Сыграем, а потом напьемся.

Презрение к этому городу просто зашкаливало или это было пресыщение страшными высотками, закрывающими небо — он не хотел в этом даже разбираться. Благо, коттедж в пригороде хоть как-то спасал. Сто шагов до дома… Нет, меньше, девяносто пять. В том месте снова существует сестра, с хахалем или без — разницы особой нет, ибо исход вечера все равно был решен заранее: скука и ментоловые сигареты. Танака ненавидел мяту. — Дома! — противный скрип двери. Темнота. Вонь от чего-то сгоревшего. Кинуть рюкзак в пыльный угол и добрести до форточки. Ничего сложного. — Еда на плите! — голос сестры заглушал тяжелый рок. Нет, еще одного порыва блевануть сегодня он не выдержит. — В школе ел! — перекричать эту группу практически невозможно. Каждый раз, слушая эту музыку, его тянет заткнуть себе уши хоть ножами, лишь бы не слышать эти мерзкие звуки. Поэтому в плейлисте Танаки есть почти все песни этой группы. Рюкзак стоит все же забрать. В холодильнике есть темное пиво — гадость полнейшая по его мнению. Но с хахаля сестрицы не убудет, так что можно взять одну. Представив реакцию Марка, Танака невольно ехидно улыбнулся. Идти в комнату за ноутбуком категорически не хотелось, но жалобное поскуливание и дребезжание техники в такт ужасным басам невольно засело в его голове. Ноут слишком жаль. Напечать гребанное эссе по географии просто — оттого и сложно. Можно написать потом, забыть про него или не принести учительнице вообще. Немного наплевать на оценке в этой школе. Плевать вообще на все. С болью в голове к нему пришел и похуизм. От нее спасает лишь пиво, которое он вскоре выплюнет в раковину, так как этот дерьмовый вкус слишком раздражителен. Как и чей-то звонок на телефон. Чтобы хоть что-то услышать Танака выходит из дома. Находиться внутри просто невозможно. Апрельская погода через чур холодная, чтобы стоять без куртки, но Танаке сейчас не до нее. — Что. — Доброго вечерка, чудо мое, — усталый вздох показывает говорящему всю добрость этого самого вечера, — ну же, я так скучал. — Чудовище, у тебя минуты три от силы, потом я отключаю, — только Ойкава может так оскорбительно-кокетливо фыркать. — У меня к тебе деловооое предложение. Помнишь ту игруху «Выжить»? Го зарегаемся? Танака почти потянулся за сигаретой от такого заявления. Почти. — Пардон муа, но собсна нахуй? — Фу таким быть. Денег срубим, слава там, глядишь девочек найдем. В этот раз разрешено участвовать восемнадцатилетним, даже если школа не окончена. Это же идеально просто, — фитиль сигареты все-таки зажегся красным. — Ты придурок, — несогласное мычание в трубке, — нет, ты действительно придурок. Тот факт, что выживает примерно одна четвертая участников игры тебя вообще не ебет? — Не, ну если так смотреть, то все действительно печально. Но ты посмотри под другим ракурсом: тебе же скучно, солнце. Хоть развлечемся. — Или сдохнем, — флегматично отвечает он. Половины сигареты уже нет. Танака начинает беситься. — Малыш, в общем, я хочу, чтобы ты пошел со мной… Я уже зарегистрирован. Ухожу с первой волной участников. Ты успеешь на вторую, я… я без тебя боюсь, — голос говорящего дрогнул. Сигарета валялась где-то на полу. Танака ее не видел. Следующие двадцать минут прошли в отборном мате на Тоору. Но было поздно. Последнее, что он сказал поехавшему другу: «Я куплю тебе твои любимые цветы на могилку». Пожалел об этом Танака фактически сразу же. Успокаивать нервы вызвались еще две бутылки гадости. Тоору все-таки мудак. Марк на пропавшее пиво в этот раз ничего не сказал. На высказывание хахаля о том, что пиво с водкой не пьется, мозг Танаки положил хуй, а впоследствии вообще забыл. Сестру Марк из дома забрал чисто на всякий. Осознание сломанного и порванного дивана пришло ему в голову лишь в два ночи, когда Танака попытался на него неудачно сесть. Пролившийся кофе радости картине не прибавлял. Чисто из упрямства он остался сидеть на останках дивана в мокрой футболке и искать в интернете информацию о расторжении договора с Игрой. Таковой информации не находилось даже на сороковой странице гугла. В кухонных шкафчиках конечно же закончилось обезболивающее. Танака знал, что Тоору не выживет. У него не было и гребанного шанса. Он умел только позировать в журналах, да мячом на волейбольной площадке махать. Эти навыки на улицах, окруженных жаждущими наживой и крови, точно не помогут. Ойкава сдохнет в первом же часу. Сукин сын рассчитывал на Танаку изначально. Ему хотелось искренне послать Тоору нахуй и безысходно заржать. Истерика вряд ли бы здесь помогла. А вот валявшееся где-то недопитое с прошлых посиделок бренди очень даже могло. Звук смс звучал отдаленно. Его не ебали ни деньги, пришедшие за регистрацию в игре, ни лающая соседская собака, которая такими шумовыми волнами пыталась себя же оглушить, ни собственный дикий смех, глушащий почти все его восприятие мира. Оправдывать себя за регистрацию у него тоже не получалось. Надежда на то, что его навыки не подыхать даже с ножевыми ранениями таяла с каждым тупым ударом настенных часов. В ситуации было несколько плюсов: сестра наконец-то от него избавиться; он испробует новый пистолет, лежащий под пыльной кроватью в специальной коробке… И да, он развлечется. На всю оставшуюся жизнь уж точно. Ушел Танака спать с подступающим чувством отчаянием и кальяном сестры. Возможно он умрет не на игре, а в эту ночь от передоза всякой херни в организме. Мозг Танаки на это лишь усмехнулся.