Люди и камни

Алагос из верных лорда Амрода вместе со своим отрядом мчался по улицам Гаваней, прорубая путь мечом, не разбирая, кто перед ним: эльда, адан, мужчина, женщина, ребенок... Жители защищали свой последний дом отчаянно, готовые биться на смерть с любым врагом, какой обрушится на них. Такого врага они не ждали, и тем не менее, бой кипел за каждую улицу и каждый дом. Вот человек без оружия бежит прочь, крича в панике, вот рядом с ним несется другой, совсем еще мальчишка. Алагос видел, как один из его соратников не обернулся на него, высматривая бойцов, могущих дать ему отпор... и в этот момент юный адан достал из-за пазухи пращу, раскрутил и послал увесистый камень прямо в затылок воину Первого Дома. Тот упал как подкошенный, и на мостовой под ним быстро растеклась лужица крови. Здесь невозможно было разобрать, кого щадить, а кого убивать, даже цвета одежды и доспехов ни на что не указывали с тех пор, как часть войска, пришедшего штурмовать Гавани, перешла на сторону защитников. А потому Алагос приказал своим рубить всех и сам поступал так же. Они двигались вперед по неширокой улице, ведущей вверх, к лесу и к окраине города. Эльдар здесь было немного, в основном люди, невысокие и темноволосые — остатки народа Халет. Они выходили из домов, чтобы сражаться, и сражались с яростью и упорством, которые нельзя не уважать, но тяжеловооруженные воины в конце концов опрокинули их строй, рассеяли по домам и проулкам, и теперь перед Алагосом остались в основном те, кто не пытался обороняться, а спасался бегством. Улица делала поворот, за которым дома становились ниже, приземистей, а вот проходы между ними — много шире. Люди все так же бежали перед наступающим отрядом, но впереди Алагос видел нечто, показавшееся ему разреженным строем. По правде сказать, убивать беззащитных было мерзко, и он почти физически ощущал, как с каждой оборвавшейся от удара его клинка жизнью на его душе остаются пятна, въедающиеся глубоко, так что вовек не смыть их. Но верность намного важнее. И месть за погибшего лорда — тоже. Так что в тот момент, увидев перед собой тех, кто готов дать отпор, он почувствовал облегчение и почти весело скомандовал своим бойцам сомкнуть ряды и приготовиться к настоящему бою. Но через еще несколько десятков шагов его ждало разочарование. Люди — под стать своим жилищам, еще более низкие и коренастые, чем народ Халет, уродливые и непропорциональные, с большими головами, длинными руками и слишком короткими ногами, недвижно стояли в два ряда напротив них. Их неуклюжие ладони сжимали оружие, но никто даже не пошевелился. Алагос подумал было, что это статуи, но разве могут изваяния смотреть такими живыми взглядами? "Уходите, — слышалось ему, хотя губы людей не двигались. — Убирайтесь из нашего дома." И от этих невысказанных слов в душе нолдо шевельнулась неуверенность, холодная и зябкая, чувство неправильности, которому только ярость битвы мешала обернуться испугом. Однако он не отступил и даже не замедлил шага. Враги не могли не видеть их, но все же не шевелились, хотя расстояние стремительно сокращалось. Двадцать шагов. Десять. Пять. Два... Алагос подскочил к ближайшему человеку, сжимавшему обеими руками массивный топор с широким лезвием. Поднял щит, ожидая удара, но того не последовало. Оружие все так же застыло в руках противника. И тогда нолдо, замахнувшись и вложив в удар всю массу своего тела, рубанул адана по шее, которую тот и не думал защитить. Но клинок звякнул и отскочил, словно от камня. И тогда Алагос замер на мгновение. Значит, все-таки истукан? Но человек все еще стоял на своем месте и смотрел на врага с ненавистью. Алагос замахнулся еще раз — теперь точно по макушке, чтобы расколоть ничем не защищенный череп. Удар — и снова только звон, а человек цел и невредим. Снова по шее — и на этот раз голова упала к ногам эльфа, обнажив неровно отколотую каменную шею. Каменную! Уж на сколе материал невозможно было не узнать. Алагос огляделся. его бойцы точно так же рубили и крушили изваяния, не веря, что они неживые. И действительно, напротив теперь был только камень, но на краю зрения ощущалось какое-то неуловимое движение, как будто другие люди каменными не были. И как они смотрели... — Остановитесь! — закричал он. — Вы ломаете статуи! Бросив меч в ножны, Алагос нагнулся и поднял тяжелую каменную голову. Теперь было видно, что вытесана она грубо, топорно, и любой мастер-эльда назвал бы такую работу пустой тратой материала. И как можно было принять это за живое лицо? Он рассмеялся, немного деланно и нервно, поворачивая этот бесславный трофей так и эдак, и вслед за ним стали смеяться и остальные. Алагос оглядел поле этого странного боя — повсюду валялись осколки статуй и настоящее оружие, выпадавшее на землю, когда ломались державшие его каменные пальцы. Даже хорошо, что не люди. Но все же истуканы-защитники выполнили свой долг: улица была пуста, люди успели скрыться. Дома смотрели на захватчиков пустыми темными окнами, а между ними или у дверей кое-где стояли такие же изваяния, но теперь они уже никого не могли обмануть. Эльфы спокойно шагали мимо, намереваясь дойти до конца улицы, и оттуда уже выйти за окраину города, чтобы не возвращаться долгой дорогой. К тому же, в отряде было несколько легко раненых, которые могли идти и сражаться, но все же стоило найти спокойное место вдали от гущи сражения, чтобы остановиться и оказать им помощь. Боковые ворота оставили распахнутыми. Люди спасались через них и не думали закрывать, и вокруг никого не было — только парочка уже привычных статуй. Поначалу Алагос и его воины нервно оглядывались на них, но затем привыкли и не обращали внимания, на застывшие фигуры, которые, казалось, наблюдали за каждым их шагом. Они обнаружились не только на улице и перед воротами — стояли и на дороге, ведущей от города через лиственный лес, в котором уже сгущались вечерние сумерки. Здесь, под деревьями и впору казалось остановиться. Опасаться здесь было некого, так что Алагос выставил пару дозорных, определил раненых в лекарю, а сам устроился под раскидистым кленом отдыхать. К нему присоединились и остальные. — Здорово же твоя родня нас провела, — почти дружелюбно обратился он к очередной статуе, мужчине с палицей, такому низкорослому, что он не очень-то возвышался над сидящим нолдо. — И ведь поближе глянуть — дрянная же работа, как можно было за человека принять? Вот в чем ваш секрет, не скажешь? Истукан, конечно же промолчал, а к странному ощущению, что перед ним не бездушный камень, Алагос уже привык. — Что-то в вас такое есть... — протянул он, подавив зевок. Он и правда очень устал за этот день. Устал не столько от битвы, сколько от необходимости каждое мгновение осознавать, с кем идет эта битва. И сейчас мог разве что разговаривать со статуей, постепенно проваливаясь в сон. — Нам есть чему поучиться у этих людей, — подал голос Ринмир, один из его воинов. — Это верно, — Алагос кивнул. — Вот бы и мы умели делать таких стражей! Если эльдар обманулись, то гламхот и подавно стали бы сражаться с камнем. И все-таки смотреть на фигуру адана было совсем неуютно. Алагос поднял валявшийся у корней дерева маленький камушек и кинул в статую. Та, конечно же, не шелохнулась, а вот нолдо стало спокойнее. — Ладно, я, пожалуй, спать, — добавил он, заворачиваясь в плащ. — Удивительный все-таки народ... Ринмир и остальные, за исключением дозорных поступили так же. Под взглядами истуканов некоторые ворочались, натягивали на лица капюшоны, чтобы их не видеть, но этим воинам доводилось встречать и худшее. — Благодарствую. Уж похвале от эльфа всякий рад. Это было последним, что услышал Алагос, а затем тяжелая булава со стальными шипами опустилась на его череп. В тот же миг дозорные упали, сраженными вылетевшими из древесной тени стрелами. А следом за первой, ожили и другие статуи, и из тайных укрытий вышли еще воины друэдайн, готовые отомстить за разоренный город и погибших соплеменников.