Фотография

— Деда, а кто это с тобой на фотографии? От такого заинтересованного вопроса пожилой мужчина, что сидел в кресле-качалке, тут же приоткрыл свои живые карие глаза, и огляделся вокруг. Этот апрель был необыкновенно снежным. Совсем как в тот год, когда чёрные и блестящие волосы Юри еще не запорошила седина. Снега было очень много. Кацуки бы с радостью помог его почистить, если бы не ноги. Если бы не эти вечные труженики, что теперь подводили его все чаще и чаще. Ноги были гордостью Юри. Сильные, крепкие, натренированные. Самые настоящие ноги фигуриста. Но вот беда, он их никогда не жалел. Использовал на всю катушку. И вот теперь они платили ему сполна. В комнате тепло. Все из-за камина. Яркий огонь жадно лизал сухие дрова, поэтому Мия никак не могла простудиться, даже если бы захотела этого. Мия — шестилетняя внучка Юри. Сегодня, в выходной, её опять оставили с дедушкой, дабы развеяться родителям девочки, а заодно и скрасить одиночество Кацуки. Жена Юри покинула этот мир много лет назад. — Деда, это твой друг? — никак не отставала кроха, сверкая такими же шоколадными глазами. — Покажи, что там у тебя? — голос Юри сел от вечных бронхитов, мучивших его почти каждые три месяца, независимо от погоды. Девочка легко подняла с пола пыльный фотоальбом, что так долго листала у теплого огня, и аккуратно положила его на колени дедушке. Юри чуть повозился, и наконец, извлек из кармана очки в толстой оправе; тут же нацепил их на острый нос. И тут его взгляд упал на самое любимое фото Кацуки. Фото, которое Юри пересматривал так часто, что ему казалось: он изучил его до малейших деталей. Фото, которое напоминало ему о прошлом. О том прошлом, которое нельзя забыть и через шестьдесят лет. — Деда, ты что, плачешь? — искренне удивилась девочка. — Конечно же нет, дорогая. Твоему деду соринка в глаз попала, и делов-то. Ты угадала, это мой друг. Юри морщинистой рукой стер с лица предательскую влагу, и почти незаметно вздохнул: ну вот, обманул внучку целых два раза. Какая к черту соринка? Что-то эти мифические соринки зачастили в последнее время. Всё это фото. Зачем он его вообще хранит? Посмотрев на него, Кацуки опять вспомнил то, что никогда не забывал. Тот самый день. Финал Гран-При. Рев восторженной толпы. Дикий мандраж. Ледовая арена будто пропадает в тумане. И он, Виктор, рядом. Кацуки помнит свою победу. Очередные крепкие объятья Никифорова. Приятное касание золота, что легло ему на грудь. И осознание того, что это конец. Нет, конец не карьере. Ведь она-то как раз и пошла в гору после той памятной даты. Конец их с Виктором связи. Если это вообще можно было назвать связью. Юри молча сох по Виктору, а тот был в своём репертуаре: обнимал, шутливо заигрывал, дарил умопомрачительные комплименты, и ничего не знал о чувствах своего подопечного. Кацуки ничего не сказал. Ни в тот день, ни на следующий, ни год спустя... Боялся, что сойдёт с ума от не взаимности. А может, лучше было и сойти, чем жить так. Хотя жизнь Кацуки нельзя было назвать ужасной. Он стал знаменитым фигуристом, получал за это деньги, много путешествовал. Даже женился и завёл детей, которые подарили ему внучку. Только вот в сердце у Кацуки всегда был лишь Виктор. Виктор, сердце которого перестало биться два года назад. Виктор, что навеки уснул в своём родном Санкт-Петербурге. Виктор, на могиле которого он никогда не побывает. Проклятые ноги. Их пути разошлись. Вскоре после Гран-При, чемпион вернулся в Россию, оставив Кацуки наедине с его безответной любовью. Конечно же, Юри следил за Никифоровым, всегда следил. Следил по газетам, журналам, телевидению и Интернету. Следил, и никак не мог поверить, что этой счастливой сказке давно настал конец. Река времени бежала все быстрее, и разводила их все дальше и дальше друг от друга. *** Сегодня Мию забрали пораньше. После её ухода Кацуки вновь погрузился в сон. — Привет, Юри. Скучал по мне? — Никифоров был таким же, как и больше полвека назад. Улыбчивым, обаятельным, уверенным. Таким же, каким его и полюбил юный японский фигурист. — Да, — Юри не верил своим глазам. Время повернулось вспять. — Тогда пошли со мной. Я знаю, ты хочешь этого, — сверкнул зубами Виктор, и протянул свою руку. Юри с чувством кивнул, и вцепился в ладонь мёртвой хваткой, будто боясь, что больше никогда не увидит своего возлюбленного. Вцепился своей рукой без единой морщинки в мягкую руку Виктора. *** В ту же секунду сердце Юри остановилось навсегда.