Спаситель?..

- Джим! Джим! Господи, Джим, да угомонись ты! – Харви готов был рвать на себе волосы и проклинать тот день и минуту, когда его напарником назначили на тот момент перспективного новичка Джеймса Гордона. Все те перспективы, за которые он мог ухватиться, став очередным мостиком между законом и преступным миром, мужчина сразу же отверг. "Мы же копы? А копы на стороне правосудия и никакой другой!" Харви выл в голос – очередная заноза в заднице, но на этот раз более болезненная, по сравнению с остальными. "Послушай меня внимательно, Джим, – всё пытался образумить своего напарника Буллок. – Ты в Готэме. Го-тэ-ме, Джим, не в каком-либо другом месте, а именно здесь. И в этом городе невозможно выжить, играя честно!" Но Джеймс будто пропускал его слова мимо ушей каждый раз, когда Харви принимал очередную попытку вразумить его. Все старания детектива шли коту под хвост. А тут приключилась ещё одна напасть: у Гордона возникли проблемы с Барбарой. Напарник как в воду опустился: ничего не слышал, ничего не видел, полностью погрузившись в свои мысли. Они отравляли мужчину: Гордон знал это, но ничего не мог с собой поделать, а Харви – единственный из убойного отдела, который относился к нему так или иначе снисходительно, – никак не мог подобраться к напарнику. Джеймс молчал. Упорно не желал говорить о своих личных переживаниях и проблемах, направляя всю оставшуюся в измотанном организме энергию на раскрытие новых дел. Некоторые из них являлись конкретными висяками, остальные – просто лишняя, никому не нужная работа. А были и те, браться за которые – сродни самоубийству. Особенно если в них были замешаны люди известных мафиозных группировок… Металлический стук дверцы шкафчика разрезал напряжённую тишину – Гордон закончил переодеваться, подумывая отправиться на очередной вызов. Тут скрипнула дверь – в комнату вошёл Буллок. Мужчина замялся, топчась на месте и не решаясь обратиться к напарнику. Он знал, что должен был. Просто обязан вытащить Гордона из той пучины отчаяния, которая успела поглотить его с головой. - Джим, – в последнее время детектив так часто произносил это имя, что оно уже перестало носить для него первоначальный смысл. "Джим, Джим, Джим", – пустой звук. И Гордон больше не ощущал никакой привязанности: он и ухом не повёл, когда напарник окликнул его. Накинув серый пиджак на слегка сутулые из-за тяжести ответственности и постоянного риска плечи, мужчина уже собирался покинуть помещение, как тут вытянутая рука Буллока перегородила ему путь. Убрать её – одно движение. Но Джеймс почему-то остановился. Голова опущена – непривычно видеть её в таком положении, особенно когда Гордон всегда пытался приподнять подбородок чуть выше обычного. Рука Буллока дрогнула – приобняв Гордона, положив щёку на его коротко обстриженную макушку, детектив промолвил: "Я не могу во все эти сантименты и вообще считаю их, в какой-то мере, отвратительными, но…" Джеймс вцепился в пиджак Харви, повиснув на нём. Плача не было слышно – мужчина не позволил бы себе вслух ронять слёзы. Буллок лишь чувствовал, как намокала его рубашка. Детектив тут же умолк, прижимая Джеймса сильнее к своей груди уже без всяких стеснений. Он заметил, что Гордон нуждался в этих объятьях. Нуждался всё это время. На самом деле назвать Джеймса железным человеком было нельзя – он, как и все в этом городе, подвержен такой болезни, как эмоции. Переживания гадюкой обвили его сердце, отравили душу, из-за чего детектив позволил себе дать слабину перед своим напарником. Джеймс попросту больше не мог выносить всё в одиночку. Но и найти в Буллоке отдушину – полностью решиться на это Гордону также было нелегко. Поэтому, позволив слезам проявиться на лице, мужчина быстро стёр их, беря себя в руки и отстраняясь от небритой щеки. Харви не держал – он позволил Джеймсу спокойно привести себя в порядок и молча покинуть комнату. Оставшись в полном одиночестве, Буллок наконец заметил, что всё это время у него тряслись руки. "Чёрт!" – выругался Харви, также уходя прочь. Секундная близость не смогла растрогать чёрствое сердце детектива: было бы что и чем… Однако Харви почувствовал, что там, в груди, что-то шевельнулось. Вид беспомощного перед обстоятельствами напарника пробуждал в нём чувства, которые Булок давным-давно перестал ощущать. Опошляя всё, включая собственную работу, мужчина теперь стоял, не понимая, что он чувствовал и зачем. "Это же Джим! Старина Джим Гордон – я не должен о нём так думать", – но грязные мысли уже успели заполонить голову, словно тараканы. Было ли Харви противно? Возможно, лишь самую каплю – успокаивало детектива то, что сам напарник никогда не решиться ни на один из тех безрассудных шагов, которые он совершал в своё время относительно тех немногих женщин, которые могли повестись на его грустное лицо. Вот только мужчина и сам повёлся, но думать об этом наотрез отказался. По крайней мере, сегодня. Весь остаток рабочего дня (который на славу Буллоку прошёл в стенах полицейского участка) напарники то и дело прятали друг от друга глаза. То Джеймс наткнётся взглядом на Харви и отчего-то покраснеет (видимо припомнив неожиданные утешительные объятья), то сам Буллок, задержавшись глазами на мужчине, неожиданно отведёт их, ловя себя на мысли, что он не должен так долго и пристально вглядываться. "Противный горький кофе и сахар из пончиков совсем все мозги разъели…" – жаловался про себя детектив, уже подсчитывая в голове минуты до конца рабочего дня. Если Харви как можно скорее не уберётся из полицейского участка, то неизвестно, на что подвигнет его былая храбрость. Не у одного Джеймса в этот период были проблемы с противоположным полом. Гордон всегда ему нравился. Как бы старательно Буллок это ни отрицал, как бы ни пытался прикрываться за дерьмовыми шутками, а факт оставался фактом: Джеймс полюбился ему. Да, не сразу: тому же Харви потребовалось время для того, чтобы увидеть и принять в напарнике его врождённое чувство справедливости, привыкнуть к его самовлюблённости (детектив видел, как Джеймсу льстило звание "единственного честного копа в Готэме"), и признаться себе, что он восхищён этим человеком. И вот теперь его напарник в унынии, а Буллок ничего не может с этим поделать. Боится собственных возможных действий, из-за чего наблюдать за раскисшей физиономией Гордона с каждой последующей секундой становилось всё мучительнее. Все недомолвки между напарниками и тщательно подавляемое желание помочь всё же смогли найти выход: в одном единственном поцелуе, о котором каждый из детективов впоследствии будет вспоминать с горящими ушами и комом в горле. Вот только первым к губам припал далеко не Харви, сдавшись под натиском навязчивых желаний, осаждавших его воображение. Произошло это вечером того же дня, когда их смена подошла к концу. Буллок, не по своей воле, а из-за болтливости Нигмы, задержался на пару лишних минут у судмедэксперта, из-за чего вышел уже на половину опустевшую парковку. Тут перед глазами промелькнула тень – Харви успел вытащить пистолет из кобуры и приставить к горлу осмелившегося зажать его у стены человека. "Джим?" Дуло опустилось, теперь упираясь в живот. Буллок с недоумением глядел из-под шляпы в затуманенные глаза своего напарника. "Вроде с людьми из отдела по борьбе с наркотиками он не дружит, да и на работе не пьёт, так с чего бы это?.." – не успел мужчина закончить мысль, как тут слегка подрагивающие губы накрыли его. Буллок остолбенел, а Джеймс, скривившись, всё равно продолжал свой натиск, казалось, просто вынуждая Харви идти у него на поводу. Но Буллок не отвечал: он всё ещё пытался опомниться от того, что происходило здесь и сейчас, на его глазах. И только когда он смог разглядеть подтекст в этих напористых и вместе с тем неуверенных действиях, детектива осенило. "Всё же ты тот ещё подлец, Джим", – продолжая вести внутренний диалог, мужчина, хватая Гордона за рубашку, одним резким движением меняется с ним местами. Уперевшись коленом между ног, заставляя не чувствовавших собственных пяток напарника опуститься на него, Харви прижал Гордона к стене, с взявшейся откуда ни возьмись страстью впиваясь в раскрытые от удивления губы. Джеймс начал вырываться, пытаясь отбросить от себя обезумевшего, по его мнению, напарника, но вот его распухший от "праведной" жизни язык уже коснулся его, сплетаясь, а руки, продолжающие держать Джеймса за грудки, слегка ослабили хватку, переходя ладонями на холодную стену. Шляпа свалилась на пол – длинные волосы детектива спали на лицо мужчины. Сильная небритость непривычно щекотала подбородок и щёки. Джеймс больше не пытался разорвать Буллока в клочья: как только напарник сам притянул его лицо ближе к своему, Харви остановился. Нависнув над не осознающим где он находился и что творил Гордоном, он, тяжело дыша, прошептал, обжигая своим дыханием и непозволительной близостью ухо: "Марш отсюда, Гордон: и чтобы я больше не видел, чтобы ты спускал пар на мне". Джеймс ничего не ответил: он лишь кивнул, быстро выпутываясь из тесного пространства между Харви и стенкой и, зажав рот рукой, спешно покинул парковку. А Буллок, как только напарник скрылся за поворотом, что было силы ударил кулаком об стенку. Глухой хлопок. Ухмылка перекосила лицо – Харви не смешно. Детектива разъедало множество противоречивых чувств, в одно мгновение накинувшись на него, стоило остаться одному. Та страсть, тот напор, с которыми он прижимал напарника, не позволяя его лёгким насладиться и одним глотком воздуха – Буллок действительно этого хотел. Но также наученный горьким опытом детектив видел, что Джеймс искал здесь другое – он жаждал забыться. Утопить собственную горечь в новом болоте, в которое он не помедлил окунуться с головой. Однако мужчина не позволил ему: осмелился показать Гордону, на что он нарывался и, когда получил отдачу, выгнал вон. Джеймс слишком много значил для него. Но, даже несмотря на это, он никогда не позволит играть его собственными чувствами, воспользовавшись его, пожалуй, одной из самых сильных слабостей – способностью любить. - Хорошенько напейся и проспись, Джим, – кидал Харви запоздалые советы в пустоту, не спеша подходя к своему автомобилю. – Не приходи на работу сутки, может двое, а как появишься – веди себя, как ни в чём ни бывало. – Буллок притих, замирая у двери. – И я постараюсь сделать то же самое... – рёв старого мотора на какое-то мгновение нарушил мёртвую тишину парковки. Но уже через минуту всё стихло…

Конец.