***
– Бля, жрать хочу. Дома, наверное, нечего, как обычно… Может, к тебе? – Не вопрос. Уже проходим мимо школы. Нам, вроде как, через три часа надо там быть. Бля. Забью, наверное. Какая там школа, нахер. На улице уже начинают появляться люди, что странно. Снуют туда-сюда, как животные, не знающие, куда прибиться. Или, скорее, как черви. Из земли – на поверхность. Мерзкие, совершающие слишком много лишних движений, безуспешно пытающиеся спастись, уже оказавшись на крючке. Мы с Леви такие же, не отрицаю. Может, пока что и не на крючке, но уже и не свободно ползающие где-то в почве. Но даже в почве не безопасно. Стопроцентной безопасности не найти нигде. В конце концов, сам наш организм представляет для нас угрозу. Чего ему стоит – взять и остановить функционирование? Однажды оно так и происходит. В некоторых окнах уже загорается свет, а на фонарных столбах он гаснет. Уже стало значительно светлее, но скоро в это время нельзя будет разглядеть собственных пальцев на расстоянии вытянутой руки. Скоро зима. Мы доходим до дома Леви. В подъезде горит свет, надо же. У нас его вечно норовят выключить. Хреновы экономщики электроэнергии. Леви открывает квартиру. Заходим. Тут тихо и тепло. Его мать, наверное, не дома. Или дома, но точно не проснется и не поднимется, чтобы встретить нас. К чему ей это? Неужели неясно, в каком состоянии приходят подростки домой в такое время суток? Особенно такие, как мы. – Раздевайся. И правда – что-то завис. Сажусь на табуретку, лениво развязываю шнурки, в концовке заплетая их в узел. Снимаю и подаю куртку Леви. Он вешает ее в шкаф. Плетемся в его комнату. Он как-то умудряется быстро найти для меня шорты, а потом так же быстро уходит. Наверное, на кухню. Будь то ночь или день, но Леви никогда не любил есть там. Ну, в своей квартире имеется в виду. Снимаю джинсы и кофту, пропахшую алкоголем. Блять, трезвею. Голова начинает болеть и уже не так кружится. Свои движения контролирую лучше. Шорты натягиваю ровно в тот момент, когда на пороге комнаты появляется Леви. С двумя тарелками. Как я понял, там что-то невъебаться сытное. Неплохо. Ставит все это на стол. Подкатываюсь к тарелкам на кресле и, зажмурившись, нюхаю еду. Вкусно. Что-что, а готовит Кушель отменно. Друг тоже быстренько переодевается, затем приносит с кухни еще один стул и садится рядом со мной. В голову взбредает мысль поговорить о сегодняшнем вечере еще подробнее. – Девчонки, конечно, что надо. Та, которая ко мне приклеилась, особенно. Крышу опять снесло, значит, было круто. – Да? Тогда какого хрена ты так быстро закончил? – Кто бы говорил ахах. Ну-у, значит, было настолько круто, что я не вытерпел. – Может ты просто уснул? Повалился на ее сиськи, а она тебя турнула? – Да иди ты, – смеюсь и толкаю Леви под локоть. – А ты-то как? – Да нормально, – пожимает плечами и продолжает есть. Как будто так и надо – я тут рассказываю, а он отделывается простым «нормально». – А поподробнее? – пытаюсь заглянуть ему в глаза. – Да ничего особенного. Как обычно, – немного с психом. – Ешь, давай. – У тебя всегда так, – немного с обидой. – Понятно короче. – Да успокойся ты. Что тут можно рассказывать? Сунул член в дырку, туда-сюда, и кончил. Интересно, охуеть. Рассказывать об этом точно тупо, – повышает голос. Это еще больше бесит. Завести меня труда не составляет. – Ну охуеть теперь. Сорян, что мне интересен твой интим. Не думал, что я настолько левый. – Эрен, – поднимает на меня взгляд. Так он обычно смотрит, когда я перегибаю и меня заносит не в ту степь. Хуйню несу чего-то. – Бля, ладно, извини. Тут дело не в том, что я якобы левый. Просто Леви сам по себе такой – не любит он говорить на эту тему. Знаю, но все равно какого-то черта лезу в это дерьмо. Может надеюсь, что однажды в этом плане он сам себе изменит. Но чего-то нет. Когда тарелки оказываются пусты, а от сытости тянет ко сну, Леви лениво уносит посуду на кухню. Я расправляю кровать. Полутороспалка. Вполне себе сгодится и на двух человек. Уже проверено, и не раз. Укладываюсь у стены. Смотрю в потолок. Надо же, мы настолько хорошо знаем свой дом, что даже потолки различим в одно мгновение. Или так умеют только те, кому часто бывает скучно или кого постоянно одолевает бессонница. Веки стремительно тяжелеют. Уже сквозь сон слышу, как Леви входит в комнату, старается тихо закрыть за собой дверь. И – совсем на грани сознания – как ложится справа от меня и тяжело вздыхает. Он вообще постоянно дышит так, как человек, который натерпелся. Возможно, из-за этого мне с ним так спокойно. Или у нас с ним просто созвучные дыхания.***
Что-то громко вибрирует. И точно в этой комнате. Зеваю. Разлепляю глаза. Блять. Ебучий свет. Звонит, кажись, кто-то. Мне или Леви, не суть. Кому мы там обосрались с утра пораньше? А… Или не с утра. Если это Жан, я точно пошли его во все возможные места. Приподнимаюсь на локтях. Голову пробивает боль. Еще этот стояк чертов. И сушняк. И руки дрожат, как у конченного алкаша. А вот Леви спит, даже не шевелится. Везет же. Звонок прекращается. Ну заебись. Падаю обратно на подушку. Можно еще поспать. Сука. Снова. Уже с другой тональностью. Вот это точно мой. У него вибрация менее громкая и лежит прямо рядом с кроватью. Приподнимаюсь, одну руку перекидываю через Леви. Пытаюсь заглянуть на экран. Хм. Мама? Чего это она названивает. Взять телефон нормально не удается. Приходится всем телом положиться на тело Леви. Тот что-то недовольно ворчит. Просыпайся, бля. А то че я один, как лошара. – Да? – Эрен, ты? – Ну. Ты чего? – Спите, что ли? – голос ни чуть не удивленный. – Ну да. – Я что хотела… Ты там не задерживайся. К пяти часам чтоб дома был. Нечасто она так говорит. Хотя, постойте. Последний раз было года три назад. Что-то точно не так. – Ну хорошо, а что случилось-то? – Потом. Не переживай, ничего страшного. – Ну… ладно. Кроме «страшного» на ум ничего и не приходит. Должно было произойти что-то резко выбивающееся из обычных вещей, чтобы мама вдруг потребовала мое срочное присутствие дома. А может я придумываю. – Мама? – сиплый голос Леви. От неожиданности вздрагиваю. – Ага… Говорит, чтоб дома был в пять. С чего бы это... – Не похоже на нее, – задумчиво. Хотя какое там думать в момент пробуждения после пьянки? – И я о том же. Падаю обратно на подушку. Пихаю Леви под бок, пихает меня в ответ. Поворачиваю голову в его сторону. Лежит на спине, как и я, глаза закрыты, лицо расслабленное. Наверное, тогда я впервые пришел к нему в гости и остался на ночь. А утром, когда открыл глаза и увидел расслабленную мордень Леви, то… прихуел. Он именно тот человеком, о котором если и говоришь «никогда» или «всегда», то имеешь в виду именно это. На людях никогда не заметишь, что он расслаблен. Он всегда выглядит так, будто в этой жизни ему ненавистно абсолютно все. На самом деле это далеко не так. У него есть свои ценности. Как и у меня. Как и у большинства людей. Но он о них всегда молчит. Довольно-таки хорошая позиция, ведь не к чему кому-то там знать о том, ради чего и по каким устоям ты живешь. Слишком сокровенно это. Вставать надо. До пяти еще часа полтора, так что не торопясь успею собраться, даже поесть заодно. Наверняка у Аккерман в холодильнике еще припрятана какая-нибудь вкуснятина, грех не умять. Поднимаюсь. Тыкаю Леви в грудь. – Поднимайся давай. – Я жду, пока ты смоешься отсюда. – Что, стоячок покоя не дает? Приоткрывает один глаз и передает мне все свои эмоции относительно моей охуенной шуточки. Не смешно ему, короче. Да и стояк у него тоже уже спал. Натягиваю свои джинсы. Иду в ванную комнату. Зубы чистить мне нечем, поэтому просто полощу рот водой. Во рту вкус отвратный, да и запах, в общем-то, такой же. От Леви, вроде, так не воняло. Что я, левый, что ли? Как обычно: пьем оба, а в говнище оказываюсь я. На полочке ищу дезодорант. Заодно и одеколон. От Леви частенько им пахнет. Балдею прям. Запах этот ему чертовски подходит. Не представляю, чтобы от Леви пахло как-то иначе, то есть либо запах тела или пота, либо этого одеколона. В комнате Леви не нахожу, зато чувствую, как помещение стало не намного, но свежее. Открыл окно. На кухне что-то гремит. Как я понял, дома мы одни, возможно, мать Леви тут и не появлялась. А может уже ушла. Кухня у Леви в светло-зеленых тонах. Небольших размеров, но думаю, что и вчетвером тут не тесно и есть возможность свободно передвигаться. Обои без рисунков, бледные, рядом со входом в самом низу немного отклеиваются. Кухонная стенка довольно простенькая, зато вместительная. Одна дверца не закрывается до конца и скрипит, если не ошибаюсь, там стоят кружки и тарелки. Холодильник чуть выше Леви. Ничего лишнего, в общем. Ни цветов в углу, ни картинок на стенах. Вроде минимализма, но старой версии. Вообще в купе все это выглядит довольно неплохо. У меня кухня хоть и дороже выглядит, но не так аккуратно, что ли. Леви ставит тарелки с разогретой едой, наливает себе чай. Помня то, что друг не сильно-то любит есть на своей кухне, предлагаю ему пойти в комнату. Отказывается. Но видно, что чувствует он себя тут не очень комфортно. Как будто в гости пришел. Как будто зашел в помещение в не очень удачный момент, и прервал дела, происходящие тут. Не знаю, стоят ли у него перед глазами те картины, но во всяком случае мысли об этом навязчиво лезут в голову. Пытается отогнать. Спрашивает что-то про то, не хочу ли я еще чего-нибудь. Отрицательно машу головой. Начинаю разговор о чем-то бессмысленном. Наверное, это хреново помогает отвлечься, но я стараюсь. Тихо тикают часы – единственное, что висит на стене. Время почти пять. Надо бы идти. В квартире тишина, если на секунду заткнуться и перестать нести бред. В ушах звенит. Собственное сердцебиение дает по ушам. У каждого из нас есть какая-то тайна, о существовании которой не знает никто другой. У меня ее нет. Как ни странно, но, наверное, все, что можно было рассказать, Леви я уже рассказал. Почему-то мне кажется, что у него также. По крайней мере, об этой его тайне знаю только я. Ну, и сами участники действий. – Я пойду уже, – поднимаюсь со стула. Леви следом. – Давай. В коридоре быстро одеваюсь, обуваюсь. Подаем друг другу руки, пожимая их, я в добавок приобнимаю Леви за одно плечо. – Пока. До своего дома добираюсь довольно быстро. Толком не обращаю ни на кого внимания, только на слишком яркий свет, слепящий глаза. Голова опять разболелась. Доходя до подъезда, думаю, закурить или нет. Вроде не тошнит. Но если покурить, то может станет еще хуже. Ладно, хуй с ним. Потом. Поднимаюсь на этаж, стучусь в дверь. Через несколько секунд слышу приглушенное: «Кто там?» – в ответ стандартное: «Я». Дверь открывается. – Привет. На пороге мама, в обычной домашней кофте и коротких джинсовых шортах. Не улыбается мне. Выражение лица совершенно обычное. Ну и че происходит? – Зачем понадобился-то? – вхожу, начинаю снимать верхнюю одежду. – Раздевайся сначала. Есть будешь? – Не, я у Леви уже перекусил. Кивает. Уходит на кухню. Настораживает меня эта ситуация. Не люблю я, когда загадками говорят или вообще нихрена не говорят. Мучает это. И любопытно и стремно одновременно становится: вроде как и нормально все, а вроде – вдруг случилось что-то такое, узнав о чем, может что-то значительно поменяться? Или незначительно. Люди не любят перемен. Я человек и тоже их не люблю. Когда они незапланированные, как снег на голову. Захожу на кухню. Мама мешает ложкой чай. Именно чай, воду, потому что сахар она никогда не добавляет. Сажусь напротив. – Ну, что там? Говори уже. –Ты же уже взрослый мальчик, правда, и должен понимать уже очень многое, так ведь? – поднимает на меня взгляд. Как будто сама сомневается в том, что говорит. Ну да, мам, мне уже семнадцать и я знаю, что такое секс, что значит курить травку и пить до блевоты. А еще я пытаюсь понять, в чем смысл жизни и отчего получается так, что нам постоянно приходится что-то терять. Думаю, со мной уже можно говорить на важные тему. В самом деле, что я, недалекий, что ли. – Да, мам. Кивает сама себе. А у меня сейчас глаз дергаться начнет. Ну, бля. Что там, ебаный ты в рот? – Я сегодня говорила с твоим папой… У-у. Мои отец и мать, когда разговариваю друг с другом, только и могут, что орать. Именно орать. Как дикие животные блять. Я надеюсь, они делали это хотя бы по телефону. – И? Давай, не тяни. – У него родилась дочь. Твоя сестра. У тебя теперь есть сводная сестра, или как это там называется, черт их поймешь, – чувствую злость. – А от тебя он отказывается. Не нужен ты ему. Говорит, ты уже вырос, и что прошло то время, когда он должен отсчитывать деньги для тебя. А он отсчитывал. Правда – отсчитывал. Каждый месяц кидал на карту одинаковое число нулей после однерки. Заебался, видать, папочка. Решил на другое деньги отстегивать. – Это все? – Да. Но это значит, что теперь на карманные расходы ты будешь получать меньше денег. Всегда она давала мне из тех самых. Они вообще у нее хранились, потому что я себя знаю – потрачу все на первую же пьянку. – И еще он сказал, чтобы ты завязывал. Наверное, он про твои гулянки. Не успела спросить. Или про «драки». Однажды он выкупал меня из-за решетки. Леви я тогда отмазал, себя под удар поставил. Один из тех раз, когда на нас вообще обратили внимание. – Я понял. Все? Для этого я должен был прийти сюда? – блять, и нельзя было сказать мне этого по телефону? Серьезно? – Еще я хотела сказать тебе, что сегодня к нам на ужин придет мой друг. Чего? Я не ослышался? Когда это мама водила к нам домой своих ебарей? Когда это она предупреждала меня об этом? – Э… ну ладно. – Вот и хорошо. Опускает голову. Снова мешает чай. Да остыл он уже, остыл. Иду в свою комнату, по пути стягиваю одежду. Хах… Сестра. Нахуй бы оно мне надо? Хорошо, что ничто не обязывает меня делать вид, что мне якобы не похуй. Взаимный похуизм родственников – куда катится этот чертов мир. Здесь, если отец и сын, то уже не равносильно доверию и любви. Здесь все чужие. Осталось только дождаться момента, когда все перестанут притворяться. Завязывать, значит… Легко тебе сказать, пап. Это не у тебя крыша едет. Но от кого-то же досталась мне эта херня. Или просто события так сложились. Или это Леви меня ко всему этому приучил? Даже и не помню уже… Кажется, я всегда любил немного поиздеваться над кем-то. Кажется, мне всегда доставляли удовольствие чужие страдания. Или я что-то путаю. Это не так-то просто – завязать. Нахер.