Сказки Иерусалима

комм. автора: Как уже было предупреждено - первая глава вышла слабой и не насыщенной, для ознакомления или вроде того. А так же она сопроводится небольшим рисунком, для большей ясности. Уж не могу я без них, извините. и вероятно они ещё будут http://fc07.deviantart.net/fs70/f/2012/363/f/6/assassin__s_creed_by_sheldon_alt-d5pk4f1.png __________________________ Понадобилось много сил, чтобы заставить минуть эти четырнадцать лет, наполненные муками, раздором и тяжёлыми переменами. Нести военное бремя никому не доставит сладкого удовольствия: ни воинам, ни обычным жителям, ни даже соседним граничащим государствам. Они все раздражены, заняты, мечутся из одного места в другое, проводят ночи без сна, в ожидании хотя бы какого-нибудь отступления. Но в последние несколько лет людям становилось проще. День другой они имели возможность вздохнуть спокойно и сомкнуть глаза, не растягивая удовольствия погружения в сон, зная, что им нужно будет впопыхах через час сорваться со своего места и бежать, сломя голову, вбиваться в ритм с оружием в руках и выполнять то, чего требуют от всего войска. А все эти люди даже не могут раскрыть своих глаз, удержать меч. Они благодарили Бога, что всё это позади хотя бы на какое-то время, ведь длительный период такой нагрузки никто не сможет выдержать и воины просто-напросто бы падали во время битвы, давая врагу шанс убить себя, если у тех найдутся силы поднять клинок. Но теперь некий Он может вернуться и проведать свою семью, возлюбленную, имущество, для кого что было дороже. На дворе царствовал январь, уже наступил 1188 год. Вся Сирия, в отличие от многих других государств, не блистала белоснежными сугробами, снег тут весьма редкое явление. Настоящая зима никогда не приходит сюда, обычно города обходятся холодным воздухом и мелкими осадками. Но, Масиаф – это городок, находящийся в горах, на возвышенности, ближе к холодному слою, где до земли доходили снежные хлопья в своём неиспорченном состоянии. Поэтому здесь – заснеженные тропки, а в нижних городах – стоптанная замёрзшая грязь. Деревня подле старинной крепости кишила людьми, среди которых было не так много детей, больше всех восторгающихся снегом - сим чудесным, по их мнению, природным явлением. В то время как горожане создавали весьма шумную звонкую атмосферу радости, в такт, словно гром среди ясного неба, забил колокол. Один, два, три размерных удара, пригревшиеся птицы тучей взмыли в серую, светлую высь. Вся деревенька синхронно оглянулась на столь мрачный, и одновременно торжественный, звон, исходящий с самого пика, где на вышках крепости Аламута развивались ало-белые флаги. Сегодня, пожалуй, самый желанный момент, коих за последнее время приходит не так много. Обряд посвящения в ассасины очень кропотлив, испытания сложны, и каждому, кто прошел их, есть чем по-настоящему хвалиться. Ведь не все выживали после последнего, самого тяжкого для многих тех, кто только-только был готов выйти из звания простого ученика, так сказать вылупиться. Колокольный сигнал дал понять, что последний новичок прошел конечное испытание верности, получил долгожданный клинок и прибыл в крепость, к остальным юнцам. И, сейчас, вот они. Одиннадцать новоиспеченных ассасинов, облаченные в теплые белые одежды, стояли перед алтарем, перед своим повелителем, не упуская из его речей ни малейшей детали, как преданные и столь талантливые ученики, умеющие слушать. Когда они поднимутся вверх по лестнице под взгляды других членов ордена, то навсегда распрощаются с той лёгкой жизненной полосой, тренировки превратятся в бой за жизнь, миссии кардинально сменят свой уровень. Эти зародыши даже не имеют представлений, что будет дальше и насколько трудна жизнь воина. Среди этих одиннадцати человек, семерым дали право называть себя защитниками ассасинской крепости, доказав верность себе, кровавую верность своему клинку. Каждый, кто стоит сейчас здесь, пожертвовал своей плотью - безымянным пальцем - дабы заслужить ношение верного оружия братства - скрытого клинка. Четверо других получили звания рафиков сразу же, они хорошо отличились в глазах Аль-Муалима своим упорством, силой и лидерством. Такие ученики заслуживали уважения со стороны своих собратьев. И лишь один из всех завоевал величавый, громкий орден мастера: ассасин Альтаир, который, пожалуй, сделал куда больше во имя повелителя и крепости, даже особо не осознавая того. В полноценные воинские ряды его посвятили не так давно. Но, на церемонии он не присутствовал, это так, понаслышке. Ему мог позавидовать каждый, во всяком случае, навряд ли глава ордена сможет так сильно проникнуться доверием еще к кому-то. Но, этот мастер клинка был не единственным, кто мог выделиться среди толпы. Средь тех самых семерых уже бывших новичков была одна фигура, пусть и не бросающаяся в глаза, но необычная, не частая. Женщина. Единственная сестра среди братьев. Они допускались в братстве, но не как воины, а как хранительницы историй, наследий, храмов, и то их можно было насчитать на пальцах одной руки, а так же сказать, что их редко кто видел. Только одну, один раз в жизни, когда ученики проходят последнее испытание. Она ждёт испытуемого в конце пути, чтобы позволить ему оставить свой кровавый след на скалистой стене, рядом с другими метками. Этой женщине потребовалось четырнадцать лет, чтобы выбиться из ряда жалкого, бесполезного, по её мнению, статуса ученика. Четырнадцать лет. Никого не волновало, что она пришла сюда беспомощным хрупким подростком, ведь крепости нужны Воины, и поблажек не делали никому. Если люди пребывали в Аламут - дороги назад у них не было. Кто она? Самая обычная, ничем не примечательная Сирийская крестьянка из Акры. Жила вместе со своей матерью, которая прислуживала портной в местном районе, и с дедом по материнской линии, он же был аптекарем, хорошо разбирался в лекарствах и травах. Отца девочки сморила болезнь, когда той было семь. Этот ребёнок всегда жил счастливо и ни на что не жаловался. Её старик, Кариб, взялся за обучение отпрыска не только в мере воспитания, но и образования, планировал вырастить из девочки лекаря. Когда ей было девять, Акра оказалась под покрывалом людей Робера де Сабле, но не с самыми благими деяниями. Они забирали всех. Каждого, кто когда-либо провинился, совершил оплошность даже в самом незначительном деянии, уводили на казнь, ни в чём неповинных людей вешали, сносили головы. И эту семью не обошли стороной. Затерявшихся в городе старика и девочку спасли ассасины, которые произвели большое впечатление на вторую своим благородством. Своё восхищение она обосновала так: «Дедушка. Когда я вырасту, я тоже буду Ангелом, как они». Желание вновь увидеть ассасинов осуществилось спустя четыре года, когда Кариб привёз малышку в Масиаф, позволив ей понаблюдать за крепостью издали. И в этот день жизнь этой души перетекла в другое русло. Её наставник, Икрам, присутствующий на церемонии, не был столь любезен с малышкой, как был при первой их встрече в городе, во время нападения вражеских солдат. Он и улыбался, и действия его были приятны глазу, точно ангел, чего только стоил его поступок, провести девочку к Аль-Муалиму и предложить кандидатуру на роль ученицы. Ведь он хорошо помнил её слова об Ангелах, которые относились именно к его персоне. Но уже после всё изменилось. Мужчина часто отворачивался от новичка, давая понять с самого начала, что слабый посредник не нужен ему, а значит, не нужен никому здесь. Сперва это было больным ударом по психике, который впоследствии стал превращаться в стимул, позволяющий совершенствоваться. Ведь мужчина был один из талантливейших миссионеров, зачем ему такие минусы, как она. Но, даже превосходя норму, её братья были сильнее, в пользу своего пола. Когда результат пошёл в нужную сторону и давал плоды, Икрам становился мягче, зная, что столь животная дрессировка больше не нужна, ведь воин уже поумнел и понимает, что от него хотят. Но физические нагрузки от этого легче не становились. Сейчас мужчина мог гордиться ученицей, с которой провел столь долгие года. Ему понадобилось много терпения, чтобы выдержать это бремя, на которое обрёк себя сам. Он слегка улыбался, взор светло-карих глаз был устремлен на ряд учеников, не только на женщину, которая старалась слушать речь главы братства. Единственная Она не могла спокойно сосредоточиться на голосе Аль-Муалима из-за пульсирующей боли в руке, с которой ещё стекала маленькая ничтожная струйка крови. Последнее испытание далось ей с особым трудом, но повезло девушке больше, чем двум другим юношам, которые не вернулись из пещеры верности. Когда она дошла до конечного пути, её уже поджидала женщина, та самая символьная хранительница. Ученица вышла к центру помещения и сорвала маленькое покрывало с каменной подставки, увидев самую суть всего испытания. На поверхности лежал скрытый клинок. Здесь и произошло страшное, в первую очередь для воина. Она продолжительное время боялась надеть его, даже не смотрела, отказывалась. Но, когда настала та минута, когда клинок был крепко закреплен на левое запястье, лезвие пронзило плоть ассасина, отрезая той безымянный палец. "Чтобы доказать верность оружию - нужно пожертвовать плотью". Она вскрикнула, сжала зубы, зажмурилась, испытывая неприятную, жгучую в первые секунды боль. Она не смотрела на руку, не хотела усугублять свои ощущение видом собственной повреждённой плоти. Да, она была ещё не столь устойчива к насилию, но верила, что совсем скоро всё поменяется. «- Теперь ты можешь оставить свой след рядом с другими братьями. Ты достойна сделать это, дитя". После сей реплики, особа не спеша подошла к стене, освещенной пламенем, не смея задерживать хранительницу. На этом потёртом камне был не один кровавый застывший след великих убийц, основателей, всех, кому выпала честь, и теперь пришел черед оставить его Ей. Она подняла руку, неосознанно глядя на раненую конечность и прикладывая ладонь, вымоченную кровью, к согретой преграде. Тепло помогло успокоиться, едва толкнув валун с плеч. Она доказала самой себе, что может теперь познать истину. Сейчас, стоя в ряду таких же новых воинов, но чуть моложе года на три-четыре, она чувствует себя по-другому, словно спала та пелена, которая мешала ей видеть и жить, спокойно вздыхая. Особа, как и остальные, была одета в белое, плотное одеяние, с вышитыми серыми узорами на краях, с красной перевязью на талии и первым оружием, которое будет верным помощником в бою каждого новоиспеченного бойца. Капюшон прикрывал ее лицо овальной формы, с грубоватыми для девушки чертами, испорченное ни одним соприкосновением с землей во время тренировок, виднелись синеватые тонкие губы, нижняя была чуть пухлее, нос с маленькой горбинкой, выбивались наружу черные пряди волос, длина которых доходила до плеч, изредка покрывающиеся маленькими хлопьями снега. А её глаза, зелёные, тусклые, с маленьким жёлтым обручем у зрачка, устремлены вниз, под ноги, которые через какое-то время она подняла, стоило услышать своё имя. Этот шёпот мог принадлежать кому угодно, однако первый взгляд девушка устремила на своего наставника. Тот чуть шире улыбнулся ей, сжимая свою руку в кулак и прикладывая к ключице, беззвучно проговорив единственную фразу, которую ассасин могла прочесть по губам. "Я с тобой". Да, это было сейчас кстати, поддержка, ведь особа и так натерпелась, как остальные ребята, будучи детьми, а посвящение - очень волнующий момент в жизни каждого посредника ордена. На это девушка улыбнулась, немного болезненно из-за измёрзшей раненой руки, но от души, будучи благодарной этому человеку, который стал для неё самым близким другом. Улыбка делала её лицо более милым, нежели когда оно без эмоций, серое, мрачное. Минутами позже пришёл их черед, все одиннадцать бойцов поднялись по крупной лестнице, по шести заснеженным ступеням, подходя к алтарю и разворачиваясь лицом к присутствующим членам ордена. Все они были горды за учеников, своих, чужих, все они семья, которая проживает не самое сладкое время. - Докажите, что вы достойны называть себя ассасинами. Покажите свою верность братству, готовое принять вас, учеников, в свою историю, - после короткой паузы возгласил Аль-Муалим, обращаясь к поднявшейся группе людей. Они синхронно согнули своё запястье, выгибая ладонь левой руки, в такт лезвия их клинков обнажились, после чего кисть с орудием была приложена к груди. Все это выглядело красиво, гордо, перед толпой стояли истинные бойцы поколения. - Каждый уважающий себя воин, находящийся здесь, должен следовать одному писаному кредо. Докажите же, что вы достойны считать себя ассасинами, зная его. Когда повелитель умолк, все одиннадцать человек в один голос начали произносить те самые строки, которые они заучивали и выучивали всякий раз: - Не позволяй клинку поразить невинного. Скрывайся на виду у всех. Никогда не ставь под угрозу братство, вне зависимости от своих действий. - Когда остальные слепо следуют за истиной, помни… - сразу же после реплики учеников возгласил повелитель, громко, побуждающе, на что бойцы незамедлительно продолжили незаконченную фразу: - Ничто не истинно. - Когда остальные ограничены моралью или законом, помни… – уже чуть ли не крича, вновь последовал вопрос из уст Мастера. Присутствующие чувствовали нарастающее напряжение, всё их волнение исчерпывалось, на смену приходила уверенность, их голоса сливались воедино. - Все дозволено. - Кто вы?! - Мы действуем во тьме, чтобы служить свету. Мы – ассасины! - с особой резвостью они просто выплеснули это из себя, жаждуя сказать сию фразу многие года. Теперь, они те, кем являются, они знают свое место. И Джол так же способна следовать воле ордена, принося свой вклад в единственной жизни для этого единственного мира. Немного прошло времени после окончания столь праздничного момента в жизни новых бойцов. Присутствующие на церемонии уже поспешили разойтись по делам, кто-то сразу же помчался хвастать перед своими меньшими, ещё не получившими звание, друзьями, кто-то схватил клинок, намереваясь отработать порцию приёмов. Джол же просто пыталась выбиться из этой толпы, которая буквально на десяток минут решила устроить себе перерыв, чтобы поговорить со своими учениками, сверстниками, у кого-то были вопросы к Аль-Муалиму. У девушки же ничего этого не было, она вообще не занимала свою голову какими-либо планами или мыслями. Единственное, на что она невольно обращала внимание, это на проходящих мимо бойцов старшего поколения, либо же сверстников, которые осторожно прикладывали руку к груди и едва слышно проговаривали своими хриплыми голосами: «сестра». Так обычно после церемонии выражали своё признание новым ассасинам. Когда толпа более-менее рассосалась, Ан-Шейбе бодро вздохнула и поплелась вниз по лестнице, прочь от алтаря, к основному внутреннему двору крепости. Уже судя из коротких отрывков её поведения можно сказать, что женщина – далеко не стандартная дама своего возраста, с девчачьими манерами, вежливостью и готовая долгое время находиться в компании. Тренировки изрядно повлияли на её физическое и моральное развитие. Повремените, если собрались назвать эту личность обычной дамой, или наоборот, ничтожной проходимкой. Она – воин, который не будет стесняться своих действий, бояться их делать и отвечать за поступки. Она уже не будет душой компании, выплёскивать из себя веселье, смеяться и думать, что жизнь прекрасна. Джол - женщина без розовых очков, которые могут быть у большей части дамского населения и понимает свой статус как нельзя лучше. Ей просто не положено. Да, она порой любит включать бездельницу, находясь в компании своих орденских братьев, но сознание ей это не выбивает и не позволяет кому-либо. Не пройдя достаточно много, она заметила перед собой так же спускающегося юнца, которым являлся Альтаир. Он пробил долю интереса у Джол: что же этот чудной такого сделал, что получил столь знаменательный знак отличия в свои-то года. Юноша был младше неё на три года, как и большинство бойцов, только что проходящих обряд посвящения, а уже добился такого, не просто похвального, статуса. Она было только прокашлялась, чтобы окликнуть нового ассасинского Мастера, как тут же была окликнута сама, до боли знакомым голосом позади. - Иногда мне кажется, что слишком хорошо обучил тебя. Я даже не заметил, как ты покинула алтарь, – с усмешкой подметил мужчина, дожидаясь, когда черноволосый воин, наконец, посмотрит на него. А ведь она всё провожала уходящего Альтаира взглядом, который, видимо, очень спешил куда-то. Когда внимания девушки всё же добились, она узрела перед собой своего наставника, стоящего на несколько ступеней выше. Икрам редко позволял себе снять капюшон, но раз уж сегодня такое празднество... У него было необычайно приятное лицо с выделяющимися скулами, при таком зимнем небесном освещении кожа казалась бледнее обычного, взъерошенные пепельно-каштановые волосы с каждой минутой покрывались маленькими белыми снежинками. А взгляд точно филина, сдержанный, неприхотливый. Улыбка не столь часто отражалась на его устах, будь она едва видная или широкая, но он не позволял себе несдержанного бурного веселья. Черты лица у него были вытянуты, украшены несколькими шрамами на подбородке и скулах, нижнюю часть лица обрамляла лёгкая щетина, высокий рост хорошо сочетался с крепким телом, не сказать, что оно было избыточно мускулистым. Шикарный мужчина, каких здесь не мало. В такт молчанию со стороны Джол, он, со скрещенными на груди руками, всё той же надменной усмешкой, спустился на четыре заснеженные ступеньки вниз, становясь напротив своей ученицы. - Не могу же я ради рассеянного учителя забросить все свои навыки, – подала спокойный, низковатый голос женщина, в чьём тоне явно слышалась насмешка. Она первое мгновение вынуждала себя смотреть на пуговицы его одеяния, узоры, которые отличались формой, выказывая высший ранг, но потом украдкой добралась до лица, начиная чуть чаще моргать из-за падающих на глаза снежинок. - Всё же я не зря взял тебя, обычную деревенскую простушку, в ученики. Я горжусь тобой, Джол, – к концу фразы его тон сходил на шёпот, мужчина не спеша прошёлся прохладной рукой по серо-оливковой, чуть огрубевшей, коже на щеке, вынуждая ученицу поднять своё лицо чуть выше. Разница в их росте была примерно в одну голову, а в возрасте на целых десять лет. Икраму было тридцать семь, а Ан-Шейбе совсем скоро только должен был пойти двадцать седьмой год. Однако, что им мешало позволить себе нечто большее? Старший наставник немного преклонил голову, соприкасаясь со лбом ассасина, попутно беря правую руку особы и, сгибая ту в локте, поднимая запястье на уровень плеч, сжимая в своей четырёхпальцевой кисти. Они синхронно слабо улыбнулись, прикрывая глаза, и около нескольких секунд наслаждались столь блаженными очами друг друга. В них не было ничего, какой-то особенности или красоты, ничем не примечательные два взора. Говорят, влюблённым всё кажется идеальным, но эти двое не позволяли вскружить себе голову таким чувством. Брюнетка, слегка хрустнув снегом под своими ботинками, привстала на носочки, всё с той же улыбкой на устах едва коснувшись чужих, однако, нарушая минутную идиллию, авад-Соломон тяжко выдохнул, пуская клуб пара изо рта и пробубнил: - Аль-Муалим таким образом не дождётся меня. Девушке было понятно и без повторных намёков, что он имел в виду. Да и такая реплика просто не могла не навеять какие-нибудь планы или мысли о тренировке, лишь бы не болтаться без дела. Впрочем, мужчина всё же поддался вперёд, сливая губы в коротком, секундном поцелуе, от которого не смог устоять. После он поспешно направился вниз по лестнице, встряхивая волосы и накрывая их плотным капюшоном. Джол последовала его примеру, неосознанно поправляя одеяние и в который раз оглядываясь наверх, где до сих пор половина братства что-то бурно обсуждали и пребывали явно в хорошем настроении. Как же долго этой атмосферы не присутствовало в крепости. Даже не смотря на то, что все они убийцы, подобные ангелам правосудия, коими маленькая Ан-Шейбе считала их, эти люди способны на чувства, кроме ненависти и гордости.