***
Назавтра они, как и планировалось, собираются в баре. Юля дважды успела пошутить о том, что всё это напоминает предновогодний корпоратив сотрудников отдела маркетинга какой-нибудь фирмы, специально собравшихся не тридцать первого, а тридцатого декабря, ибо «Новый год — семейный праздник» («Уже нашёл костюм Деда Мороза, в который будешь переодеваться, а, Анзорыч?») Слава, как обычно, заваливается позже всех: на голове у него синяя шапка Снегурочки с искусственными белыми косичками, а из карманов куртки вываливаются мандарины (каким бы Слава ни был антиконъюнктурщиком, эту традицию не соблюсти он не смог), по которым можно отследить всю траекторию движения. Слегка кривоватую траекторию, так как, судя по всему, заправляться Карелин всё-таки начал задолго до, вызвав этим типичную реакцию Дэна — стиснутые зубы и громкий выдох. Когда он достаёт трофейные мандарины и вручает их Юле, та с умилённым «ах ты романтик» встаёт на носочки и легко целует его в щёку. Денис косится на них, передергивая плечами, его жесты сухи и довольно сдержанны, но, как говорится, дьявол всегда в деталях. Слава перехватывает взгляд Дэна и едва заметно ухмыляется — плюс один в копилку квеста. Голос разума подсказывает Дэну, что это — нормально, Слава и Юля друзья, и для друзей подобные действия совершенно обычны и естественны. Но подавить проснувшееся собственническое недовольство всё равно удаётся с трудом. Он всё ещё не до конца понимает, что происходит, и это непонимание начинает уже порядком раздражать. Оно не вписывается в систему, не укладывается в выстроенные рамки. Чтобы сделать выводы, для полноты картины не хватает последнего, решающего паззла. Юля улыбается широко, до ямочек на щеках, очищая один из подаренных мандаринов. По помещению плывет резкий цитрусовый запах — и в голове сразу выстраивается непроизвольный ассоциативный ряд, восходящий к детству. Хрущёвка, семейные застолья, оливье, мандарины, видавшая виды ёлка с такой же полулысой мишурой. Одно слово — девяностые. После первых бокалов шампанского дело идёт веселее. Федя пытается рассказывать какую-то историю из разряда «занимательные приключения рэперов в России», но он пьян в хлам, видимо, тоже начал праздновать много раньше. Да и сидящая под боком и смеющаяся в голос Фаина связных мыслей ему явно не прибавляет. Слава, теперь уже без новогодней шапки, но зато в тёмных очках, плавно раскачивается в такт негромко играющему биту, исполняя «танец локтей». При этом он умудряется быть везде, как благородная дама-хозяйка салона в девятнадцатом веке: пошутить здесь, развести демагогию на злободневную тему там, и всё это так, чтобы не оставить никого из присутствующих без внимания. Слава под алкоголем становится невероятно тактильным, обнимая или раздавая пятюни всем, кто оказывается в радиусе метра от него. Дэн находится в противоположной стороне бара, но это не спасает его от «золотого дождя» Славиных эмоций. Он подходит к Дэну, сидящему на высоком барном стуле, и кладёт ладонь ему на плечи, наклоняется вперёд, практически наваливаясь всем корпусом, поднося губы прямо к лицу. — В твоем маленьком государстве отменили сухой закон, а я не в курсе? — говорит Слава, выдыхая струю алкогольного воздуха и кивая на стакан, находящийся в руках у Дэна. — Я не настолько зожник, — почти ласково усмехается Денис, сжимая в руке наполовину полный стакан. — Хотя тебя мне, конечно, не переплюнуть, — и он улыбается так, как обычно улыбается Славе, когда признает за ним что-то, недоступное ему самому. В жизни Дэна действительно был долгий период полного отказа от алкоголя, но эти времена давно прошли, одни приоритеты сменили другие. Он, как никто другой, знает цену идее, только сейчас всё стало несколько иначе. Слава наклоняется слишком близко, его ладонь жжёт плечо, и Денис отстраненно думает, что то ли это коньяк так туманит мозги, то ли... блять. Славина рука ложится поверх его, от чего он резко вздрагивает. Вопрос в духе «Что за херня происходит?» напрашивается сам собой. Озвучить, к счастью, не получается — тут же вспыхивает запоздалое осознание того, что Слава всего лишь пытается забрать у него недопитый стакан. Руку убирать не спешит никто. Со стороны это наверняка выглядит довольно нелепо и вообще странно, но все уже слишком пьяны, чтобы осматриваться вокруг. — Слав... — сделав медленный и глубокий вдох, прерывает Денис. — По-моему, тебе хватит. Это первое, что приходит на ум, он говорит, просто чтобы не молчать и не замечать этого взгляда, которым Слава, сняв очки, награждает его, прежде чем всё-таки отобрать коньяк. — Не учи батьку пить... Точнее, Дядьку, — усмехаясь, говорит Слава, и осушает стакан до дна в считанные секунды. Потом он снова кладёт руку Денису на плечо и слегка сжимает. — Аривидерчи, Дэнчик, — пафосно выдаёт Слава, отпуская, наконец, Дениса и поворачиваясь в сторону выхода. Когда Дэн опомнился, Слава уже открывал двери, на ходу лениво натягивая куртку. Денис, поддавшись импульсу, быстро кивает бармену и вылетает вслед за Славой на улицу. — Стой, да куда ты пойдешь, давай я такси вызову, — почти прокричал он удаляющейся фигуре Карелина. — Зачем? Погодка-то заебись, — заторможенно проорал Слава, развернувшись на сто восемьдесят, а затем снова зашагал по тротуару по направлению к остановке. Денис закатил глаза, наблюдая, как удаляется пошатывающаяся фигура Славы. Главное, чтобы до квартиры добрался в полном здравии и при всех конечностях, а там уж как-нибудь, отзвонится потом, никуда не денется. А если не отзвонится — ему же хуже будет. Денис тоже умеет доебаться, когда очень надо. Поежившись от резкого порыва ветра, он тяжело вздохнул, тряхнул головой и поспешил вернуться назад: посмотреть, как там ребята. «И была сеча зла и ужасна», — проносится в голове у Дэна (внутреннего историка не заткнешь), когда он окидывает взглядом помещение. Царила та самая послевписочная атмосфера, когда все уже вроде как закончилось и пора расходиться, но что-то как-то влом и вообще вон тот диванчик в углу совсем неплох, на нём и заночуем. Фаина нервно тормошит Федю, которого прилично развезло, Юля с Эдиком на спор строят башенку из стопок, рискуя нанести барному имуществу урон, который Денису же потом и возмещать. — Так, ребзя, сворачиваемся и по коням, — говорит он, потирая ладони и ещё раз обводя всех присутствующих взглядом. Когда за Юлей захлопывается дверца такси, Дэн наконец выдыхает. Отлично, всё тихо-мирно, на этот раз обошлось без эксцессов. Денис смотрит вверх, на небо, кажущееся оранжево-розовым из-за многочисленной городской иллюминации и думает о том, что Слава всё-таки был прав: погодка что надо.***
От сосредоточенных, но безуспешных попыток привесить на ёлку звезду его отрывает звонок в дверь. Выругавшись сквозь зубы, Денис бросает своё занятие и идёт открывать. Вообще он не большой ценитель всех этих штук, которые люди обычно начинают повально скупать перед праздниками. Он бы давно перестал в принципе обращать внимание на красные дни календаря, если бы не родители, ждущие звонков и поздравлений в своем Челябинске, и друзья, которым всё равно, что отмечать, лишь бы отметить. Хочешь-не хочешь, а в курсе будешь. Хотя бы потому что иначе загрызет совесть, спевшись с перфекционизмом, — «не запомнил какие-то несколько цифр, какого чёрта». Работа съедает всё, он держит в голове кучу вещей, которые надо сделать к очередному мероприятию, и думает, что, вероятно, скоро это пространство рванет от переизбытка всяких важных деталей. Лимит превышен. Мозг трещит по швам. Но не помнить мелочей, которые теперь сами собой врезаются в память, уже не получается, это доходит буквально до мании. Да, Денис не много придаёт значения праздникам, но в этот раз случилось то самое обязательное исключение из правила. Именно поэтому у него в доме — живая ёлка, купленная в канун Нового Года, но так и не наряженная. Руки просто не доходили. Два поворота замка, цепочка, и дверь распахивается. Снаружи предсказуемо стоит Слава, одной рукой опираясь на дверной косяк. Другая поддерживает полы полурасстегнутой куртки, куртка топорщится и подозрительно шуршит. Предупреждая все вопросы, из-за ворота высовывается возмущенная кошачья мордочка. Лестничную клетку оглашает укоризненный «мяв», и Коха с любопытством пялится на хозяина квартиры своими прищуренными жёлтыми глазами. — Серьёзно? — приподнимает брови Денис, его губы трогает лёгкая улыбка: трудно удержаться, когда эти двое смотрят на тебя почти одинаково. — Ты ехал так на метро? — Не, нас в метро не пустили, пидоры. Пришлось на такси и чутка пешком, — сказал Слава, шмыгнув носом. — Грейся, — как-то уж совсем нежно произносит он, опуская Коху на пол и проводя всей ладонью по её спинке. Она дергает ушками, несмело продвигаясь по коридору, принюхиваясь и внимательно вглядывась куда-то. — Я тоже замёрз, ебать. Согреешь? — Согрею? — Денис захлопывает за Славой дверь и оборачивается, поднимая на него ироничный и отчасти заинтересованный взгляд. — Интересно, каким образом? Невольно в голове всплывает прошлый вечер, тот злополучный стакан коньяка и бухой Слава. Сейчас он ухмыляется почти как тогда, с этой вечной пытливостью и будто бы желанием проверить его на прочность. Может, это всегда выглядит так, но тем не менее... Слава думал, что когда-нибудь прижмет Дэна к стенке, но в итоге прижимают его (всё в тех же прямом и переносном). Осторожно, даже с некой долей аккуратности. Денис мягко улыбается уголками губ и спокойно признается, что устал ждать, пока Слава наконец наиграется, и решил разобраться с этим сам. Слава порядочно охуевает от такого заявления. Либо он доебал госпожу Фортуну настолько, что она решила наконец раскрутить своё колесо в его сторону, либо Слава — знаток человеческих душ и гений манипуляции, честно заслуживший свой лавровый венок. Славой всё ещё владеет лёгкая оторопь, но, как говорится, «назвался груздем — не будь пиздюком», поэтому он делает вид, что всё заебись, что он просто мечтал это услышать; и да, чёрт возьми, он действительно мечтал это услышать. — Давно хотел узнать, смогу ли кончить с тобой, — говорит Слава, слегка запрокидывая голову назад и внимательно глядя на Дэна. — Свяжешь меня? Не зря же мишуру прикупил. Давай, ты же любишь держать всё под контролем, мой маленький Франсиско Франко, — ухмыляясь, прибавляет Слава, и его прерывистое дыхание на излете касается лица. Дениса обычно мало волнуют слова, но сейчас он закусывает губу, чтобы не отреагировать как-нибудь совсем неадекватно. В голове жар и пустота, сплошной произвол мыслей. И это плохо, это дисорганизует. Анархия не мать порядка. Мать порядка — по меньшей мере системность, потому что если её не будет, то не будет в принципе ничего. Сейчас же ни о какой системности и речи быть не может. — Думаешь, я тебя так не удержу? — в конце концов снисходительно хмыкает он и накрывает ладонями Славины запястья, как бы демонстрируя обратное. Смотрит с невозмутимым интересом исследователя на то, как Слава в этот момент давится вдохом, как расширяются его и без того расширенные зрачки. Пульс под пальцами учащается. Он правда хочет. — Зря. Слава медлит. Склоняет голову набок, смотрит хитро, с прищуром, не моргая, а потом резко, не высвобождая рук из крепкой, но не приносящей дискомфорта хватки, целует Дэна, наклоняясь еще ниже из-за ставшей вдруг заметной разницы в росте. Слава подсознательно был готов к тому, что первый поцелуй с Дэном ему не понравится, как и любой другой первый поцелуй с новым человеком: он давно уже не испытывал кайфа от этой «подростковой хуйни». Все поцелуи казались ему слишком мокрыми, а когда кто-то пытался залезть своим языком ему в рот, чтобы неумело поласкать (Слава называл это «центрифугой» и мысленно спрашивал себя, где тёлок этому учат и как запретить такое на законодательном уровне), Карелин и вовсе начинал медленно выходить из себя, прерывал поцелуй и как можно быстрее переходил к логическому продолжению, начиная целовать шею или грудь. Но сейчас Слава не испытывает ни привычного раздражения, ни ожидаемой неловкости. Он сначала аккуратно прихватывает мягкую нижнюю губу Дэна своими, а потом прикусывает её, слегка оттягивая. Это добивает последние остатки рассудка. Возбуждение болезненно сводит всё внутри. Денис выдыхает Славе прямо в губы и отвечает — нетерпеливо, настойчиво, перехватывая инициативу. Пальцы непроизвольно смыкаются на его запястьях гораздо сильнее, чем нужно. Чтобы опомниться и разжать хватку, достаточно секунды. Реакция пока не подводит. — Пойдём, — бросает Дэн и тянет Славу на диван, наполовину заваленный коробками с мишурой и прочим. Не удержавшись, следом наклоняется, коротко целует ещё раз, смотрит сверху вниз. Оценивающе и с лёгким обожанием — тем самым, которое особенно отчётливо проявляется на площадке. Да, ему нравится видеть Славу таким. Ему нравится видеть Славу под собой, и, что бы он там ни говорил, желание властвовать безраздельно берет своё. — Я сейчас. Нам кое-что понадобится. Оторваться и встать тяжело почти физически. Слава как всем известный проект «Разгром» в одном лице — деструктивен по своей природе, и управлять им сможет далеко не каждый. У Дениса отшибает башню при единой мысли о том, что он всё-таки добился своего. Слава так и сидит на диване, прикрыв глаза и расправив плечи. Трёт ладонью шею, прислушиваясь к звукам, доносящимся из соседней комнаты: кажется, Дэн что-то активно ищет, случайно, видимо, сбрасывая предметы со стола на пол. И Слава даже догадывается, что именно, и эта мысль одновременно и веселит его, и восхищает: просчитать все варианты и заранее подготовиться к каждому из них — это так похоже на Дэна. — Да ты стратег, — насмешливо тянет Слава, когда Дэн наконец возвращается, держа в руках фиолетовый флакончик. — И тактик, — улыбается Денис, опуская находку на стол и парой движений сметая с дивана всё лишнее. Коробки отправляются на пол. — И, между прочим, очень хороший, — уже посерьезнев, договаривает он и стягивает футболку, чтобы отправить её вслед за остальным. Повезло, что нет чёртовых пуговиц. Их губы встречаются в очередном поцелуе. Запыхавшийся после активных поисков и с расползающимися по щекам неаккуратными красными пятнами, Денис пытается помочь Славе, у которого пуговицы как раз таки есть. Получается плохо. Пальцы буквально не гнутся, хотя и показывать это вовсе не хочется. — Сними, — привычный приказной тон, и он немного отстраняется, чтобы дать возможность это сделать. Слава хотел бы растянуть момент и немного подразнить своего диктатора, но на деле это оказалось куда сложнее: Слава слишком возбуждён и слишком давно ждёт. Поэтому он ловко расстегивает мелкие пуговицы длинными пальцами, теряя в конце концов терпение и срывая две последние так, что они скачут по полу в разных направлениях. Слава торопливо снимает рубашку и садится на диван, так что его голова оказывает на уровне груди Дэна. В голове всё как будто обволакивает густым туманом, весь мир отодвигается на задний план, даже если бы сейчас начался нежно любимый маркетологами всего мира зомби-апокалипсис, было бы откровенно похуй. Слава кладет руки на бедра Дэна и резко тянет его на себя и резко прижимается холодными влажными губами к горячей коже живота, подрагивающими руками расстегивет ремень (вот блядство, нахуй они вообще нужны, эти ремни) и тянет джинсы вниз, наклоняясь еще ниже и с силой впиваясь зубами в острую тазобедренную косточку, с удовлетворением улавлия сдавленное шипение сверху. Слава не может оторваться, снова и снова целуя бледную кожу, сжимает пальцы на грубой ткани джинс, обводя языком пупок, попутно охуевая от нахлынувших невесть откуда эмоций. Внутри у Славы будто что-то щёлкает, и он быстро расстегивает пуговицу и ширинку и грубо спускает джинсы вместе с бельём до колен, хватая Дэна за поясницу, принуждая опуститься на диван. Денис сдавленно выдыхает и цедит сквозь зубы что-то похожее на «Слава, блять», когда ощущает горячее дыхание на своём члене. Слава снова медлит, обхватывая губами головку, и хочется уже направить его, положить на затылок ладонь, толкнуться глубже, чем он сейчас может принять. Обычного усилия воли не хватает, чтобы сдержаться. Денис тихо стонет и всё-таки кладёт руку, чуть сжимая его волосы, но больше ничего не делает, лишь держит так. От подступающего удовольствия кровь ударяет в голову, лишая возможности связно мыслить. Он думал об этом и, может быть, всегда хотел чего-то подобного, только и представить себе не мог, как это на него повлияет. Понимая, что так всё может и закончиться, если не прервать увлекшегося Славу, Денис мягко, но уверенно отстраняет его и одним плавным движением укладывает на лопатки. Прижимается, касается сухими губами шеи, проводит по коже языком. Руки ложатся на его запястья, стискивая почти так же сильно, как в прошлый раз, вжимая в спинку дивана и наверняка причиняя неудобство. Денис внимательно вглядывается в Славино лицо, чтобы остановиться, если что-то вдруг пойдёт не так. Это превратилось в привычку и необходимость — следить, наблюдать, подмечать малейшие детали. Он как хренов Большой Брат, только в локальных масштабах. И сейчас это ему только на руку. Но Слава не выглядит как человек, которому неудобно, Слава выглядит как человек, который хочет, чтобы его наконец трахнули. Он ёрзает, прижимается возбуждённым членом к бедру Дэна, пытается тереться, слегка приподнимает корпус, будто бы хочет освободить запястья, но Дэн знает, что всё это — игра, а еще Дэн прекрасно понимает, какая роль отведена ему в этом театральном (и не только) акте. Слава даже не смотрит на него, его глаза неплотно закрыты, а голова запрокинута назад, он тяжело дышит, а когда выдаёт хриплое: «Давай уже, засади мне, это, блять, невыносимо», Дениса будто прошивает сотней маленьких иголок. И он, помедлив, подчиняется. Сдергивает со Славы джинсы, тянется за флаконом, выливает немного себе на пальцы. Слава провожает его манипуляции откровенно выжидающим взглядом, и это слишком… провоцирует. Денис сосредоточенно кусает губы и, проталкивает в него влажные пальцы, растягивая, позволяя привыкнуть. Внутри Славы горячо и охуеть как узко; от одной мысли о том, что он скоро будет так же сжиматься вокруг его члена, бросает в жар. Постепенно мышцы расслабляются, и, видя, что Славе не больно, Денис жестко двигает рукой, вгоняет пальцы ещё глубже, рассеянно вслушиваясь в то, как Слава стонет, и свободной рукой удерживая его на месте. Слава пытается расслабить мышцы живота, чтобы избавиться от болезненных ощущений, уже не таких сильных, как в самом начале, но всё же мешающих поймать стопроцентный, чистый кайф. Дэн не останавливается ни на секунду, и Слава видит, как от напряжения на его руке проступает широкая вена. «Стиль — пулемёт», — думает Слава, ощущая, как Дэн разводит пальцы в стороны и ускоряет темп, но вслух ничего не говорит и даже не улыбается: слишком сосредоточен на своих ощущениях. Слава кладёт ладонь на вторую руку Дэна, лежащую поперёк его груди и крепко прижимающую его худощавое тело к дивану, то ли пытаясь снять её, то ли вдавливая еще сильнее. Дэн ухмыляется, и подвигает руку выше, так, что она теперь немного давит на нижнюю часть шеи. Дышать становится ожидаемо трудно, но Слава стонет, приоткрывая рот, и расставляет ноги чуть шире, двигаясь бедрами вперёд и влево, и в следующую же секунду стонет в разы громче — нашёл нужный угол. Славу трясёт почти в такт движениям руки Дэна, и он, задыхаясь, прерываясь после каждого слова, говорит: — Давай. Уже. Членом. Я сейчас сдохну нахуй. В голове у Дениса крутится совершенно неуместное: «Ты уверен?» — потому что Славе сейчас явно не до его опасений и соображений предосторожности, Слава стонет на каждое движение и прикрывает глаза, когда ладонь перекрывает ему дыхание. Денис чувствует, как он подаётся навстречу, и его выдержка тоже не бесконечна. Больше ждать нет сил. Он вынимает пальцы, заменяя их членом и одновременно соскальзывая ладонью ещё выше, сжимая горло так, чтобы контролировать доступ воздуха. Захват не заставляет по-настоящему задыхаться, а лишь создаёт иллюзию этого. Лучше не заходить слишком далеко, иначе потом можно не суметь вовремя притормозить. Дэн двигается плавно и размеренно, чтобы дать к себе привыкнуть, но Славе, кажется, этого уже мало. Да и ему самому мало, только он всё ещё старается сдержаться: не пережимать сонную артерию (может быть, после даже останутся синяки) и не срываться на безжалостно быстрый темп. Денис сжимает челюсти, чтобы не стонать на всю квартиру, и заставляет себя убрать ладонь со Славиной шеи, видя, что ему тяжело вдохнуть. На коже остаются красноватые следы, по которым так хочется провести пальцами, что он тут же и делает. Острое ощущение власти, оно лучше, чем любая победа, любое самоутверждение. По Славиному виску и скуле медленно стекает капля пота, мокрая чёлка прилипла ко лбу, сам он непрерывно мечется, ворочает головой то влево, то вправо, на секунду замирает, судорожно набирая воздуха и произнося сдавленное: «Ударь». — Что? — хрипло спрашивает Дэн, замедляясь и широко распахивая глаза. — Что слышал, бля, по лицу мне въеби. Денис смотрит на него с явным непониманием, какого хрена вообще происходит. Но Слава отвечает тем самым упрямо уверенным взглядом, который появляется, когда ему в голову приходит какая-нибудь «гениальная» идея. Чаще всего, странная. Чаще всего, ебанутая. Как сейчас, например. Будь Денис в состоянии трезво оценивать ситуацию, он бы остановился и задал Славе парочку серьезных вопросов из области психоаналитики, но сейчас, в эту конкретную секунду, его просьбе невозможно не подчиниться: потом, все удивление и споры — всё потом. Почти не замахиваясь, Денис коротко ударяет его по лицу, и на месте удара тут же вспыхивает алым едва заметный след. Одновременно он резко толкается бедрами вперёд, входит до основания, вырывая у Славы очередной стон. Черт, судя по реакции, ему действительно нравится, когда его бьют. Когда Дэн делает это. — Как баба, давай сильнее, — говорит Слава, закатывая глаза. Дэн наращивает темп, одной рукой придерживая Славу под коленом, а второй бьёт наотмашь, но всё еще вполсилы. Однако Слава начинает дёргаться и хвататься руками за край дивана, беззвучно открывая рот, отчаянно пытаясь что-то сказать, но воздуха не хватает. Денис нервно сглатывает, его разрывает от противоречивости ощущений. С одной стороны — опасение перестараться, с другой — желание дать Славе всё, чего он хочет, и даже больше. Удовольствие волнами растекается по телу, когда он бьёт в третий раз, ещё сильнее, заставляя дернуться вбок, и зажимает рот ладонью, чтобы не дать закричать в голос. Славу выгибает под ним, и он понимает, что ещё чуть-чуть, и всё, больше не выдержит. Этого слишком много, это слишком хорошо. Дэн задерживает дыхание, сжимает зубы, толкается быстро и жёстко, короткими рывками, пытаясь удержать мокрое от пота тело Славы на месте. Три мощных толчка, сопровождающихся звуками шлепков кожи о кожу, и Слава, вытягиваясь, как струна, кончает. Его тело конвульсивно дергается само по себе, он дышит рвано, часто вдыхая. Дэн чувствует, как внутри у Славы всё пульсирует и сжимается, и этого хватает, чтобы тут же спустить, не выходя из него. Тело вмиг ослабевает, руки трясутся, и Дэн откидывается на спинку дивана, пытаясь прийти в себя. Когда он поворачивает голову, Слава смотрит на него с улыбкой а-ля «ну пиздец» и Дэн не может не улыбнуться в ответ. Слава не глядя пытается нашарить рукой брошенные джинсы, и, когда это наконец ему удаётся, достаёт оттуда сигарету и зажигалку. — Э нет, курить вали в подъезд, я же уже сказал, — с псевдострогостью произносит Дэн, и в комнате на мгновение устанавливается оглушительная тишина. Слава ничего не отвечает, пытаясь попасть по колесику трясущимися пальцами. То ли зажигалка какая-то левая, то ли всё дело в этой дрожи, но прикурить нихуя не выходит. Не выдержав, Денис отбирает у него зажигалку и делает это сам, крепко ухватив его за запястье. Благодарно покосившись на Дэна, Слава с удовольствием затягивается. Тяжелый дым расплывается в воздухе. Дэн смотрит на разбросанные коробки с мишурой и ёлочными игрушками и думает о том, что до полуночи еще есть и время и что они ещё успеют все украсить и встретить Новый год нормально, как все порядочные люди. Дэн смотрит на Славу и понимает, что «нормально» и «как у всех порядочных людей» у них вряд ли когда-нибудь будет. А ещё Дэн думает о том, что с недавнего времени эти категории перестали быть для него такими важными.