Save me (after i fall)

Выходя в центр круглой красной арены, Сокджин ослепительно улыбался. В нём все было прекрасно - белая рубашка, черный фрак, красная бабочка, яркая улыбка, сияющие глаза и громкий, звонкий голос. - Добро пожаловать в цирк! Сегодня на арене! Лучшие из лучших! Гениальные из гениальных! Умелые из умелых! Гибкие, грациозные, потрясающие воображение! Акробаты! Фокусники! Дрессировщики и, конечно же, клоуны! Прошу аплодисменты! Громче, господа, громче, не жалейте ваших прекрасных ладошек! Но беда была в том, что в зале сидел всего один зритель. И у того была такая кислая рожа, что лучше бы он не хлопал. С такими рожами только на похоронах аплодировать с подтекстом "наконец-то этот ублюдок сдох". - Юнги! – конферансье замер от хлопков, резко прекратил улыбаться, наткнувшись на него взглядом. - Что ты здесь делаешь? - Спал до того, пока ты не вылез, – парень хмыкнул, прекращая вяло аплодировать. - Это ты что здесь делаешь? В понедельник в одиннадцать вечера? - Реп-петирую! – буркнул Джин, поправил фрак, снова расплылся в улыбке, повторяя свою речь для воображаемой толпы, проходясь по кругу, размахивая руками, приветствуя несуществующих гостей. - Вот придурошный, - сказал Юнги, вытягивая ноги вперед. - Джин, - громче позвал. - Джин! На пятницу продано всего двадцать билетов! Ты слышишь меня? Нехуй репетировать, все равно выступать не будем! - Это ты выступать не будешь! Парень снова остановился, грозно сверкнув красивыми глазами из-под челки. - А мы будем! Даже для одного зрителя! - Ага, придурошный и наивный допизды, - Юнги хмыкнул, дергая плечами, будто смеялся, беззвучно, потом поднялся со стула. - Ладно, я тебя бросаю. Можешь тут хоть под потолок залезть, толку-то мало. Он прошел мимо к выходу за кулисы, по пути доставая сигареты, страшно сутулясь и кашляя, уходя. Джин хотел что-то кинуть ему вслед, но ничего под руку не попалось, поэтому пришлось обойтись гневным взглядом. Оставшись на манеже в одиночестве, он продолжил объявлять воображаемой публике будущие номера. А через несколько часов жаловался руководителю цирка на то, что сегодня было. - …Подумаешь? Двадцать билетов! Да сегодня только понедельник! Да мало ли что может случиться до пятницы? Мы же будем выступать! Да, Намджун? Да?? Ким Намджун поднял голову от кипы счетов, эти счета возвышались на его столе ровными высокими стопками. - Не знаю, Джин-а, - протянул устало. - Если и дальше так пойдет, нам придется закрыться. Это было больно даже вслух произносить, они тут были семьей, это был их дом. Они ничего другого не знали. Многие тут выросли. Очень больно наблюдать, как твой дом ветшает. - В последнее время выступления обходятся нам дороже, чем прибыль с продажи билетов, - зачем-то сказал Намджун. Сокджин тяжело вздохнул, подошел поближе, снял бабочку с шеи. - Может что-то придумать? Новых артистов пригласить? Взять еще одну ссуду? Построить декорации? А давай я голым начну объявлять номера? Точно придут посмотреть... – он попытался пошутить, но глупо вышло. Теплая ладонь легла на щеку Намджуна. - Нам больше не дадут ссуду, мы уже заложили всё, что было. Людям не интересно в цирке. Что мы можем им предложить? Кучка уродов... – парень запнулся на слове и со вздохом сказал: - Ты итак стараешься больше нужного, Джин. - Я стараюсь ради нас... Сокджин огладил пальцами намджуновский лоб, разглаживая напряжение. - Мы же больше ничего не сможем делать... Они - не смогут, - он имел ввиду всех артистов, которые и правда были как семья. - Нам нужно что-то новенькое. Что-то, чего нет у других. Что-то, за чем захочется вернуться... Нам нужно чудо! Волшебство! На Намджуна руки Сокджина всегда так действовали. Еще минуту назад он не знал, что делать, но под ласковыми руками свежие мысли посещали голову. Он резко поднялся из-за стола. Джин хлопнул ресницами и присел на краешек столешницы. - Какое, Намджун? Переспим на арене? - Ха-ха-ха! Очень смешно, Сокджин-а! Может ты в клоуны подашься? Хосок вроде говорил, что не против напарника! - Над моими шутками никто кроме тебя не смеется, - надув губы, Джин придержал пальцами за воротник чужой майки и посмотрел в глаза. - Так что ты придумал? Намджун взял его руку в свою. - Если мы не найдем выход, если не случится чудо, нам придется оставить большую арену здесь и отправиться с выступлениями по городам. Иначе нам, похоже, не выжить... И завтра я еду на открытие загородного клуба для богатеев. Может кому-нибудь там простые развлечения вроде цирка придутся по вкусу, и я смогу продать еще билетов. - Хорошо. Выступление только в пятницу, еще есть время, - Джин сжал его пальцы и потянулся за поцелуем. - Хорошо, Намджун-а, хорошо... - Чёрт, а какой сейчас день недели? – Намджун легко коснулся чужих губ, потом потряс головой, иногда он был очень рассеянным. - Это меня доконает! - затем он поцеловал Сокджина ещё раз. - Ппндльник ... – тот отвечал в поцелуй, оглаживая спину. - Втрник уже... - Вторник? Пора за свет платить! Отпрянув от поцелуев, Намджун схватился за голову. На деле платить много за что пора было. И давно бы продать весь этот гиблый цирк, но Намджуну он от отца достался после его смерти. Да и сам Намджун тут вырос, и Джин тут вырос. Они тут познакомились. Это было важное место. - Так два часа ночи почти... Какое платить? Утром заплатишь... Намджун-а... Джин сделал шаг назад, чтобы потом взять парня за обе руки и утянуть его в их общую постель. Они тут выросли. Вместе росли, бок о бок, сводные братья, так вышло, что уже не совсем братья, давно уже куда больше, чем. Он - сын своей матери, второй жены отца Намджуна. Он теперь ему и мать и любовник и брат. Мать всему цирку, что уж там. - Да, нужно продать ещё билетов. Если мы не продадим их, нам будет нечем платить и придется бежать от кредиторов. Они разделись и легли в постель. - Может медведя продадим? - тихо так сказал Джин, но тут же опомнился. - Да кто ж его купит, он старый и уже больной... - Действительно, у нас ничего не осталось, кроме артистов, больше продавать некого, - Намджун гладил его по предплечью. - Давай продадим Юнги? – Сокджин все еще таил на него обиду, не всерьёз, конечно. - Он такой ёбнутый, что отлично пойдет для опытов! - Да кто его купит? Из всех кого тут купить могут, это Чимин и СонДжон, пожалуй, на остальных без слез не взглянешь! Джин прижался плотнее. - Нет, не будем никого продавать, - сам себе же сказал. - Будем... другие варианты искать! - А вот тебя я бы купил, - сказал Намджун, немного помолчав. – Будь я богачом, все состояние бы на тебя спустил! – это уже было шепотом на ухо. Сокджин смеялся звонко, на спину переворачиваясь. - Правда? А тебе бы очень пошло быть богачом! Ух, я бы из тебя все высосал... - Да тебе бы даже стараться не пришлось! - Намджун отвечал, посмеиваясь. – Жаль, я не такой красавчик, а то сам себя бы продал и был бы нарасхват! *** - Всё так плохо? - тихо спросил Чимин, выступая из темноты прямо на пути у Юнги. - Джин всегда репетирует, когда всё совсем плохо. Пак Чимин был звездой этого цирка, красивый, гибкий с темными взрослыми глазами и детской белозубой улыбкой на бледном из-за постоянного сидения в четырех стенах лице. Седой с самого детства, притягательный, потому что не такой как все, странный, а потому ещё интересный публике. Юнги даже не вздрогнул от неожиданности, лишь потянулся за метлой и принялся подметать довольно чистый коридор. - Просто пиздец. Чимин слышал, что Юнги кашляет с самого утра, поэтому сейчас того ждал стеклянный стакан, полный воды и пакетик с лекарством рядом. Это обычно помогало. Но Чимин ничего на сей счет не говорил, они давно уже научились делать вид, будто это всё так и нужно - обыденность. - Сколько на сей раз продано? Он задал вопрос и сел на один из ящиков, чтобы ноги не касались пола, чтобы не мешать. - Двадцать, - сообщил Юнги как смертельный диагноз. Цирк с таким количеством зрителей - правда не жилец. Мест в зале было почти триста. - Ты вот будешь выступать бесплатно? – Юнги шаркнул метлой по паркету. - Буду, - тихо, но уверенно сказал Чимин. Юнги кашлянул, громко и пронзительно, остановился, дотянулся до стакана, развел порошок и залпом его выпил. - Ебучая шипучка! - поставил стакан обратно и дальше убираться стал. Чимин сидел на своем ящике, болтал ногой, гоняя пылинки, которые кружились в лунном свете, словно серебряная пыль и наблюдал за уборщиком со своего места. Не первый вечер они так проводили в молчаливой компании друг с другом. Чимин смотрел на худую сутулую спину с тоской. Юнги делал вид, что ничего не замечает. Чимин отводил взгляд, стоило Юнги обернуться к нему и молчал. - Всё. Теперь пойду в голубятню, - хрипло сказал Юнги, отставляя метлу. Диких животных у них в цирке почти не осталось. Тигров продали давно, следом за лошадьми, остался один медведь, да голуби, с первым Гу Чжунэ управлялся, а с птицами Ли СонДжон, тот еще голубок, голубее многих в этом цирке, как говорил уборщик. - Ты идешь? – он зыркнул назад, оглянувшись на гимнаста. Тот соскользнул с ящика на пол и пошел следом, бесшумно ступая по деревянным доскам. СонДжона он недолюбливал, тот был шумный, хуже всех его голубей вместе взятых, а ещё важничал. Чимину не нравилось. Его конечно там не было, в той голубятне, он уже в своей постели спал. СонДжон был из тех артистов, которые со своим реквизитом только выступают, но почти не контактируют - уборка и дрессировка - это все на Юнги лежало. На нём очень много лежало, если хорошо подумать, почти всё в этом увядающем цирке, все его "грязные" дела. Вот и сейчас он чистил клетки, ругался, что все засрано, но чистил, а потом вдруг усадил белую птицу к себе на палец и к Чимину шагнул. - Белка, скажи "Чим"? Ну, давай, как я тебя учил? "Чим!" - Курлык! – громко сказала птица. Чимин наконец-то улыбнулся. Но ему больше нравилось, как Юнги его имя произносит. - Голуби ведь не говорят, - он протянул руку, чтобы погладить по белому оперению, задел чужую ладонь. - Да пиздец, она стесняется! – Юнги резко всплеснул руками, испугал птицу. Та взлетела под потолок на балку под крышей. - Ох! Чимин запрокинув голову, проследил птичий полет, а потом внезапно разбежался и прыгнул, сильно отталкиваясь ногами от пола. Он запрыгнул на тумбочку, потом взлетел на шкаф и вот он уже под потолком на той же самой балке балансировал, что и голубь, чернел силуэтом на фоне вырезанного под крышей окна. И судя по лицу Юнги - это тоже было обыденностью. Он ничуть не удивился, лишь только зорко проследил за каждым движением и присел на подоконник, одну ногу согнув, подтянув колено к груди. - Чим, не убейся, бля... - Волнуешься? – спросил парень, прогибаясь назад. - Охуеваю, - Юнги хмыкнул, подперев голову рукой. Чимин встал на мостик на той балке, оторвал ноги и вскоре балансировал уже на руках. Это смотрелось очень красиво на фоне окна, за которым сверкало звездами ночное небо. Вспорхнув с балки, голубка улетела в клетку, не выдерживая конкуренции. - В хорошем смысле? По голосу слышно было - Чимин улыбнулся. Еще пара движений – и он уже сидел на шпагате, вытянув ноги в стороны. - Юнги, это не сложнее чем ходить по канату! И тогда уборщик замер с ледяной маской на лице. А затем медленно отвернулся к окну. Несколько минут было очень тихо. Затем Чимин оказался сидящим рядом с ним, плечом к плечу и ладонью по спине гладил вдоль позвоночника, еле касался, вот так извинялся безмолвно. Знал, что лишние слова тут ни к чему - не помогут. - Язык твой блядский во рту у тебя не держится! - зло сказал Юнги, не поворачиваясь. Чимин продолжал гладить его спину. Снова было тихо. Наконец Юнги нарушил эту тишину, вглядываясь в чёрные глаза. - Чим, а что будем делать, если эта дыра совсем прогорит? Гимнаст покачал головой. Он сюда в десять лет приблудился, своей прежней семьи не помнил, ничего не помнил. Появился на пороге однажды грязный, истощенный и полностью седой, как старик. Даже возраст его приблизительно определили. - Ты же знаешь... Я останусь до конца. Юнги тяжело вздохнул. - Знаю. Он ведь и сам когда-то тоже был артистом, но уже лет шесть не выступал, вообще первое время после падения с каната не ходил, в коляске ездил, дожидаясь чуда. Чудо произошло – теперь он мог ходить. Не без боли, но мог. И этот цирк всё равно не мог оставить. Чимин обнял его трепетно, глаза закрыл. Руки подрагивали от такой близости, сердце билось испуганной птицей в клетке, но дальше переступать черту было нельзя. Чимин знал, что нельзя - он провёл эту черту сам.