***
Виктор видит надписи, появляющиеся у него на руке и самодовольно улыбается. “Чемпион” “Красивый” “Изящный” О да, именно такой соулмейт ему нужен. Чтобы восхищался, слушался и не перечил. Никифоров спускает рукав вниз и идёт ко льду, туда где старается идеально выполнить свою программу Юрий. — А вот и милая жертва, — шепчет Виктор и не видит, как вздрагивает Юрий, хватаясь за руку, закрытую браслетом. Уже дома Юрий судорожно дёргает шнуровку и смотрит на надпись. “Жертва” По спине подростка пробегают холодные мурашки.***
Юрий догадывается о том, кто его пара с первого появившегося на его руке “Котёнка”. И от этого становится ещё страшнее. Потому что он знал Никифорова лучше, чем хотелось бы и Виктору, и самому Юре. Поэтому в Японии он шарахается от “тренера” как от огня, старается не сидеть с ним один на один и, неожиданно для себя, притирается к Кацуки. Юри смотрит за поведением русского настороженно, явно думая, что подросток задумал какую-то гадость. Сам Юри один из тех, у кого руки с рождения абсолютно чистые. Он был свободен, ничей, простой человек. Юрий отчаянно ему завидовал. Потому что у него не появлялись такие надписи, как “глупый”, “никчемный”, “игрушка”. Юрий сжимал руку и скалил зубы сильнее, чем обычно. Но Юри, читающий людей даже немного лучше Виктора, видел, что на дне зелёных глаз плещется страх. Животный, первобытный страх более опасного хищника. Японец невольно задаётся вопросом, кто или что так испугало маленького агрессора. Ответ находится сам собой, когда Виктор путает двери в комнаты Юры и Юри, будучи в чуть пьяном состоянии. Юра вылетает оттуда меньше чем через минуту и тут же врывается к Юри. Японец невольно задерживает взгляд на тонких запястьях и выступающих ключицах парня, но тут же одёргивает себя. Нельзя. — Кацудон, сегодня я сплю у тебя, — Юра явно ставит его перед фактом. Юри хмурится и смотрит непонимающе. Взгляд цепляется за в кои-то веки не закрытую браслетом руку. “Ребёнок” Юри вспоминает, как буквально десять минут назад именно так назвал Юрия Виктор. И японец всё понимает. Кусочек мозаики наконец-то встал на своё место. И шараханья Юрия от Виктора, и его испуганный взгляд. И то, что Юрий, несмотря ни на что, прилетел в Японию. — Твой соулмейт… — начинает Кацуки, но замирает под гневно-молебным взглядом подростка. — Да, — тихо и ломко. Во внезапно образовавшейся тишине слышится посапывание Виктора за стеной, мяуканье кошки, стрекот цикад. Юри протягивает руки в сторону Юрия. Подросток замирает на несколько секунд и бросается к японцу. Он чувствует тепло тела Кацуки, слышит его сердцебиение, ощущает руки в волосах. Юрий плачет тихо, так, что Юри сначала и не понимает. А когда понимает, то не отстраняется, а лишь сильнее прижимает к себе.***
На следующий день Виктор подозрительно рассматривает слишком сблизившуюся парочку. Этого не было в его планах. — Чёртов негодник, — шипит Никифоров, стараясь не перейти на нецензурную лексику, — Зачем ты всё портишь… Юрий на другом конце катка вздрагивает и сжимается. Юри спешит к нему, обнимает, гладит по голове, что-то шепчет в макушку. И Юра успокаивается, невольно прижимается к японцу, приподымает уголки губ в улыбке. Виктору почему-то больно от этой улыбки и от вида Юры в руках другого. Он не подаёт вида, только чешет руку, где зелёными чернилами выводится злое: “Ублюдок”***
Юри — первый, кто видит руку Юрия без браслета. И Кацуки становится жутко. Потому что рука вдоль и поперёк располосована шрамами. Глубокими и не очень, прямыми и витиеватыми, короткими и длинными. Везде, кроме места появления надписей. Там кожа регенерирует слишком быстро. Юра смотрит на реакцию Кацуки внимательно, готовый чуть что — закрыться, выдворить японца из комнаты и из жизни. Но Кацуки только выдыхает и мягко улыбается. Он счастлив, что стал тем, кому доверился Юра. Он улыбается без таких привычных для Виктора масок, открыто, чисто и светло. Юре хочется прикрыть глаза рукой, потому что иначе он, кажется, ослепнет. Японец берёт тонкую, почти девичью руку в свою и прижимается щекой к ладони. Он прикрывает глаза и чувствует, как подрагивают пальцы Юрия. Всё так же прикрыв глаза, Юри касается губами внутренней стороны чужой ладони, покрывает чувствительное запястье поцелуями и не замечает покрасневшего лица Юры. А блондин кусает губы, пытается совладать со своими эмоциями, но получается откровенно хреново. Ещё никто не прикасался к его руке, к нему так трепетно, с такой самоотдачей. Японец накрывает своей ладонью надпись “неудачник”, и давит так сильно, будто пытается стереть. У Юры на глаза наворачиваются слёзы. Юри ловит первый всхлип парня губами. Второго не следует. Зато следует стон.***
Виктор понимает, кто его соулмейт, поздно. Слишком поздно. И когда вчера он жаловался на это Юри, то тот смотрел как-то очень странно. Совсем не так, как подобает фанату, обожествляющему своего кумира. — Я сделаю его своим чего бы мне это ни стоило! — распаляется Никифоров, — Он пожалеет, что не подошёл сам! Юри сверкает глазами за стёклами очков и судорожно сжимает руки в кулаки под столом. Никто и никогда не вызывал у Кацуки такого дикого желания заехать по лицу столом.***
Юру Виктор пытается выловить на следующий день, на выходе с катка. Юрий при его виде дёргается и судорожно крутит головой в поисках кого-то. — Юра! Котёнок, подойди с… — начинает было Виктор, как вдруг на его пути вырастает Юри, — Юри..? Что ты… Юри закрывает собой Юру. Блондин прижимается к его спине и японец чувствует, как парня бьёт крупная дрожь. Глаза застилает пелена ярости. Потому что никто не смеет доводить маленькое солнышко, этого котёнка до такого состояния. — Виктор, Юру ты не получишь. Никогда, — резко перебивает кареглазый. Он смотрит уверенно, прямо, и Виктор невольно задумывается об эросе, — Он слишком чист для такого как ты. — Но, Юри-кун, мы же… — Соулмейты. Ты прав, придурок, - раздаётся голос Юрия из-за спины Юри, — Но теперь ты свободен. “Свободен” Именно это слово осталось на руке Виктора Никифорова до конца его дней. Последнее слово его соулмейта, обращённое к нему.