Мечтая о весне

Дверной полог качнулся в сторону, впуская в палатку резкий порыв ветра. Он словно ножом прорезал душную тесноту помещения, заставив лишенного доспехов Шанга вздрогнуть. Не было сомнений, чью рослую массивную фигуру разглядел он на фоне темнеющего вечернего неба. Шань Ю видел, как смотрел пленник на ложе, прежде чем сумел подавить выдающую его вспышку в глазах. Ничто не поменялось, он по-прежнему легко совмещал свои немалые габариты и непроницаемость - как если бы ожидал сопротивления, даже сейчас, когда Шанг со всем достоинством сдался в плен, став почетным заложником. Лицо гунна казалось нечитаемым в пляшущих тенях и отблесках огня, когда он шагнул ближе, нависая над коленопреклоненной фигурой Шанга. Если бы Шанг обрел вдруг свободу - он был выше, быстрее, обучался использовать слабости противника, даже такого, что казался похожим скорее на неумолимый утес, чем на человека, каменный и недвижимый. У него были бы шансы. Но Шанг сейчас не свободен, и запястья его крепко связаны за спиной. И это помогало Шань Ю преодолеть неподдельное обаяние пленника, человека, за которым охотно следовали его воины. Сам же Шанг всегда должен был казаться суровым и непреклонным, даже когда не желал таким быть, помня, что он лишь молодой необстрелянный солдат, ставший капитаном только потому, что его отец был генералом. Несмотря на все гадкие слова, что обычно говорил о гуннах, Шанг знал, что пахло от Шань Ю не хуже, чем от любого другого человека, проводящего длительную военную кампанию зимой - застарелым потом, лошадьми и дымом, сырой шерстью и железом. Мышцы на челюсти гунна дрогнули, выдавая старательно контролируемые эмоции; странные желтые глаза сверкнули. Он стоял слишком близко, смотрел слишком внимательно глазами, взгляд которых казался острым, как у его сокола. Шанг заставил себя поднять голову и выдержать этот изучающий взгляд, не позволяя себе отвернуться. Он не станет бояться. Став ценным заложником, все бесправие и унижение, которое придется испытать, он с радостью перенесет ради своей страны. - Как невежливо с нашей стороны, - пробормотал наконец Шань Ю. Акцент в его китайском был еле заметен, но голос оказался столь низким, что Шангу пришлось напрячь слух, чтобы расслышать эти слова, - после того, как вы дали слово и стали нашим почетным гостем, капитан Ли. Я должен извиниться за это недоразумение. Он поднял Шанга на ноги за его связанные руки, без малейшего усилия, и все, что смог сделать пленник - не оглядываться вновь на ложе, на Шань Ю, смотрящего на него, как на женщину (как он сам когда-то смотрел на Фа Пинга, но это было другое, Шанг бы никогда... не с зеленым юнцом под его командованием) или как сокол на мышь. Пальцы Шань Ю были на удивление ловкими и теплыми, касаясь кожи Шанга во время недолгой возни с его путами. Гунн на мгновение удержал руки Шанга в крепкой хватке, с издевательской заботливостью рассматривая его стертые запястья. - Не бойся, мальчик, - прошептал Шань Ю, наклонившись так близко, что Шанг мог ощутить его дыхание, достаточно близко, чтобы казалось - гунн вот-вот вопьется своими слишком острыми зубами в его шею (пленника не интересовало, на что это будет похоже) - но все же недостаточно близко, чтобы их тела соприкоснулись. - Я не стану заставлять тебя. Но он смог бы, если бы того пожелал - об этом без слов говорили мощные руки гунна, стальной хваткой сомкнувшиеся на запястьях Шанга. - Весна - это далекая мечта, - продолжал Шань Ю, ядовито-шелковым шепотом, наконец отпустив руки пленника и отступив на шаг назад, поделившись с ним теплой полстью с ложа. - Наши северные зимы холодны. Вы можете обнаружить, капитан Ли, что в конце концов мое гостеприимство не так уж нежелательно. В ту ночь Шанг лежал без сна на груде овчин с противоположной стороны очага от ложа Шань Ю, напрягая зрение, чтобы рассмотреть силуэт спящего гунна. Капитан сказал себе, что это лишь потому что Шань Ю доверился его слову чести, а не оттого, что он слишком беспомощен, так что даже враг может безбоязненно заснуть в его присутствии. Наконец сон одолел его, пусть даже сновидения Шанга и были беспокойными и мрачными, наполненными дрожащими тенями, тусклым красноватым отсветом костра и мерцанием наблюдающих за ним желтых глаз. Но холодно ему не было.