Сезон дождей

Стивен Стрэндж лежал на размытой земле, забившись между корней древнего дерева. Изрядно потрёпанный, насквозь вымокший плащ заботливо парил над доктором, пытаясь защитить от беспощадного ливня. Хозяин спал, спал беспокойно, глаза двигались под веками. Иногда Стрэндж бормотал что-то — никто бы не разобрал: тропический лес был затоплен шумом дождя. Гибкий папоротник склонился под напором капель, вода стекала Стивену на волосы, скатываясь по хмурящимся во сне бровям. Доктор очнулся — резко, хватая воздух ртом, сел, судорожно вытирая лицо грязными ладонями. Сны, преследовавшие его в последнее время, всегда заканчивались так: неприятным пробуждением, медленными попытками осознания того, где он сейчас находится, где реальность, а где — воображение. — Реальность… — прошептал Стрэндж, отбрасывая изрядно отросшие волосы со лба. Он поднёс мелко трясущиеся руки к лицу, повернул ладони тыльной стороной вверх. — Мне ли рассуждать о границах реального? Руки были всё так же расчерчены белыми линиями послеоперационных шрамов. Стивен не стал использовать магию, чтобы вернуть им прежний вид и былую силу. Во сне тоже шёл дождь — как в тот день, ставший началом всего невероятного пути, как и в последующие дни в Лондоне тогда, очень давно — Стивен не был уверен, что тучи висели над городом постоянно, но в его памяти сохранились лишь такие воспоминания. Серость и тяжесть свалившегося на плечи ужаса. Стивен рассеянно смотрел вдаль, всё ещё находясь во власти сновидения. Не отрывая взгляда от какой-то несуществующей точки, он провёл ладонями по мокрым волосам. Плащ заботливо опустился на голову хозяина, образуя капюшон. Ещё во сне был Кецилий. Среди ртутных капель, бегущих по мутным, от потолка до пола, стёклам квартиры доктора (из той, старой жизни), мелькали фиолетовые всполохи его глаз. Стивен не раз пытался понять самого себя: почему Кецилий занимает его бессознательное? Сейчас, добираясь до места назначения в глубине Индонезии, чтобы основать там опорную точку Камар-Таджа, Стрэндж располагал достаточным количеством времени для раздумий. Перемещаться с помощью порталов ему удавалось редко: чтобы это сделать, нужно представить место назначения, однако там он ни разу не бывал, а бесконечные тропические леса ничем не выделялись. Частенько приходилось идти пешком, а там и беспокойные мысли настигали. Кецилий уже долгое время оставался в его разуме. Физически — с ним было покончено. Воспоминания же о нём не уходили. В этом сне Стивен раз за разом, как тогда, с Дормамму, выслушивал монолог Кецилия о лжи Учителя. Доктор хорошо запомнил ядовитые зачатки своего сомнения, тот невесомый порыв перейти на тёмную сторону. И во сне с упорством мазохиста наказывал самого себя: «На, посмотри, как слаб ты был, как чуть было не повёлся на слёзы закованного в цепи глупца». На этот раз всё кончилось безоговорочным согласием Стивена и волшебным излечением рук. После чего он и проснулся. С каждым таким исходом сомнения разрастались, как тропический лес. Сомнения в собственной силе. В том, что ему следует быть Мастером, что он сможет освободить свой разум, всегда поступать верно. Доктор Стрэндж глубоко выдохнул, зарылся пальцами в мягкую землю и покачал головой. Привал окончен, надо было идти. Он встал, плащ взметнулся и осел на плечах. Стивен, сам не замечая, машинально погладил ткань — ему нужно было ощущать что-то руками, когда задумывался. — Мне нет дела до Кецилия, — нахмурился он. — Я и не знал его толком. Он — это всего лишь визуализация моих страхов в отношении самого себя. — Стрэндж предпочитал считать, что обращается к собеседнику — к плащу. Плащ согласно совершил волнообразные движения за спиной. Вокруг росли орхидеи, и Стрэндж поторопился скорее миновать их — они были ярко-фиолетовые, как искры на испещрённом тёмной магией лице Кецилия. — Ничего, сезон дождей должен скоро кончиться. Эти сны — в них всегда так много воды. С ливнями уйдут и они. Плащ плотнее прилёг к телу, полностью поддерживая хозяина. До окончания дождей оставалось около двух недель.