». — «Если так уж хотите знать, то синий»). Думал, как совсем недавно ласкал взглядом затылок Финча, стоя здесь же, у окна. — С вами что-то не так, — вдруг сказал Финч с лёгким беспокойством, оборачиваясь. — Джон, вы даже слова мне не сказали. В горле заворочалось чудовище, разматывая кольца злости. Усталое равнодушие исчезало, словно выпивка в стакане пьянчуги. Интересно, как же отрастают перепонки меж пальцев? Может ли Финч их контролировать?.. — Джон?.. — Пытались ли вы спасти её? Джессику. Скажите мне правду. Чудовище внутри Джона замерло, ожидая ответа. Финч горлом издал странный звук, пальцы дёрнулись на столе. Он был в ужасе и вопреки ожиданиям не стал задавать вопросов, просто встал и тяжёлыми шагами подошёл ближе. Теперь он даже сам на себя не походил: плечи опустились, морщины сильнее проявились на лице. Финч смотрел на Джона со скрытой болью, он был так близко, но сердце совсем не замирало и никак не реагировало на это затаённое страдание. Джон еле сдерживался, чтобы не схватить Финча за грудки, вытрясая из него ответ. — Простите меня, Джон, — еле слышно сказал Финч. Он пытался ещё что-то сказать, но не мог, и Джон понял сам: не пытался, бежал, спасая свою жизнь. А потом, чтобы загладить вину… — Ты специально нашёл меня, — прорычал Джон. — И устроил весь этот цирк с ограблением и наниманием, чтобы наладить, — Джон подчеркнул голосом это слово, — мою жизнь, так? Вернуть долг? Финч опустил взгляд. — Да. И Джон не выдержал. Он резко прижал Финча к стене, тот коротко охнул, а потом руки Джона сомкнулись на его горле. Финч хватал ртом воздух, сжимал предплечья Джона, задыхаясь, но даже не пытался сопротивляться. — Где они? — зло спросил Джон. — Где твои чёртовы жабры?! Но ему всё-таки пришлось разжать хватку, и Финч обмяк, сползая ниже по стене, так и не отпустив руки Джона. В его взгляде была полная покорность, и она раздражала ещё больше, чем если бы Финч сейчас пытался отбиваться или оправдываться. Такой покорный, безмолвствующий Финч не давал ярости Джона выплеснуться полностью, вызывал слишком много противоречивых эмоций в душе… Часть из них возобладала над другими, и Джон раздвинул ноги Финча коленом, припадая к губам злым, грубым поцелуем, прикусывая до вздохов боли. Финч вяло отвечал в каком-то полуобморочном состоянии, всё ещё хватаясь за запястья Джона, как утопающий пытается схватиться за воду в последнем приступе отчаяния. Мешающие очки Джон откинул в сторону, а потом положил руку на затылок Финча, скользя пальцами на шею и ниже, расстегнул, едва не разорвав, воротник рубашки и оторвался от губ, кусая кожу у ключиц и сильно сжимая пальцами бока. Наверняка останутся синяки, но Джону было всё равно. Финч на эти укусы реагировал неровными вздохами, пытался скрыть возбуждение, отстраняясь, прижимаясь к стене, но Джон уже чувствовал бедром его полувставший член. Над всеми другими эмоциями начало преобладать отвращение — не только к Финчу, но и к себе из-за собственного возбуждения, и Джон резко сделал шаг назад. Они смотрели друг на друга молча, оба тяжело дышали. Слова в голове Джона никак не желали складываться в осмысленные фразы, и он, отведя взгляд, открыл дверь и быстрым шагом покинул этаж, спускаясь всё ниже и ниже, пока возбуждение не ушло, уступая место всепроникающему разочарованию. В груди засел тугой комок боли и шевелился при каждом шаге, словно живое существо — горечь, поднимающая голову, мерзкий паразит, которого не изгнать никаким лекарством. Кроме, может быть, виски, да и то ненадолго. Джон шёл бездумно и очнулся, только ступив на мостки башни. Подмывало посмотреть наверх, но он не стал и сунул лодочнику в руку пару монет, взяв первую попавшуюся посудину. Джону требовалось уплыть подальше, чтобы не чувствовать призрачный взгляд Финча на себе, увеличивающий и без того большую боль. Сейчас Джон даже не мог сказать себе, как ни пытался, любил ли он ещё Финча, или же схлынуло, сгорело дотла?.. Очнулся он только в баре, несколько часов спустя, когда услышал адресованный ему вопрос. Сам вопрос, правда, не понял и обернулся на знакомый голос. Картер, кто же ещё. — И сейчас будешь утверждать, что с тобой всё нормально? — повторила она и села рядом на высокий стул, подперев щёку рукой. — Говорят, ты тут с утра сидишь. — А сейчас сколько времени? — спросил Джон, уверенный, что ещё день. Хотя что бы Джоселин тут делала днём?.. — Шесть вечера, — ответила она, мельком глянув на часы. А потом сказала строго, словно маленькому ребёнку: — Тебе хватит, Джон. Удивительно, но он послушался, хотя всего минут пять назад не собирался никуда уходить. Но вот уже в ноздрях снова солёный воздух, и небо впереди окрашено в насыщенно синий, переходящий в оранжево-голубой — предзакатное время. В лодку он забрался с некоторым трудом, но всё же отобрал вёсла у Картер и, гребя куда-то в тёмную полосу соединившихся неба и океана, чувствовал, как алкоголь понемногу выветривается и на душе опять становится мерзко. А на языке так вообще отвратительно. Картер, надо отдать ей должное, всё это время ни о чём не спрашивала. И Джон начал первым: — Хочешь знать, что со мной? Она пожала плечами, даже не посмотрев в его сторону. — Хочу, но сейчас ты не скажешь. Может быть, позже, только явно не сегодня. Такой уж ты человек — будешь носить в себе всё до последнего. И опять она была права. Джон вздохнул, сильнее налегая на вёсла, словно пытался уплыть подальше от самого Нью-Йорка, прямо в открытый океан. Картер говорила за них двоих, и её голос успокаивал, хотя Джон далеко не всегда понимал, что именно она рассказывает. Но ей, казалось, и не нужно было его участие в диалоге: каждый выражает наболевшее по-своему. В конце концов Джон смог сосредоточиться на её проблемах вместо своих, и с неослабевающим вниманием слушал про лентяев из участка и курьёзные истории, связанные с бесконечными обрывами связи между боро. И между тем думал: ну что стоило ему влюбиться в Джоселин? — …А потом передают из Бруклина: мы поймали вашего вора! Ага, отвечаю, только мы его словили ещё вчера и не представляем, кто у вас сейчас в обезьяннике. Джон не удержался и выдал вдруг: — Знаешь, Картер, ты одна из самых потрясающих женщин, которые мне только встречались. Она улыбнулась, и её красивые ореховые глаза блеснули едва ли не ярче фонаря. — Спасибо, Джон, но ты всё-таки говоришь под влиянием выпитого. — Отчасти, наверное. Но я на самом деле про тебя так думаю. — Тоже мне, разбиватель женских сердец, — фыркнула она. — Поплыли обратно. И да, Джон, когда будешь готов говорить — приходи. Он высадил Картер у северной башни бывшего Торгового центра, а сам старался на Южную не смотреть, и как только Джоселин исчезла в дверях, поплыл обратно — в те воды, где Нью-Йорк уже совсем не кажется городом, и даже небоскрёбы становятся едва видны. Джон уснул прямо в лодке, укрывшись собственным пальто, и ничего не видел во сне. В первые секунды пробуждения ему показалось, что вместо лодки он опять на плоту, дрейфует по Нью-Йорку без цели и смысла. А собственно, подумал он, почти ничего и не изменилось. Воистину всё возвращается на круги своя. * — Я его припоминаю, — раздался чей-то голос невдалеке. — Да, точно! Плеснула вода совсем рядом, и Джон приоткрыл глаза, вытягивая себя из тяжёлой, мутной дремоты. Над ним нависло знакомое лицо, виденное Джоном всего пару дней назад, на бруклинском лайнере. И тут Джон чуть не расхохотался, хотя ему было совсем не смешно: неужели он всех нью-йоркских мэров будет встречать так — с похмелья, не зная, где он и зачем вообще живёт? Мэр Фаско навис над ним с катера, настороженно оглядывая. Джон понимал, что выглядит не очень и щетина сейчас его тем более не красит, но всё-таки встал, натягивая пальто, чтобы хоть немного походить на человека. А потом хрипло поздоровался. — Вы телохранитель Финча, — сказал Фаско, не ответив на приветствие. — И как вас только в Бруклин принесло? — Течением, — усмехнулся Джон. Фаско приподнял куцую бровь и хохотнул: — Шутник, а? — и покачал головой, но будто бы беззлобно. — И что мне с тобой делать, здоровяк? Хотелось бы знать, что ты делаешь в Бруклине. И тут Джон подумал, что Картер, скорее всего, была бы им очень недовольна. Да и Самин, возможно, тоже. Что говорить, он сам стал себе противен: сбежал, жалея себя. А ведь думал, что жизнь чему-то успела его научить, но, научился, судя по всему, лишь барахтаться в цикличности собственных поступков. Надо выбираться, надо жить дальше. Джон посмотрел на пасмурное небо и вздохнул полной грудью, чувствуя прерывистость своего дыхания, и услышал, как мэр Фаско многозначительно кашлянул. Ну что ж, подумал Джон даже с некоторым весельем, быть должником — так уж всем, всему Нью-Йорку, чего мелочиться. И он выдавил из себя натянутый неловкий смешок. — Скажешь, что заблудился? — прищурился Фаско. — Я не очень хорошо знаю эти воды, — вполне честно отозвался Джон. — В городе недавно. Вы не могли бы помочь вернуться в Нью-Амстердам? — Так не пойдёт, — Фаско покачал головой. — Ты себя со стороны видал? Подозрительнее тебя типов ещё поискать надо! — Вы можете меня сдать в полицию, — равнодушно сказал Джон. — Но хотелось бы всё-таки поближе к дому. Когда Джон вошёл в полицейский участок, Картер, явно не поверившая поначалу своим глазам, одними губами сказала отчётливо: «Джон, опять?» Джон едва заметно развёл руками. Ещё немного, и он уже не сможет просто прогонять из головы бесконечные дежавю. * Джон предъявил карточку входа на этаж, игнорируя подозрительные взгляды охраны. Зайдя домой, он первым делом упал на кровать, чтобы скоротать оставшиеся часы ночи, потом, встав по будильнику, привёл себя в порядок и побрился, действуя словно на автомате. В запотевшем зеркале ванной Джон видел своё лицо, и оно ему не нравилось; пришлось отвернуться. Костюм он надел тот же, но сейчас его это не смущало. Джон мыслями был наверху, в кабинете Финча, и пытался представить разговор с… Гарольдом. Ничего не получалось. Поутихнувшая было боль в душе вернулась, словно и не исчезала, но Джон чувствовал: ему нужно было подняться к Финчу, попытки избежать разговора стали бы трусостью. И обречённо Джон шагнул на лестничную клетку. Эмилия даже приподнялась, увидев его, и глаза её округлились. — Слава богу, — выдохнула она, стремительно убирая в стол вязание. — Вы ведь расскажете, что происходит с мистером Финчем? Джон кинул быстрый взгляд на дверь кабинета. Конечно же, она была закрыта. — Финч здесь? — осведомился он. — Нет. Так вы не знаете? Он уже третий день отсутствует. Через несколько часов после вашего ухода сказал, что у него дела и что я должна отменить все встречи на ближайшие два дня. Охрану распустил… Куда вы, мистер Риз? Джон дёрнул дверь кабинета, а потом требовательно протянул руку ладонью вверх, в которую Эмилия после секундного замешательства вложила ключи. Он вошёл. На первый взгляд всё было как всегда: вещи стояли на своих местах, и только немного спёртый воздух свидетельствовал, что здесь уже пару дней никого не было. Джон подошёл к столу Финча и поправил стопку документов, чуть накренившуюся в углу. Подёргал на пробу ручки ящиков — заперто. Что-то было не так, и Джон тут же понял, что именно. Финч всегда наводил на столе идеальный порядок: ручка лежала параллельно листу бумаги, письменный прибор стоял на одной линии с настольной лампой, а стопки документов всегда лежали к концу дня в папках, рассортированные по цветам. Финч никому не дозволял прикасаться к своему столу, а сейчас всё выглядело так, будто в последний раз в кресле сидел кто угодно, но только не Финч. Письменный прибор был сдвинут, бумаги слегка свешивались со столешницы… вроде бы мелочи, но именно мелочи определяют человека и дают понять, когда что-то идёт не так. С Финчем точно было что-то не так. И — неужели он сейчас ищет его, Джона? Подёргав снова ручки ящиков, но уже с удвоенным усердием, Джон оставил это бесполезное занятие и переключился на остальную часть кабинета; впрочем, больше ничего, достойного внимания, ему найти не удалось. Финч словно отлучился ненадолго, об этом говорила вся окружающая обстановка — кроме стола. Джон взял это на заметку, выходя из кабинета. Загадку придётся решать позже. Финч не мог исчезнуть совсем уж бесследно, наверняка его кто-то видел: мэра сложно не заметить. Думать о нём как об объекте поисков было проще. Почти безболезненно. Спустившись до самых мостков, Джон на выходе столкнулся с мужчиной. Тот пристально взглянул на него, и Джон узнал типа, который болтался рядом с Элаисом. — Нашёл наконец-то, — сказал он вполголоса. — Пошли потолкуем. Я с посланием от босса. Шрам на его лице вился от глаза до щеки, притягивая взгляд. Джон с заминкой вспомнил, что ему надо было от Элаиса. Поиски наёмников уже настолько отошли на второй план… Казалось, что разговор с Элаисом был по меньшей мере месяц назад. Они не стали никуда заходить, встав для разговора чуть в стороне от дверей и вездесущего лодочника, предлагающего лодки каркающим голосом, охрипшим с простуды. Мостки огибали башню и заканчивались там же, где кончалась с виду бесконечная вереница посудин. Там было безлюдно, и Джон облокотился на грубо сколоченные перила, устало воззрясь на телохранителя Элаиса. Или же он только притворяется телохранителем, а на самом деле скорее помощник?.. — Элаис просил передать тебе весточку, — сказал он, рассматривая Джона с лёгкой усмешкой на губах. — И просил не забывать о долге. Слухи ходят, что вчера ты далековато плавал, будто смерти искал, а мёртвый должник никому не нужен. Значит, следили за ним. — Я помню, что буду должен, — ответил Джон. — Что узнал Элаис? — Что тот, кого ты ищешь, в ближайшее время будет на Статен-Айленде среди заброшенных кораблей. У нужного тебе корабля длинная, словно прорезанная, дыра на боку. — В ближайшее — это когда? — быстро спросил Джон. — Может быть, прямо сейчас, кто знает. Так что я бы на твоём месте поспешил, — он тонко, недобро улыбнулся. — А если хочешь увеличить число своих долгов Элаису, то ищи на нижних уровнях кабинет с табличкой «Энтони Маркони». И Джон вспомнил этот кабинет, в котором он нашёл человека со значком русалки. Так вот что случилось… Значит, слежка длилась на самом деле дольше, чем Джон предполагал, и он проникся к Элаису и его осторожной предусмотрительности невольным уважением. Маркони не стал ждать ответа и ушёл — Джон заметил краем глаза, как он начал заводить моторную лодку. На раздумья времени оставалось, судя по всему, совсем немного. Если наёмник на корабле, надо спешить — пусть уже не ради Финча, а хотя бы ради той загадки, которая не даёт покоя. Кто — и почему? Прошлое ли это Финча или его настоящее? Получит ли Джон дополнительные ответы, или же ему на голову свалятся новые вопросы? Спустя полчаса он уже плыл с аккомпанементом из шума мотора туда, где мало кто бывал из нынешних нью-йоркцев, не говоря о прочих. Стоящий в стороне Статен-Айленд быстро оказался заброшенным после наводнения, не прошло и десяти лет — слишком сложно оказалось поддерживать с ним связь, слишком сильно люди тянулись ближе к призраку прошлого Нью-Йорка — Манхэттену с его небоскрёбами и близлежащим боро, в которых ещё удавалось поддерживать жизнь. А о прошлом Статен-Айленда напоминали только дрейфующие корабли из самых разных материалов — гниющие, ржавеющие, они насаживались брюхом на самые высокие из крыш и, медленно наполняясь водой, тонули в неглубоких водах. Это Джон узнал от Картер, когда она оформляла любителя заброшенных кораблей, решившего поживиться на кинутом годы назад хламе. Статен-Айленд был закрытой зоной, и Джон, входя в его воды, начинал осознавать почему. Боро было похоже на кладбище. Заглушив мотор и скользя по водам меж множества лодок — побольше и поменьше, Джон гадал, как он найдёт нужный корабль. Всё вокруг было в большей или меньшей степени потрёпано, испещрено выбоинами и ржавчиной, цветущей тут как вольный сорняк. То и дело попадались борты с крупными буквами краской по бокам: «Осторожно!», «Запретная зона» и даже неровное «Ад здесь» со множеством кривых восклицательных знаков. Кажется, тут давно уже аттракцион для подростков. Часто лодка Джона натыкалась на пластиковые бутылки и другой мусор, местами на наиболее целых палубах были видны следы пикника. Где же корабль с длинной дырой на боку?.. Спустя несколько долгих минут бесцельных скитаний, Джон вышел на него, и если бы специально не искал, проплыл бы мимо. Когда-то белый пароходик, явно сделанный не для затопленного Нью-Йорка, сидел на мели у крыши, и прорезь в его борту была впечатляющая. Джон тихо подплыл к якорю и взобрался по нему — что оказалось сложно, так как металл был невыносимо скользким от мелких водных капель. И однажды Джон чуть не свалился — рядом с инфернальным скрипом на волнах развернулся другой корабль, повернувшись к Джону побитым деревянным носом. Но наконец Джон встал на палубу, осторожно ступая по самому краю у бортиков, и с удивлением сморгнул с век капли пота. Это место давило на него, словно океанские воды, и любому бы было не по себе среди этой жуткой тишины, наполненной лишь скрипом и лязгом, звучащими, как мелодия преисподней. Никто бы не прятался тут с добрыми намерениями. И тут Джон заметил что-то внизу. Склонившись над палубой, он увидел нечто похожее на след босой ноги. Необычной ноги… Он успел среагировать, отражая внезапный удар сзади. Выставил руку, и женщина — да, это снова была та наёмница! — отступила, откидывая назад спешно собранные в хвост тёмные волосы. Она — Джон не смог это не отметить — была красива. Жабры быстро исчезали на её оголённой шее. — Привет, Джон, — она улыбнулась — шало, полусумасшедше. — А я уж думала, ты никогда не придёшь. — Ждала меня, значит? — Джон хотел заговорить ей зубы, чтобы понять, как легче её скрутить. Одежда липла к её мокрому телу, очерчивая фигуру, на босых ногах исчезали перепонки меж пальцев, и лицо медленно приобретало нормальный розоватый оттенок взамен белого с лёгкой зеленцой. И — отчего все вокруг знают его имя? Это уже начинало раздражать. — Не то чтобы, — отозвалась женщина. — Но ты был настолько настойчив в своих поисках, что мне стало интересно: ты хоть знаешь, кого защищаешь? В груди у Джона больно кольнуло. — Ты — из прошлого Финча? — спросил он настороженно. Если наброситься на неё со всей силой, то, может быть… — Холодно! — крикнула женщина, вынимая из складок одежды нож. — Но если ты знаешь или догадываешься о его прошлом — уже неплохо. Хочешь, я тебе немножко поддамся? Они кинулись друг на друга одновременно. Джона нож царапнул по плечу, не слишком сильно, но захват всё равно не удался, и они снова отскочили друг от друга. — Молодец, — кивнула она одобрительно. Схватка явно доставляла наёмнице удовольствие. — Уважаю тех, кто знает правильное применение своим рукам и ногам. — Кто ты? — спросил Джон напрямик. — Саманта, — сказала она с лукавой улыбкой. — Простая служанка подводного короля. Обидно было бы проиграть служанке, а? — И где же служанка так выучилась драться? — спросил Джон, лихорадочно размышляя. Подводный король был фигурой почти что мифической — все о нём слышали, но никто не был уверен, существует ли он на самом деле. — Это не важно, — отозвалась Саманта, перехватывая нож удобнее. — Здесь одно имеет значение — Финч. Так скажи мне, Джон: кто такой Финч? — Учёный, — ответил Джон сквозь зубы. — Учёный-генетик. Мэр. — И всё? Ты многого о нём не знаешь, — неожиданно Саманта отбросила в сторону нож, звучно упавший где-то в стороне. — А что если я скажу тебе, что он — подводный король? — она всмотрелась в лицо Джона, переменившееся при этой фразе, и рассмеялась. — Смотри-ка, застала врасплох! Неожиданно она посуровела лицом и скинула с себя ужимки сумасшедшей, словно маску. — А ещё… Ты ведь часто видел его, Джон. Едва ли не круглые сутки был при нём. Неужели ты не заметил?.. Совсем ничего не заметил? — Откуда мне было знать, что он король, — Джон видел, что Саманта теперь безоружна, но доверять ей никак не мог и был всё так же напряжён, ожидая внезапного нападения. — Ты это ещё доказать должна. — Я не про то, глупыш. Ты не замечал, что Финч бывает разным? Не как один человек. Может быть как… двое. И словно молот опустили на голову Джону. Что она говорит? — Поясни, — резко сказал он. — А ты сам понаблюдай, — ответила ему в тон Саманта. — Побудь на моём месте. Послужи сумасшедшему королю, медленно, крупица за крупицей, с горечью замечая его безумие. Противоречивые поступки, жестокость, сменяемая мягкостью… И тот, который жестокий — он знает, что их двое. А первый — нет. Никто при дворе не понимает, чего от короля ждать. Все боятся — и любят, потому что нельзя не любить Создателя. А я не боюсь убить Бога! — крикнула она, и глаза её загорелись. — И ты станешь мне союзником, Джон, а если нет, так и тебя я убью. Извини уж. Джон отступил на шаг, в голове его картинки сменяли друг друга с быстротой биения ускорившегося сердца. Перепады настроения Финча, его «затмения», стол, за которым будто бы сидел не он… И конечно, обследование ничего не могло выявить в его голове — как выявить психическое заболевание с помощью МРТ?.. И тут Джон усмехнулся: ведь она просто сумасшедшая, верить ей — что верить прогнозу погоды в Нью-Йорке. Он покачал головой. — Только ты здесь безумна, — сказал он. — И у тебя нет доказательств, абсолютно никаких. Движение со стороны кают он увидел с опозданием — а Саманта так и вовсе не заметила. Мгновение — и её же нож торчал у неё в боку, мелькнув серебристой молнией со стороны капитанской рубки. Она яростно вскочила, выдёргивая нож, но что было дальше, Джон не увидел: на плечо ему опустилась рука. — Спасибо, что привёл к ней, — сказал голос сзади — знакомый и одновременно незнакомый. Джон обернулся и встретился лицом к лицу с Финчем. Тот глядел на него с участием и тенью благодарности. Потом Финч поднял взгляд и скомандовал кому-то: — Убей её. Ни один мускул не дрогнул на лице Гарольда, лишь в глазах мелькнуло что-то жестокое, и Джон понял, что теперь-то он и сам сходит с ума. Губы Финча, которые он поцеловал всего несколько дней назад, искривились в лёгкой усмешке. И вот она, бездна, раскрылась перед Джоном, а он падал столько дней, не замечая ничего. Теперь же видел это чёрное ничто и не мог сопротивляться. Не мог сопротивляться, когда Финч крепче сжал его плечо, чуть заметно погладив большим пальцем. Однако пришлось. Джон не был на стороне Саманты, но не мог допустить убийства. Он скинул с плеча руку и бросился наперерез, видя, как Саманта мгновенно достаёт откуда-то маленький пистолет и стреляет в человека Финча — Джон видел только его тёмный затылок. Короткий крик, мужчина упал, и Саманта прицелилась, приготовившись стрелять в Финча. Джон замер между ними, прямо в поле её зрения, заслоняя Финча. — Уйди, — сказала она нетерпеливо. — Теперь ты всё знаешь, почему защищаешь его?! Финч приблизился сзади; Джон чувствовал на шее его дыхание. Они стояли у самого борта. У Джона тоже был пистолет, но вынуть его незаметно уже не было никакой возможности, и он просто смотрел на Саманту, на лице которой опять расцветала улыбка — лёгкая, насмешливая. — Вам не сбежать — сказала она. Гарольд как-то странно двинулся сзади, и Джон почувствовал его руку — там, где за ремнём был пистолет. Запретить стрелять ему Джон не мог, не тогда, когда на них обоих уже направлено оружие. Финч и правда выстрелил. Нога Саманты брызнула кровью, тут же Финч подтолкнул Джона к борту — и они прыгнули. Джон ещё успел заметить дорожку от пули на воде — совсем близко от его лица. Последнее, что видел Джон уходящим сознанием — это Финч с жабрами на шее, пытающийся удержать бешено сопротивляющегося Джона под водой. Из крепкой хватки Джону удалось вырваться, но под теплоходом выплыть было некуда, и он провалился в беспамятство. * Несколько лет назад… — Нейтан, взгляни-ка. Гарольд отошёл от микроскопа, безмерно взволнованный. Не хотелось давать волю радости заранее, но это был, кажется, прорыв. Если удастся вживить в живой организм новый ген, то… Нейтан присвистнул, прервав тем самым мысли Гарольда. Его внимание было приковано к микроскопу. — Мне кажется, что если правительство по новой заикнётся о том, куда мы спускаем финансирование, нам теперь будет чем их заткнуть. Гарольд не выдержал и улыбнулся — искренней, хоть и немного усталой улыбкой. За два года отчаяние настигало его не раз, и он думал, что ничего не выйдет, что его снова отправят в Массачусетский Технологический Институт, а программу закроют. Возвращаться в альма-матер проигравшим — разве такое возможно? Ему доверили одну из важнейших задач, совершенствование человеческой расы! Да он себе никогда бы не простил. А теперь — первая маленькая победа. Возможно, в череде многих. — Знаешь, — сказал Нейтан, оторвавшись, — я думаю, это стоит бокала шампанского. — На работе? — поднял брови Гарольд. — Почему бы и нет? Мы заслужили, а ты — особенно. — Но где?.. — Гарольд не успел закончить предложение, потому что Нейтан стремительно вышел и вскоре вернулся с двумя бокалами и бутылкой шампанского. Видимо, на лице Гарольда в этот момент отразилось всё его удивление, потому что Нейтан расхохотался, едва только зашёл. — Что? Ты не знал, что я оптимист? Они промучились с пробкой чуть дольше положенного — но наконец она выскочила, и руки Нейтана залила пена. — За будущие победы, — бокалы звякнули, сталкиваясь. Нейтан вдруг подмигнул Гарольду — совершенно залихватски, и его оптимизм был так заразителен… Казалось, всё будет замечательно. * Нейтан даже в своей работе ухитрялся быть романтиком. Он, фанат фантастических романов, имел море теорий о том, как именно будет происходить сотрудничество двух рас: людей и тех, кого они про себя называли в шутку «русалочками». Его не смущало, что до создания «русалочек» ещё годы стояния за микроскопом и километры формул. Нейтан мыслил далеко вперёд — это и помогало ему работать. Гарольд же был весь в настоящем. Может, потому они и сдружились — разные, но одинаково целеустремлённые. Нейтан был готов на всё ради малейшего скачка вперёд в их общих исследованиях, Гарольд же всегда мог найти нужные слова, чтобы остудить его пыл. Они вдвоём, да ещё Джессика — их улыбчивая умная ассистентка, — вот кто составлял действительный костяк исследовательского центра, состоящего из многих и многих сотрудников — преимущественно молодых многообещающих учёных. Гарольд знал, что они не были единственной командой, работавшей над улучшением генома человека. Но знал, что в своём деле они были лучшими — хоть их уже было сложновато назвать «молодыми многообещающими учёными». — Ты отвлёкся, — сказал ему Нейтан. Они как раз редактировали ДНК эмбриона человека. В процессе неожиданно для них самих обнаружилось, что та часть ДНК, которая считалась мусорной, кое-где действительно выполняет важные функции. Работать с объектом, в котором известно далеко не всё — это как запускать космический корабль в варп-прыжок наугад. Сравнение Нейтана, разумеется. — Извини, — Гарольд откинулся на спинку кресла, закрывая глаза. — Боюсь, мы снова застряли на одном месте. Если мы за пару месяцев так и не сможем синтезировать crРНК, которая укажет белку, где сделать нужные разрезы, то нашу команду точно отстранят от исследований. Нейтан невесело усмехнулся и тоже сел, обратив взгляд к окну. — Может, ты и прав, — отозвался он. — А я ведь хотел стать первым человеком с жабрами — здорово было бы, а? — И работать бы пришлось в аквариуме. — Скучный ты человек, — Нейтан забросил руки за голову. — Правда же, Джессика? Джессика только покачала головой и приникла к круглому глазу микроскопа. Когда она обернулась к ним, на лице её было просветление. — Мистер Мартин, — начала она, — а вы не думали, что если мы добьёмся гомологичной рекомбинации… Гарольд переглянулся с Нейтаном. Из кресел они вскочили одновременно. * — Ты знаешь меня, — говорил Нейтан с лёгкой улыбкой. — И знаешь, что я не отступлюсь. — Я не позволю, — твёрдо возразил Гарольд. — Ты забыл, что происходит с образцом номер 9? Мы до сих пор не знаем, почему он сошёл с ума! Нейтан поглядел на него так, будто был безмерно разочарован. — Слушай, ещё пара испытаний, и я попробую, и никто меня не отговорит — ни сам дьявол, ни даже ты, — сказал он, будто завершая бессмысленный разговор. — Всё говорит о том, что должно получиться. Ты не доверяешь самому себе, Гарольд? Или нам с Джессикой? Гарольд был в отчаянии. Он не знал уже, какими словами отговорить Нейтана от исполнения его безумной, совершенно безумной затеи. Когда тот впервые выложил, что мечтает о жизни под водой, было сложно ему поверить. Нейтан даже с серьёзным лицом, казалось, никогда не говорил серьёзно. — Я не доверяю процентному соотношению удачных исходов к неудачным, — сказал Гарольд. — Оно слишком мало. — Если я выгляжу безрассудным идиотом в твоих глазах, то что же… ты всё равно не сможешь запретить мне им быть. У Гарольда в голове созрело решение — и он выскажет его, даже если оно положит конец их дружбе. — Тогда я потребую отстранить тебя от исследований, — произнёс он, смотря прямо в глаза Нейтана. Тот неверяще покачал головой, вдруг опираясь рукой на подоконник, словно ему стало тяжело стоять. — И на каких же основаниях? — Непрофессионального подхода будет достаточно. — Вот ты как, — с горечью в голосе сказал он. А потом просто ушёл. Не хлопнув дверью, ничего такого, но всё равно было видно, насколько он разочарован. Следующим утром вернулся как ни в чём не бывало: так же шутил и флиртовал с Джессикой, спокойно разговаривал с Гарольдом — словно забыл о вчерашнем разговоре. Через несколько дней Нейтан принёс из соседней лаборатории модель руки «русалочки» с перепонками, искусно сделанную из обычной перчатки. Они с Джессикой надели её Гарольду на руку и фотографировались, смеясь. Всё шло своим чередом, процент удачных исходов при внедрении чужеродной ДНК повышался, и им троим было над чем работать… Гарольд вскоре забыл о том разговоре. Вспомнил только однажды утром, придя в их общий с Нейтаном кабинет. Ему не пришлось включать свет. Лампы ярко горели на потолке, электрический свет мешался с солнечным. Пол устлали бумаги, исчерченные формулами, старый микроскоп, университетский подарок Гарольда, лежал на полу раскуроченный. Там же лежал и Нейтан. Каким он был — полуобратившимся или нет, какое выражение застыло на его лице — Гарольд спустя некоторое время не смог бы этого вспомнить, даже если бы захотел. И если жизнь действительно делится на чёрные и белые полосы, то с этого момента началась нескончаемая чёрная — широкая, словно затянутое тучами беззвездное небо. * Он стал работать за двоих и старательно не замечал на себе встревоженных взглядов Джессики. Их команду не отстранили лишь чудом, и это чудо Гарольд отводил на свой счёт: ему до хрипоты пришлось спорить с начальством, поднимаясь по цепочке всё выше, и он подозревал, что на это ушли остатки его душевных сил и все его разговорные способности. Теперь же он молчал днями, пугая Джессику и будучи не в силах сделать с собой хоть что-нибудь. Смерть Нейтана списали на несчастный случай; так и сообщили родственникам. Гарольд сам писал письмо его матери, не опровергая это, но и не подтверждая. Ему начало казаться, что он теперь понимает Нейтана и его сумасшедшее желание — и Нейтан бы сохранил его в тайне, Гарольд был уверен. Нынче никто не понимает романтиков. Он стал плохо спать, и когда ему снились сны, он был то Нейтаном, то кем-то третьим — и не запоминал этих снов. — Гарольд, — сказала Джессика, которая обычно не обращалась к нему по имени. — Я ведь тебе ещё утром принесла отчёт. В её голосе внезапно зазвучали материнские нотки. Может быть, все беспокоящиеся о ком-то женщины звучат как матери. Он кивнул, оборачиваясь к столу, и всмотрелся в знакомые значения на листе бумаги. Боже, что такое crРНК? Почему он это забыл? Да нет же, секундное затмение. Всё хорошо. Просто надо выспаться. * Гарольд не любил Гойю, но тот офорт, «Сон разума рождает чудовищ», то и дело вставал перед глазами. И мерещилось: едва стоит задремать за рабочим столом, крылатые и перепончатые чудовища поднимутся вокруг из теней его разума, чтобы наброситься в единый миг. Думая об этом, Гарольд испытывал облегчение: пусть набрасываются. Не существовать — это наверняка хорошо. Дальше подобных суицидальных мыслей дело не шло, потому что Гарольд считал себя должным Нейтану, неизвестно по какой причине. Работу надо было завершить, и вот уже тогда… Тогда оставалось крайне смутным, словно в тумане. Сознание Гарольда временами тоже соскальзывало туда, и он бродил мыслями в вязкой субстанции — отчего-то действительно вязкой — и искал выхода. Он был там, когда раздался шум сирены. Гарольд бросился на звук, но дорогу назад нашёл не сразу, непрестанно падая в этом вязком мутном нигде. Первым вернулось ощущение тела, и Гарольд убрал руку с кнопки. Неужели он по рассеянности?.. Ведь Джессика… она, кажется, попросила открыть клетку, когда будет во внешнем помещении — для наблюдения. А он… Гарольд ударил по кнопке снова, закрывая бесполезную уже дверь. В коридоре раздался истошный женский крик и ещё несколько воплей, надо было бежать, спасти… Он сделал два шага в сторону закрытой двери, и его залихорадило от ужаса, стопы словно приросли к ровным квадратам пола. Едва найдя в себе силы дотянуться и открыть дверь, Гарольд слушал, как кричит Джессика и как крики переходят в стоны; очки сползли вниз по вспотевшему носу, и люди в коридоре превратились в сплошное мелькание белых халатов. Кажется, он опять уходил в туман. Чем он был? — Вы с ума сошли, Мартин! — прорычал кто-то рядом знакомо, вытаскивая его за локоть в коридор. Джессику он больше не видел. * Гарольд уже не смог бы вспомнить, как он бежал, спасаясь от расследования и от собственной совести. Из памяти выпадали часы, дни — совершенно бессистемно. Он пытался вести записи, но в бегах это оказалось невозможным, и Гарольд просто доверился той странной, поистине мудрой интуиции, которая в минуты забвения приводила его в итоге в безопасные многолюдные места, где найти конкретного человека — всё равно что найти иголку в стоге сена. Эта же интуиция спустя годы привела его в Нью-Йорк, когда он больше не мог уже прятаться на отцовской ферме в Айове, зарабатывая на жизнь неизвестно чем. Гарольду казалось, что короткие периоды потери памяти сошли на нет, но в Нью-Йорке всё началось по новой. Прошлое исчезало в неясной туманной дали со стремительностью гоночного автомобиля. Тогда он нашёл Джона, восстанавливая память о событиях в лаборатории. Человек, которому можно вернуть долг. Тогда же украл чужой патент и основал компанию по производству морозильных установок для производства пресной воды — и не знал об этом. Чуть позже стал баллотироваться в мэры города — и не помнил, когда именно он подал заявку. А ещё — когда именно Водные в нём признали короля. Где-то в это же время у него появился помощник. Или не у него. * Настоящее время Джон открыл глаза и закашлялся, выплёвывая воду. Он привстал, и на его память волнами накатили воспоминания: Статен-Айленд, Саманта… Финч… В памяти произошедшее больше казалось сном — может быть, мозг так реагирует на шок, своего рода защитный механизм?.. Оглядываясь, Джон пытался понять, где он находится. По всему получалось, что он должен быть под водой, но комната на первый взгляд не казалась подводным жилищем. Она была без окон, да, но в остальном — обычная комната, практически без мебели. Кровать, стул, стол — всё, что в ней было. Не успел Джон как следует осмотреться, зашёл Финч. Кажется, уже в другом костюме. Сколько времени Джон провёл без сознания?.. И какого Финча он видит перед собой? — Я рад, что вы пришли в себя, Джон, — сказал он, рассматривая Джона. — Знаете, вы просто неубиваемы. Саманта едва в вас не попала. Теперь я всё думаю: опоздал я там, на корабле, или же пришёл вовремя?.. — Кто ты? — хрипло спросил Джон. Финч поджал губы. — А как вы сами полагаете? — Ты второй. Гарольд не знает о тебе. Финч вздохнул и засунул руки в карманы совершенно не гарольдовским жестом. — Это вы из её слов знаете или?.. Джон поднял брови. — Значит, я всё-таки там опоздал, — подытожил он. — Ну что ж... Меня зовут Генри, и мне жаль, что мы знакомимся при таких обстоятельствах, мистер Риз. Джон секунду смотрел на него пустым взглядом, потом издал смешок. — Раздвоение личности? Вот значит как? А наёмница-то не лгала. — Увы. Мне иногда бывает даже крайне неловко за своё существование: я мешаю слишком многим. Но поверьте, всё, что я делаю — не просто так. Говорил Генри складно, но что-то нервозное проскальзывало в его манере речи, временами более отрывистой, чем речь Гарольда. Несмотря на это, Джон никак не мог отделаться от впечатления, что говорит с Гарольдом: этот голос, эти гладкие книжные фразы… Который из них настоящий? Который дал Джессике умереть? У Джона прошёл мороз по коже, когда он понял, что на эти вопросы, скорее всего, никогда не получит ответа. Джон не представлял, зачем он мог быть нужен Генри. И не хотел этого знать. Голова шла кругом. Нестерпимо захотелось обратно на плот — в то время, когда было всё просто. Отвратительно, но просто. — У тебя есть виски? — спросил Джон ровно. — Есть. Но не здесь и не сейчас. Мне нужен ваш трезвый разум, — Генри сел на единственный стул в безопасном отдалении от Джона и воззрился на него с некоторой опаской. В этот момент он так напоминал Гарольда, что было больно. — Вам нужны объяснения, и я их дам. — Валяй, — сказал Джон равнодушно. Лучше ему этот рассказ всё равно не сделает, а хуже уже сложно. Гарольд — Генри — глубоко вздохнул. — Обычно обе личности не знают о существовании друг друга, но я узнал быстро. Слишком короткое, невнятное прошлое, разрывы в воспоминаниях… Когда я заподозрил, мне оставалось только найти камеры, чтобы заснять моменты, когда я словно не в себе. — А Гарольд?.. — начал Джон. — Он не хочет знать. А я не считал нужным ему сообщать. Я — его защитный механизм. Кажется, так говорят психиатры. Я появился только после инцидента с Джессикой… скорее всего. Извините, что напомнил о ней. Джон незаметно сжал ладони в кулаки. Ему показалось фальшивым то, как Генри извинился. И непрестанно думалось: как бы сказал эти слова Гарольд?.. — Что-то мне подсказывает, что у психиатра ты не был, — проговорил Джон. Генри чуть сгорбился, подавшись вперёд. — Потому что Гарольд без меня не выживет. Джон хрипло хохотнул. — Я хоть с ним говорил, с Гарольдом? — Да, конечно. И очень часто. — Кто меня нанял? Генри сделал неясное движение — словно хотел встать со стула и передумал. — Как раз он. Я бы, скорее всего, не рискнул: выглядели вы тогда не лучше тех разбойников, — он помолчал. — Мистер Риз… я предлагаю вернуться и продолжить наш разговор наверху, в моём кабинете. Здесь не слишком безопасно, ведь Саманта ещё рядом, и её сторонники наверняка тоже. Джон подался вперёд. — Ну и кто же она такая? — спросил он. — Помощница министра внутренних дел… была. Пока не решила устроить переворот, попытавшись меня убить. С каждым годом, к сожалению, число её сторонников растёт. Мы с Гарольдом слишком разные, и нам сложно управлять поселением вдвоём, но вооружённый переворот, который собирается устроить Саманта, куда хуже. Зачем лишние смерти? Вопрос был явно риторическим, но Джон подумал, что составлять мнение после выслушивания единственной точки зрения — плохая идея. Саманту надо было найти. Как — это вопрос другой… — Хорошо, — сказал Джон, поднимаясь. — Поговорим наверху. Генри кивнул. — Надеюсь, я ещё буду собой, — проговорил он буднично. — Гарольду ни слова. Он не должен знать обо всём этом. Они сели во что-то напоминающее одновременно автомобиль и маленькую подводную лодку, и водитель почтительно склонил перед Финчем голову. Генри явно пытался завязать дружбу, однако Джон не мог избавиться от неприятной мысли, что при общении с Гарольдом у него не было ощущения неправильности, будто он говорит с разными людьми. Генри, должно быть, хороший притворщик, первосортный лицемер. Ведь он тоже Финч, в конце-то концов. Путь до Нью-Йорка в раздумьях прошёл незаметно. Они не говорили. Генри смотрел в иллюминатор с такой знакомой морщинкой Гарольда меж бровей, Джон украдкой его рассматривал, пытаясь найти другие схожести и отличия. Сидел увереннее — и только-то. В остальном он был вылитым Гарольдом, пока молчал. — Вы вернулись, мистер Финч! — воскликнула Эмилия с удивлением, переводя взгляд с него на Джона. — Вернулись, — эхом отозвался Генри. — Если я кому-то понадоблюсь, попроси подождать с полчаса. Хотя… уже всё равно почти конец рабочего дня, — добавил он, посмотрев на часы в холле. — Можете уйти раньше, я вас отпускаю. — Но звонил мистер Тао… — Позже, — сказал Генри мягко. — Уверен, он сможет подождать. Эмилия ушла, непрестанно оглядываясь. Генри закрыл дверь кабинета за её спиной и обернулся к Джону. — Я вам благодарен, — неожиданно сказал он. — За защиту. Понимаю, что не меня вы защищали, но тем не менее. Гарольд, боюсь, не оценил бы так, как я. — Что ты имеешь в виду? — насторожился Джон. — Он вас не любит. Джон… большинство диалогов вы всё-таки вели со мной. * Они так толком и не поговорили. Не заладилось. Джон быстро сослался на усталость — первую придуманную им причину сбежать. Он понимал, что это трусливо, но уже не было никаких сел терпеть творящееся в его жизни сумасшествие, и Генри, глядящий на него голодными глазами Гарольда, спокойствия отнюдь не добавлял. Тут самому бы с ума не сойти. Первым побуждением было найти психиатра. Джон его отмёл, сам не зная почему. Хотел присмотреться поближе? Выждать, позволив событиям понести его по течению? С другой стороны, он слишком долго позволял себе плыть вдоль течения, не сопротивляясь. Одно только препятствие мешало встать на верный путь — в Нью-Йорке не было психиатров. В основном здесь обретались врачи общей специализации и несколько узких специалистов. Если с человеком случалось что-то позаковыристей — его отправляли на сушу. Этому предшествовал сбор множества документов и прочая бюрократическая возня. Выждать иногда может быть хорошим выходом, пожалуй. В свой законный выходной Джон решил никого не видеть. Он остался дома с книгой, одолженной ему настойчивой соседкой, кажется, имеющей на него виды. Совсем в одиночестве остаться не получилось: чья-то кошка вольготно разлеглась у него на подоконнике, невесть как на нём уместившись. Джон, всегда больше уважавший собак, всё-таки не удержался и стал гладить кошку, слушая уютный успокаивающий рокот её мурлыканья. Идиллия длилась недолго. Стук в дверь разрушил сонную тишину, и Джон с некоторой обречённостью пошёл открывать, положив книгу на кровать. Ещё не дойдя до двери, Джон подумал: он знает, кто будет за ней. Но не угадал. — Привет! — сказала Саманта, белозубо улыбаясь, и тут же преспокойно выжала мокрые волосы прямо на коврик у порога. — Может, пустишь? Джон посторонился, пропуская её, и задержался взглядом на её ноге, перевязанной чем-то бурым и смахивающим на водоросли. Саманта, ничуть не стесняясь, прошлёпала босыми ступнями прямо в ванную, и Джону ничего не оставалось, кроме как сесть на кровать и ждать. Слава богу, недолго. — Всё не дождусь, когда наконец вода потеплеет, — пожаловалась она, выходя из ванной в одном только полотенце. — Но это не раньше июня. Всё-таки стоит до него дожить, как думаешь? Вопрос был слишком странный, чтобы на него отвечать. — Я помню, ты собиралась меня убить, — сказал Джон без предисловий. Он не боялся. Что-то ему подсказывало: убивать сейчас его никто не собирается. Да и из чего она, в самом деле, будет стрелять? — Ох, я сегодня не в настроении, — весело сказала она, усаживаясь рядом. — К тому же мы так и не поговорили. Ну что, убедился в правдивости моих слов насчёт Финча? — Предположим. — Говори как есть. Джон посмотрел на её раскрасневшееся от горячей воды лицо. Даже не верилось, что эта красивая женщина, рассевшаяся у него на кровати в одном полотенце, была помощницей… как он сказал? Министра внутренних дел? — Финч сказал, ты готовишь переворот, который несомненно повлечёт за собой много смертей. Она покачала головой, кажется, с восхищением. — Гарри-Гарри, — произнесла она. — Узнаю его стиль. Наверняка он не рассказывал о том, скольких — по его мнению — предателей приговорил к казни. Через пару лет в поселении останется в живых только он. — Не Гарри, — машинально поправил Джон. — Генри. Саманта закинула ногу на ногу. — Мне откровенно наплевать, как будут звать Финча, когда я приду к нему. Я знаю, что он потрясающий генетик, и ему практически нет равных. Я даже была его ученицей. Но когда его избрали внизу, всё изменилось. — Где ты была его ученицей? — быстро спросил Джон. — В основном уже под водой, он сразу оборудовал там лабораторию. Тогда ещё Финч казался нормальным. Думаешь, ты один попался в эту ловушку? Глаза у Саманты потемнели. — В последние годы он постоянно наверху. Финч и вам попортит много крови, будь уверен. А теперь — что тебе нужно, Джон? Пистолет? Я могу достать какой угодно. Джон издал смешок. — Я не собираюсь его убивать. — Боже, мужчины всегда так упрямы, — она с раздраженной улыбкой (Джон даже не думал, что такая бывает) мотнула в воздухе ногой. Воспринимать Саманту всерьёз совершенно не удавалось. — У тебя больше всего возможностей подобраться к нему совсем близко. И чёрт побери, Джон, разве не он повинен в смерти твоей подруги? — Это не твоё дело. — А тебе не интересно, откуда я знаю об этом? — быстро спросила она. В действительности Джону и правда было не интересно. Какая, в общем-то, разница? Это что, вернёт Джессику назад? Он молчал, замолчала и она, смотря в окно с таинственной улыбкой Джоконды. Кажется, эта улыбка была чертой личности Саманты так же, как и её бунтарство. — Ты же хочешь говорить, — подтолкнул её Джон. — Говори, я слушаю. Она покачала головой, не отрывая взгляда от окна. — Кошка, — сказала вдруг Саманта. — Чья она? — Понятия не имею. Саманта вздохнула, подняв взгляд к низкому потолку, и наконец соизволила взглянуть на Джона с таким устало-терпеливым выражением на лице, что Джон неожиданно вспомнил мать. В детстве, когда он излишне задерживался на игровой площадке или слишком уж проказничал, она глядела на него точно так же. Внутри Джона поднималось раздражение, отчасти вызванное непрошеным воспоминанием. Саманта тем временем подошла к окну и лениво провела ладонью по кошачьей шёрстке. — Милое создание, — произнесла она. — Настолько же милое, насколько коварное, — тут она прогнала кошку с окна. — Знаешь, Джон, я передумала. Оставляю тебя жить спокойной надводной жизнью, никаких интриг, никаких прилюдных казней, перестановок в кабинете министров, заканчивающихся ссылками в незаселённую часть океана. У тебя есть квартира и целых два друга по цене одного, что весьма неплохо. К чему это терять? Она взяла в ванной свои вещи в охапку и начала переодеваться, плохо скрытая узкой дверью. Саманте не нужен был ответ, но Джон не удержался: — Ты пытаешься манипулировать мной, — сказал он спокойно. Раздражение схлынуло так же быстро, как и появилось. — Но я всё равно хочу знать, как с тобой можно связаться. — Я буду близко следующие пару дней, — ответила она наконец-то без улыбки. — На северной окраине у последней общины. Просто подплыви и крикни «Рут». Это я, — пояснила она. — Что-то вроде прозвища. И она исчезла за дверью так же быстро, как и появилась. Разговор с Самантой оставил Джона в ещё большем замешательстве, чем он был до этого. Саманта говорила с такой неподдельной печалью в голосе, что принять её слова за ложь было совершенно невозможно, к тому же Генри косвенно подтверждал их. Его туманная фраза про сложность правления двумя людьми в одном теле… Последствия действительно могли быть такими, как их описала Саманта. Выход был один: всё-таки поговорить с Генри. Опять, и теперь более обстоятельно. Джон чувствовал, что ему придётся выбрать чью-то сторону в чужой борьбе, и всё его существо противилось этому. Злость поднималась в нём, как волна, и вскоре захлестнула с головой. Джон ударил кулаком по столу, заставив задребезжать стоявшую на нём посуду. В этот момент он чувствовал только горячую ненависть — ненависть к ситуации, в которой он оказался, ненависть к Гарольду, которого уже любил, чёрт побери, и эта любовь въелась в него так крепко, что когда он вспоминал ту злосчастную правду, правда эта казалась совершенно неважной. Более всего он хотел сейчас поговорить с Гарольдом, но когда представится эта возможность? Да и не сможет он больше доверять Финчу теперь, когда он не знает, кто из них обоих… Не нужна ему любовь Генри, говорил себе Джон, поднимаясь — опять словно на эшафот. Абсолютно не нужна. — Я думал, вы не придёте, — сказал Генри, открывая дверь дома Финча. Он был одет в тот же костюм, в котором Гарольд (или не Гарольд?..) впервые принимал его у себя дома. Джону опять начало казаться, что он сходит с ума, но тем не менее он решительно шагнул внутрь. — Я тоже так думал. Он прошёл в гостиную первым, чувствуя взгляд идущего за ним Генри. Они сели — друг напротив друга. Генри выглядел спокойным, но Джон заметил, как рот его чуть повело в сторону — сдерживаемое напряжение всё-таки проявило себя. Он волновался или хотел казаться взволнованным? Джон вступал на неблагодарную почву гаданий. На вопросы, всплывающие у Джона в голове минута за минутой, ответ могла дать разве что игрушка под названием магический шар. Встряхни слегка — и вот уже в окошке один из трех ответов: да, мало шансов, сбудется. Судьба Джона сейчас тоже была детской игрушкой для кого-то высшего. — Вас что-то мучает, — сказал Генри. — Полагаю, что мысли обо мне. Джон не стал спорить. — Я далек от вашей подводной политики, — начал он, — но мне кажется, что тебе — или вам с Гарольдом — пора уйти в сторону и дать править другому достойному... Водному. — Душевно здоровому? — прозорливо спросил Генри. — Хотя мне странно, что вы решили начать разговор именно с этого. — Ну и с чего, по твоему мнению, мне следовало на самом деле начать? Уже задавая этот вопрос, Джон с опозданием понял, что этим даёт Генри преимущество: теперь он определит тему их беседы. — Я думал, вы спросите: «Почему я не должен тебя убивать?». — И почему я должен хотеть тебя убить? — Это решит проблему, — ответил Генри совершенно спокойно. — И даже не одну. Вы ведь знаете уже, что я не имею ни малейшего желания лечиться. — Интересно, что сказал бы по этому поводу Гарольд. — Джон, вы пообещали мне… — Тебе. Не ему. Ты — не весь Финч. Что-то неприятное проскользнуло по лицу Генри при этих словах. Он мимолётно нахмурился, словно слова Джона задели его за живое. — Я понимаю, — сказал он с некоторым усилием и встал, чуть сгорбившись. Джон слышал его шаги на кухне, где они стихли. Немного выждав, он двинулся следом — Генри стоял у окна, глядя на бесконечную водную гладь. Со спины он казался Гарольдом, и у Джона перехватило дыхание. — Мне бы хотелось завоевать ваше доверие, Джон, — сказал Генри не оборачиваясь. — Сколько бы времени это ни заняло. Мне хотелось бы, чтобы вы доверяли мне. Он обернулся — печальный Гарольд, которого так не хватало Джону. Был ли он Гарольдом или нет, кем бы он ни был — всё это уже не имело значения. Одно мгновение — и вот уже его руки на плечах Финча, и тот прикусывает ему губу, неловко целуя в ответ. А потом стало не до вопросов. — Попробуйте довериться мне, Джон, — говорил Генри голосом Гарольда, всматриваясь в глаза. — Просто попробуйте. Джон хотел сказать, что не может, но слова застревали где-то во рту и не желали сходить на язык. Он попался в ловушку, из которой не мог выбраться. И желал ли?.. У Генри была твёрдая хватка, но поначалу он подчинялся Джону: позволил медленно развязать галстук и целовать шею, прикусывая; позволил вести в поцелуе и снять с себя ремень. Только очки не дал снять и придержал их пальцами, когда Джон потянул за дужки. — Я хочу видеть вас, — сказал он, запуская руку ему под рубашку. И Джон сам не понял, как потом вышло: он утыкался лицом в подушку, разгорячённый и тяжело дышащий. Что Генри делал руками — это было невообразимо. Он ласкал член Джона, то нежно, то грубо, а затем Джон почувствовал Генри в себе — и не мог противиться. Джон помнил, что хотел сделать с Финчем то же, что Финч делал сейчас с ним, и Генри, двигаясь, говорил ему что-то голосом Гарольда — но он не был Гарольдом. Но как тяжело было провести границу, когда его голос и его пальцы… Джон кончил, сотрясаясь всем телом, словно в агонии. Это было так мучительно и так сладко… — Ты сходишь с ума, — констатировала Картер. — Давно в зеркало смотрелся? Джон повёл плечом. Невысыпание не красит людей, но Картер его удивила своей характеристикой. Неужели всё так плохо? — У тебя блуждающий взгляд, — сказала она. — Никогда не видела тебя в таком состоянии. Но я помню, что обещала не спрашивать. Они сидели в шумном кафе на первом этаже Южной башни. Подслушать их никто не смог бы при всём желании, и Джон решился. Но — лишь на полуправду. — С Финчем не всё в порядке, Джосс, — произнёс он. — Я боюсь, он не в себе. Картер нахмурилась, и Джон почувствовал себя так, словно сейчас происходит допрос, и вот уже свет лампы бьёт по глазам. — И ты носишь это в себе столько времени? — спросила она. — Не понимаю. Да, Джон, считай это моим первым вопросом. Второй: как ты понял, что с Финчем что-то не так? — У него серьёзные проблемы с памятью, и он зачастую противоречит сам себе, — начал Джон, игнорируя первый вопрос. — Мне кажется, ему нужно серьёзное врачебное обследование, но он наверняка не согласится. — Сложно. Особенно если ты единственный, кто это заметил. Так и подмывало сказать про Саманту, но приплетать её не хотелось. Слишком многое может вылезти на поверхность, а ему этого не нужно. С Самантой он разберётся сам. Картер же размышляла. Джон видел по её лицу, насколько серьёзно она задумалась. Глаза её уставились в точку где-то над Джоновым плечом. — Ты точно уверен? — наконец спросила она печально. — Да. Джоселин поджала губы. — Я должна подумать над этим, не хочу рубить сплеча. Пришлю весточку. Кстати, с какого времени у вас не работает телефон? Джон насторожился. — Не работает? — Да. Я пыталась позвонить тебе на телефон секретаря Финча, но не смогла дозвониться. Джон мысленно поставил пометку в голове. Ещё одна странность ко всем остальным. Тут Картер тронула его за предплечье, снова привлекая внимание. — Главное, Джон, знай: в Нью-Йорке ты всегда найдёшь друзей, готовых помочь и поверить тебе. Я тебе верю. Его губы тронула слабая улыбка. * Гарольд вернулся через день. Джон заметил это, поднявшись в его кабинет и увидев такой привычный порядок на столе. На душе тут же потеплело, но когда Джон увидел, какими глазами Гарольд смотрит на него, он тут же вспомнил их последний разговор. А потом подумал: Генри же видел Гарольда через камеры, что ему стоило бы скопировать его поведение?.. — Джон… — промолвил Гарольд и замолчал, привстав и сжав ладонью столешницу. — Просто скажи, что рад моему возвращению, — устало сказал Джон. Ему смертельно надоели разговоры по душам. — Конечно рад… Но Джон… Я вижу, вы меня не простили. Джон не стал спорить. Он сомневался, что когда-нибудь действительно простит. Гарольд казался крайне сконфуженным. Он потёр лоб и сел, невидяще уставившись на свои цветные папки. — У меня только один вопрос, — начал он, — вы не знаете, где я был последние дни?.. В голове словно туман. Джон мотнул головой, привычно вставая рядом. Чтобы хоть что-то было таким, как обычно. — Но вы не можете не знать, — мягко запротестовал Гарольд. — Хорошо. Предположим, я знаю. Но говорить об этом не собираюсь. — Справедливо, — был тихий ответ. — Молчание за молчание. — Когда-нибудь я скажу, но не сегодня. Джон повторил почти слово в слово обычные слова Гарольда, адресованные ему, и тот, разумеется, это понял. — Ну что ж, — сказал Гарольд, — надеюсь, в городе хотя бы ничего плохого не произошло за время моего… отсутствия?.. Да, я теперь понимаю вас. Джон негромко хмыкнул, а Гарольд продолжил: — ...Просто запрошу записи с камер слежения, наверняка что-нибудь найдётся. — Не стоит. Джон произнёс это прежде, чем успел обдумать, но в долгих раздумьях всё равно не было нужды. Теперь уже у него не было сомнений: перед ним Гарольд, и он не должен узнать, что творило в последние дни его альтер-эго. Правда, Генри мог уже забрать все важные видеозаписи, но рисковать не стоило. — Увы, Джон, вы не можете мне это запретить. Гарольд был откровенно удивлён. Он нахмурился и встал из-за стола, огибая его, подходя прямо к Джону. — Что вы скрываете от меня? — Не более, чем ты от меня скрывал. Джон смотрел на него сверху вниз. Тень пробежала по лицу Гарольда, на секунду сделав его похожим на лицо Генри. — Да, я не могу требовать от вас правды, — начал он, — и не могу просить сказать мне как другу, потому что друзьями мы, видимо, никогда не станем. Я хотел бы, но момент упущен, и в этом безусловно моя вина. Я прошу прощения. К сожалению, прошлое нельзя изменить, но я хотел бы. — Знаю. Джон действительно знал: он никогда не видел у Гарольда такого печального взгляда. Если бы Гарольд любил его… Может быть, можно было начать сначала. Джон начал думать, что скоро сопьётся. Эта мысль посетила его, когда он снова после работы обнаружил себя в баре, оставив своих парней присматривать за Финчем, кем бы он там ни был. К счастью, рядом не было ни Картер, ни Шоу, ни кого-либо ещё, кто стал бы сейчас действовать ему на нервы и давить на больное. — Эй, парень с лодки! — вдруг кто-то крикнул рядом. В следующую секунду на соседний стул, крякнув, подсел мэр Фаско. А он-то что тут делал? Кажется, Джон задал этот вопрос вслух, даже не беспокоясь по поводу невежливой формулировки. — Да прокатиться решил, пропустить стаканчик-другой. В Бронксе меня считают чуть ли не святым, неловко разрушать этот образ, знаешь ли, — Фаско с удовольствием хлебнул из стакана. — А тут меня знают в лицо далеко не все. И слава богу! Джон хмыкнул, внезапно преисполнившись симпатией к бывшему копу. — А ты чего опять не рядом с боссом? — напрямик спросил тот. — Отдыхаю. Меня есть кому сменить. Короткое «ага» Фаско в сочетании с его прищуром могло значить что угодно. Джон не собирался гадать. — Картер знаешь? Офицера здешнего? — неожиданно спросил Фаско, и Джон чуть не подавился. — Знаю. Хороший офицер. — Передай привет тогда. Мы с ней как-то поработали вместе. Я тогда того маньяка и поймал. Джон, чей разум блуждал где угодно, но не в баре, наконец смог сосредоточиться на Фаско. Тот выглядел как будто слегка виноватым. — Да, — продолжил он, — поймал. Это она позволила мне, хоть и вычислила сама, без чьей-либо помощи. Сказала, что из меня хороший начальник отделения выйдет. Оба мы, конечно, не знали, что я стану днями мэрское кресло своей задницей протирать. Так что должок у меня. Он вздохнул и сделал ещё один глоток, поболтав кубиками льда в стакане. — И какого чёрта я тебе это рассказываю? Ай ладно, всё равно уже, — с этими словами он допил виски и почесал шею в задумчивости. Джон так и не смог ему сказать хоть что-то осмысленное. Когда он приблизился к своей квартире, держась за перила, его опять встретила кошка. Та же самая, что и вчера (Джон наклонился, чтобы её погладить, и смог рассмотреть). Белая манишка было ярко видна даже в сумерках. — Привет, — раздался сверху знакомый голос, и Джон на мгновение закрыл глаза. С этим вечером было что-то не так. Он выпрямился и встретился взглядом с Эмилией. — Это твоя кошка? — спросил Джон первое, что подвернулось на язык. — Да, — сказала она. — Вы правда не знали, что мы соседи? Мы живём в блоке сверху, почти над вами. Мы — я и Барби. Имя она произнесла, смотря на кошку. — Мне казалось, вы замужем, — сказал Джон, вспомнив о кольце у неё на пальце. — Почти, — сказала Эмилия таинственно и удалилась с кошкой в руках, произнеся лишь: «до завтра!» и никак не пояснив свои слова. Джон слишком устал, чтобы гадать, ему за сегодня хватило впечатлений. Он вошёл в квартиру, горячо желая, чтобы там не оказалось вездесущих Финчей или не встреченных за сегодня нью-йоркских приятелей. Ему повезло, но наполовину: внутри оказалась ящерица, тут же исчезнувшая в незаметной щели между стеной и полом. — Хорошо хоть не здоровалась, — пробормотал Джон, пытаясь заглушить паранойю. * Утром Джон пришёл чуть раньше обычного и осторожно просмотрел документы на финчевском столе, а затем внимательно оглядел кабинет. Камера нашлась быстро, в щели между пухлыми папками, теснящимися на полках стеллажа. Джон вынул её, заклеив глаз камеры кусочком непрозрачного скотча. Потом выглянул за дверь. — Эмилия, — начал он, — мне кажется, у нас давно не убирались. Пусть протрут все полки, пока есть время перед приходом босса. Она засуетилась, отыскивая нужный номер в длинном списке. Как только Эмилия закончила разговор, Джон спросил её: — Кажется, телефон не работал? — Да, — она удивлённо вскинула на него взгляд. — Но недолго, через день связь восстановили. А что, к мэру кто-то не дозвонился? — Есть такое. Но я скажу, что теперь всё нормально. Глупость какая-то. Диверсия Водных? Но это для революционеров слишком уж мелко… Джон терялся в догадках, и его подмывало снова обыскать кабинет, но в нём уже начали уборку, и для чистоты алиби следовало уйти подальше. Можно даже к самому Финчу. — Рад вас видеть, — произнёс Финч с самой что ни на есть гарольдовской улыбкой, и у Джона отлегло от сердца. Гарольд уже держал в руке портфель: видимо, как раз собирался выходить. — Пришёл встретить, — ответил Джон, хотя в ответе явно не было необходимости. Гарольд и так это понимал. Странное дело, но глаза у него были улыбчивее губ. Джона так и подмывало рассказать обо всём, что он знал, но его останавливало не только данное Генри обещание. Гарольд казался почти спокойным, и взволновать его… Это было бы опрометчиво. Хотя Джон прекрасно понимал, что однажды обещание придётся нарушить. Но не сегодня. Время терпит. Вечером Гарольд снова предложил покататься на лодке и произнёс это таким тоном, что было ясно: на согласие он даже не рассчитывает. Но Джон согласился, и вот они снова уплывали в сторону от Манхэттена, Джон был на вёслах, и это всё вызывало стойкое дежавю. — Я думал поговорить о том, что вы скрываете, — начал Гарольд, — но теперь же мне совершенно этого не хочется. Я не вправе просить вас о чём-то. Мне кажется, вскоре я сам пойму, что происходит. — Я надеюсь, — глухо отозвался Джон, настроение которого мгновенно упало. Только сейчас он понял, что надеется на многозначительный взгляд, на поцелуй — хоть на что-то. Но Генри, видимо, был прав, и это больно задевало. И подсознание, шепчущее «Джессика!», никак не делало ситуацию проще. Гарольд же продолжал: — …Поэтому я решил поговорить о том, что произошло между нами в кабинете. Мы не можем молчать об этом вечно. — Что именно ты хочешь обсудить? — раздражение Джона подспудно нарастало. — Поцелуй? Твоё возбуждение? Мой побег? Гарольд отвёл взгляд, но в сумерках не было видно, проступил ли румянец на его лице. — Всё разом, — решительно ответил он. — Я могу сколько угодно раз говорить, что мне жаль, что я бы очень хотел всё изменить, но вы меня не простите. Однако… Господи, Джон, видели бы вы мои кошмары — хотя я уверен, вам своих хватает… — Гарольд, что ты хочешь? — перебил его Джон. — Самому бы знать. То ли просто восстановить нашу дружбу, то ли предложить переехать ко мне — и вы понимаете зачем. Смех замер в горле Джона, когда он осознал, что Гарольд действительно предлагает начать отношения. Гарольд… Ну нет, это не может быть Гарольд! Каким же кретином он был — забыл, как ловко Генри может притворяться. Генри просто подначивает его, хочет, чтобы Джон решил: Гарольд любит его. Чтобы Джон согласился, переехал и дал тем самым Генри полную власть над собой. Вёсла жёстко легли в уключины, и Джон сжал борта лодки.. — Я знаю, кто ты на самом деле, — холодно сказал он. — Ничего не будет. Гарольд-Генри прерывисто вздохнул. — Я понимаю, — ответил он. И как же раздражал этот печальный тон! Какая хорошая подделка!.. Джон молча грёб, пожалуй, чуть резче обычного, и вдруг он заметил движение со стороны Генри — тот сел ровно посередине скамьи и смотрел, морщась, на вёсла в руке Джона: одно стояло в уключине заметно выше другого. И Гарольд-Генри не замечал, поглощённый видом этих несимметричных вёсел, что Джон на него смотрит. Так что же, получается… Генри ещё не удавалось по памяти Джона так удачно воссоздать эту особенность Гарольда. И Джон рискнул спросить: — Гарольд, помнишь условие, которое передо мной поставил, когда нанимал на работу? Гарольд вздрогнул и посмотрел на Джона с удивлением. — Да, рассказать всё о себе. Почему вы это вспомнили? Джон подавил торжествующую улыбку. — Просто в голове всплыло, — и потянулся к Гарольду, хватая за колено и целуя — крепко и долгожданно. Гарольд ответил с невнятным звуком, означающим, наверное, изумление, а может быть, и радость, и они целовались, долго — чтобы не пришлось ничего друг другу объяснять, и их, наверное, сносило течением куда-то к Бронксу. * Шли дни, первое воодушевление спало, и Джон перестал понимать разницу между двумя Финчами, воспалённым, сонным разумом осознавая лишь смену дня и ночи, и то лишь потому, что мог отследить эту смену. Он спал ещё хуже обычного, и каждый звук начинал отдаваться в голове грохотом — если становилось совсем плохо. Спасал секс. Только в это время Джон мог понять, кто перед ним: неловкий, дотошный в постели Гарольд, изучающий тело Джона с интересом и некоторым стеснением, или же Генри, жадный до прикосновений, стремящийся закончить как можно быстрее. Сознание Джона просыпалось от этого летаргического сна, в котором он находился последний месяц, и он позволял себе отпустить на время ту часть его души, которая желала просто развлечься, забыв обо всём. Джон послушно забывал и выдерживал холодный взгляд Генри, так странно сочетающийся с его чуть запотевшими очками, которые он не хотел снимать. Генри быстро возбуждался и любил причинять боль — это Джону даже нравилось, и он сдавленно стонал, когда Генри грубо дрочил ему, кусая сосок. Иногда Джон не хотел, но Генри его никогда не спрашивал. Он оставался одетым и выглядел невыносимо по-гарольдовски, а Джон был слишком усталым, чтобы противиться, и становился на колени и локти. В этот момент он чувствовал себя лишь невыносимо уставшим. В остальное же время Генри, как подозревал Джон, копировал манеру поведения Гарольда, и было неприятно это осознавать. Всё больше Джону казалось, что за ним следят и вне кабинета, и даже квартира перестала казаться надёжным убежищем. В одну из ночей Джон не выдержал и заночевал в лодке, отплыв от центра на приличное расстояние. Если бы так некстати не случился дождь, возможно, Джону даже удалось бы выспаться. Как он хотел иногда быть рядом с Гарольдом, не мучаясь бесконечными сомнениями! А иногда думал: да пропади оно всё пропадом, и почти собирался уплывать из города, но каждый раз останавливался на полпути: нужно было следить за Финчем. Ведь один лишь Джон был настолько приближен к нему. Он чувствовал: надо помочь Саманте, а потом в памяти всплывала Картер и долг перед Элаисом, и приходило осознание — никуда Джон сейчас и в ближайшем будущем уплыть не сможет. К тому же Саманта вскоре объявилась — тогда, когда Джон её вовсе не ждал. Он стоял на мостках, опоясывающих Южную башню бывшего Торгового центра, и обедал. Тогда-то и услышал всплеск. Джон склонился над водой — и увидел знакомые, лихорадочно блестящие глаза. Саманта облизала губы, сказав негромкое «привет», и схватилась рукой за мостки, приподнявшись над водой. — Саманта? Какого чёрта? — Финч заказывает оружие, — сообщила она вполголоса. — Будь хорошим мальчиком, достань доказательства. Мы отключали телефон, но надолго эта мера нас не спасла, и заказ всё-таки был сделан, как донёс нам один человек из наших. Но мы не знаем, что именно он планирует и когда. Джон огляделся. К мосткам кто-то спускался, и он мог увидеть Саманту. — Я понял, — ответил он. — Уплывай, сюда идут. Она на секунду нырнула в воду, чтобы вздохнуть, и вынырнула снова с тихим плеском. — И я бы на твоём месте опасалась кошек, — странно сказала она с полуулыбкой, окончательно исчезая в тёмных водах. Только спина гладко блеснула белой кожей: Саманта предпочитала плавать полуодетой. По поводу её предупреждения Джон долго не думал и теперь не пускал к себе на окно кошку Эмилии. Паранойя всё-таки, сказал себе Джон, без причин не бывает. Он даже не удивился, что Генри следил за ним — скорее, почувствовал облегчение: значит, опасался не зря. Дом давно уже не был для Джона местом, где можно расслабиться. Стоило отомстить Генри и помочь Саманте. Он методично обшаривал кабинет Финча день за днём, зная, что Генри однажды забудет что-нибудь скрыть. Удалось и прикрепить жучок на его одежду, и наконец Джону улыбнулась удача: он услышал, как вполголоса Генри проговаривал код сейфа, открывая его. Генри назвал не все цифры, но путём подбора Джона восстановил код и получил доступ к документам Финча. Беда была в том, что сейф принадлежал и Гарольду в том числе, поэтому Генри шифровал свои записи, маскируя их под банальные отчёты разных отделов, но вскоре Джон справился и с этим. Как они ранее условились с Самантой, Джон подплыл к последней общине и крикнул Рут. Он думал, придётся ждать, но нет — Саманта мгновенно появилась с правого борта, хватаясь за весло. — Ты бы хоть раз прикрылась, — сказал Джон, ухмыльнувшись углом рта. — Мне и так нравится, — Саманта откинула с лица мокрые волосы и теперь ещё больше походила на русалку. — Что-то выяснил? — Да. Генри действительно заказывал оружие через нелегальных поставщиков — каких, мне не удалось расшифровать. Но я знаю: что бы он ни планировал, это случится через три дня, в пятницу. Саманта досадливо скрипнула зубами. — Почему злодеи всегда так спешат со своим злодейскими планами? А, Джон? — Это не так важно. Против каждого злодея есть свой… — Суперзлодей, да-да, — подхватила она. — Я поняла твою мысль. Спасибо, Джон. Хочешь, поцелую? — спросила она игриво и, не дожидаясь ответа, подтянулась выше и чмокнула Джона холодными мокрыми губами в щёку. — Не хочу тебя расстраивать, но ты пахнешь рыбой. — А ты — виски, — отпарировала она. — Я бы на твоём месте прекратила пить: скоро и так будет сложно отличить реальность от вымысла. Она помахала ладонью на прощание и ушла под воду, а Джон смотрел на водную рябь и думал: пора рассказать всё Гарольду. * Они лежали в постели, и Джон гладил плечо Гарольда, чувствуя его обнимающую руку на своей спине. Было сонно и так хорошо… Гарольд сегодня оказался особенно податливым, реагировал так остро на каждое прикосновение Джона, что тот уже не сомневался: Гарольд любит его. И тем сложнее Джону было начать тяжёлый разговор. Он не мог больше скрывать. Нужно сказать — и будь что будет. Ложь уже не спасала, но вдруг спасёт правда? Внизу целый народ, который висит буквально на волоске, потому что, похоже, революцию уже не остановить. — Гарольд, — начал он, — ты всё ещё хочешь узнать, что случалось, когда ты терял память о нескольких прожитых днях? И ему снова почудилось, будто он ныряет в бездонную прорубь, уже зарастающую коркой тонкого льда — то же мерещилось Джону, когда он нанимался работать у Финча. Интуиция бывшего агента ЦРУ никогда не подводит. Джон ожидал, что Гарольд мгновенно ответит согласием, но он медлил, невидяще глядя на рисованные подсолнухи — тоже Ван Гога, но другие, нежели в гостиной. — Я очень хочу узнать, Джон, — наконец произнёс он, — но, признаться, боюсь. У меня много мыслей по этому поводу, иногда даже безумных, и часто я думал, что правда может оказаться безумнее всех моих предположений. Но в любом случае новость я встречу стоя. И он встал со вздохом, начав одеваться, а потом выпрямился, упрямо блеснув взглядом из-под очков. Казалось, Гарольд был готов выслушать правду, но отчего-то Джону стало ещё сложнее произнести нужные слова. Они стали тяжёлые, словно камни, и ложились на душу невыносимой ношей. Джон со вздохом отбросил одеяло, тоже натягивая бельё и брюки. — Хорошо, — сказал он, одевшись. — Я буду краток. У тебя диссоциативное расстройство идентичности. В твоём теле живёт ещё одна личность. Он, — Джон поджал губы, — называет себя Генри. Гарольд покачнулся, и Джон придержал его за локоть. — Ну что ж, — сказал Гарольд буднично. — На самом деле это как раз одна из моих безумных идей. Но хоть голос его был спокойным, Джон чувствовал, как дрожь пробежала по телу Гарольда. — Это действительно так? — переспросил он. Мучительная неизбежность была в его глазах, и Джон вдруг подумал: а что если он решит покончить с собой? Почему ему раньше этого в голову не пришло. — Гарольд, — предостерегающе начал Джон, — пообещай мне одну вещь… — Я знаю, о чём ты, — перебил тот с лёгким раздражением. — Можешь не опасаться. Я замечал, что тебя уже много дней что-то сильно беспокоит… моя вторая личность принесла много проблем? — Да. И наверху, и внизу. Генри заказывал оружие, и завтра собирается устранить неугодных и подавить готовящийся переворот с помощью тех, кто ещё верен подводному королю. — Боже, мой народ… Тут Гарольд сел, видимо, не выдержав упавшего на его плечи бремени истины. Он потёр лоб и глубоко вздохнул. — Джон, прошу тебя, сядь рядом, — сказал он. — Всё-таки прежде всего я думаю даже не о моих Водных, а о том, сколько страданий и проблем я тебе наверняка принёс. Но, боюсь, я не справлюсь без твоей помощи, хоть мне очень неловко её просить. Джон согласился помочь Гарольду ещё до того, как просьба была озвучена. Оставалось произнести слова согласия, но они снова превратились в камни, и Джон лишь кивнул. Отчего-то согласие далось тяжело. — Спасибо. Когда всё это закончится, и я окажусь в клинике, будь уверен: ты меня больше не увидишь. Он произнёс это таким мученическим тоном, что очень хотелось возразить, сказать, что, конечно же, они ещё встретятся, но Джон знал: этих слов он не произнесёт. И искать встречи не будет, как бы хорошо им ни было сегодня — и в предыдущие дни. Гарольд наверняка почувствовал невысказанное: он сел очень прямо, потемнев лицом ещё больше, если только это было возможно. — У меня есть пистолет, — сказал Гарольд глухо. — Иногда со мной случалось помрачение… Я грешил на депрессию. Недавние события ускользали из памяти, мир становился бесцветным… Уже сложно было скрывать от людей, что я не в порядке. — …Но ты смог обмануть меня, — с горечью сказал Джон. — Я много кого обманывал в последнее время. Даже самого себя, — Гарольд задумался и потёр переносицу. — Джон, вы должны меня заковать в наручники или привязать — что угодно. Джон покачал головой. — Это уже ничего не решит, хотя попробовать можно. Но важнее всего — отменить твой приказ. Ты сможешь это сделать? На лице Гарольда снова отобразились его внутренние страдания. — Но как? — воскликнул он. — Я не имею ни малейшего понятия, кому его отдавал! Джон хлопнул ладонью по столику у стены. — Плохо. Похоже, придётся сражаться. — В водолазном костюме? Нет, Джон. Я, кажется, знаю, куда бы я организовал поставку оружия… — Гарольд заговорил с решительностью, которую Джон так рад был слышать наконец в его голосе. — Нужен перевалочный пункт, место между водой и землёй, куда одинаково легко могут добраться и люди, и Водные. У нас много небоскрёбов, но самый доступный… — Крайслер-билдинг, — договорил за него Джон. — В нём самая большая зона отдыха. — К тому же это мой любимый небоскрёб, — Гарольд слабо улыбнулся. — Не уверен насчёт… своего альтер-эго, но я выбрал бы его. Джон уже почти чувствовал кожей, как течёт мимо него время, с каждой минутой уменьшая шансы на предотвращение кровопролитной битвы. Придётся выполнить и первую просьбу Гарольда. Джон посмотрел на него, и тот, похоже, сразу всё понял. — Не медли, Джон, — Гарольд протянул руки. — Я сам этого хочу. * Если бы Джон был поставщиком оружия, террористом или наркоторговцем, то, несомненно, тоже выбрал бы для своих целей Крайслер-билдинг. Датчики посетителей там безнадёжно устарели, охранники были больше похожи на швейцаров. Отсутствие жилых мостов между Крайслером и другими небоскрёбами немного упрощало задачу Джона, но искать всё равно придётся долго. Он попытался представить себя Генри. Если бы тот считал, что вряд ли сможет лично забрать оружие, то кому бы он доверил эту миссию?.. — Леон Тао, — пробормотал Джон. — Кто же ещё. Скорее всего, где-то здесь находились и Водные, преданные Финчу. Операция под водой начиналась через несколько часов, если Джон правильно расшифровал документы Генри. Джон внимательно всматривался в людей, поднимаясь всё выше, и один раз даже чуть не получил в нос от какого-то азиата, оскорблённого столь пристальным вниманием. Но время поджимало, и было уже не до маскировки. На лифте, единственном в Нью-Йорке, Джон поднялся наверх и вышел на старую смотровую площадку, решив, что с неё уже будет спускаться вниз. И вдруг звук — словно раскат грома, одновременно с ним башня дрогнула, свет замигал. Джон мгновенно сбежал вниз на несколько пролётов, оказавшись в ресторане. Люди замерли за столиками, с вилками и ножами, так и не опущенными на тарелку. Посетители встревожено переговаривались, озираясь, то-то отчётливо спросил: «Землетрясение?» Нет, сказал себе Джон, не землетрясение. Он мгновенно взбежал снова на смотровую площадку, прикрывшись рукой от пронизывающего ветра. Дойдя до края, Джон схватился за парапет и посмотрел вниз. Вода была темна, но даже так в ней можно было разглядеть вспышки. Джон ошибся — или был обманут, но это теперь стало неважным. Битва внизу началась, а Крайслер-билдинг… Свет снова замигал, и здание ощутимо качнуло. Джон услышал крики с верхних этажей. …А Крайслер-билдинг, кажется, начинал падать. Джон снова бросился вниз — люди уже повскакивали с мест — и схватил за шиворот онемевшего метрдотеля. — Что ты стоишь? — прокричал Джон ему в лицо. — Помогай эвакуировать всех отсюда! Люди тут же засуетились, закричали — и было сложно утихомирить уже начавшуюся было панику. Джон помогал до последнего, разыскивая заблудившихся, отправляя народ вниз по лестницам. Только спустя полчаса, оглядевшись в пустом, уже тёмном кафе где-то посередине здания, Джон осознал: он-то сам не успел. Лестничный пролёт обрушился прямо перед ним, только лифты, теперь бесполезные и молчаливые, отсвечивали лакированным деревом во время всё более редких вспышек света. И тут здание качнулось снова. Кое-какая посуда попадала со столиков, большая ваза у входа в кафе опрокинулась, и цветы легли прямо у ног Джона, будто последний дар умирающего небоскрёба. Джон не мог больше ждать. Он забрался на подоконник и открыл окно. Сквозняк едва не втолкнул Джона обратно внутрь, но тот собрался с духом и прыгнул — прямо в тёмные океанские воды. Грохот рушащегося здания был заглушен шумом воды в ушах. Мгновенно стало холодно. Джон посмотрел наверх, туда, где, по его мнению, находилась поверхность — но вокруг была сплошная чернота. Он поплыл по наитию. Тёмные глыбы падали рядом с ним, и Джону казалось, он смутно видит фундамент Крайслер-билдинга, колеблемый волнами, постепенно разрушающийся из-за неведомого взрыва. Джон упорно плыл наверх, не обращая внимания на обломки — и тут что-то его схватило за ногу. Кто-то. Он начал вырываться: лёгким уже недоставало воздуха. Обернуться не было сил, плевать Джон сейчас хотел на Водных. Пуля скользнула совсем рядом с лицом. Джон дёрнулся сильнее и наконец-то вырвался из хватки, выплыв на поверхность. Не успел он жадно вздохнуть, как тут же пришлось уклоняться от гигантского обломка карниза. Здание кренилось прямо на него. Джон уже видел орлов на башне, словно летящих вниз, слышал чьи-то вопли и неясный шум невдалеке. Джон поплыл — так быстро, как мог, — но уже знал, что не успеет. И тут шум начал приближаться, усиливаясь; свет прожекторов заскользил по воде. Вертолёт! Джон замер, напряжённо всматриваясь в тёмный силуэт на фоне тёмного же неба. Неожиданно он совершенно перестал бояться смерти. Если в вертолёте Генри (он ведь легко мог освободиться!), то это хуже смерти. Джону осточертела эта жизнь, и волочить её дальше? Нет уж. Лёгкая улыбка заскользила по его лицу. Вертолёт снижался, а Джон всё смотрел на падающий небоскрёб. Кажется, всех эвакуировали: люди удалялись на лодках. Только он мог насладиться сполна разворачивающимся перед ним зрелищем: шпиль, накренившись, отрывается от башни и падает с шумом в воду. За ним летят строительные блоки с последних этажей, и ворох бумаг взмывает в воздух, сдуваемый сквозняком из окон. — Джон! — раздался крик из вертолёта — такой знакомый голос… Верёвочная лестница была совсем рядом, только рукой ухвати, но Джон медлил, рассматривая Гарольда — или уже не Гарольда. Нестерпимо болело в боку, у сердца: видимо, одна пуля снизу его всё-таки догнала… — Джон! — снова раздался усиленный громкоговорителем голос — теперь уже говорила Картер. — Если ты сейчас же не поднимешься, я тебя убью! И только тогда Джон схватился за лестницу. Втаскивали его две руки — Джоселин и Финча. У Джона почему-то не получалось спросить, что происходит и почему они оба тут, но он пытался следить за Финчем, отслеживать каждое его движение… Как сложно оказалось сосредоточиться. — Извини, я не сдержал обещание и сбежал, — Финч быстро сжал руку Джона ободряющим жестом, как только они с Джоселин уложили его на носилки. — И прости, что не смог прийти к тебе на помощь сразу: сложно найти свободные лодки для целого небоскрёба. Гарольд. Джон слабеющей рукой сжал его ладонь в ответ и провалился в небытие. Эпилог Ему с трудом удалось открыть глаза: веки были словно свинцом налиты. Тело ощущалось не своим, чужеродным — Джон попытался поднять руку, но удалось лишь немного оторвать её от кровати. При этом движении сбоку что-то шевельнулось, и Джон чуть повернул голову. Рядом в кресле сидел Элаис с книгой в руках. — Я рад, что вы очнулись, — сказал он со сдержанным дружелюбием. — А я-то как рад, — ответил Джон хрипло, пытаясь тем временем припомнить, как же он себя до такого состояния довёл. Воспоминания наплывали медленно, обрывками, и наконец Джон уже не знал, чему удивляться больше: последним событиям в океане и обрушению Крайслер-билдинга или Элаису, терпеливо ждущему, когда Джон очнётся. — Не обольщайтесь, Джон, — прозорливо сказал Элаис. — Я здесь лишь потому, что меня попросила офицер Картер. Прекрасная женщина, я, пожалуй, даже помогу ей покинуть Нью-Йорк. Она хотела, чтобы я присмотрел за вами: её вызвали как свидетеля. Наверное, скоро и моя очередь. И ваша тоже. Советую как следует продумать, что вы будете говорить акулам из Отдела связей с Водными, пока они не успели в вас вцепиться. — Вы там тоже были? — спросил Джон единственное, что его интересовало. Элаис отложил книгу. — Гарольд вызвал — знал, что я был недалеко и что у меня есть в Нью-Амстердаме свои люди и свои лодки. Признаться, я был заинтригован уже тем малым, что он мне сообщил. Кое-что он прояснил в пути, и должен признаться, Джон, вся эта история меня впечатлила. Я даже готов простить тебе должок. Джон улыбнулся через силу. — Как Гарольд? — Сейчас в психиатрической клинике, насколько мне известно. Это удалось замять, не благодари. Хорошо, что Фаско так вовремя решил отказаться от поста, он привлёк к себе всё внимание. — Отказаться?.. — Да. Скоро перевыборы, но пока я — единственный мэр Нью-Йорка и, признаться, хочу, чтобы так и оставалось, — Элаис тонко улыбнулся. — Знаю, что поговаривают обо мне, но власть действительно должна принадлежать одному человеку. — А… остальное? — Джон чуть выпрямился на подушках. — Что случилось с Водными? Что ещё вам известно? — Немногое. Взрыв произошёл внизу случайно — просто битва развернулась как раз рядом с подножием Крайслер-билдинга. Погибли немногие, неожиданное обрушение небоскрёба сыграло на руку твоим планам по предотвращению революции, даже стало неважно, что на передачу оружия ты явно опоздал. — Скорее всего Генри догадывался, что я захочу предотвратить кровопролитие, — пробормотал Джон. — И подменил время совершения сделки в документе. — Что бы там ни планировала тёмная сторона Финча, оно закончилось пшиком — и слава богу. Не хотелось бы разгребать ворох последствий. — Не могли бы вы… — Джон закашлялся. — Не могли бы вы передать кое-что Гарольду? Элаис посмотрел на него с укором. — Нет, Джон. Мы ещё далеки от того, чтобы быть друзьями — хотя, возможно, этот момент настанет — так что обойдёмся без новых взаимных одолжений. Скоро вы пойдёте на поправку, сами приедете к Гарольду и скажете всё, что хотите, — он поднялся, взяв книгу под мышку. — Если захотите меня найти… — Помню. Кабинет Маркони. — Уже нет. Видите ли, я решил, что моё новое положение требует чего-то статусного. Так что я обосновался в кабинете Гарольда. Уверяю, он не был против. Протест шевельнулся в душе Джона, да так и стих, не успев выразить себя словесно. Гарольд ведь и правда вряд ли когда-либо вернётся в свой кабинет. Да и неизвестно, как долго доведётся ему пробыть в клинике. Подспудно Джону казалось, что Генри наверняка вырвется — к несчастью, он умён так же, как Гарольд. Приходилось гнать от себя эти мысли, но вместе с ними у Джона зрело что-то внутри, что-то невыразимое, и для понимания этого нового ощущения отчего-то нужно было навестить Гарольда. Джон откинулся на подушки снова. Кажется, он задремал и очнулся лишь тогда, когда дверь палаты снова открылась. Он ожидал увидеть Картер, но вошла, как ни странно, Шоу. Необычный складывался день. — Чего усмехаешься? — спросила она вместо приветствия. Наконец-то выглядела Самин привычно — она была одета по-спортивному, вся в тёмном: наверняка проникла сюда тайно. Удивительно ещё, что не через окно. — Да так, — ответил Джон. — Чувствую себя важной персоной: мне наносят визиты мэры и спецагенты. — Я-то думала, с тебя хватит мэров. Шоу развалилась в кресле, которое до этого занимал Элаис, и уставилась на Джона внимательным немигающим взглядом, а потом без стеснения разулась, сняв тяжёлые армейские ботинки, и закинула ноги на кровать Джона. А после и майку стянула, оставшись лишь в спортивном лифчике. Джону подумалось, что кого-то она этим ему сильно напоминает — ещё одну любительницу раздеваться на людях. И пронеслось в голове шальное: не познакомить ли?.. — Жарко, — пожаловалась Самин. — Тут отвратительная система вентиляции. И очень узкая, еле пролезешь. Тут уж Джон не сдержал смешок. — Могла бы ради исключения прийти старым-добрым способом. Думается, ко мне пускают всех. Теперь уже Шоу фыркнула. — А вот тут ты ошибаешься. Когда Крайслер-билдинг обрушился, всё завертелось, а что творится под водой — даже знать не хочу. Но слышала, в отделе связей с русалочками все на ушах стоят. У Водных новый король — точнее, королева. Думаю, имя Саманты Гроувз тебе что-то говорит. — О да, — произнёс Джон. — Значит, она добилась своего. Как ты узнала это? Шоу улыбнулась самой коварной из своих улыбок. — А я сейчас тебе многое проясню. Помнишь дёрганого болтливого азиата, который был у Финча на побегушках? Джон его хорошо помнил: да, они часто сталкивались в дверях, но никогда Джон не присутствовал при их с Гарольдом разговоре. — Так вот, — продолжила Самин, — когда-то он задолжал Финчу… судя по всему, по гроб жизни — уж больно неохотно Тао упомянул об этом. Он выполнял все поручения Финча — обоих Финчей. В какой-то момент, разумеется, понял, что с твоим патроном что-то не так, и тогда сдал его мне. Но вполне возможно, Финч сам передал ему информацию о себе, рассудив, что ты и так до всего докопаешься рано или поздно, и лучше вручить тебе нужные сведения, немного их подкорректировав. — Могу в это поверить. Мне Тао всегда казался подозрительным типом. — О да: он хитрый жук, хоть и слабак. Вчера мне так и не удалось его поймать, чтобы задать трёпку: он же скрыл самое главное — диссоциативное расстройство! С другой стороны, в день обрушения Крайслера он тоже был в гуще событий — помогал с ранеными. Сказал, что надоело ему работать на, цитирую, «этого полоумного». Так что ладно, пусть живёт. По моей просьбе он передавал мне и после крушения сведения о Финче. Твой благоверный с этой Самантой, по его словам, долго беседовали в кабинете. Джон представил, как Леон и Эмилия объединяются ради общей цели: подслушивания за боссом. Да, вполне возможная картина. — Спасибо, Самин, — сказал Джон. — Я теперь хоть что-то понимаю. Может, свет так упал на её лицо, но Шоу, кажется, углом рта криво улыбнулась. — Адресок клиники Финча не подкинуть? — спросила она напоследок. Оказалось, клиника находилась на суше. Но как раз в этом не было ничего удивительного. Джону даже подумалось, что земля сама по себе имеет какие-то целебные свойства: шагать по гладкому асфальту, лентой тянувшемуся меж сплошной зелени, было удивительно приятно. Все плохие мысли истаивали, уносимые свежим, пахнущим листвой ветром. Или же Канада сама по себе была так хороша. Джон взял машину напрокат — пижонский кабриолет, который был хорош тем, что позволял ветру шуметь в ушах и бросать пыль в лицо. Джон раньше бы в жизни не сказал, что нет ничего приятнее дорожной пыли. Теперь же он с ясностью понял: Нью-Йорк — не его город. Пора искать другое пристанище, на суше. С этими мыслями он подъехал к воротам клиники, прячущейся в лесу недалеко от Виннипега, и нажал на кнопку звонка. Судя по всему, персонал был предупреждён о его приезде, и вскоре Джон с некоторым содроганием заходил в палату, надеясь, что ему не придется говорить с Генри. Его надежды оправдались. — Джон! — воскликнул Гарольд, привставая с кровати, но тут же, поникнув лицом, сел на неё снова. — Я полагал, что больше вас не увижу. О боже, совсем забыл… я сейчас Гарольд. И остаюсь им, к счастью, уже месяц. — Я сразу понял, — ответил Джон, и это было правдой. Радостное волнение Гарольда он бы не перепутал ни с чьим другим. Такое невозможно сыграть. Они замерли друг напротив друга: многое нужно было сказать, но слова не шли на язык. Гарольд выглядел гораздо лучше против прежнего, но видеть его не в костюме, а в больничной одежде было очень непривычно. — Мне жаль, что из-за меня вы пострадали, — печально сказал Гарольд. И добавил, озирая Джона сверху донизу: — Надеюсь, сейчас вы в порядке? Снова появился в его речи тот оттенок официальности, который сошёл на нет ещё совсем недавно. Джон понимал: Гарольд пытался отдалиться от него. Понимал и то, что делал это Гарольд вопреки своему желанию: слишком уж печально опустились снова уголки его губ. — Всё хорошо, — ответил Джон и брякнул, чтобы хоть что-то сказать: — Ты знаешь, что Элаис теперь — единственный мэр? — Да. Но я не удивлён, всё к этому шло. Наверное, Элаису это кресло и вправду нужнее, чем мне и Фаско. — Что ты имеешь в виду? — Давняя история, её сейчас больше считают слухами. Отец Элаиса был предыдущим мэром, но… как бы так сказать… Город в его правление отнюдь не процветал. Сговоры с наркоторговцами, купленная полиция, взятки — много чего там было. А потом его убили — поговаривают, сделал это сам Карл. Если так оно и было, то сложно его винить — отец Карла заказал его мать, и это уже не слухи, к сожалению. Словом, Карл всегда считал, что у него больше всего прав на Нью-Йорк. — Вот это история. Да, не кажется теперь Нью-Йорк умирающим городишком, медленно уходящим под воду. И ещё одно мне не давало покоя: Эмилия. Что она вообще у тебя делала? И почему она то ли замужем, то ли нет? Гарольд поморщился. — Я сам узнал лишь недавно, когда просматривал записи с видеокамер. Как ни смешно, она моя жена. Джон сначала решил, что Гарольд шутит, но нет: он был предельно серьёзен. — Как это понять? — наконец смог Джон выдавить из себя. — Точнее, она жена Генри. Я не вполне понял, как это случилось, но скорее всего, где-то в самом начале его рождения. Новый мир, красивые женщины. Кажется, я даже могу его понять. Гарольд улыбнулся с усмешкой, но явно ушёл при этом в свои мысли. Потом он разорвал молчание: — Джон… Вы ведь пришли, чтобы попрощаться? Можете сказать прямо, я всё прекрасно понимаю и не осуждаю ни в коей мере. Джон хотел — всего день назад. Но чем ближе он подбирался к клинике, тем больше менялись его намерения, став строго противоположными. Уверенность его только увеличилась, когда он увидел Гарольда здесь, в этих стенах — одинокого, сидящего здесь без малейшей возможности применить свой гениальный разум. Чем больше Джон смотрел на Гарольда, тем больше понимал, что не сможет уехать от него навсегда. Нью-Йорк связал их — связал взаимовыручкой, дружбой, которая стала любовью. Джон не был готов терять то хрупкое настоящее, которое у него сложилось вопреки обстоятельствам. — Я тут подумал, — начал Джон, — кто я такой, чтобы не давать людям вторых шансов? Жизнь нас обоих поломала — ну так что же, надо склеивать поломанное и разбитое. Гарольд поднял голову. — Джон… Ты действительно готов пройти этот путь со мной? Джон улыбнулся и склонился над Гарольдом. Их губы сблизились, и Джон чувствовал частое дыхание, обдающее теплом. Каким же долгожданным было это ощущение! Мягко целуя Гарольда, Джон думал о том, что каждый в общем-то всего лишь человек, каждый совершает ошибки. Не всегда эти ошибки можно исправить, но зато есть возможность переступить через них и начать сначала. И потому Джон, оторвавшись, наконец ответил на вопрос Гарольда: — Пожалуй что да. И слова эти непривычно легко сорвались с губ.