***
Вся его уверенность улетучилась следующим же утром, как только Юра вновь предстал перед зеркалом в ванной. Говорят, что утро вечера мудренее… Врут. На утро от вчерашних вечерних решений болит голова, а идеи, которые казались удачными ещё ночью, утром выглядят блажью. Будто каждый солнечный лучик рассвета бьёт тебе в глаза, лишь чтобы сказать, что у тебя ничего не получится. И всё же намерение Плисецкого крепло с каждой секундой по мере того, как он осматривал в стекло своё полуголое тело. Слишком стройное для почти взрослого пацана, как казалось ему, со слишком женственными изгибами, почти что выраженной талией, слишком выступающими ключицами, слишком ровными и округлыми линиями плеч, слишком плоским и гладким животом и слишком аккуратным углублением пупка посередине. Всё это делало из него гибкую, безупречную приму на льду, но за пределами катка юноша казался себе каким-то ошибочным, дефективным, не таким, как нужно. Он всё ждал перемен, но, чёрт возьми, у того же Леруа мышцы явно не выскочили на теле просто так в день восемнадцатилетия! Юноша оперся на раковину и, наклонившись ближе к зеркалу, провел рукой по своему испещренному щетиной подбородку. Волоски были жёсткими, но настолько светлыми, что, не пройдясь по ним рукой, никто бы не определил, что у Юрия Плисецкого растёт щетина. Даже сейчас, глядя на себя почти вплотную, Юрий едва мог её видеть. С разочарованием выдохнув, Юра нанес пену для бритья и принялся безжалостно сбривать невидимые признаки своей мужественности. Яков говорил, что после первого бритья они должны стать жестче, но этого не происходило до сих пор. Юрий даже думал отрастить бородку, как у Эмиля, но услышав, как Лилия настаивает на том, чтобы он гладко брился, понял, что идея провальная. Лилия была полной противоположностью Якова – никогда не кричала и не давала волю недовольству, но за годы проживания с хореографом Юра понял, что ослушаться её может быть куда страшнее, чем тренера. Поэтому как только он привёл себя в порядок и оделся, то прошел в гостиную, чтобы сообщить именно Барановской о том, куда он собирается. - До самолёта ещё 7 часов, так что я съезжу на Пионерку, мне приятель хочет кое-что с собой в дорогу дать, - стараясь звучать как можно естественнее, соврал молодой человек. - Бухло ты с собой не повезёшь! – прогремело с кухни, как только Лилия лишь успела открыть рот для ответа. Испуганная кошка соскочила с её колен и сиганула за диван. Плисецкий невольно хлопнул себя рукой по лбу. Вот почему он решил отпроситься именно у Барановской, а не у Якова. - Это не бухло, блин, он хочет дать мне что-то типа талисмана, как я понял! – оправдываясь, обратился он к выглянувшему из кухни Фельцману. - Что же твой друг сам тебя не навестит, если знает, что ты весь в сборах? – строго, но резонно спросила бывшая прима Большого Театра. - Ну, он не успевает с подработки, - выпалил парень первую пришедшую в голову отмазку, стараясь без колебаний смотреть преподавательнице прямо в глаза. - Ладно, беги, но чтобы к половине третьего кровь из носа был здесь. – Наказала Лилия и одним метким взглядом заткнула нахмурившегося Якова, который, было, хотел возразить. Юрий же, не дожидаясь дальнейшего обсуждения, сунул ноги в утеплённые кеды, сорвал с вешалки любимое леопардовое пальто и бросился прочь, напяливая его на ходу. Хоть в одном он не соврал – парикмахерская «Эстетикс» действительно находилась на Пионерской. Хотя Юрий и не записывался, очереди почти не было, и парня сразу провели в мужской зал. Парикмахерша работала неспешно и аккуратно, иногда задавая уточняющие вопросы. Плисецкий же старался не смотреть за тем, что она делает – ему хотелось увидеть уже законченную стрижку, чтобы ощутить всю яркость перемены в себе. Чтобы отвлечься, молодой фигурист то и дело ковырялся взглядом в складках своего пальто. Какое же оно было охуенное! Он чертовски обожал этот принт и это тёплое пальто, сидящее ему прямо по фигуре. Обожал настолько, что даже простил ему тот раз, когда не смог нормально замутить с девушкой из-за того, что у неё оказалось точь-в-точь такое же пальто. Как-то стрёмно, честно говоря, мутить с девчонкой, которая считает, что ты одеваешься в бабские шмотки. - Ну вот, готово! Как вам? Плисецкий взглянул в зеркало и удовлетворенно улыбнулся. На самом деле ему хотелось подскочить к зеркалу и хорошенько расцеловать его, но это действие вызвало у парня настолько сильную ассоциацию с Джей-Джеем, что его на мгновение затошнило. Поблагодарив парикмахера, Юра безо всяких сожалений оплатил администратору стоимость стрижки и направился обратно. На подходе к дому Лилии волосы, конечно, пришлось распустить вновь, но Плисецкому это не мешало. Он нет-нет да и запускал руку под длинные пряди, чтобы лишний раз притронуться к модно выбритому низу затылка. Иголочки волос приятно кололи ладонь, а прохладный осенний ветерок колыхал белые пряди и заставлял уютные мурашки бежать вниз по шее и спине юноши. Никто из прохожих не мог видеть его новой стрижки, но Юрию казалось, что они чувствовали перемену в нём, они знали, потому что они смотрели на него как-то совсем по-новому. Может, потому что перед ними был новый Юрий Плисецкий. И этот Юрий Плисецкий отличается от былого себя не только прической, но и тем, что непременно сможет победить на этапе Гран-При в треклятой Канаде, кем бы ни были его противники.***
Перелёт в Канаду занял не меньше 15 часов, добрые 5 из которых Плисецкий пытался устроиться в неудобном кресле самолёта так, чтобы волосы случайно не сползли во время сна с его затылка, преподнеся приятный сюрприз Якову с Лилией. Лишь на шестом часу полёта опухший от нервяка мозг парня наконец сообразил, что на его чёрной толстовке имеется капюшон. Юра натянул капюшон почти до самого лба и старался не снимать его всю дорогу до отеля, хотя такой наряд совсем не подходил по стилю к его верхней одежде. Лишь оказавшись в холле отеля, Плисецкий позволил себе немного расслабиться, а зря… - Приличные люди снимают головные уборы в помещении, - буркнул Фельцман, бесцеремонно сдергивая с блондинистой головы воспитанника капюшон, пока Лилия говорила с администратором за ресепшном. - Не надо. Уши мёрзнут, - юноша едва успел зацепить капюшон пальцами за секунду до того, как тот окончательно свалился с головы. - В России они у тебя не мёрзнут, - проворчал Яков, хватая ручки чемоданов Лилии и своего и двигаясь к лифту. «В России не так противно», не успел сказать Юрий. На самом деле он лукавил, ведь в Канаде был один значительный для него плюс: он наконец жил в номере отдельно. Похоже, в этот раз тренер и хореограф решили, что их мальчик уже достаточно большой, чтобы не смущать его своим круглосуточным присутствием в номере. Поэтому как только дверь в собственный одиночный сьют захлопнулась за спиной Юры, парень громко и облегчённо выдохнул. Прилетели они довольно рано, и, хотя Яков строго-настрого наказал Юре немедленно отправляться обкатывать местный лёд, молодой человек решил позволить себе хотя бы 15 минут поваляться в номере и побить баклуши, листая соцсети. Кровать была непривычно мягкой, и Юра почти тонул лицом в подушке. Минут пять он лежал лицом вниз, закрыв глаза и чувствуя, как подушка нагревается от его дыхания. Капюшон уже давно болтался сзади, и рука сама скользнула по колючему затылку, приподняла спадающие на него волосы. Жаль, что он пока не может сфотографироваться с новой стрижкой в инстаграм. Хотя… Юра чуть повернул лицо в сторону, чтобы часть его была видна из-за бугров подушки и сделал несколько себяшек сверху, после чего заблокировал мобильник и отбросил его подальше, дабы удержаться от соблазна. Когда-нибудь он выложит эти снимки, но не сегодня.***
Вопреки ожиданиям Юры, на катке было не так много народу. Расчёт Якова приехать на день раньше большинства других участников этапа Гран-При в Канаде был правильным. Сам тренер, сопроводив главную надежду российского фигурного катания на место тренировки, сообщил, что им с Лилией нужно уладить несколько вопросов с организаторами, поэтому «встретимся вечером в отеле». Юра в ответ лишь кивнул, стараясь не выдать излишней радости. Один на катке, без фанатов, репортёров, Лилии с Яковом. Никого, за исключением пары суетящихся то тут, то там представителей обслуживающего персонала. Пустой зал и высокий – кажется, до неба – потолок, разлинованный аркообразными деревянными балками и испещрённый стройными рядами мелких лампочек. Лёд кристально чистый, и коньки легко свистят по нему, отвечая на каждое даже самое незначительное движение ноги или корпуса молодого спортсмена. Юрий сладко тянется, проезжая вдоль ограждения, одёргивает задравшуюся чёрную водолазку с короткими рукавами и снимает с запястья одной из одетых в тонкие чёрные митенки рук резинку. Отталкивается одной ногой, и пока коньки лениво несут его вперед по инерции, собирает волосы в гордый высокий хвост, ладонью тут же проверяя, открыт ли обритый низ затылка. Голову Юрия тут же приятно холодит, и он на пару мгновений закрывает глаза, набирая скорость и выезжая на самую середину. Он знает, что должен тренировать свои программы и прыжки из них, но, чёрт возьми, как давно он вот так не разгонялся, полностью отдавая себя во власть льда и скорости! Иногда открывая глаза, чтобы ни во что ненароком не вписаться, юный фигурист краем глаза замечал, как сотрудники катка отрываются от своих дел и наблюдают за ним, заворожённые уверенным очарованием «Русской феи». Больше Юра не чувствовал в них ласкового умиления от маленького мальчика, столь искусно катающегося для его 10, 13, 15 лет. Теперь это было полноценное восхищение взрослым грациозным фигуристом. Юра знал этого, ощущал не сводимые с него взгляды, купался в них с каждым новым прыжком, с каждым вращением, забывался настолько, что не мог вычленить среди этих взглядов два самых пристальных и заинтересованных. Обладатели обоих этих взглядов стояли в тени у двухъярусных трибун и следили за каждым движением своего конкурента. - Кажется, в кошечке породы Плисецкая что-то изменилось. Не находишь? – задиристый смешок. - Потрясающая наблюдательность для человека с твоими умственными способностями, - спокойный, но безжалостный сарказм. - Не надо завидовать. Королева ведь и должна быть во всём под стать своему Королю, разве нет? – смуглая ладонь Джей-Джея демонстративно пробежалась по чёрному ёжику волос на затылке канадца. - Это какому? Уж не тебе ли, король кленового сиропа? – Отабек сделал пару шагов вперед, и, поравнявшись с собеседником, расслабленно прислонился спиной к стене. - А кому ещё? - Ну, знаешь, купил бы ты себе очки, знал бы, что не один носишь похожую стрижку. – По обычно невозмутимому лицу казаха пробежала едва заметная усмешка. Хоть Алтын этого и не показывал, но самодовольные выкрутасы Жан-Жака всегда чертовски забавляли его. - А ты не ревнуешь? – самопровозглашенный король хитро прищурил серо-голубые глаза, на секунду отрываясь от восхитительной точёной фигурки Юрия в обтягивающих чёрных одеждах, чтобы бросить взгляд на соперника. – Слышал, нам обоим нравятся стройные блондиночки, а? В ответ Отабек лишь фыркнул, слегка нахмурив брови – привычный для него, казалось бы, непроизвольный жест сейчас выражал совершенно иное, чем обычно – смущение и внутреннее напряжение на случай, если легкомысленный канадец захочет продолжить эту тему. К счастью, даже у напористого Жан-Жака в этот раз хватило ума вовремя остановиться. Ещё бы: вот уже три года оба фигуриста упорно игнорировали любые упоминания о том судьбоносном дне. Джей-Джей лишь весело отмахивался, когда его спрашивали о золоте на Российском этапе Гран-При 2015 года, а серебряный призёр того же соревнования, Отабек, и вовсе молчал. Вот и сейчас он молча смотрел на то, как увлечённый тренировкой Юра змейкой скользит по голубому льду, как качается туда-сюда хвостик на частично выбритом затылке, и думал, что ему всё-таки нравятся блондиночки. Определенно. Поэтому в тот день, три года назад, им с Джей-Джеем хватило ума заказать именно светловолосую тёлочку. Помнится, изначально дружелюбный Леруа предложил просто распить припрятанную в его номере бутылку чёрного рома – отметить их высокие места на одном пьедестале. Ему тогда уже стукнуло 18 лет, и будущий король всё храбрился, бил себя в грудь, что возьмет ответственность на себя, если вдруг вскроется, что 17-летний Алтын хлестал алкоголь в чужом номере. Но юный Отабек, хоть и нечасто прикладывался к бутылке, к 17 годикам и без него знал, как пить и как при этом не спалиться. Ароматный ром, терпкий, но не горький, мягко обжигал пищевод. Парни купили колу, чтобы запивать его, но в итоге единогласно решено было пить «по-взрослому». Скоро мозги плыли у обоих. Но мозг Жан-Жака заплыл дальше. Именно он, опьяненный новообретенной вседозволенностью, предложил товарищу по катку вызвать шлюх. Свободных денег у ребят было немного, поэтому было решено скинуться на одну девочку, зато получше. Прибывшую к фигуристам блондиночку нельзя было назвать совсем уж красавицей, но уровень алкоголя в крови переводил её из ранга «сойдёт» в ранг «вполне». Парни сразу договорились, что проведут с гостьей время по очереди, и обладатель золотой медали, конечно же, вызвался быть в этой очереди первым, однако Алтын с этой расстановкой был не совсем согласен, и пары минут в компании стонущей под ласками Леруа обнажённой тёлочки хватило, чтобы молодой казах понял – он не собирается ждать и отдавать всё самое вкусное Джей-Джею. Вот и сейчас, несмотря на неловкое молчание, повисшее между двумя брюнетами, каждый из них думал о том, чтобы «самое вкусное» не досталось другому. Вот только в этот раз речь шла не о проститутке. Проституток снимают, трахают и забывают на следующий день. Скользившее же перед парнями, едва касаясь льда, лёгкое, воздушное существо они оба не могли выкинуть из головы битых несколько лет. Жан-Жак был посмелее: нет-нет, да и подкатывал к хорошеющему с каждым днём Юре с набором вульгарных комплиментов. Алтын же, видя, как бесится с такого Плисецкий, не пытался специально предпринимать что-либо, но если можно было перекинуться с Юрой парой ободряющих шуток на перекуре или подбросить его до куда-нибудь на мотике, казах никогда не упускал момента. И теперь, когда русский фигурист стал взрослее, рассудительнее и спокойнее, им обоим казалось, что протяни они руку – и смогут с легкостью поймать эту невесомую ледяную фею. Однако эта иллюзия разрушилась, как только взгляд прекрасной феи упал на наблюдающих за ним противников. Молочно-белые щёки вспыхнули, а гладкое, безупречно красивое лицо исказилось во враждебной гримасе. Притормозив, Юрий выбрался со льда рядом с противоположным входом. Пока русский юноша зачехлял коньки, Джей-Джей уже успел пробежать большую часть разделявшего их расстояния, и Отабек нехотя оторвался от стены и зашагал в том же направлении, понимая, что без его непосредственного участия быть беде. - Ты хорошеешь не по дням, а по часам, моя радость, - запыхавшийся Леруа склонился перед Юрием в услужливом поклоне. - А ты, вижу, тупеешь в том же темпе, что и раньше, - парировал Плисецкий, прилагая монументальные усилия к тому, чтобы не взглянуть в сторону канадца. Сделать это было и правда сложно – на Леруа невозможно было не смотреть, а уж игнорировать нереально тем более. Где бы этот обворожительный придурок ни находился, он наполнял помещение своим присутствием сверху донизу. - Вижу, ты по мне соскучился. Даже отборным русским матом не поливаешь. Прогресс налицо. - Я просто израсходовал на тебя весь свой запас нецензурщины за время нашего знакомства. - Что ж не написал-то, когда доехал? – без лишних приветствий поинтересовался подошедший к парочке Алтын, опираясь на ограду рядом с Юрием и зевая. - Я твитнул же, - усмехнулся Юра, вставая, - Здорова, Бека! - Ну, здорова. Знаешь же, что я не сижу в этих ваших твиттерах. - А мне разве не положено приветствие, мадемуазель? – прикинулся обиженным Жан-Жак. - Могу поприветствовать коньком в табло, - Плисецкий натянул на лицо нарочито притворную улыбку и тут же отвернулся от обоих мужчин, просовывая руки в рукава олимпийки. На сей раз юношей руководило не только желание прервать беседу как можно быстрее, но и стремление показать обоим знакомым свою новую гордость, своё преображение. Юрий перекинул торбу с коньками через плечо и с чувством выполненного долга зашагал к выходу с катка, с наслаждением чувствуя, как по выбритому месту на затылке бегут мурашки от двух пристальных взглядов. - Эй, классная причёска, - только и успел крикнуть на прощание Жан-Жак, когда Юрий скрылся за дверью. Бесит. Бесит, бесит, бесит. Этот раздражающий придурок просто не может обойтись без своих скользких комплиментов, от которых руки потом часами трясутся. А Отабек с каких пор с ним тусуется? Он же гораздо лучше этого выскочки, гораздо спокойнее, разумнее… Что с этими двумя вообще?! Но всё же… «Эй, классная причёска» Плисецкий провел пальцем линию по выбритой части затылка и тихо улыбнулся.***
Жан-Жак Леруа привык рисоваться. Он без этого не мог. Ему это было нужно. Вот и тогда, три года назад ночью в отеле в центре Москвы он рисовался. Грубо подтащил к себе по кровати шалаву, держа её за облачённую в чулок ножку, и бросился на неё, словно голодный дикий зверь в попытках растерзать. Пальцы блуждали то по нежным бокам и бедрам, то по шершавой коже выбритой киски, то по влажному клитору. Его член был напряжён так сильно, что хотелось выгнуться в спине от этого почти болезненного ощущения. И всё-таки алкоголь притуплял даже это, отравляя организм Жан-Жака больше и больше с каждой секундой до тех пор, пока его восприятие реальности не превратилось из сплошной киноленты в россыпь слайдов, часть которых потерялась, и между ними – лишь чёрный экран. Шлюха стонет, извивается под ним. Чёрный экран. Открывается дверь ванной. Чёрный экран. Отабек подходит к кровати и пьяно срывает с себя толстовку. Чёрный экран. Полуголый Отабек в одних брюках высится над кроватью. Чёрный экран. Отабек ставит колено на кровать и без лишних церемоний за волосы разворачивает сучку к себе. Та упирается рукой в грудь Жан-Жака, пытаясь то ли схватиться за него, то ли оттолкнуть. Чёрный экран. Взгляд Отабека спокойный, прямой, какой-то самую малость презрительный, и даже румянец на щеках не выдаёт его эмоций, пока шлюха трётся о его полураздетое тело, облизывает его грудь. Джей-Джей злится, что он вот так неожиданно оставлен за бортом. Он подползает к ним, пытаясь всё ещё оставаться частью происходящего, но на тёлочку он больше не смотрит. Его взгляд сцепился с невозмутимым взором Алтына. И пока он, пьяный в жопу, пытается понять, что делает и зачем наклоняется так сильно вперёд, сознание на секунду отрезвляет резкая боль – Жан-Жак чувствует, как большой и средний пальцы казаха с вызовом сжимают его шею сзади у самого её основания. Блеснувшее на секунду сознание вновь расплывается, и без лишних вопросов Леруа подаётся вперёд. Ч ё р н ы й э к р а н. Джей-Джей трёт основание шеи так, как будто это было только что, а не три года назад. Кажется, это чувство пробивающейся сквозь опьянение давящей секундной боли всё ещё с ним, когда он смотрит, как Отабек даёт интервью репортёрам. Он идет вторым после короткой программы. За ним Юра. Жан-Жак – кто бы сомневался – первый. Но Алтын, конечно, отвечает в микрофоны, что завтра он изменит расклад и опередит канадского короля. Отвечает коротко и по делу, без пафоса. «Как скучно!» - думает Жан-Жак, пробегаясь глазами по фойе гостиницы и останавливает взгляд на том, кого давно искал. Юрий Плисецкий стоит в стороне ото всех и периодически отпивает воду из пластиковой бутылки в руках. На нём – полупрозрачный голубой обтягивающий костюм, на плечах болтается небрежно накинутая олимпийка. Жан-Жак хочет, чтобы Юрий снял её, уж слишком Плисецкий в этом наряде похож на Снежную Королеву. ЕГО Королеву. Только эта Королева достойна стоять рядом с Королём Джей-Джеем на втором месте пьедестала. Он бы с радостью поставил Юрия на первую ступень с собой рядом, если бы мог. К несчастью для прелестной Королевы, первым может быть только один. Жан-Жак усмехается, когда Юрий подскакивает при виде репортёров, словно напуганный кошак, и жмётся спиной к стене. Леруа ловит себя на мысли, что Юрий не впервые за сегодня реагирует так на чьё-то приближение сзади или сбоку. Неужели… - Думаешь, скрывает свой ёжик? Жан-Жак оборачивается и смотрит на Отабека, лениво заталкивающего в рот пластинку жевательной резинки. - Хочешь проверить? – канадец заговорщицки склоняет голову вбок. Казах не произносит в ответ ни слова, его выражение лица остаётся таким же нечитаемым, хоть челюсть и ходит туда-сюда, разминая во рту жвачку. И всё же он первым делает шаг в сторону толпы репортёров. Джей-Джей срывается с места сразу за ним, и они наперегонки шагают под объективы камер. Канадец всё-таки успевает первым. - Эй, как насчёт фото трёх первых мест на память? – кричит он, полностью игнорируя тот факт, что соревнование закончится только завтра. Главное, чтобы папарацци клюнули на это. И они клюют, обрушивая на Юрия и Жан-Жака шквал фотовспышек. Юра вынужден сдавленно улыбаться или хотя бы не кривиться в камеру, и у него это получается ровно до тех пор, пока чьи-то пальцы не пробираются под его распущенные белые волосы и не ложатся на шершавый бритый затылок. Юра начинает закипать. Он успевает придумать тысяча и один способ жестокого убийства Леруа, когда вдруг между пальцами канадца и кожей его головы легко и уверенно протискивается тёплая ладонь и, слегка помассировав чувствительный затылок юноши, застывает. Юра почти ничего не видит из-за вспышек. Щурясь, он косится в другую сторону от Жан-Жака и обнаруживает там невозмутимое, как всегда, лицо Отабека. Алтын смотрит точно в объективы камер, не отвлекаясь ни на секунду. Он даже бровью не поводит, когда одними губами произносит так, чтобы это было слышно только одному Юрию: - Теперь шлем будет лучше сидеть на тебе, когда мы с тобой поедем кататься на моём байке. Его едва слышные слова грохочущим эхом повторяются в голове русского фигуриста, вспышки застилают глаза белым листом, а захлестнувшие изнутри эмоции путаются, словно наушники, небрежно засунутые в карман куртки. В какой-то момент Юра непроизвольно срывается с места и, не оглядываясь, ускоряет шаг по направлению к коридору. Ему кажется, что он не слышит ни звука, до такой степени ему закладывает уши. Только у двери своего номера парень понимает, что всё это время бежал. Только вот то, от чего он старался тем самым спастись, так и осталось с ним. Сводящее с ума чувство опасной близости того, чего он так желал с самого начала.***
- Юра, сиди спокойно и не дёргайся. Тебе выступать с произвольной программой уже через три часа. - Тогда можно как-нибудь без этих бабских штуковин? - Бабских? – Лилия непреклонно качает головой и набирает на кисточку немного туши, подкрашивая светлые ресницы воспитанника, - Ты должен знать, что все артисты мужского пола немного подкрашиваются, это называется сценический макияж. - Прекрасно знаю, - ворчит в ответ Плисецкий, жмурясь, когда по его лбу проходится спонж с легким тональным кремом. - Тогда не дёргайся и постарайся настроиться на выступление, - увещевает Лилия, разворачивая Юру на стуле к зеркалу. На туалетном столике их с Яковом номера она находит нужную расчёску и принимается укладывать ею пшеничного цвета волосы Плисецкого. Тот дышит глубоко и уже даже не волнуется. Он знал, что этот момент рано или поздно настанет. Вечно скрывать всё равно бы не вышло… - Юрий! Что ты натворил?! На голос бывшей примы прибегает Яков и после секундного молчания детонирует отборной отечественной руганью, припоминая всю династию Плисецких до десятого колена. Молодой человек стыдливо опускает голову и кусает влажные от бальзама губы. Он привык к тому, что Яков вечно орёт, но сейчас ему почему-то становится совестно перед ним. Ему хочется закрыть уши, но он не решается, поэтому слышит, как через вопли Якова пробивается на повышенных тонах голос Лилии. Прислушавшись, юноша понимает, что Лилия повышает голос совсем не на него. - Я сказала, успокойся! – не терпящим возражений тоном гаркает она, и Яков, не в силах перечить, недовольно скрещивает руки на груди. В наступившей тишине Юра вдруг чувствует, как две маленькие ладони ободряюще ложатся на его плечи. - Если ты так сильно хотел что-то поменять в себе, то мог сделать это, не скрывая от нас, - голос Барановской звучит неожиданно по-доброму, и Плисецкий поднимает голову, улавливая в нем едва заметные материнские нотки, - Ты хорош таким, какой ты есть, Юрий – что на льду, что за его пределами. Природа одарила тебя потрясающей красотой, но она – ничто без той силы, что ты в себе воспитал. Ты можешь гордиться собой, а я горжусь тем, каким прекрасным молодым мужчиной ты растёшь. Но этот твой поступок – не показатель мужества, которое ты так хочешь проявить в себе. Настоящий мужчина ломает преграды на своем пути и добивается своей цели открыто, а не окольными путями. Запомни это. Длинные тонкие пальцы с выкрашенными темно-красным шеллаком ногтями легонько сжали плечи российского фигуриста, и он, не решившись повернуться к Лилии напрямую, взглянул на её спокойное строгое лицо в зеркало. - Тогда… Я могу попросить сделать мне такую причёску, чтобы все сегодня увидели моё мужество? – смиренно спросил Юрий и увидел в отражении, как уголки губ Барановской слегка приподнялись в утвердительном ответе.***
- Да, спасибо! Спасибо тебе, дедуль! Я… - Юрий хотел сказать «я бы не справился, если бы не ты», но голос внезапно дрогнул, сломался, и молодому фигуристу пришлось отстранить трубку от уха на пару секунд, чтобы проглотить застрявший в горле комок радости, - Я скоро приеду к тебе, обещаю! Как только смогу! – выпалил он прежде, чем попрощаться с дедушкой и закончить звонок, ради которого выбрал самое укромное место на спортивной арене. Сюда, в рекреацию на последнем этаже арены, допускались лишь участники и сотрудники, но сейчас, когда этап Гран-При завершился, здесь уже не было ни души. Только он, уже снявший коньки, но всё ещё облачённый в обтягивающий чёрный костюм с блестящими полупрозрачными вставками на боках и бедрах. Сегодня он – восхитительный чёрный лебедь, на груди которого сияет самая яркая в мире звезда – заслуженная золотая медаль. Юре казалось, драгоценный металл должен быть холодным, но вместо этого золото обжигало кожу юноши даже через тонкую ткань, и вся его грудная клетка переполнялась жаром. Он справился. Перешагнул черту, оставил позади всех соперников, оставил позади старого себя, который… - Может быть, вместе отпразднуем твою победу? – звонкий, веселый, раздражающий едва ли не до мозолей в ушах голос вывел русского фигуриста из ступора. - Тебе-то что праздновать? Третье место? Твоя корона сегодня упала, - нервно усмехнулся Юрий прямо в наглое лицо возникшего прямо перед ним Джей-Джея. - Мне не жалко разок уступить свое место прекрасной леди, - канадец, казалось, совершенно не огорчился своему проигрышу, - Я бы уступил и раньше, если бы знал, что тебе так идёт корона, Юрочка… - Леруа протянул руку, чтобы поправить на Юре ту самую корону. Едва его пальцы успели коснуться опоясывающей голову Русской Феи косы, которая, словно экватор, разделяла выбритую и нетронутую часть его затылка, как Плисецкий строптиво отдёрнул голову от смуглой руки и медленно отступил на пару шагов. - Отвали от меня, - ещё один осторожный шаг назад, и спина Юрия уперлась во что-то прямое и твёрдое, что юноша принял бы за стену, если бы оно не было таким тёплым. - Классная стрижка, Юр, – губы Отабека так близко к его затылку, что Плисецкий почти осязаемо чувствует, как казах легонько улыбается одними уголками губ, - Ты бы мне, блин, сказал, я бы сам выбрил тебе хоть затылок, хоть виски, хоть что попросишь. При словах «что попросишь» у блондина в животе что-то опасно защекотало. Он думал, было, отстраниться, повернуться к старому знакомому лицом, но растерялся, заметив, как неожиданно близко успел подобраться к нему Жан-Жак. - Да, наша Фея сегодня превзошла сама себя, - Леруа усмехается бесстыдно, открыто, совсем не так, как обошедший его сегодня на пьедестале победителей Отабек. - Я больше не Фея! – Плисецкий инстинктивно сильнее вжимается в непоколебимую фигуру Алтына позади себя, будто ища у того защиты, и тут же чувствует, как теплые надежные руки бережно обвивают его талию, сходясь ладонями на животе. Под ними – глубоко внутри юноши – тут же начинает набухать какой-то напряжённый узелок, но это лишь придаёт русскому уверенности. - Забудь свои бабские клички! Теперь я – Король, и я не собираюсь возвращать тебе этот титул! – разгоряченно бросает Юрий в лицо канадца. - Король? Ну, уж нет. Король всегда должен быть сильным и мужественным, даже когда он не хочет и не может этого, он не имеет права быть другим. Другое дело Королева… Королева имеет право быть сильной, мужественной, но одновременно изящной и пленяющей. – Джей-Джей понижает голос до полушепота, подходя всё ближе и ближе… - Ты хочешь стать более мужественным, чтобы нравиться себе, - Плисецкий легонько вздрагивает, чувствуя, как щетинистый подбородок Алтына касается светлых иголочек волос прямо за его ухом, - но ты должен понимать, что никто, включая самого тебя, никогда не сможет отнять у тебя твою кошачью грацию… - Твоё неповторимое изящество… - добавляет Джей-Джей, и Юра видит, как его взгляд поднимается, смыкаясь со взглядом черных глаз Алтына прямо за его спиной. - Твою царственную утончённость, - тихо продолжает казах, - Об этом ни я, ни Джей-Джей даже мечтать не можем. Мы выходим на лёд сражаться, а ты – танцевать. Мы можем быть самыми лучшими, но нам никогда не стать такими, как Юрий Плисецкий. Юра ожидает от Джей-Джея очередной сальной шуточки, но Леруа вместо этого неожиданно серьезно смотрит на него, иногда переводя взгляд серо-голубых глаз за плечо русского фигуриста. Плисецкий вдруг непроизвольно усмехается себе под нос. - Вот придурки... Что же это вы? Так много пялились на меня, чтобы всё это рассмотреть? - А ты думаешь, нет, Юрочка? – канадец говорит неожиданно для него медленно и негромко, - Тебе кажется, что никто, кроме твоих одержимых фанаточек, не смотрит и не смотрел на тебя раньше? - Ещё как смотрели. Любовались много лет, с самой первой встречи в тренировочном лагере, - Отабек, с которым Юрий теперь одного роста, опаляет открытую шею Плисецкого своим дыханием. - Смотрели всё время, что тебя знаем, - Жан-Жак переходит на интимный шепот, - И теперь нам больше всего хочется рассмотреть тебя ещё ближе… Ладони Леруа скользят по стройным бокам Юрия и ложатся на изгиб его спины, прямо напротив рук Алтына. Узелок в животе блондина уплотняется и растёт, спускается ниже, пульсируя кисло-сладким жаром. Его рука ложится на предплечье Жан-Жака, чтобы оттолкнуть, да так там и остаётся. Юра сам не может сказать, почему. Ведь этот придурок же так раздражает! Только… как-то уже совсем по-другому. Отабек же такой уютный, надежный… только тоже уже как-то по-другому. Эти оба, такие разные, как когда-то проклинаемые Юрием Эрос и Агапе, смотрят на него. Смотрят, не сводя с него взгляда. И его, зажатого между ними, разрывает на части гравитационными силами их притяжения. Юра чувствует себя голым под их взорами, и ему это нравится. Он боится двинуться, чтобы не ощутить прикосновений ткани костюма к коже, свидетельствующих о том, что он всё ещё одет. - ЮРА-А-А! Ё-моё, где ж тебя носит-то, хоть бы трубки брал! – Громогласного Якова слышно аж с другого конца коридора, и это сейчас оказывается спасительным. - Мне надо идти, - томно бормочет Плисецкий, пытаясь убедить в этом скорее своё не желающее даже пошевелиться тело, чем двух своих соперников. Первыми с его талии соскальзывают заботливые руки Отабека, потом нехотя отрываются от его спины ладони Леруа. В трепетном беспамятстве Юра идёт по коридору на голос тренера, радуясь, что сможет объяснить заметно дрожащие колени усталостью после произвольной программы, и без конца вращая между пальцами кусок пластика, напоминающий по форме банковскую карту. Карту?... Плисецкого обжигает с ног до головы, когда он смотрит на предмет, который успел втиснуть ему в руку Жан-Жак, и понимает, что это – ключ-карта от номера канадского фигуриста. Он крепко обхватывает карту пальцами и заводит руку за спину, чтобы Яков ничего не заметил. Как только Фея порхает прочь, они снова намертво смыкаются взглядами, и Джей-Джей не может сдержать ухмылки, но в этот раз он усмехается скорее над собой. Ведь он хоть и выше Алтына почти на 10 сантиметров, никак не может избежать ощущения, что смотрит на казаха снизу вверх. На Отабека, кажется, вообще невозможно смотреть сверху вниз: его серьезный, проникновенный взгляд моментально роняет тебя до уровня его глаз, как бы высоко ты ни находился. Жан-Жака это немного бесит, но больше забавляет, как забавляло в нём и всегда. Мужчины почти не двигаются, сражаясь одними лишь взглядами, и ни один из них не собирается уступать. Они не говорят ни слова, и в полной тишине, кажется, можно слышать, как разбивается, крошится и осыпается вниз осколками чёрный экран, за которым они три долгих года прятали друг от друга общее воспоминание и то, что зародилось внутри каждого из них в судьбоносную московскую ночь. Слайды, спутанные раньше этим чёрным экраном, наконец встают на место. В них появляется звук. Это громкий скрип кровати и задорный смех шлюхи, которой посчастливилось застать такое редкое, ни с чем не сравнимое зрелище – двух целующихся парней. Отабек и Жан-Жак не просто целуются, они практически пожирают друг друга, жадно меняясь слюнями с алкогольной отдушиной, поочередно прижимают друг друга к постели, швыряют друг друга в стены, прижимаются голыми телами друг к другу, выкручивают друг другу запястья, чтобы наконец завоевать контроль над ситуацией. Жан-Жак на один год старше, но эти несчастные 12 месяцев ничего не решают, и, не в силах решить, кто сверху, двое распалённых брюнетов до самого утра жарко и липко отдрачивают друг другу, пока истёртые до мозолей руки не начинает сводить дрожью. Утром они всё равно платят не понадобившейся шлюхе и тихо, ничего не обсуждая, расходятся, чтобы в ближайшие три года стараться избегать этой темы и, как следствие, друг друга. Ровно до того момента, когда они оба понимают, чего… кого им двоим не хватало всё это время. - Ну, и во сколько мне к тебе зарулить? – подаёт голос Алтын, не отрывая взгляда от серо-голубых глаз противника. - Часа через полтора. Фея явно не избавится от Якова раньше, – немного погодя, отзывается канадец. Отабек ничего не отвечает на это, но прямо перед тем, как он уходит, Жан-Жак вздрагивает от того, как большой и средний пальцы противника до сладкой боли стискивают сзади его шею.***
Перед тем, как отправиться в номер Жан-Жака, Юра окидывает взглядом своё отражение в зеркале, оглаживает свои хрупкие плечи, поворачивается то так, то эдак, оценивая каждый изгиб своего тела. В глубине души он всё ещё не до конца понимает, как может нравиться кому-то таким, но мысль о том, что кто-то восхищается им, заставляет Плисецкого дрожать от трепета. Может быть, врет зеркало, а может, его собственные глаза, и поэтому он и сам не может увидеть себя таким, какой он есть на самом деле… пока. Русский фигурист последний раз смотрится в зеркало и остаётся в целом довольным, но не может избавиться от ощущения, что чего-то не хватает. Юра ещё с полминуты напряженно изучает себя в сверкающем стекле, затем, наконец, понимает, что ему нужно. Снимает с запястья резинку и, взяв её в зубы, быстро, небрежно прочесывает пальцами длинные блондинистые пряди, поднимая их повыше и максимально открывая выбритый снизу затылок, после чего перетягивает волосы резинкой в высокий хвост. Плисецкий берет с собой мобильник и два ключа от номера – один от своего, другой от Джей-Джея – и выходит в коридор. Он почти прокрадывается мимо номера Лилии и Якова, зная, что сегодня они уже не будут его искать. Перед номером Жан-Жака молодой человек останавливается, медлит, прислушивается к двум едва слышимым из-за двери мужским голосам, затем достаёт из кармана брюк ключ от номера и вставляет его в узкое вертикальное отверстие. Механизм двери издаёт слабый писк, и огонек на нем загорается зелёным светом, отпирая дверь и впуская Юру в его новую реальность.