Сказки Иерусалима

комм автора: Большой избыток диалогов, почти вся глава держится на них, что для меня не привычно, простите меня за это, грешного. Но зато она так же одна из самых длинных, ибо тут сразу несколько событий совмещено. Решил не растягивать на множество глав. Мы подошли к кульминации сего творения, ребята. Спасибо тем, кто имеет силы читать всё это до сих пор! Меня распирало писать под эту композицию "Bruno Sanfilippo – Oniria", особенно конец. + любительский артик (вообще их должно было быть 3, но я что-то очень поленился) http://fc02.deviantart.net/fs71/f/2013/020/2/4/assassin__s_creed___anything_else__a_heretic__by_sheldon_alt-d5s3t8z.png ____________________________________________ - Мира и покоя, Альтаир, – мгновенно бросил начальник, едва успел мужчина показаться на пороге бюро, наполненного привычным ароматом жасмина вперемешку со свежим пергаментом. Он не отвлекался, продолжал осторожно очерчивать каждый дом с высоты птичьего полёта, а тон его приветствия был, на удивление, спокойным, снисходительным, гостю даже на долю секунды показалось, что Малик изогнул края своих губ в улыбке. - И тебе, брат, – сдержанно ответил ассасин, пребывая в минутном изумлении от поведения его бывшего товарища. Совсем недавно он не терпел присутствия мужчины, а за последние две встречи его ненависть, не настолько излишняя, как к женщине, куда-то улетучилась. Альтаиру на самом деле было интересно, что так повлияло на его брата, что вынудило переменить своё отношение, но идиллию надвигавшихся мыслей нарушил третий голос, нежданный для главы до такой степени, что заставил его вытянуться по струнке и с минуту смотреть на обладателя сего тембра. - В твоём взоре я до сих пор не достойна даже примитивного приветствия? Аль-Саиф со сбившимся дыханием наблюдал, как тёмный женский силуэт сокрылся под тенью помещения, плавно огибая дверной проём, а затем неспешно приблизился к рабочему столу, упираясь в него рукой и едва касаясь пальцами подсохших чернил на пергаменте. Мужчина пытался что-то выговорить, вертя языком во рту, облизнув пересохшие губы, но поперёк его горла словно встал ком, что не давал вымолвить и слова. - Ты… жива? – это всё, на что пока был способен даи, пребывая в некотором шоковом состоянии. Совершенно недавно, несколько дней назад, он карал себя за тот поступок, морально изнывая, но, даже не осознавая того, что с ним в данный момент происходило. Этот вопрос был даже не проговорён, а сдавленно прошептан, преступая удивление. - А ты меня уже похоронить успел? – останавливаясь в метре от обладателя гордого взора, проговорила женщина. Реплика была похожа не на вопрос, скорее на подтверждение, в такт чему она нервно сжала плечи, не решаясь взглянуть Аль-Саифу в лицо, в глаза. Она так же хорошо помнила, какая ситуация стала причиной её побега, плена, и ей, судя по всему, было стыдно за ту выпущенную от обиды сущность. Гордость не позволяла вновь созерцать мужчину с привычным стойким взглядом, ибо боялась наткнуться на какую-то усмешку с чужой стороны. - Не без увечий, но пока что я жива, – более отчуждённо пролепетала черноволосая, поднимая глаза сперва на Альтаира, а затем отводя взгляд в дальний угол комнаты, окутанный полумраком. - Судьба порой бывает причудлива... – фраза была сказана невзначай, даже как-то не осознанно, но с такой гордой интонацией и видом, что приливали Малику моральной стойкости. - Это правда? Робер в Иерусалиме? – решая прервать сию трогательную сцену несуразности, Альтаир обратил всё внимание даи на себя, вынуждая сосредоточиться на задании. Нет, он, конечно, мог представить, что чувствует его товарищ, но не настолько, чтобы терять время на разъяснение отношений. - Я сам видел его рыцарей, – он кивнул в такт своим словам, едва отстраняясь от своего скрытого под пергаментом стола и начиная привычный медленный маршрут подле стойки, туда и обратно. - Лишь беды следуют за этим человеком, – фыркнул Альтаир, кладя обе ладони на стол и, едва сгибаясь в спине, продолжил: - Если он здесь - значит, он замыслил недоброе. Я не дам ему действовать. - Не позволяй мести затмить твой разум, брат. Мы оба знаем, что ничего хорошего из этого не выйдет. - Не волнуйся. Я ищу не мести, а знания, – на этих словах ассасин мог поклясться, что слышал женский смешок. В очередной раз она ставит его в какое-то странное неловкое положение, благодаря которому мужчина раздражается от единственного факта – ему помогает женщина. Всё равно, что изгнанница, главное, что особа противоположного пола. Ему. Лучшему среди всех. - Ты уже не тот человек, которого я знал, – в его голосе было несколько смешанных чувств, даи был явно польщён поведением бывшего мастера, но и одновременно удивлён, что ему удалось измениться за такой короткий срок. - Работа научила меня многому. Открыла немало тайн. - Не без моей помощи, согласись. С недавних пор Альтаир уяснил, что эта женщина имеет ярый талант навязывать себя и своё мнение. Сначала вынудила из ассасина разрешение плестись хвостиком, затем стала тыкать носом в якобы правильные решения, а теперь ещё и хвалится этим. Воин, конечно, немного всё это утрировал в своих мыслях, ведь большинство верных поступков он совершил сам, но изначальная подпитка была от эдаких пинков и вечных надоеданий Джол. - Да, верно, – пробубнил себе под нос сию сдавленную реплику так, что её мог расслышать лишь Малик, и то не чётко. Ему так же было немного стыдно признавать это, особенно перед относительно постороннем человеке. – Но есть ещё не раскрытые части головоломки. - О чём ты? - Все люди, которых я убил, работали вместе во главе с этим человеком. Робер что-то замыслил на нашей земле. Я точно это знаю, но что, для чего, как и где – этого мне пока не ведомо. - Крестоносцы и сарацины действуют вместе? – в недоумении спросил глава, перекидывая взгляд сначала на Альтаира, на Джол, и вновь на мужчину, словно ожидая чужих подтверждений. - Это не те и не другие. Это третьи – тамплиеры, – грубым жестом руки Ла-Ахад подтвердил свои слова, выпрямляясь в спине. - Тамплиеры - часть армии крестоносцев. - Как думает король Ричард - это их устраивает. Они подчиняются лишь де Сабле и руководствуются мыслью, что это они останавливают войну. - Необычная история, – со вздохом произнёс даи, глядя на кисть единственной руки, что лежала поверх изрисованных карт. Ему даже и не верилось во все выводы, что выложил орденский брат, тем более что это даже как-то смахивало на тот самый бред, которым практически жила присутствующая женщина последние года. Правда из уст Альтаира эти реплики глава воспринял более серьёзно, нежели когда их говорила Ан-Шейбе. - И не говори, Малик. - Нужно спешить, пока Робер не ускользнул, – понимая, что ассасины закончили делиться мыслями и впечатлениями, Джол наконец решила подать голос, тем самым заставляя мужчин вернуться к цели задания. - Скажи, где ты видел рыцарей, и я прослежу за ними. - Последний отряд я видел возле собора на юге от бюро, и дальше к востоку. Поспеши, возможно, тебе удастся что-либо узнать. И береги себя, друг мой, – последние слова он произнёс весьма искренне, как-то даже обеспокоено, заботливо. Аль-Саиф увидел зарождение нового человека в бывшем мастере, и эти чувства подтолкнули главу на менее агрессивные мысли даже по отношению к зеленоглазой. Когда она поспешила за белым воином, то уловила со стороны начальника прощальный кивок. Её это настолько удивило, что брови женщины невольно поползли вверх, и она ещё некоторое время не могла отвести взора от араба, пока, наконец, не скрылась за стеной. Прогресс. Все они были прохожими невиновными жертвами, пропитанные скорбью к Иерусалимскому регенту, что пал от чужого ножа. Складывая ладони вместе, они слушали знаменательную речь в его честь, стояли перед могилой и молились за упокоение души несчастного. Они ничего не смыслили в ситуации правительства, в причине смерти Мажд Аддина, но всё равно пришли на похороны, поминать жизнь покойного. Перед сборищем находился священник, который начал свою речь уже до того, как на площадь подоспели новые гости, и рядом, непосредственно, сам Робер де Сабле в окружении двух своих солдат. Словно ни о чём не подозревающий, стоит и слушает. Это была полная чушь, ему совершенно не сдалась эта церемония, хотя бы потому, что у офицера были более важные дела, чем поминание одного из тамплиеров. Но все хотят думать иначе. - Давайте же вспомним жизнь покойного и поблагодарим его за всё добро, что он делал. Знайте, что однажды вы встретите с ним в раю. – Проголосил араб, грациозно складывая ладони перед собой и задумываясь буквально на полминуты, остальные последовали его примеру, копаясь в своих мыслях и избирая по-настоящему сильные моменты, когда этот регент вносил свой вклад в людской народ. По окончанию времени, жители синхронно вымолвили своё громкое «аминь». Они все были отвлечены иными мыслями, что не обратили внимания на действия магистра крестоносцев, в отличие от двух явных посторонних личностей, которые то и дело, что наблюдали за ним. Рыцарь медленным размерным шагом приблизился к священнику, останавливаясь где-то на расстоянии полуметра и, чуть больше поворачиваясь спиной, едва склонил голову к арабу, что-то нашёптывая. Второй же внимательно слушал, и было заметно, как эмоции на одно мгновение переменились на лице пастыря: сосредоточенность на страх и подавленный гнев. Он кивнул магистру, украдкой взглянув куда-то в толпу перед собой, и шевельнул кистью руки. - Как вы знаете, Мажд Аддина убили. Сей жест послужил сигналом для одного из сарацинов, что стоял поодаль от погребального места. Он послушался «приказа», раскрывая позади себя деревянные ворота, за которыми показался новый отряд с крестами на груди. - Мы пытались выяснить убийцу, но это было нелегко. Эти твари прячутся в тенях, бегут от всякого, кто бросит им честный вызов, – с особым презрением вымолвил поп. - Но не сегодня! - Альтаир… В такт шёпоту, крестоносцы, что стояли рядом с Робером, с лязгом вынули свои клинки, а окружающая толпа встрепенулась от напряжения, начиная озираться по сторонам. - Ибо один из них стоит среди нас! Он насмехается над нами и должен заплатить за это! Взять его! Подведите его, дабы свершилось правосудие! – священник указал прямиком на затерявшегося в толпе ассасина, люди в страхе оборачивались и спешили пятиться назад, когда элитные солдаты постепенно приближались к двум целям. - Похоже, у нас проблемы, Альтаир, – пусть и заверив очевидное, но таки верное, Джол сделала полшага назад, разглядывая каждого враждебного солдата на площади, считая их, замечая крепкую подготовленную амуницию, и как сам Робер обнажил свой величественный клинок. Мужская рука плавно опустилась на рукоять орлиного меча, из-под капюшона наблюдая всю раскинувшуюся картину перед собой. - Полагаю, на земле со мной ты совершенно бесполезна, – едва слышно осведомил Ла-Ахад свою спутницу, поднимая взгляд чуть выше, на навострённых лучников, попутно с каждым шагом тамплиеров обхватывая ручку клинка крепче. Даже за такое короткое времяпровождение с ассасином, женщине удалось прознать его повадки, манеры, некоторый ход мыслей и действий, но этот человек всё равно оставался большой загадкой, которую она пыталась разгадать в юности, а сейчас не горела особым желанием погружаться в эту череду тайн. Хотя даже такого расклада было достаточно, чтобы понять намёк мужчины. Она не мечник, теперь даже не имеет скрытого клинка, а лук не настолько эффективен в ближнем бою. Джол попросту будет мешаться под ногами, а займи она позицию где-нибудь повыше – принесёт пользу. Дезертир сорвался с места, как только спутник обнажил свой стальной клинок, а присутствующие горожане в рассыпную разбежались по сторонам, в панике покидая площадь. Следопыт ловко проскальзывала между людьми, пользуясь теми драгоценными секундами, пока мужчина отвлекал внимание на себя. Спустя целый год он, наконец, вновь почувствовал, каково это, работать в команде, сообща. Пусть его слепая гордость и не позволяла по-настоящему оценить этого в прошлом, но таки стоит признать, что в группе пусть и опаснее, зато эффективнее. Женщина настигла ближайшую лестницу, что вела на каменную пристройку подле стен центрального собора, вскарабкалась наверх, узрев перед собой первую помеху в виде лучника, который поспешно натягивал тетиву своего тонкого лука. Сделать он ничего и не успел, ядовитая стрела пронзила его плоть, заставляя скорчиться от боли и податься вперёд, рухнув с высоты примерно четырёх-пяти метров на твёрдую землю. Следом рассекает воздух вторая стрела, впиваясь в солдатскую плоть, третья, смертоносный меч забирает жизни крестоносцев, окрашиваясь в алый цвет. Рыцарь пал, попутно отхаркивая сочащуюся из его рта кровь, а мужчина гордо последовал дальше. Он рвался вперёд, как орёл прорывается сквозь ветряной поток, он сливается с ним, чувствует плавность, и одновременную грубость, движений. Они одно целое, а клинок – это символ их объединения. Ассасин увернулся от занесённого клинка, сгибаясь в спине и проскакивая под оружием, улавливая каждый металлический отблеск, каждый звук рассечённого ветра. Быстро перебирая ногами, вынуждая тело развернуться с вскинутыми от быстроты движений хвостами одежды, скрытый клинок стремительно прорезал поясницу тамплиера, и в тот же момент надвигающийся на Альтаира солдат пал от рывка алой стрелы. Блеснувшие взоры на секунду связались воедино, отражая явную усмешку. Стрела и меч. Настырность и гордость. Змея и орёл. Они прекрасны. Последний элитный боец пал, на пути остался только магистр этих мертвецов. Шаг, ещё один, с гневом на лице Ла-Ахад приближается к заветной цели, только та оказывается порядком проворнее. Робер первым схватил ассасина за грудки, рассчитывая на свою инициативу в плане убийства этого человека. Да только ему помешали, и, вероятно, это было очевидное действие. Стрела с алым оперением пролетела точно под рукой тамплиера, вонзаясь в землю между дерущимися и, пользуясь моментом отвлечения врага, белый воин схватил запястье тамплиера. Сначала он вдавил часть конечности книзу, а затем, когда пальцы расцепились с белого ворота, араб выкрутил руку своей жертве, вынуждая ту обречённо развернуться, и с толчком пасть на землю, выронив меч. Ни единого солдата, ни единой души. Магистр был грубо поднят на ноги и даже не пытался сопротивляться. Момент истины накалял дух ассасина, но, когда ребристый шлем был снят, изумлению поддался не только мужчина, но и его спутница, которая обречённо опустила свой лук. - Это была ловушка! – сходу выкрикнул ассасин, вваливаясь за порог бюро и пытаясь восстановить сбитое долгой пробежкой дыхание, в это время следом пришедшая женщина поспешно заперла решётку выхода из сада, наблюдая шайку сарацинов на соседней крыше. Малик же, не поражённый таким резким визитом, даже не принимался за свою обычную кропотливую работу. Всё это время, пока двое воинов старались скрыться от стражи, он сидел в ожидании их скорого прихода. - Я слышал, что похороны закончились дракой. Что случилось? - Робера там не было. Он ждал меня и послал вместо себя другого, – оскалившись на секунду, прорычал Ла-Ахад своему товарищу, швырнув окровавленный меч куда-то под ноги и потирая правое раненое плечо. По наблюдениям женщине так же досталось, мало ей было разукрашенного офицером лица. - Расскажи Аль-Муалиму, – порекомендовал товарищ, абстрактно указывая единственной рукой в сторону. - Нет времени. Она сказала мне, что задумал Робер. Если я вернусь в Масиаф, он успеет осуществить это и тогда, боюсь, нам придёт конец. - Мы убили большинство его людей, ему не собрать силы для атаки, – уверенно проговорил глава бюро, отходя от стола и, над чем-то размышляя, поплёлся вдоль стойки до стены, пока он вновь не прокрутил в своей голове сказанное бывшим мастером, а затем не остановился в неком удивлении. – Погоди... Ты сказал Она? - Да, это была женщина. Вероятно ассасины сейчас испытали одновременно похожие чувства посчёт того факта, что в последнее время будто бы пошёл какой-то наплыв на оригинальность в лице воинов-женщин. И все они одинаковые. Идут на безумные поступки ради благой, по своей правде, цели. Но таки это вызывало долю возмущения. Обилие женщин в военных ядах может привести к некому диссонансу, если они все будут вести себя настолько самоотверженно. Неизвестно, к чему может всё это привести различные фракции. А может быть и уже? Ведь ассасинам не больно-то и известно, что творится за пределами Сирии, в других странах и войсках. - Раньше мне бы показалось это более странным, чем сейчас, – бывший мастер на долю секунды бросил орлиный взор в сторону присутствующей странницы, которая пересчитывала свои оставшиеся стрелы в колчане, а затем оглядывала оружие, срок годности которого, похоже, на исходе. - Но сейчас наша цель - Робер, – возвращаясь из своих мыслей к реальности, резко выговорил мужчина. - Мы ослабили его, но этот человек умён. Он изложит всё Ричарду и Салах ад-Дину, объединит их против общего врага - против нас. - Ты ошибаешься, – издав какой-то нелепый вырвавшийся смешок, Аль-Саиф посмотрел на присутствующего, при этом вопросительно выгнув одну бровь. - Это - бред! Эти два человека никогда... - Не ошибаюсь, – оставаясь на той же серьёзной манере, перебил начальника ассасин. - И в этом наша вина, – в его тоне чувствовалось подавление. Скажи он такие слова ранее – и сам засмеялся над самим собой, считая всё это глупостью. А сейчас, когда все тропки слились в одну, по которой ему ещё предстоит пройти дальше, он задумался – неужели этого вывода стоили те жизни, которые он забрал в охоте за де Сабле? - Те, кого мы убивали - стояли по обе стороны, и были важны для обоих лидеров. План Робера амбициозен, но не лишён смысла. - Послушай, брат. Кое-что поменялось. И ты должен вернуться в Масиаф, или же ты окончательно доверился этому безумному дезертиру? – кивнув в сторону нахмурившийся Ан-Шейбе, процедил начальник. - Мы не можем действовать без разрешения повелителя. Это поставит под угрозу братство, – он едва помедлил со следующим своим выводом, прикладывая единственную руку ко лбу, а затем нервно взмахнув ею. - Я думал... я думал, ты понял это, но нет. Эту женщину ты всё-таки слушаешь больше, чем... - Сколько слов, Малик, – в очередной раз перебил бывшего товарища мужчина, попутно на его шрамированных губах нарисовалась ухмылка. - Ты прячешься за кредо словно за щит. Он что-то скрывает от нас, что-то важное. Ты сам говорил - мы не можем ничего знать, лишь предполагать. Так вот, я предполагаю, что дело глубже, чем кажется, и Джол отчасти может говорить правду. А убив Робера де Сабле - я отправлюсь в Масиаф за ответами. Но, может, ты поедешь туда прямо сейчас? – Альтаир едва прищурился, вынуждающе созерцая лицо брата, что с каждой последующей фразой приобретало иные выражения. - Я не уйду из города, – заключил он, даже не обдумывая предложение ассасина и его последствия. - Тогда выйди на улицу. Ищи тех, кто служил моим жертвам. Узнай, всё, что сможешь. Ты проницателен, может, заметишь то, что я проглядел. Эта был не приказ, даже и не просьба, а шанс понять то, что понял его брат. Ради себя же, ради своих интересов. - Я не знаю... – неуверенно пролепетал начальник, бросая карий взор в сторону. - Мне надо подумать. - Делай, как знаешь, друг, – попутно с фразой последовал короткий кивок, выражающий полную снисходительность абсолютно к любому варианту, какой бы не выбрал араб. - Но сейчас я отправляюсь в Арсуф. Каждую секунду, что я медлю - враг становится всё дальше. - Будь осторожен, – с тем же непривычным и искренним волнением попросил мужчина. Он взглянул на товарища, что прибрал свою амуницию, подтянул ремни и, пребывая в полной готовности к далёкому пути, произнёс не менее удивительное: - Буду, обещаю. Полгода назад Аль-Саиф бы даже не поверил, что перед ним тот самый самолюбивый и надменный мужчина. Время кардинально изменило этого человека, стоило ему предоставить тот самый толчок в иную сторону. Эти двое, лучшие друзья, знакомы с самого первого дня в братстве, уже тогда они увидели что-то особенное друг в друге. Детское соперничество свело их вместе, поставило на один и тот же путь, который после посвящения в полноправные ряды ассаинов разошёлся. Он ставил на передний план ту похвалу, ради которой выполнял каждое поручение Ментора, прекрасно видел, что сам мальчик сильно отличается от остальных братьев. И вскоре избалованность переросла в высокомерие, а Маликом овладела толика зависти, ненависти, которая лишь усилилась после смерти Кадара. Но он не мог не признать, что некогда близкий товарищ выкарабкался из зарослей гордыни. Ассасин поспешно направился к выходу, нарочно оглянувшись из-за такой маленькой детали, как отсутствие шагов позади. - Джол? Женщина с десяток секунд находилась в каком-то трансе, не спеша откликнуться на мужской голос. Она замерла, устремляя взгляд в сторону противоположной от неё стены и, невольно кивнув своим умственным заключениям, подняла глаза на Ла-Ахада. - Езжай один, Альтаир. Там моя помощь тебе не понадобится, – уверенно произнесла Джол, не смея сомневаться посчёт ассасина. В последний момент её планы выстроились в иной ряд, а так как покончить с Робером дело личное и тонкое, то дезертиру предстоит другая, не менее кропотливая, задача, которая так же расставит всё на свои места. - Нам с Маликом нужно потолковать. Сопровождающийся вместе с фразой змеиный взгляд глава бюро нисколько не одобрил, а сердце его предательски ёкнуло, когда бывший мастер покорно покинул бюро. Второй, в отличие от даи, научился доверять этой особе, он может легко взвесить всю пользу и благо её просьб, побуждений и, вероятно, сейчас одно из них. Взгляд картографиста в смятении метался со спины удаляющегося мужчины на пристально смотрящую в его сторону женщину, которая норовила просто прожечь дыру в теле. Когда во всём помещении остались лишь двое, следопыт приблизилась к рабочему столу, плавно стянула капюшон с чёрных локонов, чтобы поддерживать прямой зрительный контакт со своим назревающим собеседником, который с тем же недоверием созерцал персону в своём «доме». Всё, чего хотела Ан-Шейбе – прекратить возникновение причин для этих заезженных эмоций. Альтаир правильно сказал, даи прячется за братство, и не желает видеть того, что происходит вне, и именно это делает его слепым. Малик же, наоборот, даже и думать не смел о каком-то разговоре с присутствующей змеёй, коей он не прекращал считать путницу. Но, в связи с недавними откровениями бывшего мастера, у главы просто на какой-то миг появлялись вопросы, на которые могли дать ответы, прямо сейчас. Но араб не хочет. Не хочет подпитывать амбициозность Джол, позволять думать, что и он нуждается в ней. Сейчас в его голове всё вверх дном и мысли о личной вражде резко перетекали в нечто иное, и обратно. Сия инверсия подбрасывает мужчине новые чувства и ощущения на происходящее вокруг. И ненароком, оглядывая открытое лицо мятежницы, он замечает, что она… изменилась? Нет, не в смысле, что её тело стало изувечено с последней встречи. Изменилась для самого Аль-Саифа, внутри своего сознания. Как-то абстрактно, заставляла эмоции усмиряться. - Рассей туман перед своими глазами, Малик, – едва с силой упираясь в стол руками, проговорила Джол, вынуждая присутствующего вмиг отречься от положительных мыслей. - Повелитель обманывал вас. Из-за своей алчности он поддал жару войне, списав грехи на Альтаира! Разве после того, что он сказал тебе, ты не понимаешь? Даже ему, своему брату, не можешь поверить? Она выносила очень серьёзные обвинения, все вместе взятые за прошлые разы и приступы «раскрыть рот». И сколько бы даи не вертелся подле неё, рассматривая с различных сторон и ракурсов – эта женщина никогда не изменится. Сознание вновь разрывалось на две части. С одной стороны что-то внутри него зашевелилось, родилось нечто новое, способное укротить различного рода придирки к дезертиру. И с другой всё та же едкая ненависть и раздражение, наводящие на мысли схватить клинок и в удобный момент перерезать скрытое под маской горло. Вопреки двум половинкам ассасина выступает пресекающая линия, отражающая всю суть этой самой неизменности: она преданная. Казалось бы, ничего особенного, каждый член ордена обладает этой чертой. Но особенность была в том, что эту сторону подпитывает стойкое следствие за истиной, а не за чьим-то голосом. Именно этот факт не хотел признавать Малик. - Это всего лишь слова, – фыркнул глава, взмахивая единственной рукой в круговом жесте, чем и заставил присутствующую замолчать. В бюро нависла тишина, которой ассасин наслаждался по возможности, в то время как мысли изгнанницы настигли некоторые размышления. На сей раз она не станет поддаваться характеру мужчины и пойдёт дальше. Рисковать - так с толком. После убийства Робера времени не останется совсем, а значит, Джол проиграет свою игру. Магистр является последней целью и, устранив её, Аль-Муалиму больше ничего не помешает действовать. Чтобы войти на сторону Малика, нужно копать во всех деталях ещё глубже, чем есть, возвращаться по воспоминаниям ко многим началам, ища сходства и различия. - С чего всё началось? – невзначай спросила женщина, держа одну руку у своего лица и пальцами едва ковыряя нижнюю губу от порыва мыслей. - Побуждения, мысли, цель Альтаира? С чего, Малик? Вопрос показался весьма занятным даже самому Аль-Саифу, и ответ на него он начал незамедлительно разыскивать в своём проницательном мышлении, ведь не зря Альтаир подметил сию черту характера. К тому же, не один мастер гонится за знаниями и истиной. И, после некоторых размышлений, мужчина таки, с толикой неуверенности для чего женщине это нужно, выговорил: - Храм Соломона. Заслышав ответ, Джол прошлась взглядом по лицу даи, спускаясь ниже, к столу, к картам, затем к выходу, прислушиваясь к шуму улицы, невольно в хищной манере скользнув языком по пересохшим губам. - Хочешь узнать истину, Малик? – спросила она, уже окончательно зарабатывая титул самых замысловатых и абстрактных вопросов, которые так залезут вглубь сознания, что полжизни проклинать захочется мятежницу. - Хочешь? Тогда тебе придётся наведаться на место зарождения всех мучающих вас вопросов. - Я отправлю туда фидаев, и… - Нет, ассасин, – резко перебивая мужчину, она повысила свой тон, сбитый со своей нежности за десяток лет, и волком созерцала негодующее лицо пред собой. Сейчас она говорила, точно тамплиер, выбрав такое обращение. - Ты лично выйдешь из города и последуешь за мной, прямо в храм, чтобы увидеть всё собственными глазами. Всадники затратили минимум времени, чтобы добраться до пункта назначения, и, казалось бы, максимум, чтобы вытолкнуть начальника иерусалимского бюро на улицу. Их не обделял вниманием ни один прохожий, ловя себя на мысли: «что не поделили эти двое?». Малик как можно тише, что у него слабо получалось, выказывал всё своё недовольство идущей вперёд женщине, однако назад он не поворачивал, лишь ускорялся, чтобы не сбиться с пути к восточным вратам города. Джол же наоборот, всего лишь молчала, хмурясь с каждым новым словом за спиной. Они обуздали лошадей в одной из конюшен и в темпе галопа отправились в сторону храма. За то время, пока вход в заброшенные руины не показался на горизонте сквозь расплывающийся жаркий воздух, никто не произнёс и слова. Каждый задумался о чём-то своём, теряясь на секунду в мыслях, что он сейчас совершенно один. На обоих нахлынули воспоминания не такого далёкого прошлого, для кого-то тот день кончился провалом, для кого-то невыносимой скорбью и далеко не мыслями о цели. Даи недовольно взирал строение перед собой, до которого оставалось чуть больше пары сотен метров, а затем взгляд переметнулся на спутницу справа, обладательницу непривычно ярких стрел. От солнечного сирийского жара она скинула капюшон бурого одеяния, тем самым поддавая лицо наглядному изучению, безмятежно глядела куда-то вниз, покачиваясь в такт стройному шагу своей рыжей кобылы. Теперь сознание ассасина позволяло ему обратить внимание на все детали в этой особе, начиная от ещё не зажитого крупного синяка на щеке, и заканчивая отсутствием скрытого клинка на левой конечности. На последнем, кстати, он заострил ярый интерес. - Я смотрю, ты решила окончательно отречься от братства, чтобы совесть не мучила? Заслышав вопрос, зеленоглазая посмотрела сперва на Малика, а затем на левую руку, неприятно прозвенев металлом узды от движения кистью. - Нет, – протянула Ан-Шейбе, едва наклоняя голову набок и решая как-то потоптать чуткую уверенность мужчины. – Одному тамплиеру, пленившему меня, не нравилось, как я отвечаю на его вопросы. - Пленившему? – переспросил глава бюро, вопросительно выгибая одну бровь, а затем на его устах отразилась усмешка, точно говоря этим «ну и дурёха». – Ты что, по собственной воле сдалась им от безысходности, причём, бросая Альтаира? - Они устроили мне засаду, стоило мне выйти за врата Иерусалима. Один отвлёк, а остальные лишили возможности любых действий, кроме как сдаться. Насильственным путём они вырубили меня, надели мешок на голову… - с толикой отвращения на лице продолжала проговаривать женщина, замечая, что начало повествования уже заставило ассасина просто слушать и не высказывать ни единой остроумной фразы. – Они привезли меня в Дамаск, бросили в подземелья, лишили снаряжения, связали. А потом объявился этот напыщенный крестоносец, устроивший мне бессмысленный допрос, – было заметно, как Джол едва оскалилась, её рука коснулась синяка от повторных болевых ощущений и лицо неприятно дрогнуло. – Он не получил от меня ни одного путного ответа, в добавок расколол скрытый клинок сильным ударом о пол. Потом в камеру явился Робер де Сабле. Он… он предлагал мне сделку, на которую я могла охотно согласиться, – она не стала упоминать, какие были условия между тамплиером и лучницей, дабы избежать лишения внимания и новых обвинений со стороны араба. – Но и он получил мой отказ. А через несколько часов меня доставили на одном из кораблей куда-то, на какой-то залив. Солдатам было поручено утопить меня и всё моё снаряжение. Когда она замолчала, прищурено глядя в сторону своего попутчика, путников накрыла громоздкая тень от разрушенной баррикады храма, давая понять, что путь их совершён. Малик же в этот момент даже не заметил остановки вороного коня. От не контролирования своих эмоций, лицо его было не то нахмурено, не то озадачено, а мысли заняты порцией недоумения. Всё-таки даи не думал, что с этой особой произойдёт подобное, всё же она – женщина, и ассасину никогда не доводилось слышать, чтобы с противоположным ему полом случалось подобное. Хотя, она воин, как и он, так что можно ожидать чего угодно, на самом деле. - И… - неуверенно начал Аль-Саиф, пробежавшись взглядом по расколённым пескам под лошадиными копытами, затем поднимая тот на лицо спутницы. – Как ты спаслась? Прежде чем отвечать, они оба соскочили с сёдел временных скакунов, на секунду утопая ступнями в вязком песке. Дезертир потрепал арабскую кобылу по нагретой холке, слыша в ответ заглушённое фырканье, и выдал последнюю фразу с улыбкой на устах, после которой мужчина вновь зарылся в собственных мыслях: - Узлы вязать их точно никто не учил. С последнего посещения разрушенного храма здесь не изменилось ничего. Ничей дух больше тут не бывал, каждый камень на своём месте, а стены невольно отражали те куски воспоминаний, проникая присутствующим в голову, въедаясь в мозг, заставляя возвращаться на мгновения к тем чувствам, что они испытывали. Хуже, конечно, было мужчине, вновь прочувствовать тот самый больной букет. Они проходили по проложенному когда-то тамплиерами маршруту, который разгребали от каменных завалов днями, неделями. Плечо Малика невольно исказила дрожь, кроткая волна пульсирующей боли, из-за чего он поспешно приложил целую руку к покалеченному участку тела, созерцая запылившуюся стрелу с ядовитым оперением на концах где-то под камнями. И всё-таки стоит благодарить женщину, что в то время у неё было не так много опыта в борьбе за свою жизнь самостоятельно, не надеясь на подготовку братства. Что она не додумалась использовать змеиный яд сразу, чтобы добивать своих жертв. Хотя, были ли у неё мысли вообще убивать ассасина? От наплыва немых изречений его отвлекло чужое касание до плеча, которое позволило всем физическим воспоминаниям улетучиться. Аль-Саиф взглянул сначала на женскую кисть руки, пальцы которой касались его, а затем и на скрытое под тенью капюшона лицо, что находилось примерно на том же уровне. Возможно это, своего рода, была поддержка, или просто вынуждение идти дальше, кто знал, но, во всяком случае, даи отреагировал менее чем раздражённо и, синхронно с чужой убирая руку от плеча, последовал дальше. За несколько минут они настигли зал Райского яблока. В сдавленном тёплом воздухе витали клубы накопившейся за время пыли, леса до сих пор обрамляли стены высокого подножья, ни одного тела, падшего в тот день, здесь не находилось. Даже Кадара. Обвал, который отрезал Альтаира от остальной группы, развалился, открывая второй проложенный путь. Женщина без труда спустилась с уступа на землю, придерживаясь выступающих камней на стенах, а глава бюро в свою очередь воспользовался лестницей, в силу отсутствия возможности повторить за дезертиром. Своими шагами они заставляли годовую пыль вздыматься под ногами, рассеиваться от ластящихся за хозяевами длинными балахонами, придавая антуражный облик самим себе. Джол решила не терять времени и заняться поисками каких-нибудь зацепочек, которые послужат малым доказательством и обладателем истины, которую она обещала Малику. Второй же осматривал мощенную арку, приближаясь к той по следам давно высохшего кровавого поля. В ушах мимолётно раздавался звон металла, навеянный воспоминаниями, самыми нежеланными за весь пережитый день. Остановившись, Аль-Саиф взглянул на то самое место, где умер его кровный брат, поражённый мечом тамплиера, а затем и сам лишился руки. Прямо здесь, над ним. Погодя, ассасин опустил взгляд под ноги, чувствуя некую преграду перед собой. Меж досок, покрытый паутиной и почерневший от сих условий, лежал стальной клинок, принадлежавший младшему Аль-Саифу. Начальник узнал его сразу, взял в руку, попутно пытаясь счистить с острия небольшой кусок гнили. Это был его первый меч, которому он несказанно радовался. Жаль, что Кадару довелось опробовать его один единственный раз. Сейчас скорбь по кровнику не так сильно давила на однорукого, посему он легко сдерживал подавляющие его чувства, вновь сосредотачиваясь на деле, с которым пришёл сюда по принуждению. Ан-Шейбе поспешно прошла к деревянному столу, возле которого были свалены неиспользованные сухие доски. Не брезгая, как могли делать это простые женщины, зеленоглазая сорвала многочисленные переплетения паутины, еле что-то углядывая в полумраке, ведь свет был только из небольших трещин где-то сверху, в стенах, и не более. Она осмотрелась в поисках оставленной свечи, факела, любого расходуемого источника. Обнаружив один из них, лучница сбросила со спины своё оставшееся снаряжение, подняла с пола пару острых камней и тонкое полено с ещё уцелевшей марлей. Странница заставила источник света ожить вновь, рассеивая темноту возле рабочего стола Робера де Сабле. Она зафиксировала светило, начиная перебирать сохранившиеся хрупкие пергаменты с картами, какими-то пометками, сбрасывая паучьи коконы на пару с пылью и пробегаясь по каждой записи взглядом, ища хоть что-нибудь. Пока Малик поддавался чувствам ностальгии, Джол делала всю работу. Собственно, нет, она не жаловалась, ведь это была её инициатива. Отбрасывая в сторону всё ненужное, женщина наткнулась на лежащие рядом засохшие чернила и тонкий небольшой блокнот, меж страниц которого виднелось чёрное перо. Сглотнув подступивший к горлу ком, изгнанница осторожно взяла книжонку в руки, открывая по закладке в виде птичьего пуха. Обилие французских слов заставили изувеченное лицо скривиться, учитывая, что пребывая в рядах братства, этот язык был не самым любимым и запоминающимся у ученицы. Но, наглядно, переводя через слово, она могла сообразить, о чём писал Робер в своём дневнике. Пальцы перелистнули несколько страниц назад, находя начальные записи описания нужных событий и, остановившись на одной из страничек, углядела весьма интересные слова: «Для тамплиера и ассасина такие встречи без враждебности по-прежнему были своего рода испытанием». - Малик… - отвлёк мужчину женский хрипловатый голос, она заметила, как от напряжения её руки сжали блокнот крепче, едва смещая странички со своих мест. Она нервно пошевелила губами, быстро смачивая их языком и, устремляя взгляд зелёных очей в сторону навострившего внимание мужчины, протянула дневник Робера де Сабле с раскрытыми страницами. – Я думаю, тебе стоит прочесть это. До конца. Поведение женщины немного озадачило даи, однако он сократил расстояние до Джол и взял с её рук протянутую вещь, попутно подходя ближе к свету, начиная чтение сего каллиграфического французского сборника, который он понимал куда лучше своей попутчицы. Шелест страниц и едва слышный хлопок книги развеяли настоявшееся напряжение в помещении. Мужчина опёрся рукой на запылившийся стол, чувствуя, как сотрясается его тело. Прочитанные страницы текста вызвали такой диссонанс мыслей, что даи в считанные секунды поплохело. Он уставился на обложку потерянного дневника, медленно выпрямляясь в спине и прикладывая единственную руку ко рту. На мгновение точно было забыто, как моргать, чтобы увлажнить больные глаза, как дышать, чтобы восстановить сбитое дыхание, как говорить, чтобы крик мыслей вырвался наружу. Он всё забыл, он растерялся, испугался. Его правитель – некогда бывший союзник Робера, с которым они вместе охотились за частицей Эдема. Магистр до определённого момента считал Аль-Муалима своим близким другом, пока алчность не закралась в сознание нынешнего Ментора. Он стал ассасином не из благих побуждений, а лишь для того, чтобы убить людей, знающих о таинственном могучем артефакте. «Невозможно… - твердили мысли сквозь мрак остального безумия в сознании. – Всё это время, все эти годы Аль-Муалим вёл нас по ложному следу. Выдавал ложь за правду, истину за ложь. Он… пользовался ассасинами, как глупыми пешками. А мы следовали за его словом, – он еле разжал губы, чтобы выпустить немой дрожащий вздох, пройдясь ладонью чуть выше, закрывая увлажнившиеся карие очи. – О, Боги, Альтаир, что же ты наделал… Что мы все наделали». Малик был далеко не глупцом, он прекрасно понимал, что со смертью де Сабле Повелитель переступит тот самый порог, который сдерживал его. Наблюдая, как тамплиеров «их круга» благополучно отсеивают с поля зрения, его этим самым избавляли от цепей, да ещё и артефакт к ногам подносили. Малик смахнул скатившуюся с глазниц солёную влагу сжатым кулаком, оставляя его возле рта, и переводя дрожащий взгляд в сторону присутствующей. В сознание мгновенно прокралось горькое, режущее чувство вины, даже не перед Альтаиром, больше перед женщиной. Всё это время она говорила самую, что ни на есть, правду. Добивающей мыслью было то, что послушай они её с самого начала, ничего бы этого не было, они могли предотвратить назревающие ужасные вещи. Даи поглощал самый натуральный стыд перед человеком, которого он всё время считал сумасшедшим предателем, когда всё оказалось совершенно наоборот. Альтаир был прав - Малик слепо прятался за кредо, как за щит, как и большинство их братьев. Аль-Саиф кашлянул в свой кулак, тем самым привлекая внимание спутницы. Она развернулась на пятках своих сапог, со скрещенными руками на груди вопросительно созерцая смотрящего на неё мужчину. Он едва замешкался, отводя взор, отстраняя руку от лица и спокойно, слабо выдавил из себя: - Я отказываюсь от своих обвинений. Она понимала всю боль, кою испытывает ассасин, моральную пытку сознания и дезориентацию реальности, но уголки её губ невольно поползли кверху. Не от самодовольства, не от важности, даже не от радости. Пока что это большее, на что способна она в благодарность. Да и стоит ли распинаться вообще? Ей было жалко Малика, так же, как и саму себя в тот «чёрный день», она прекрасно понимала, что он чувствует. Но, их время сокращается с каждым мгновением. - Сколько фидаев у тебя в бюро? Даи сначала не понял, о чём и для чего спрашивают его, посему ответил не сразу, ему было сложно переключаться с ненавистных помех на здравые мысли. - Четверо. И новобранец, – он не спеша перевёл карие глаза в сторону Джол. – Нам предстоит сражаться? - Я думаю… - задумчиво помедлив, пряча свою улыбку за маской воина, женщина сократила расстояние до однорукого ассасина, разбавляя молчание стуком каблуков. Её рука плавно опустилась на кожаную обложку тамплиерского дневника, а взор зелёных очей зафиксировался на лице мужчины. - …что нам пора поделиться правдой с братьями. Раздумывать долго не пришлось. Согласием послужил кивок со стороны араба, после чего он прихватил французские записи, а Ан-Шейбе попутно взвешивала лук и колчан стрел за спину. Они покинули храмовую гору, восседая на скакунов и направляясь обратно в Иерусалим, где им предстоит не самая лёгкая работа. Масиаф окутала тень громоздких серых туч, словно будучи предвестником весьма неприятных событий. Над каньоном стояла мёртвая тишина, казалось здесь даже преграда для ветра, не то, что для живых существ. Идиллия разрушилась в тот момент, когда по столь пустынной местности раздались звонкие стуки десятков копыт, стремительно рвущихся сквозь невидимый барьер. Сей небольшой лошадиный табун вместе с всадниками пронёсся мимо сторожевой башни, однако не обнаружили подле неё ни души, что заставляло прибывших насторожиться. Не останавливаясь, группа поскакала дальше, пробегая под мощенной неохраняемой аркой и вперёд, до самых врат долгожданной деревни. Отряд спешился со своих не менее уставших коней, разминая затёкшие ноги и медленно, в силу своего недоумения, прошли через раскрытые врата. Их до дрожи просто напрягала сия пустынная могильная обстановка, перед ними не было ни единой души. Ни жителей деревни, ни ассасинов. Четырёх фидаев Малик вёл за собой, где-то позади отряда не отставала и Джол, которой половина орденских братьев неслабо удивилась. Улицы деревни не нуждались даже в тщательном осмотре, там не было совершенно никого, а от тишины вокруг волосы просто вставали дыбом. - Куда они пропали? – осматриваясь по всем сторонам, выговорил один из воинов, поспешно следуя за остальными по возвышающейся дороге к крепости. Его голос был не таким громким и эмоциональным, он боялся, что, превысив тон, случится что-то не приятное, что послужит каким-то сигналом. - Укрылись в своих домах? Сбежали? – начал высказывать свои варианты идущий рядом ассасин, который был хорошо знаком даи. Джамиль держался напарника и, в отличие от однорукого, знал поимённого каждого присутствующего в группе. - Может он знает ответ? Ассасины синхронно остановили свой шаг, оглядываясь на женский голос позади, обладательница которого уже натягивала тетиву своего потёртого лука, а кончик стрелы указывал на незнакомую мужскую фигуру у подножья. Он, вразвалочку перебирая ногами, будто раненый, поднимался следом за прибывшими, при этом неважно покашливая каждый полминуты. - Нет! – выкрикнул юнец, чьё имя было Ислам, в сторону подготовленной женщины и тут же, едва растолкав братьев по оружию, метнулся к идущему за ними старшему по званию. По одеждам мужчина был в рядах наставников, главнокомандующих, что подтвердил воин следующими репликами. – Наставник! С вами всё в порядке? Куда делись все люди? Может с секунд десять на его лице красовалось счастье, улыбка, что знакомое близкое лицо сейчас рядом с ним, но затем подозрительно неживая реакция наставника заставила отряд напрячься. Джол резко вздохнула и опустила свой лук, как только обнажённый меч ассасина пронзил плоть своего ученика и бросил того под ноги. Малика, как и остальных фидаев, напугало это не меньше, и всё, что они могли слышать от старшего по званию, это: «Такова воля повелителя». - Что за чёрт…? – еле выдавил Зейд, напарник Джамиля, с расширенными глазами наблюдая, как уже более оживлённый «враг» постепенно надвигался на группу с выставленным оружием в руках. Когда тот перешёл на бег, стоящая впереди Джол лишь отскочила назад, не имея ни малейшего понятия, что же ей делать. Ведь он – орденский брат, но только что убил своего ученика! За лучницу сделали то, чего не смогла она сама, даже будучи уже готовой для атаки. Голубоглазый мальчишка, который единственный хоть как-то прокомментировал произошедшее, обнажил длинный стальной клинок, едва пригнувшись и разрезая область живота одержимого главнокомандующего, что в ту же секунду рухнул на колени, а затем и лицом в землю. - Ради всего святого, что ты вытворяешь?! – заголосил вырвавшийся вперёд Малик, созерцая окровавленный клинок в руках у фидаина. - Даи Малик, он только что убил Ислама! И явно пытался сделать то же самое с нами! – с толикой паники заверещал напарник «убийцы», даже не замечая, что все присутствующие чуть ли не переходили с шёпота на крик. - Он сказал: «Такова воля Повелителя»… Что он имел в виду? – спросил третий молодой ассасин, оглядывая каждого присутствующего здесь, в надежде, что хотя бы кто-нибудь пояснит происходящее. - Аль-Муалим... - прошипел Аль-Саиф, от злости сжимая рукоять меча в единственной руке, тут же на секунду зажмуриваясь и переводя взгляд в сторону крепости. – Всё дело в артефакте, – продолжил мужчина, слыша чертыханья со стороны "выживших" ассасинов. За это время бурый воин не произнёс и звука. Её дрожащий взгляд был просто прикован к двум трупам, а мысли били тревогу. Ассасины убивают друг друга. Такое она могла ждать только в кошмаре, причём даже не дрогнув рукой, он просто пронзил плоть своего ученика. Она невольно вспоминала, как сама убила мальчишку, которому ранее спасла жизнь, случайно, в приступе паники, и сколько слёз проронила на его тело, прижимая к себе. А здесь… Ни единой эмоции, лишь безумие в затуманенных в глазах. Моментом далее, Малик встрепенулся от посторонних шагов, и огляделся вместе с остальными юнцами. Стоя примерно на середине дорожного склона, они заметили пятерых воинов наверху, и ещё четырёх у самого подножья, которые поочерёдно с лязгом доставали свои мечи из ножен. Они все, как один, повторяли однотонные похожие фразы о «воле и свете Повелителя», постепенно, медленно сокращая расстояние до объеденённой группы, которые неуверенно потянулись за своим орудием каждый. - Неужели нам придётся… - Вы что, рехнулись?! Они ведь наши… братья, – перебил Зейда младший ассасин, Рошан, но реплика его звучала нелепо и неуверенно, особенно когда он делал акцент на последнем обращении. Он отвлёкся и даже не заметил, как первая волна атаки уже началась. Зомбированный ассасин сорвался с места, намереваясь атаковать того мальчишку, что стоял ближе всех и который даже не соизволил выставить вперёд свой меч. Даи перехватил эту атаку на себя, отбивая своим клинком чужой меч и тут же оставляя надрез на горле орденского брата. Это был сигнал. - Рассредоточиться! – приказал Малик, как только началось враждебное движение и по его приказу фидаи тут же отскочили в стороны рабов Эдема. Убивать своего, пусть и с промытым разумом, для каждого присутствующего было невыносимой пыткой. Они созерцали перед собой эти одержимые взгляды, знакомые лица, и с горечью в сознании пускали кровь несчастным, принимаясь отбивать атаку следующего. Сердца отстукивали галоп от прилива одновременной злости и страха, но остановиться они не могли. Каждый понимал, что делает это во благо, а не беря грех на душу. Даже с единственной рукой Малик продолжал оставаться отличным воином, несмотря ни на какие комментарии Ментора, коим назвать его больше не повернётся язык, в тот самый трагический день. Он был куда опытнее присутствующих фидаев, но всё же недалеко уходил от их уровня за счёт отсутствия второй руки. Рывок вперёд, спасающий главу бюро от вражеского ножного маха, и, пребывая в состоянии какой-то неистощимой агрессии, он крепче сжимает рукоять, заносит из-за спины и рассекает белоснежное одеяние бывшего брата. Не останавливаясь на таком маленьком движении, Аль-Саиф поспешно оббегает упавшее на колени тело ассасина, разворачиваясь на 180 градусов и оставляя добивающий порез на выгнутой спине. Туника в момент окрасилась в алый цвет, и противник пал на землю рядом с остальными. Но это далеко не конец, они продолжают наступать, точно ненавистные вредители, вставшие на одну ступень с тамплиерами. Оглядевшись по сторонам, наблюдая состояние каждого воина, Малик замер в изумлении, наблюдая замершую женщину в буром одеянии. Её руки слабо держали лук, а глаза в панике расширились, можно было даже подумать, что она не дышала вовсе. - Джол! – окликнул однорукий сию недотёпу, которая ничего не предпринимала в плане помощи воинам, а просто стояла и созерцала перед собой падающие трупы. Можно ли было понять её? Женщина переживала сейчас самое страшное, что она могла представить. Те, за кого она хотела бороться, кого пыталась спасти, все они сейчас идут против неё, против своих. Ради этого она тратила годы своей жизни? Ради этого жертвовала собой? - Джол! Сражайся, немедленно! – совершил вторую попытку мужчину, и на этот раз удачно. Женщина в то же мгновение, слыша глухой крик Малика, опомнилась, потрясла головой, словно это помогло бы придти в себя, и среагировала моментально на ситуацию. Лук и стрела разделились по обе руки, стальные вставки пришлись грубым ударом по лицу атакующего раба Эдема, а затем кончик стрелы метко был вонзён в правую глазницу, заставляя врага выронить свой клинок и заверещать от невыносимой боли. Что сталось с беднягой дальше женщина не знала, так как была сбита с ног одним из ассасинов. Одурманенный воин набросился на Ан-Шейбе, нарочно отталкивая её в сторону обрыва, в результате чего они оба кубарем слетели вниз, к домам подле подножья. Эта была терпимая, но всё же боль, нагоняющая невыносимую усталость, желание просто оставаться лежать. Лучница выдавила из себя кашель, раскрывая подбитые ударами о землю дыхательные пути, а затем приподнялась на локтях, созерцая уже опомнившегося врага. Она начала оглядываться в поисках своего оружия, как тут же с её стороны послышался прерывистый разочарованный стон. Тисовый лук, служивший ей в течение двух лет, был расколот на несколько частей, щепок, а колчан с перегнутыми стрелами зацепился за какой-то выступающий корень подножья сверху. Эмоции на её лице просто застыли, выражая какую-то глупую неловкость: приоткрытый рот, чуть распахнутые глаза и только взор мечется с уже поднявшегося откашливающегося ассасина на сломанное оружие. Стоило ей подняться на ноги и встать наравне со своим врагом, новая волна сюрпризов накрыла её с головой. - Вот мы и вновь встретились в бою. Рабом Ментора перед ней являлся некий знакомый Каран, один из лекарей крепости, который в Чёрный день желал женщине гореть в аду за не нарочное убийство его любимого ученика. И именно он обвинял Джол в преступности и неверности, когда сам же, пусть и не по своей воле, отрёкся от кредо. Наставник ничего не ответил и лишь навострил свой крепкий клинок, совершая несколько шагов в сторону жертвы. «Голыми руками? Что за издевательство?» Покривившись от такой мысли, женщина была готова даже убегать, но всё же помощь снизошла до её уровня заслуги в виде воткнутого в землю чужого меча, брошенного сверху. Зеленоглазая сначала оглядела меч, затем перевела взгляд наверх, созерцая юного, встревоженного за жизнь женщины, ассасина Зейда. На всё пришлось затратить не более пары секунд. Следопыт совершил рывок вперёд, точно хищный зверь из засады, вовремя спикировав к земле и схватываясь за ручку предоставленного меча, тем самым избегая отсечения своей головы. Мягкий перекат облегчил её положение, женщина вскочила на ноги и, явно отвыкнув от взаимодействия с тяжёлым мечом, занесла клинок из-за спины, попутно разворачиваясь лицом к врагу. Атака Карана ловко отбита, пусть в руках и отдалась толика пульсирующей боли, но сила Джол здесь не спасёт. Она ловко увернулась от нового вертикального маха меча, плавно огибая тело мужчины и оказываясь за спиной, но всё равно не успевая нанести ответную атаку. Уворот, ещё один, черновласая натурально танцевала со своим противником, что неуклюже размахивал своим клинком. Может это выглядело красиво, если бы не было настолько ужасно. Их туники только и успевали переплетаться от многочисленных разворотов. Наставник взревел от нарастающей злости и, нарушая всю закономерность, нанёс удар ручкой своего оружия в противоположную сторону, тем самым прописав женщине неплохой под дых, заставляющий её рухнуть спиной на землю и попросту начать задыхаться. Перекрытое дыхание выиграло немного времени для мужчины, и шанса тот упускать не стал. Он усмехнулся, совершая резкий мах стальным клинком по земле. Именно по земле, ведь эта змея вновь ускользнула он свирепого удара, как сейчас, так и в прошлый раз. И уже теперь Каран терпит более грубое поражение, чем в тот раз. Чужой клинок прошёлся по вытянутой руке с такой силой, что просто отсёк её от тела. Меч выпал из рук обоих воинов, ассасин поддался болевому шоку, что в его зомбированном сознании всё просто взрывалось, вызвало полное отсутствие контроля. Ан-Шейбе же вновь рухнула на землю, пытаясь отползти от взбешённого однорукого мужчины. Но бой ещё не окончен. На левом запястье лекаря сверкнул скрытый клинок. Пользуясь возможностью накопившегося адреналина, наставник только успевает оставить глубокий порез под рёбрами, во время того, как жертва старалась перекатиться в сторону, чтобы увернуться от смертельного удара. Не рассчитав расстояние, лучница с силой врезается спиной в каменное подножье дома, тем самым подписывая себе последний приговор. Но, нет, судьба и тут решает дать шанс этой помешанной на своей преданности закончить дело. Джамиль подоспел вовремя, атакуя Карана по задней части колена, вынуждая того потерять равновесие и рухнуть, а затем совершая финальный удар по скрытому под капюшоном затылку. Бездыханное тело навалилось поверх сжавшейся от страха женщины, заливая ту скатывающимися струйками крови, когда ей и своей было вполне достаточно. Молодой ассасин сбросил мёртвого наставника в сторону, помогая принять вертикальное положение обезоруженной лучнице, взвесил её тело на свои плечи и, поддерживая, помог настичь остальных, что взяли короткий перерыв после жаркой битвы. - Вы ранены, - то ли спрашивая, то ли утверждая, Джамиль приостановился, наблюдая рассечённый кусок бурой ткани, что пропиталась кровью. Он проговорил это так неуверенно, как и обращение к этой особе, не имея понятия, «ты», «вы», выше, ниже… - Со мной всё в порядке, просто дай мне отдохнуть. - Но ваше тело… - возразил было ассасин, осторожно усаживая воительницу на землю подле остальных. - Слушай… - начала женщина, при этом жадно заглотав побольше воздуха в лёгкие. - Я обязана пройти этот путь до самого конца. Узнай Малик, что кто-то ранен, он не позволит ему пойти дальше. Боится лишних жертв, – искоса наблюдая за предводителем сего отряда, который украдкой взглянул в сторону Джол и Джамиля, зеленоглазая поморщилась от жгучей боли вокруг раны, прикладывая туда руку. Парень растеряно созерцал, как мучается эта особа, а затем был резко приближен за ворот к подбитому женскому лицу, вслушиваясь в хриплый шёпот. – Ничего не говори Малику… Эта просьба подразумевала под собой даже какую-то угрозу, посему ассасин спорить не стал, лишь кивнул, нервно сглатывая. Ан-Шейбе получше намотала алый кушак на место пореза, чтобы хоть как-то ограничить движение крови, и затем двинулась за остальными по направлению крепости. - Вовремя же ты появился, – съязвил подбежавший к отряду мужчина, которого минутой тому назад окружили десятки рабов Эдема. Хотя, даже сам Альтаир осознавал, что без помощи он бы не справился, то ли дело даи. - Похоже на то, – лукаво произнёс вышедший вперёд Малик, в то время как остальные следили за обстановкой вокруг, дабы предостеречь отвлёкшихся ассасинов. - Нужно защищаться, друг. Аль-Муалим нас предал, – процедил сквозь сжатые зубы мастер, а как только в своём поле зрении он завидел женщину, которая так же сосредоточенно взирала на него, как Малик, он отвёл взгляд на второго. - Да, – подтвердил Аль-Саиф. - И своих дружков-тамплиеров. - Как ты узнал? - После нашей беседы, я… - он осёкся, на мгновение бросив косой взгляд куда-то в сторону, а затем продолжил. – Мы с Джол вернулись в развалины под храмом Соломона. Оказывается, Робер вёл дневник, записывал все свои откровения. То, что я прочитал, потрясло меня, и открыло глаза, – отрицательно мотая головой, Малик приложил единственную руку к груди, а затем едва обернулся назад, взмахивая кистью. – Джол была права с самого начала. Ты был прав, Альтаир. Повелитель использовал нас! – сжимая руку в кулак, араб нахмурился на пару со своим товарищем, от осознания толики горечи. - Святая земля была бы не освобождена, а отдана в руки Аль-Муалима, – настоящее имя повелителя не решался произносить никто из присутствующих, даже Джол. Она проскользнула мимо рассредоточенных по кругу ассасинов, выходя на одну прямую с Маликом. Почему-то ей всё время казалось, что когда её «правосудие» свершится, она будет чувствовать себя торжественнее, самодовольнее, а сейчас ею владеет такое чувство отвращения и страха, что ей даже было противно вставлять что-то вроде: «А ведь я говорила вам». - Осторожнее, – предупредил Ла-Ахад присутствующих. - Он сделает с нами то же, что и с остальными, если сможет. Держитесь от него подальше. - Что ты предлагаешь? Моя рука крепко держит клинок, а люди всё ещё верны мне. Мы тебе пригодимся. - Тогда отвлекайте рабов. Нападите на крепость с тыла. Если они отвлекутся на вас – я доберусь до Аль-Муалима, – оглядев присутствующих из-под капюшона, он заострил внимание на женщине впереди него, а вернее на полное отсутствие оружия. – Умом ты не сразишь врагов, Джол. Найди безопасное место, и… - О, нет, ни за что, – грубо отрезала черноволосая, но достаточно тихо, ибо боль при каждом произнесённом слове давала знать о себе. – Я пойду с тобой, Альтаир. Я хочу смотреть в глаза вершителю этого безобразия, когда он будет умирать. - Нет, я пойду один, – в той же грубой манере произнёс мужчина, с чем Малик поспешил согласиться. – Я не собираюсь жертвовать кем-то, ты будешь только мешать. - Ты до сих пор не научился доверять мне? Вопрос застал бывшего мастера врасплох. Он замолчал на некоторый промежуток времени и даже засомневался в самом себе, что и раздражало. Они не доверились этой особе однажды и горячо обожглись, расхлёбывая все последствия, которые вытекли. На руках Альтаира было немерено совершенно посторонней крови, на него списали все грехи, заставили дать Аль-Муалиму полную свободу, не осознавая того. И ведь была та самая сумасшедшая, которая знала всё с самого начала. Но, кто же думал, что всё обернётся именно так. Ментор был им отцом, предводителем. Никто даже и подумать не смел, что он может так врать. Молчание продолжалось ещё недолго. Ассасин сдержанно кивнул черноволосой, говоря тем самым, что она пойдёт с ним. Тем более, ею он всё-таки дорожил менее сильно, чем лучшим другом. - Эти люди... – начал мужчина, обращаясь уже к даи. - Они подчиняются чужой воле. Не убивай их без нужды. - Да… Аль-Муалим отринул кредо, но это не значит, что мы поступим так же. Я постараюсь. - Мира и покоя, друг, – после сказанного белый воин прошёл вперёд, выше по тропе, а за ним вдогонку развернулась женщина, неприятно сжавшись в первый момент движений. Она обернулась назад, видела, как Аль-Саиф провожает союзников взглядом, с толикой обеспокоенности. Но в мыслях у него витало множество других чувств. На удивление самому себе, он больше не видел в этой женщине того самого предателя, того образа фальшивой гадюки, не чувствовал отвращения, когда находился рядом с ней так близко. Всё изменилось. Металлический грохот опустившихся врат заставил воинов обернуться назад, а так же осознать, что кое-кто не хочет постороннего присутствия. Путь назад отрезан, вынуждающий двигаться дальше. Джол неспешно поднималась по широкой каменной лестнице, с длинными ступенями, которая таила в себе, казалось бы, столько воспоминаний. Она понимала, что сейчас нет времени ностальгировать, но уж слаба её выдержка на такие вещи. Картинка перед глазами с шумами менялась с одной на другую: начиная с первого прибытия в крепость, когда эта лестница казалась величавой дорогой во дворец, когда Икрам держал её за руку, провожая сквозь столпившихся ассасинов; и заканчивая трагическим пейзажем, десятками озлобленных глаз, криком Ментора: «Убить предателя!» и бегством. Одно место, два противоположных чувства, которые одинаково могли раздавить сноровку… когда-нибудь раньше. - Джол, у нас нет времени. Она выразила своё согласие кивком и тут же нагнала ассасина. Она до сих пор не может привыкнуть, что мужчина обращается к ней по имени, это было как-то странно. Вернее, из его уст имя звучало странно. Было ощущение, какое важное, что мастер называл поимённо далеко не всех, не удостаивал своим вниманием. И тут он спокойно произносит женское арабское имя, не так давно вызывающее у него ярую ненависть. Воины приостановили свой шаг, замечая людское столпотворение прямо перед входом в великую крепость. Несколько десятков людей обратили своё внимание на пришедших, но они оставались неподвижны, молчали, что нагоняло весьма жуткое ощущение. Джол едва отступилась, напряжённо согнувшись в спине, но не в боевой стойке, а скорее от боли в ране, сдерживая рвущийся вскрик. Не первый раз ей приходится терпеть, но это никак не закаляет её болевой порог. - Нет. Здесь столько невиновных, – выставляя руку перед женщиной позади, предостережено произнёс ассасин. – Нельзя причинять им вред. - А я уж было собралась с кулаками бросаться на них, – иронично выпалила лучница, красноречиво закатывая глаза и осторожно следуя за продвигающимся Ла-Ахадом. Кого здесь только не было: ассасины, рафики, жители деревни, информаторы, и все как один бубнили им что-то неразборчивое в спину. Минуя столпотворение рабов Эдема, воины прошли вглубь ассасинской крепости. Не осквернённая ни душой, она казалась могильными руинами, вея ощутимый холодок откуда-то спереди. Они не спеша поднялись по широкой мраморной лестнице, предварительно оглядевшись по сторонам и завидев раскрытый выход в сад. В то время как Альтаир направился к скверу, его спутница приостановилась, оборачиваясь назад. Второй этаж так же пустовал, разнося по зале те самые грозные возгласы из воспоминаний в голове. Будто вернулась в прошлое, наблюдая за картиной со стороны, как она вжимается в мощеные колонны, а Ментор, которого поедала алчность, лишает жизни первого тамплиера, после чего и началась цепочка убийств персон знающих о Яблоке. Шаг вперёд, бьющий по ушам звук захлопнувшейся стали сыграл неким сигналом. Ан-Шейбе от неожиданности отпрыгнула назад, чувствуя собственное сердце где-то у себя в черепе. - Похоже, кто-то явно не рад здесь компании, – нахмуренно проговорила лучница, хватаясь за витиеватую решётку и по инстинкту едва дёрнув её, проверяя на прочность, будто бы из-за этого она вновь раскроется. Но, она не поддавалась. Альтаир осмотрел металл, арку, на наличие какого-нибудь рычага, хотя он и не припоминал ничего из этого так же, как и время, когда была открыта эта дверь. Женщина последовала его примеру, но лязг металла за спиной заставил её вновь развернуться, прижаться спиной к решётке и изумлённо созерцать, как тройка зомбированных ассасинов достают свои мечи, двигаясь по направлению бурого воина. Джол выругалась себе под нос, оборачиваясь к Альтаиру и рыская взглядом в поисках хотя бы какой-нибудь рукоятки, но ничего подобного здесь и не было в помине. Она замерла, сжимая изогнутые прутья ограды, попутно оглянувшись через плечо назад. У неё даже нет оружия с собой, она выронила данный ей меч ещё в деревне, и, походу, из вариантов у неё остаётся лишь бежать. Ещё раз оглядевшись на наличие любого колюще-режущего предмета, зеленоглазая устремила взор на стоящего позади решётки мужчину, лицо которого выражало явно напряжение, размышление. Янтарные глаза метнулись за спину женщины, затем снова на неё, усмиряя терзающие его голову мысли. Времени на какие-то обдумывания и планы совершенно не было, на счету каждая секунда, и в любую из них изгнаннице могут всадить в спину нож. Он не может бросить её на произвол судьбы, так же, как и позволить ей пуститься в бегство. Если этот отряд пробрался сюда, значит, проберётся и в сад, что нужно было Ла-Ахаду меньше всего. Ассасин завёл руку за спину, расцепив заклёпки кожаных ножен и бесшумно вынимая из тех крупный кинжал братства. Выкованный из лучшей стали, широкая расписная ручка, изящное лезвие, закалённое в битве, лишившее жизни ни одну цель. Клинок достойный мастера. Араб, не медля, просунул оружие сквозь стальные ветви, смотря сначала на его последний отблеск, а затем и на едва освещённое холодно-оливковое лицо, изображающее искреннее удивление. - Я бы никогда просто так не доверил его такой, как ты. Мужчина ожидал, что она не окажется настолько глупой, чтобы не принять эту помощь. Меч для неё слишком тяжек, а обеспечить луком возможности нет. Кинжал – идеальное оружие для следопыта, особенно такого ловкача, как Джол. Грубая сила мечника не для её рук, зато по части уклонений она сойдёт за мастака. Благо сторонница кредо весьма трезво смотрела на ситуацию, посему не впала в бурлящий поток трогательных чувств и изречений. Вместо этого она выхватила клинок из руки мастера и тут же скользнула назад, мягко перекатываясь под вытянутым чужим оружием, и с принятием вертикального положения срывается с места, взлетая вверх по лестнице. Порабощённые ассасины с неприятным звуком столкнулись с железным занавесом, а далее метнулись за убегающим бурым воином, который уже в эдакой готовности поджидал их. Наверное, именно в этот момент она поняла, что готова и жизнью пожертвовать ради спасения Масиафа. Она добилась расположения Альтаира, Малика, его фидаев, и с уверенностью может сказать, что сейчас рискует не напрасно. Она мельком углядела удаляющийся белый силуэт, который тот час же скрылся за лестничным балконом, и больше времени отвлекаться у неё не было, зачастую лишь на посторонних атакующих. Мужчина осторожно уложил мёртвое старческое тело на каменную садовую дорожку, несколько секунд ещё всматриваясь в побледневшее лицо, а затем, с грохотом бросая окровавленный клинок на землю и испачканными пальцами пройдясь по раскрытым векам, опуская их. Да, этот человек был предателем, грешным, который плюнул на кредо и своих сыновей с высокой башни. Но он долгое время был одним из близких людей для мастера, его отцом, его другом, его опорой. Альтаир поднялся с земли, устремляя взгляд вслед укатившейся золотистой сфере. Он не оставил без внимания и раскрытые резким прерывистым звуком витиеватые врата в сад, но за ними не показалось и души, лишь неприятный выпущенный смертоносный холодок. Спустив с шрамированных губ кроткий вздох, мужчина медленно сократил расстояние до едва подсвечивающегося шара. Приседая и протягивая руку к предмету, ассасин тут же отскочил от неожиданного изливающегося свечения над землёй, изображающее нечто похожее на обычную окружность, вращающуюся вокруг своей оси, и с мигающими точками в некоторых местах. Араб и понятия не имел, что это за такое колдовство, что это всё могло значить. Да и думы поспешили оборвать знакомым возгласом, окликнувшим его по имени. Это оказался Малик. Он подбежал к своему другу, постепенно сбавляя ход и, уже стоя рядом, созерцал ту же самую картину, что и Ла-Ахад мгновением ранее. Единственный фидаин остался чуть поодаль, не решаясь подойти ближе к таинственному объекту, всё переводя свой взгляд то на старших ассасинов вместе с золотистым рисунком в небе, то на окровавленный труп Ментора. Через какой-то промежуток времени полупрозрачный шар сверкнул яркой кроткой вспышкой и поспешил рассеяться в воздушном потоке, ещё некоторые секунды разнося какую-то золотистую пыльцу по окружности. Всё это выглядело чем-то невероятным, сбивающем сознание любого, что не позволяли мастеру и сделать. - Альтаир? – вновь окликнул товарищ ассасина, и тот украдкой взглянул в сторону Малика. В карих глазах лишь слепой не заметит трепетного волнения, однако мастер лишь в очередной раз отводит орлиный взор, за спину даи. Созерцание спускающейся с лестницы, потрёпанной не менее остальных, женщины в окружении двух молодых фидаев вынуждал зарытую частичку чёрствой непоколебимой души успокоиться, ровно так же, когда он услышал зов Аль-Саифа у себя под ухом. А глава бюро был готов поклясться, что, в момент пересечения взглядов мужчин, белый воин улыбнулся, едва-едва приподнимая уголки своих губ, а обратив внимание на покоившийся под ногами шарик, лицо вновь загромоздила привычная хмурость. - Аль-Муалим мёртв, брат. Тебе удалось остановить его, – как бы убеждая, проговорил Малик, осторожно кладя единственную руку на чужое плечо, но, очевидно, мастера заботила лишь эта вещица. - А все мучения из-за какой-то сферы, – процедил он с толикой разочарования, раздражения. Альтаир вновь совершил попытку подобрать артефакт, свечение которого едва погасло от большого интервала бездействия. Никто из присутствующих не мог и подумать, представить, на что по-настоящему способна частица, на какие бессознательные действия, совершённые всего лишь неправильным распоряжением внимания и силы стойкого ума. - Альтаир, осторожнее, – Джол сделала шаг в сторону старших ассасинов, взволнованно прохрипев эдакое предупреждение, выставляя ладонь перед собой. Янтарные очи резко метнулись в сторону женщины. Ладонь обдало неприятной колющей дрожью, в которой удобно помещался шар. В мгновение ока, боковым зрением, мужчине показалось, что он видел отдающуюся от заискрившегося за короткий промежуток шара импульсную волну, разнося немые потоки золотистой энергетики по ближайшему радиусу, и только был заслышан свист, рассекающий воздух. Это было мгновение, лишь жалкая пара секунд. Прямой зрительный контакт с ядовитыми очами и полное внимание к словам сей персоны вызвал едкий диссонанс в стабильности артефакта, который Альтаир выронил из руки, и звук удара о камень был синхронен с ударом тела о землю. Неосторожное движение, посторонняя мысль, затуманенное сознание необдуманностью, и всё это стоило всего лишь одной жизни. Стрела ордена в момент пронзила женское тело, вызывая открытое кровоизлияние и выплёскивая первые капли по направлению вышедшего из верхней точки груди металлического кончика. Она не почувствовала мучительной последней боли, не выразила толики страха в помутневших глазах в отличие от множества всполошённых взглядов вокруг. Её дрожащая от судороги рука едва скользнула пальцами по выпершей стреле, вымачиваясь в ярко-алой крови, а затем женщина рухнула на колени, попутно поддаваясь притяжению и, не удерживая своего тела, пала на левый бок, уткнувшись побледневшим лицом в сухую траву. Вероятно, Альтаир никогда не забудет разнесённого по чудному саду всеобщего ужаса. Дыхание резко перехватило, словно кто-то вцепился когтями в его горло, заставляя едва пошатнуться, и застыть, как вкопанный. Неосознанно, неверно распорядившись силой Яблока, он заставил раба Эдема, таившегося всё это время где-то на крыше крепости, убить ту, благодаря которой закончились все страдания, и принесли новые. Он уже проходил это, в храме Соломона, и первого раза было более, чем достаточно. Он не хотел. Он не знал. С глухим боевым кличем, ошеломлённый Джабаль, во главе с двумя выжившими фидаинами, сорвался с места по направлению крепости, намереваясь прикончить последнего отвернувшегося от кредо ассасина. Добивающим ударом была картина, сил смотреть на которую больше десятка секунд у белого воина не хватило. Средь разбежавшихся учеников в такт следовал и сам даи, однако, не преступая начатой кровавой линии, он сходу рухнул на колени перед умирающей женщиной. Мужчина согнулся в спине, попутно резкому движению уткнувшись носом в раненую руку бурой лучницы, а единственная ладонь обречённо сжала в кулаке изношенную ткань в районе плеча. Его крик был немой, отвыкший от столь эмоционального порыва чувств и не имеющий возможности вырваться из глотки полностью. Карие глаза неприятно увлажнялись каждую секунду, но все присутствующие здесь вмиг отреклись от привычной стойкости и каменности своего сознания. Ладонь содрогающимися движениями бродила по руке, проткнутой грудине, пока, наконец, едва собравшись с мыслями, Малик не вздёрнул стрелу, отламывая наконечник и вынимая длинный прут с другой стороны, заставляя зеленоглазую рефлекторно отхаркивать подступающую к горлу кровь. Мужской взор на мгновение задержался на бледном лице мертвеца, искажённом в леденящем безмолвии, безжизненности, а затем он зажмурился. Даи выкрикивал её имя, единственной рукой рвал одежду на куски, без единой аккуратности подтягивая уже вымоченные в крови лоскутки к ране. Она жива. Она жива. И этот факт пугал ещё больше. Чужая жизнь в грубых руках даи, которая вот-вот оборвётся, и тогда он почувствует себя ещё хуже. Умри она заживо – не было бы страха за спасение. Он звал её, звал Альтаира, пребывая в настоящей душевной агонии. Он про себя взмаливался о помощи, дать хотя бы немного времени, сил, подмоги, он внушал себе о едва слышном чужом сердцебиении, а чёрная частичка души норовила начать пожирать мужчину, возрождая прежние, давящие на сознание мысли о кончине Джол. Он не желал её смерти. ____________________________________________ Хочу выразить большую благодарность уважаемой Desert Eagle, что любезно "предоставила" мне материалы по поводу записей дневника Робера из своего чудного творения-перевода http://ficbook.net/readfic/306121. Это значительно облегчило мне работу, хотя фанфик(мой) и так сырой. ииипомните: мне заплатили за рекламу фанфика ;D всем удачи