Маска греховности

Говорили, что женщины семьи Буэндия упрямее ослов. И то была правда. Сама Амаранта — более менее живое доказательство. У нее имелось множество поклонников, но, вбив себе еще в детстве, что хотела Пьетро Креспи, она не успокоилась, пока не получила его. Сомнений не было ни у кого — получила. Но решила подразнить, может — испугалась, передумала. И он, дурак этакий, умер. Убил себя. Как можно быть настолько беспросветным романтиком и идиотом? Амаранта оплакивала его — в своем стиле. Винила. Как и в случае с Ремедиос. Тогда она каялась Аурелиано, сама не зная, откуда в ней взялась храбрость. — Аурелиано, — она, маленькая и некрасивая, стояла в дверном проеме, ведущем в его комнату и не смела сдвинуться с места. — Да, сестрица, — он попытался улыбнуться, но от этого стало только хуже, — что ты хотела? — Мне нужно… сказать тебе кое-что. Аурелиано, это моя вина! Он нахмурился, улыбка слезла с его губ жирным червем. — Что? — Ремедиос, — она должна была заплакать, да вот не смогла. — Я не хотела, я не хотела этого, клянусь. Аурелиано встал. — Что ты сделала с ней, Амаранта? Она молчала. Испуганно уставилась на него и все. — Что. Ты. Сделала? — повторил Аурелиано. — Амаранта, это яд? Зачем? ЧТО ты сделала? — Ничего! — Она вся дрожала. — Но я не хотела, чтобы Ребека вышла замуж за Пьетро. Я так этого не хотела, Аурелиано. И я пожелала, чтобы свадьбы — любой ценой! — не было. Выговорив все это, Амаранта замерла, не дыша. Аурелиано молчал. Смотрел ей в глаза, лохматил волосы. — Пожелала? — Да. Прости меня. Аурелиано издал звук, смутно похожий на смех. — Амаранта, сестра. Конечно, я прощаю тебя. Он посадил ее к себе на колени, и она ткнулась ему носом в шею, и так они и остались сидеть, пока Урсула не развела их по разным комнатам. Кто бы мог подумать, что ее тихий и нелюдимый старший братец Аурелиано станет народным героем и вождем, человеком, чье имя у всех на устах? Амаранта точно не могла. А ведь она знала его лучше, чем кто-либо, была ему ближе и матери, и отца. Но в случае с полковником Аурелиано Буэндия это означало лишь, что Амаранте удалось увидеть хотя бы отдаленную тень его настоящих мотивов. С тех пор, как он вернулся, разочарованный и пустой, только Амаранта могла достучаться до него. Даже перед Урсулой он закрывал дверь, но ее — ее он впускал всегда. До того дня. Сначала Амаранте не поверила. Не хотела да и не могла. — Не смей, Аурелиано, — сказала она просто. Ответа не последовало. Тогда Амаранта стала бить в дверь, благо в этом доме никому ни до кого не было дела, и била до тех пор, пока ее доблестный ублюдок-брат не сдался. — Ты не способен любить, — заявила она в его равнодушное лицо, вскинув подбородок. — Никогда не был способен. — Никто из нас неспособен, сестра, — ровно сказал Аурелиано. — Мы ведь Буэндия. Амаранте хотелось плюнуть в него или закричать. — Ты камень. Ты еще хуже, чем все мы вместе взятые, — не подозревая об этом, она точь в точь повторила фразу Урсулы, и Аурелиано отреагировал. — Хуже? — спросил он, раздувая ноздри, нависая над ней. — Хуже чем ты? Амаранта не отвела взгляд. Она только смотрела в лицо человеку, которого любила больше всего на свете, хотя узнать об этом ей суждено было лишь после его смерти, и дивилась, как они упустили становление этого монстра. Или монстров. — Может быть, в этом мы равны, — признала Амаранта и ушла, оставляя полковника Аурелиано Буэндия, который поднимал 32 мятежа лишь затем, чтобы все их проиграть, наедине со своими золотыми рыбками.