Отделение

Больничный запах лекарств и дезинфекции неприятен до тошноты. Крашенные белой краской потолок и стены — тоже. Эдвард лежал на кровати, глядя уцелевшим глазом в потолок. Рука сама собой постоянно тянулась к повязке, казалось, что мешает лишь она, и хотелось снять её и посмотреть на мир нормальным взглядом, обоими глазами. Да только с горечью осознавал — больше это ему не удастся. Эдвард стискивал зубы, стараясь не закричать. Стараниями врачей боль утихла, но все равно ему было плохо и не нравилось осознавать, что всё так смогло обернуться. Что его способности лишь вызвали чужую зависть. Что он сейчас до ужаса слаб и уязвим. Не для этого он покидал Эрудицию. Он и подумать не мог, что кто-то пойдёт на такую низость. Он хотел стать Бесстрашным, думал, что это подойдёт ему, что он сможет добиться здесь наилучшего результата. Эдвард прикрыл глаза ладонями — и здоровый, и тот, что должен был находиться под белой повязкой. Свет едва пробивался сквозь пальцы. Всю ночь он не мог уснуть от боли и мучающих его мыслей, а сейчас он просто устал и хотел выбраться отсюда. Впрочем, есть и ещё одно чувство. Безграничная злость на того, кто это сделал, переплетающаяся с жаждой мести. Он это так просто не отставит, чего бы ему это не стоило. Послышались приглушённые голоса, а затем — звук открывающейся двери. Эдвард поморщился — врачи ему уже не помогут, Питер ножом ранил не только глаз, но и душу задел. Ему было противно здесь оставаться, не хотелось никого видеть. — Эдвард? — тихо прозвучал знакомый голос. Парень нехотя отнял руки от лица. Майра. Он усилием воли заставил себя улыбнуться, но вышла скорее кривая ухмылка. — Привет. — Как ты? — девушка присела на стул рядом с кроватью, голос её дрожал, и она отводила глаза. Эдвард машинально поправил повязку и сел. — Превосходно, — в голосе его тонна яда, хотя он и прекрасно понимад, что Майра-то ни в чём не виновата. — Не жалей меня. Я здесь не останусь. Дело не в глазе — он научится обходиться без него, хоть на это и потребуется время. Но видеть рядом постоянно Питера? Осознавать, что здесь каждый может воткнуть нож… даже не в спину, а в глаз? — Буду афракционером, — решительно заявил он, сжимая руки в кулаки. Раньше он думал, что оказаться вне фракций — чуть ли не позор. Теперь же выяснилось, что всё может быть совсем наоборот. Остаться здесь — фактически проявить огромную слабость и малодушие. — Я с тобой, — неожиданно отозвалась Майра, поднимая на него отчаянные глаза. Это заявление неожиданно ошарашило его, но он постарался не подавать виду, нечего девчонке видеть его изумление. — Тебе-то зачем? — хмыкнул Эдвард. — Я все равно вылетаю, я последняя в рейтинге, — пожала плечами девушка. — Кроме того, неужели ты совсем не боишься остаться один? Эдвард лишь покачал головой. Сейчас ему было все равно, что будет дальше, лишь бы оказаться не здесь, а затем — расквитаться с обидчиками. Он не оставит это безнаказанным. Майра тяжело вздохнула и неожиданно крепко сжала его ладонь в своей, очень тёплой, повторив: — Я пойду с тобой. Голос её прозвучал удивительно твёрдо. Кто бы мог подумать? Эдвард другой рукой, свободной, вновь невольно потянулся к повязке и кивнул. Может, это и хорошо, хотя вряд ли Майра долго продержится рядом с ним, они очень, слишком уж разные. Но на первое время — сойдёт, скорее всего, к новой жизни даже ему будет трудно привыкнуть, хотя держать около себя кого-то, кто будет напоминать о прошлом… тоже не лучший вариант, но ничего, по ходу дела разберётся. — Вместе мы что-нибудь придумаем, — пообещала Майра. Эдвард иронично улыбнулся в ответ и вновь молча кивнул. Он свой выбор сделал, теперь он вне фракций. И он-то точно придумает «что-нибудь». Он не сдастся так просто, не позволит себя сломить, но отныне никто ему не нужен.