Точка слома

Когда Норман наконец-то добрался до бара, Дилан уже ждал его внутри. По старой конспиративной привычке он занял место в самом углу, где их разговор точно никто не сможет подслушать. Харрис со скучающим видом вращал в пальцах полупустой стакан, судя по всему – с виски, от чего Ли невольно усмехнулся. Этого омегу невозможно перепить, в этом за время знакомства с ним летчик убедился безоговорочно. – Что, уже пьянствуем? – вместо приветствия поинтересовался Норман, отодвигая соседний стул и плюхаясь на него. – Тебя за смертью посылай, – с наигранным недовольством откликнулся Дилан, но криво улыбнулся и протянул старому знакомому ладонь для рукопожатия. – Привет, Норм. – Здравия желаю, майор, – шутливо отсалютовал в ответ Ли. – Мне нужно было успеть после рабочей смены подхватить Рассела у Виктора и закинуть его домой, не обессудьте. – Как поживает мальчишка? – тут же живо поинтересовался Харрис. Омега слегка откинул голову назад и залпом допил остатки алкоголя, не отрывая при этом взгляда от собеседника. Лед в стакане негромко звякнул, ударившись о стеклянную стенку. – Живет и здравствует, в школу вот пошёл. Как сам? – Норман повернулся к бармену и, кивнув в сторону пустого стакана, показал ему два пальца, безмолвно прося повторить заказ на двоих. – Живу и здравствую, – в тон ответил Дилан. – На повышение вот пошёл. Ничего более значительного в моей жизни не произошло, – Дилан молча принял принесённый стакан, только кивнув в знак благодарности, и сделал крупный глоток. – Так что там с Дрю Милтоном? Норман облегченно вздохнул. С Харрисом расшаркивания и разговоры о погоде никогда не были долгими. Летчик терпеть не мог болтовню ни о чем, поэтому всегда сразу переходил к интересующему его вопросу. – Я с утра ездил в Марри-Бридж. – К генералу Оуэнсу что ли? – перебил собеседника омега, удивлённо приподняв вверх левую бровь. – Рановато ты забил в колокола. – Почему к Оуэнсу? – не меньше удивился Норман. – Разве он тоже живет в Марри-Бридже? Нет, я ездил в дом Милтонов. – Аааа, – слегка расслабился Дилан, которого перспектива впутывать в происходящее высшее начальство, с которым сам был не то чтобы на ножах, но не в лучших отношениях, не прельщала. – И что же ты там выяснил? – Ничего нового, – разочаровано протянул Ли. – Образцово-показательное семейство в милых декорациях. Дом, газон и мираточащий Лукас Милтон, нимб которого царапает потолок. – Тем не менее, за день до этого Дрю предпринял попытку подать заявление о домашнем насилии, – полувопросительно продолжил мысль альфы пилот. – Именно, – подтвердил его слова Норман, слегка нахмурившись, от чего две тонкие морщинки на лбу проступили чётче. – И выглядит он совершенно кошмарно. Два запястья как одно моё, седина в волосах, кровь струёй из носа и взгляд оленя, затравленного охотничьими собаками. Помнишь, пять лет назад по всей стране разошлись его фото как национального героя? Можешь себе представить его таким? – Не могу, – согласился Харрис. – И не хочу. Послушай, неужели за всё это время происходящее никого не напрягло? Или превращение героя в узника Освенцима – обычное дело? – Мне мало что удалось выяснить, – Ли наконец вспомнил про свой стакан и сделал глоток. «Катти Сарк» приятно обжёг горло и разлился теплой волной где-то в груди. Некстати вспомнилось, что тот же Виктор терпеть не мог неразбавленный виски и вечно переводил дорогой алкоголь, мешая его с колой по акции. – Я ведь больше не служу в армии, к тому же, он все равно не из ВВС. В официальных документах значатся ПТСР, провалы в памяти, проблемы с координацией вследствие боевых ранений и искажения реальности. Всего этого достаточно для того, чтобы объяснить любое странное поведение и проблемы с пищеварительной системой, которые привели к истощению. До этого Дрю несколько раз обращался в полицейский участок по Марри-Бриджу, но всегда отзывал заявление на следующий день или вовсе покидал помещение, не назвав цель визита. Полицейские приходили с визитом в дом Милтонов, но никаких нарушений обнаружено не было, так что они уходили ни с чем, как и я сегодня утром. – В общем, дело – дрянь, – резюмировал сказанное омега. – И что же, никто не пытался копнуть глубже? Норман сглотнул и на долю секунды отвел глаза. От контролируемой злости у него на скулах заиграли желваки и лицо приобрело жесткое, даже жестокое выражение. – Говорят, состояние подполковника Лукаса Милтона насчитывает не один миллион австралийских долларов, – негромко произнес мужчина. – Коррупция в маленьких городах всегда преобладала над моральным долгом, – Дилан провёл ладонью по лицу, растрепал пальцами длинные черные волосы. Рассказ бывшего подчинённого вызвал у него смешанные чувства. За тридцать два года жизни ни один альфа, дорожащий своей жизнью, не смел поднять на него руку. Правда, война – совсем другое дело… Тут уже либо ты, либо тебя, и нет никакого дела до джентльменства. Может быть, покалеченный войной Дрю в свое время просто не заметил, как один кошмар плавно перетёк в другой, воспринял его как должное? Или просто не нашел в себе сил сопротивляться? – И что ты предлагаешь делать? Ты ведь не просто так меня позвал выпить и обсудить, что героя пиздит муж? – У него огромные фиолетовые гематомы на теле, – с места в карьер начал Ли. – Изрезанные костяшки пальцев. Походка нетвёрдая, как у Клинта после того, как ему прострелили ногу. Это должно было как-то отразиться в его медкарте. Если она у нас будет в качестве доказательства, что такое количество повреждений из неуклюжести не получишь, то я смогу продолжить это дело. Для Фокса-Милтона оно будет пахнуть трибуналом. – Ты уверен, что гематомы не были получены им случайно? – Дил… – после небольшой паузы произнёс альфа. – Я всё-таки пять лет проработал в полиции. Уж неосторожность от побоев я отличить могу. – В таком случае, что тебя сдерживает? – Информация, как и у многих военных, засекречена, – Норман передёрнул плечами. – Я не компьютерный гений, а для привлечения соответствующего отдела нужен ордер. – А ордера нет, ведь официальное заявление так и не было подано, – подхватил Дилан. – Да уж, ситуация с каждой твоей фразой кажется все менее и менее разрешимой. Но всё же пока не безнадёжной. Я поспрашиваю своих знакомых. Насколько я знаю, младший сынишка генерала Оуэнса увлекается техникой. – Малкольм? – удивленно переспросил альфа. – Ему же всего… – Ему двадцать, – усмехнувшись, перебил лётчик. – И он тоже пошёл служить в ВВС по стопам отца. Годы идут, Норм, а ты так и завис среди устаревших данных. – В таком случае, выпьем за молодость, – Норман шутливо чокнулся с Диланом, хотя его слегка кольнула мысль о своей безнадёжной отсталости от прежних коллег и друзей. – И за то, чтобы хотя бы в следующем поколении старик Рэндалл перестал наступать на одни и те же грабли. И господи, что за отвратительные новогодние песенки играют весь вечер? – не слишком элегантно сменил тему Ли, против воли прислушиваясь к мурлыканью «Happy New Year» в исполнении «Abba», льющейся из динамиков чуть громче, чем следовало бы. – День города, – напомнил Харрис. – Двадцать восьмое. Через три дня праздник. Ты что, в бункере живешь? – Точно, как я мог про него забыть, – мужчина слегка хлопнул себя по лбу. – Наверное, поэтому у прохожих на улице такое омерзительно приподнятое настроение и гадкие улыбки на лицах. – Вероятнее всего, – согласился с ним омега, откровенно забавляясь такой забывчивости. – Ладно, нет у меня времени с тобой лясы точить, домой пора. Заходи в гости и вообще телеграфируй, Клинт по тебе соскучился, – последние слова Дилан произнес нарочито-непринужденно, но по тому, как слегка напрягся его голос, Норман понял, что друг явно жаловался ему на желание увидиться, причем не раз. – По поводу Милтона позвоню как только, так сразу. Постараюсь побыстрее, но ничего обещать не могу. Видишь ли, два человека по фамилии Оуэнс, с которым я неплохо общался, дезертировали, так что теперь с представителями этой фамилии я в близкий контакт не вхожу, а то мало ли что… Бывай, дружище. И спасибо за выпивку, – Харрис изящно поднялся из-за стола, словно бы и не в нем плескалось неизвестное количество стаканов, которые молчаливый бармен менял ему один за другим в течение всего диалога, и твёрдой походкой, в которой также не чувствовалось опьянения и каких-либо искажений, направился по направлению к дверям. Он исчез так быстро, что Ли даже не успел что-то сказать. Только усмехнулся и кивнул в ответ на вопрос бармена «Повторить?». *** Что-то неприятное и жарко-липкое поднималось по позвоночнику, вызывая нервную дрожь и мурашки по коже. Дрю безошибочно определил это ощущение как вестник скорого начала течки и скорчился от отвращения. В последние несколько лет естественные и никогда раньше сильно не раздражавшие омежьи проявления организма вызывали у него стойкое чувство отторжения. Казалось, с ним уже случилось все возможное для того, чтобы циклы заглохли и не возвращались. Жестокое насилие, спровоцировавшее многочисленные разрывы, которые пришлось долгое время заживлять в ходе не самых приятных процедур, крайняя степень истощения, зачастую приводящая молодых омег с анорексией к бесплодию – все это почему-то действовало на его собственный организм как на мертвого припарки. Тело с завидной регулярностью раз в три месяца демонстрировало своему хозяину, что готово создать все условия для главной жизненной цели любого омеги – зачатия ребёнка, почти не давая при этом сбоев. К тому же, каждая течка длилась чуть ли не неделю, что не было лишним поводом для оптимизма. Лукас пользовался ситуацией как мог: то наслаждался властью над супругом, который физически не мог сопротивляться в такие дни, то напротив специально куда-то исчезал на весь этот период, оставив Дрю рыдать от болезненного, доходящего до боли возбуждения, никак не переходящего в долгожданную разрядку и биться о стены. С годами Милтон научился находить выход. Изредка, раз в полгода, когда муж каким-то чудом забывал запереть дом на ключ, омега предпринимал рискованные вылазки в городскую аптеку за так сильно необходимыми блокаторами. Деньги он воровал из карманов пальто Лукаса – тот постоянно их там забывал и не замечал пропажи. Прятал своё тайное сокровище Дрю под слегка отошедшей половицей под кроватью. Нескольких блистеров хватало надолго: лекарство было мощным, одна таблетка почти полностью отбивала симптомы течки на несколько часов. Супруг ужасно злился, когда у Дрю неожиданно почти полностью прекратились естественные омежьи циклы, но ничего поделать с этим не мог, прийдя к выводу, что так организм Милтона реагирует на длительные издевательства и скудное питание. А чувство контроля и безграничного главенствования он любил куда больше, чем течную задницу, так что пришлось смириться. Как только скрежет гравия под колёсами машины Лукаса затих, Дрю торопливо полез за лекарствами. Нужно было успеть выпить их до той поры, пока начнет выделяться смазка – тогда уже никакие блокаторы не помогут, и пиши пропало, как минимум дней на пять выпадаешь из реальности. Омега кончиками длинных, давно не стриженных и очень ломких ногтей выцепил блистер из щели и достал его оттуда. Осталось всего четыре таблетки – скоро придется придумывать, как выбраться в город за новыми. После истории с выбитым окном и полицейским участком паранойя Лукаса по поводу того, что омега в любой момент может сбежать, значительно усилилась, так что теперь на открытую дверь можно было и не надеяться. В первый день он вообще оставил его прикованным на цепи, когда ушел на работу, так и пришлось сидеть весь день. Из-за регулярного приёма подавителей толерантность к ним сильно снизилась, поэтому одной таблетки на часть дня уже не хватало. Пить больше, как было написано в инструкции, нельзя, так как это вредно то ли для почек, то ли для репродуктивной системы, но Дрю привычно проигнорировал это предупреждение. Какие к черту почки, об их ли здоровье стоит думать сейчас? Ему бы дожить до завтрашнего дня, а там поглядим. Дрю уверено выдавил из блистера три таблетки, проглотил их и запил водой из-под крана. В подкорке шевельнулась мысль о том, что вот так пить необработанную воду вредно, такая же бредовая, как переживания о побочных эффектах подавителя, но, увы, холодильник, в котором стояла спасительная бутылка минералки, был предусмотрительно заблокирован супругом. Есть без его наблюдения тоже было запрещено. Милтон только горько усмехался в ответ на такие методы: во время длительных заданий в ходе войны голод приходилось терпеть не раз, переживем и сейчас. Это только тыловику может казаться, что он придумал ужасно остроумное и строгое наказание, а ему-то что? Подумаешь, голова кружится чуть сильнее… бывают вещи и похуже. В дверь неожиданно позвонили. Идея установить вместо обычного звонка мелодичное птичье пение когда-то принадлежала Дрю. Ему казалось, что это будет забавно. Теперь этот звук вызывал нервную дрожь. Кто же знал, что нервы так ослабнут всего за… Сколько? Шесть лет? Слегка прихрамывая на левую ногу, которую после недавнего наказания электрошоком почему-то периодически простреливала боль, омега поторопился открывать. Если это Лукас что-то забыл, то нужно двигаться быстрее, он терпеть не может, когда Дрю долго возится, а если кто-то другой… Впрочем, кому еще придет в голову к ним заявиться? Разве что сосед зашел соль одолжить. Но в дверном глазке оказался вовсе не муж и не сосед. Милтону сначала показалось, что неожиданный гость – всего лишь его галлюцинация. А потом омеге подумалось, что он вернулся на несколько лет в прошлое. Мощный рыжебородый мужчина, нетерпеливо перетаптывающийся на пороге, когда-то был его сослуживцем и очень хорошим другом. Правда, на дружбе, кажется, их отношения не заканчивались. …Сплетённые тела взмокли от пота – то ли страсть, то ли чрезмерная жара, толком не разберёшь. Запахи перемешались друг с другом, а тяжёлое дыхание синхронизировалось и стало полностью в унисон. От партнёра пахнет сигаретами, альфьим гоном и коньяком, который он только что хлебнул из фляжки. Быстрый, почти судорожный секс в палатке – суррогат близости, такой же жалкий, как банки консервов, заменяющих домашнюю еду. Подхватить за шкирку, пару раз резко толкнуться между бедер, восполняя потребность в близости, но не наслаждаясь полноценно. У обоих – мужья, семья, но они слишком далеко, до них сейчас не дотянуться. А накопившееся напряжение, болезненное, как сведенная мышца, должно быть ликвидировано. Иначе как с таким сражаться? – Не забудь про презерватив, мудак, – зашипел Дрю, царапнув ногтями спину Хьюита. – Не хватало от тебя залететь или что-нибудь подхватить. – Какого ты дурного мнения о моих сдержанности и моральных качествах, – негромко рассмеялся альфа, но за контрацептивом послушно потянулся. – Если ты думаешь, что никто не замечает, как ты в перерывах между заданиями шляешься по борделям и ебёшь блядей, то ты редкостный идиот, – Милтон не удержался и мелко улыбнулся, показывая, что его претензии не носят негативного характера. – А мой муж будет не в восторге, если я рожу рыженького ребёночка. – О, он был бы просто счастлив, – усмехнулся Хью и отработанным движением натянул презерватив на находящийся в боевой готовности член. – Но ты не знаешь жизни. – Ты болтаешь больше, чем трахаешь, – прервал его омега, не любящий демагогий, и откинул длинноватые волосы с тонкой шеи, чтобы позволить любовнику поцеловать её. Уже через пятнадцать минут его мысли не занимали ни измена тому, с кем он поклялся быть всю жизнь, ни чувство вины. Дрю торопливо метнулся в сторону зеркала, поправил растрепавшиеся волосы. Отражение выглядело ужасно, но это почти не вызвало в нём досады – оно было таким уже давно, ничего нового. Омега только оглядел себя на предмет социальной приемлемости – нет ли пятен на одежде, не дырявый ли свитер? – и, убедившись, что его внешность, по крайней мере, не отпугивает, осторожно открыл дверь. – Ну сукин ты кот, Милтон! – пробасил Хьюит, не дожидаясь приглашения, заходя в дом и оттискивая хозяина с дороги. – Я думал, что звонок оборву, оглох ты тут без меня, что ли? Мало того, что живёшь на окраине цивилизации, так ещё под дверью куковать… – альфа не закончил фразу, наконец-то обратив внимание на самого Дрю и, прежде чем он взял себя в руки, его лицо шокировано вытянулось. Омега невольно покраснел. Он осознавал, что выглядит не красавцем, напротив – ужасно изменился и постарел за те пять лет, что они не виделись, но видеть на лице камрада яркое подтверждение этого всё же было немного обидно. – Ты чего тут забыл, Хью? – нарушил тишину Дрю чуть более грубым тоном, чем стоило, но тут же слегка улыбнулся, показывая, что вопрос был дружественным и визиту недавнего коллеги он рад. – А почему бы не навестить старого товарища? – выйдя из ступора, альфа снова заговорил громко и быстро, как изъяснялся всегда, сколько Милтон его помнил. – Я вдруг подумал: «А как там поживает Дрю?», сел в машину, да и приехал. – Ты ведь даже не в Аделаиде живешь, – робко возразил напористому тону Дрю, поворачиваясь в сторону кухни и слегка кивая Хьюиту, чтобы он последовал его примеру и проходил следом. – Тебе наверняка пришлось ехать очень долго. – Ну да, но что уж тут поделаешь, – Хью улыбнулся, демонстрируя чуть кривоватые зубы и плюхнулся в стоящее рядом с кухонным столом кресло. – У тебя пожрать чего-нибудь не будет? Я зверски голодный. – Извини, уж чего нет, того нет, я как раз сегодня собирался сходить в магазин, – непринужденно соврал Милтон. Не говорить же, что муж заблокировал холодильник, в котором еда как раз была. – Чай или кофе будешь? – Кофе. Страшно хочется спать. – Недосып? – Еще бы, – Хьюит негромко рассмеялся. – Ты не слышал ведь, да? У меня два месяца назад сын родился. Как муж вышел из роддома, в нашем доме недосып у всех. Что-то неприятно кольнуло в груди у Дрю. Болезненное, неосознанное и по-омежьи глупое. По своей наивности, пытаясь придумать себе успокоение, он выдумал у себя в голове, что каждый, кто участвовал в войне, живет вот так – на грани самоубийства, ненавидя каждый новый день и вздрагивая от любого звука. А тут вдруг – всплеск счастья в знакомом голосе, семейный угол, бессонные ночи от детского плача, а не от панических мыслей. Неужели такое бывает? Неужели после того ада бывает жизнь? Впрочем, для него самого ад так и не закончился. Дрю осторожно провёл кончиками пальцев по вороту свитера, прощупывая очертания ошейника. – Поздравляю, – с небольшим опозданием произнес он, щедро сыпля ложкой кофе в чашку, зная, что Хьюит любит покрепче. – А у тебя как в этом плане? – осторожно поинтересовался Хью, еще по старому знакомству помнивший, что с деторождением у Милтонов никогда не складывалось. – Еще детишек нет? Дрю слегка мотнул головой, от чего волосы растрепались и одна прядь упала на лицо. – Пока нет. И вообще, разве ты слышишь здесь детские стенания и чувствуешь атмосферу отцовства? – омега попытался свернуть неприятный разговор в более подходящее русло, сводя его к шутке. – Просто ты выглядишь таким усталым, и я подумал, что, может быть, ты… Ну, прибавления ждешь, – пояснил свой вопрос альфа. Дрю рассмеялся. Это было одновременно иронично и символично. Человека, больше года глотающего горстями подавители и мечтающего наконец угробить все детородные органы и больше не беспокоиться, приняли за беременного. Впрочем, с такой нездоровой бледностью и кругами под глазами он, наверное, чем-то напоминал измученного токсикозом будущего папашу на раннем сроке. – Нет, что ты. Это уж точно не ко мне, – подытожил Милтон, протягивая Хьюиту чашку. Не осталось ни радости от встречи с другом, ни желания поговорить. Только неприятное и мерзкое воспоминание в голове, которое Дрю давным-давно запихнул в самый дальний угол подсознания, лишь бы не вспоминать, и до сегодняшнего дня был успешен. …Кровь неестественная, слишком красная. Не хочется верить, что она настоящая, но другого выхода нет. Стекает по ногам, капает на кафель ванной, как бы напоминая – у тебя не получилось, у тебя не получилось. Опять. Кровь и острая, колюще-режущая боль внизу живота, будто бы ткнули скальпелем. Сползти вниз спиной по гладкому кафелю, чувствуя, как слабеет и становится ватным тело. И затрястись болезненно, повторяя про себя как мантру. «Я не дам этому повториться, больше никогда не дам…»