Неисповедимы пути Господни

Слэш
R
Завершён
189
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
7 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
189 Нравится 10 Отзывы 30 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Он чувствует, как ему перекрывают воздух. Как чья-то невидимая рука сжимается вокруг его тёплого горла и душит, оставляя багровый отпечаток на светлой коже беззащитной шеи. Грейвсу кажется, что он отравился реальностью, ведь она играет с ним по правилам, которые ему неизвестны. Реальность дурит его, потому что такого, по его мнению, не бывает. Все, во что он верил, разбивается вдребезги у него на глазах, а он ничего не может с этим сделать. Или не хочет. А верил ли он? Вот Грейвс стоит посреди полупустой церкви. Мягкие лучи света, падают на открытую книгу в его руках, чуть ли не нежно освещая по-мужски грубое, исчерченное временем, умиротворенное лицо. Он зачитывает отрывки из Библии, заученные уже наизусть, хриплым прокуренным голосом. Эту маленькую слабость он прощал себе, ведь в священных писаниях ничего об этом не сказано. Ведь Господь может простить ему одну маленькую одержимость. У Грейвса тяжелый, уставший взгляд. Он исследует тайны человеческой души, как биолог, изучающе разглядывающий бактерию в электронный микроскоп. Для него нет секретов. Грейвс каждый день встречается с демонами других людей и уже давно перестал вести им счет, отпуская грехи незнакомцам, пришедших найти утешение и спасение. Грейвс мечтает о том, чтобы кто-нибудь спас и его, но это невозможно. Такого просто не может быть. Не для таких как он. Предатель. Он слышит это слово каждый раз, когда остается наедине со своими мыслями, и это заставляет его в отчаянии биться о стену, выколачивая из головы этот шипящий глубоко в сознании шепот. Грейвс не знает, во что он верит. Не знает, верит ли во что-то вообще. Он смотрит на этот мир так, будто прожил уже не одно тысячелетие, и видит его для себя отвратительно прекрасным. Для него люди пугающие и потрясающие создания. Они-дети Бога и Дьявола, имеющие право выбирать, на чью сторону им встать и зову кого из них им подчиняться. Создания, у которых есть право ошибаться, чтобы научиться жить. Существа, соединяющие в себе ангелов и демонов, и Грейвс считает это восхитительным. Он…завидует. Ему кажется, что такого выбора у него никогда не было. Для него есть один путь, и он свято обязан следовать ему, минуя тени этого мира. Грейвс не знает, во что он верит. Он поднимает голову к по-особенному звездному небу и выдыхает в прохладный воздух осенней ночи горьковатый сигаретный дым, который тут же исчезает во темноте. Грейвса не пугает тьма безлюдной улицы, потому что его душа намного темнее, чернее, глубже. Его тьма намного страшнее. Он сравнивает себя с яблоком, с красивым таким, красным, гладким и блестящим. Так и хочется попробовать. Кусаешь - а внутри гниль, и сок такой приторно-сладкий, отдает горькой плесенью. Он выбрасывает сигарету недокуренной и захлопывает окно, пытаясь вспомнить, с чего именно началось гниение его сердцевины. -Я согрешил, святой отец. Грейвс вздрагивает от этого голоса. Смиренный, покорный, эфемерный, но от него холодок бежит вниз по позвоночнику. Он выходит из секундного паралича и заставляет себя говорить то, что требуется, стараясь скрыть непонятно откуда взявшуюся дрожь в голосе. -Говори, сын мой. Расскажи о том, что тяготит твою душу. За стенкой ни звука, а в исповедальне, в этой будке для грешников, как про себя прозвал это место Грейвс, стены будто давят на тебя, слушая о том, как неправильно, как ужасно ты поступил, впитывая в расходящиеся годовые кольца кем-то срубленного дерева чье-то неповиновение Господу. -Я ненавижу свою мать, - говорит голос, - и по ночам, когда становится тише, когда Богу проще услышать мой шепот, когда нет этого людского гула, от которого порой закладывает уши, я молюсь о её смерти. У Грейвса похолодели руки. -Потому что когда я рыдал от боли, умоляя защиты от её побоев, доводивших меня до полусмерти, никто не услышал. Может Бог заметит мое неповиновение, и что-нибудь изменится, потому что тогда меня никто не спас. А я так искал спасения… Внезапно человек за стенкой рассмеялся, и Грейвс вздрогнул, когда чьи-то пальцы неожиданно забарабанили по дереву рядом с его головой. -Почитай отца твоего и матерь твою, как повелел тебе Господь, Бог твой, чтобы продлились дни твои, и чтобы хорошо тебе было на той земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе. Из голоса исчезла покорность. На её место пришла боль, злая обида, колющая и гнетущая, сочащаяся ядом дерзость и холодящее воздух отчаяние. -Это не для меня. Я так не могу. Для меня никогда ничего не будет хорошо, для меня спасения не существует. Мне кажется, я проклят, святой отец. Заповеди должны быть нерушимы. -У каждого, кто верит, есть спасение. Его невозможно отобрать, сын мой. Пальцы замерли. -А у вас оно есть? Грейвс почему-то молчит, растерявшись, не зная, что ответить на такой по сути простой вопрос для любого верующего человека. -А вы верите? Ему не положено смотреть во время исповеди даже на нечёткие очертания лица говорящего через стенку, которые все-таки видны сквозь сетку небольшого окошка. Но Грейвс поворачивает голову и встречается с двумя прищуренными черными глазами, глядящими на него жадно, пристально, нахально из-под черного веера ресниц. Белая, молочно-бледная кожа, приоткрытые алеющие губы с застывшим на них вопросом. Грейвс удивленно моргает, а юноша резко исчезает прямо перед ним в полутьме тесной коробки для разговоров грешников. -Я не знаю…- растерянно говорит он пустоте, стараясь скинуть с плеч навязчивое чувство того, что за ним наблюдают. -Я не знаю…-повторяет он уже ночью, выбрасывая очередную не до конца скуренную сигарету и стараясь поверить в то, что ему просто показалось. Но это не видение. Он, этот парень, приходит на службу каждый день. И Грейвс видит, как тот, смотря в пол, не переставая, шепчет, шепчет, шепчет, сцепив свои фарфоровые белые руки замком в молящем жесте. Он видит, как влажные солёные дорожки чертят кривые полосы по идеальной ровной линии острых скул и как с каждым днем на коже мальчишки распускаются первоцветами новые фиолетовые узоры. Грейвсу кажется, что в полутьме церкви юноша светится нереальным, священным свечением, что в этом мраке он единственное прекрасное создание среди всех присутствующих прихожан, созданное из света в этой тёмной обители, что вокруг него ореол благоговения Христа. Ангел, спустившийся на землю. Страдающий мученик. Но он вспоминает чернеющие сквозь решетку глаза парня и думает, что же с ним не так? И думает о нём непозволительно много. -Отец Персиваль, вы не могли бы благословить меня? Грейвс оборачивается, слыша, как дрожит этот голос. Парнишка стоит перед ним, нервно теребя свои пальцы. -Как твое имя, сын мой? -Криденс, сэр. Грейвс всматривается в его заплаканное несчастное лицо, замечая новую алую ссадину на щеке, и подавляет в себе клокочущую ярость, стараясь внешне оставаться спокойным. Криденса хочется защищать, оберегать. Криденс нуждается в щите, закрывавшим бы это нежное создание. И Грейвс не знает, откуда все это в его голове, хотя наблюдения за подростком стали уже привычкой, как выходить на балкон покурить. Он часто ловит себя на мысли, что просто откровенно пялится на пацана, что это явно не здоровый интерес, взявшийся неоткуда и что у него большие проблемы. И Грейвс чувствует себя тварью, которая наблюдает за его страданиями и не делает ровно ничего, чтобы как-то помочь. Грейвс чувствует себя проклятым. Грейвс упивается этим. Он опасается его, он боится его. Грейвс снимает небольшой деревянный крест с шеи, благословляет Криденса и говорить тихо, почти одними губами шепча: -Целуй. Он желает его. И Криденс послушно тянется с кресту, не отрывая своих чистых невинных, светлых, карамельных глаз от Грейвса, а тот чуть ли не отшатывается, видя, как эти глаза захватывает демоническая тьма, наполняя их черным обсидианом. Губы целуют не крест, а его пальцы, медленно, легко, почти невесомо. Мальчишка смеется своими дьявольскими глазами, а Грейвс ощущает теплую кровь, льющуюся из носа пацана, на пальцы, и в прямом смысле чувствует, как едет его крыша от этой картины. Он сбегает из зала как испуганный зверь, потому что это неправильно, неправильно, неправильно, оставляя Криденса в одиночестве, спасая его и спасаясь сам, а когда возвращается не находит ни его, ни чертового креста. Лишь улавливает безумный, пожирающий взгляд, разъедающий его бьющиеся мелкой дрожью плечи. Бог ведь может простить ему одну маленькую одержимость? Новая пачка сигарет не распечатана и забыта. Криденс снится ему той же ночью, и Грейвсу хочется удавиться. Он чувствует,как чья-то невидимая рука сжимается вокруг его теплого горла и душит, оставляя багровый отпечаток на светлой коже беззащитной шеи. Ночами он сверлит глазами потолок, потому что не может уснуть, а днём похож на сумасшедшего, на психа, сбежавшего из лечебницы и на наркомана в поисках новой дозы своей личной эйфории. Он то пялится в одну точку, то мечется от стены к стене, будто бы это принесет ему успокоение. Грейвс не знает, как это произошло. Грейвс не думал, что так вообще бывает в реальной жизни. Он не понимал, что происходит в его голове, и почему за каких-то пару недель его свел с ума обычный подросток. Он качает головой. Нет. Криденс необычный подросток. Криденс особенный. И его демоническое безумие перекинулось и на его больную голову, медленно выкачивая из него силы. Он прислушивается, и ему хочется закрыть уши ладонями о того, как оглушающе стучит его сердце, как громко кричат его мысли и пульсирует кровь в ушах. Он уже чувствует, что рвутся его барабанные перепонки от этого гула. Но нет голосов, которые бы шептали обвинения или соблазны, те самые, которые плавили ему мозги в ночной тишине. Бог и Дьявол молчат, и Грейвс не знает, что ему делать. Он молится, молится столько, что теряет счет времени, стоя на коленях на холодном церковном полу, и думает, что все происходящее-полный бред. Что такого не бывает, такого просто не может быть. Он думает, что отравился реальностью. Он уверен, что проклят. -Неисповедимы пути Господни, отец Персиваль. Грейвс вздрагивает, прерывая свой, казалось, многочасовой шепот, от легкой руки, невесомо опустившейся на его плечо, резко встает, разворачиваясь, и перехватывает хрупкие, бледные, ледяные пальцы, сжимая их своей пылающей жаром ладонью. Криденс сжал руку в ответ. -Помните наш разговор тогда, в исповедальне, святой отец? Когда я рассказывал вам о своем грехе? Я сказал вам, что меня никто не услышал? -Да, Криденс, помню. -Я вас обманул. Не услышали все, кроме Него. Криденс улыбается, стоя непозволительно близко, а Грейвс молчит, прикованный к дьявольским глазам мальчишки, через которые, казалось, на него смотрит Он. Парень, не разрывая зрительный контакт, медленно наклоняет голову к плечу и облизывает губы. Грейвс чувствует себя бактерией, которую биолог изучает под электронным микроскопом. -Вы же понимаете, святой отец, я одержим. Грейвс понимает. Грейвс очень хорошо понимает, наблюдая за изгибом обветренных, израненных, искусанных губ и чувствуя, как внутри кишки сворачиваются в тугой ком чистой боли, перемешанный с отвращением и страстным сумасшедшим желанием. Он думает, что уже никогда не обретет спасение, что оказался в аду и горит, горит, горит в нем уже тысячу лет, варясь в котле из собственной ненависти к этим губам. Грейвсу хочется вопить на всю церковь, нарушая священный покой ликов в тумане ладана. Ему хочется схватить Криденса за плечи и трясти его, что есть силы, комкая это невесомое,прозрачное, искалеченное тело, вытканное словно из самого чёртово святого духа. Он жаждет заорать ему в лицо, что это он одержим, что это он чувствует дьявола в себе каждый раз, когда видит его белоснежные руки в кровавых разводах и что это его глаза темнеют, становясь чуть ли не черными, при виде синяков, расцветающих фиалками на этой вытканной из инея коже. Но Грейвс стоит на месте и не двигается, лишь глубоко вдыхает и выдыхает носом воздух, и это единственное, что нарушает эту оглушающую тишину. Мальчишка снова горбится, поднимая худые плечи и опуская голову в священном смирении, а Грейвс не понимает, как нечто, живущее в этом уязвимом, хрупком юноше, еще не разрушило его тело. Грейвс говорит тихо низким голосом, и ему кажется, что он слышит, как трепещет сердце этого эфемерного существа перед ним. -Криденс, ты ведь можешь это контролировать. Ты ведь можешь его контролировать! В своих мыслях Грейвс зло смеется и с размаху бьёт себя по лицу. Как он смеет говорить мальчишке все эти слова, когда сам, слабый и опустошенный, чуть ли не на коленях стоит перед ним, перед своим демоном, перед своим смертным грехом, который невозможно искупить. -Но я не хочу, святой отец. Криденс поднимает глаза. Смотрит, а в них плещется раскаленное железо, и рвется наружу нечто, ужасающе и завораживающее. Смотрит, и на мгновение в глазах мольба, чистая искренняя надежда, вера, преданность дворовой псины, привязанной к крыльцу дома, которая верно ждет возвращения своего хозяина. Всего мгновение, и свет пропадает из его глаз, когда зрачки вновь темнеют. Хозяин вернулся. Грейвс жалеет, что хозяин не он. Люди - создания света и тени, которые должны были с детства уяснить одну простую истину: никогда не отпускай поводок со своими демонами. Всегда держи их на привязи. Ты никогда не сможешь их приручить. На лице мальчишки расцветает издевательская ухмылка. Криденс, улыбаясь уголками губ, шепчет: -Помогите мне, Персиваль. Он не знает, во что верит. Он чувствует, как тьма осела невидимой пылью в его легких, забила нос и рот, осела в горле, не давая вздохнуть. Он чувствует, что тень, которая когда-то все-таки поглотила его, теперь добралась до гнилой сердцевины и почти выжрала остатки нетронутой адом души. Он так хотел, чтобы кто-нибудь его спас, но это не для таких как он. От этого недуга спасения не существует. Ему оно и не нужно. Грейвс падает перед ним на колени и отпускает поводок.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.