Песнь Сестер

Священный Цвет явился в мир боли и голода, Цвет изливает в жилы Спящего свою сущность, не щадит себя, вены Его глухо стучат под натиском освежающей крови. Сестры танцуют в блеске живительной влаги, Сестры поют свои протяжные песни, все они свиты в мольбах к Приносящему, к апостолу благодетельному, избранному сосудом для Цвета, нареченным блудным Гостем средь одних, да разрушительным душегубцем средь других. Сладкие ритмы вылетают из уст нимф нового мира, покои дрожат в пьяном бреду, сады оживают в ладонях Духа. Сестры поют, Сестры возносят ему свои мечты. Сестра из теплицы поет о том, в чьих глазах зародилась золотая жила, обнимает его холодными руками, кутает тело в изумрудные ветви, словно любящая мать, словно заботливая кормилица осыпает золотой пыльцой, тихо шепчет грезы ему: "Спи, мой милый, спи на руках моих, я согрею тебя, вскормлю грезами нежными". Сестра Ута поет о том, в чьих глазах зародилась золотая жила, молча сидит и не движется, голос ее - нерушимый рудник, взгляд ее направляет Золотоглазого, указывает, изумрудом стелется дорога, серебром разум обдувается: "Иди, Дух, ступай смело, лишь мечта дарует дорогу, лишь разум явит ее взору". Сестра Ава поет о том, в чьих глазах зародилась золотая жила, расхаживает, словно перо легка, нежно руки тянет, как кошка всматривается взглядом томным, улыбкой приманивает, янтарем в очи брызжет, смеется, сиренью соблазняет: "Ах ты мой милый, мой ненаглядный, возьми же ладонь мою, да задобри меня". Сестра Ире поет о том, в чьих глазах зародилась золотая жила, гнется, как ивовый прут, тепло истончает лоном своим, тянется любовно, да сама в сердца Гостю поглядывает, спину обхватывает, к ногам ластится, трепещет пред лимфой: "Дорогой Гость, ах дорогой Гость, отринь грань, дай волю страсти, дай разгулу сил". Сестра Юна поет о том, в чьих глазах зародилась золотая жила, руки к бездне небесной вскидывает, корчится болезненно, взор гневный на Гостя устремляет, лазурью жалит, в пурпурных языках пламени растворяется и пробуждается: "Смотри, рушится Спящий под стопами твоими. Излечи его, толкуй Ему слово мое ". Сестра Эли поет о том, в чьих глазах зародилась золотая жила, спину прямит, вдумчиво смотрит в глаза, не подходит, лишь в руке ядрышко серебряное подбрасывает, а от самой пурпур шлейфом исходит, терпким, как порох: "Оставайся, Парень, оставайся со мной. Не для нас там стелется мир, оставайся". Сестра Яни поет о том, в чьих глазах зародилась золотая жила, испуганно из под подушек глядит, как зверек забившийся из стороны в сторону бегает, сиренью ложе осыпает, лазурью к Гостю подступается, танцует тихо, да как то страхом овеивает: "Не трогай меня ты, Гость, оставь тут, не мой там мир, а я тебе за это станцую". Сестра Има поет о том, в чьих глазах зародилась золотая жила, еле слышен голос ее, к Золотоглазому присматривается, улыбается печально, почти незаметно, с глаз изумруд капает бусинками, да тут же иссыхает, лазурь в оковах ее поблескивает: "Внемли ты, Дорогой Гость, силе жертвы, одари Спящего и любимых Сестер моих". Сестра Эхо поет о том, в чьих глазах зародилась золотая жила, смотрит взглядом туманным, сиренью тень ее покрыта, серебром толкует знания, руки ее еле шевелятся, плетутся в теле ее разум и тайна сердечная, словно две стройные змеи: "Узри, Гость, пустой сосуд в каждой из нас, да наполни каждую тайной Цвета". Сестра Айя поет о том, в чьих глазах зародилась золотая жила, как зверь в рясе рваной движется она, как отпрыск темных божеств мечет гневный янтарь, пурпуром разрывает воздух вокруг нее, Гостя внимает недоверчиво, рычит и дергается: "Обходи, Бродяга, стороной, обходи, не смотри на меня, да и волю мне не давай". Лишь Оле не поет, молчит, глаза сонные протирает, не поет Оле песен, но лишь ее нежный глас слышит Гость, сидя средь умирающей пустыни, не поет Оле, зато Цвет поет ей.