Сын

Больг родился маленьким и синим. Он пищал как котенок и молотил в воздухе крошечными, тощими ручками. Азог сразу решил, что ребенок не жилец, и собирался уже сожрать его, но сынишка впился ему в щеку острыми зубками и ощутимо вмазал пяткой в глаз. Тогда Азог хрипло рассмеялся и приказал матери, человеческой женщине, кормить сына как следует. Ему нравилось смотреть, как ребенок кусает ее отвисшие груди, как молоко смешивается с кровью. Если бы самке орка сказали, что ее убьют после того, как кончится молоко, она сама удушила бы ребенка и дралась за свою жизнь. А эта ничего, плачет, но кормит послушно, песни даже поет. Ему, Больгу. Съели ее следующей зимой. Мяса было мало, жира еще меньше — кости сплошные, да сухая, тонкая кожица. Азог оставил сыну ее череп, чтобы тот играл. Игрушка малышу понравилась, он повсюду таскал ее с собой и спал в обнимку. Будь Больг ребенком в любом селении людей, гномов или эльфов, его давно признали бы странным. Мальчик медленно соображал, нехотя учился самым простым вещам и почти не говорил. В пять лет он не мог держать ложку и испражнялся в своей лежанке, но Азог не замечал этого. Его отпрыск получал еду в равной доле с затрещинами, и плоское лицо сына редко выражало хоть что-то, отдаленно похожее на чувства. Больг радостно верещал при виде мяса да недовольно ворчал, когда Азог бил его за провинности, но ни разу не попытался избежать наказания или защититься. Интерес появился в глазах сына, только когда Азог дал ему оружие, и показал, как оно работает. Больгу понравилось бить так, чтобы потом пялиться на расползающиеся кровоподтеки, и он надолго полюбил тяжелую дубину, с которой это получалось лучше всего. Пока однажды он не сломал руку человека сильным ударом. Этот хруст, казалось, проник в его голову и сидел там, напоминая о себе. Больг ломал все, что мог поймать — кроликов, птиц, мелких гоблинов, людей. Он смотрел прямо в их глаза, надеясь увидеть там то удовольствие, что испытывал сам. — Кто хрустит громче? — спросил он как-то у Азога. Слова с трудом получались у него, Больг словно выплевывал тяжелые камни. Отец посмотрел на него и осклабился довольно. — Гномы. У гномов кости как камень, они хрустят слаще всех. Больг запомнил это. Каждый раз ложась спать, он вспоминал, как вкусно ломались ребра у людей и животных, и повторял: — Гномы! Гномы слаще всех! Гномы и отделали его. Что они забыли в этих краях, Азог не знал, после стычки весь гномий отряд исчез без следа. Может быть, пытались разведать, как тут, в горах, после Азанулбизар, не стало ли спокойнее, или искали безопасный проход для своих караванов. Орки притащили его сына и бросили на пол. Азог поддел ногой его разбитую голову и сглотнул голодную слюну. В трещине черепа виднелось бледное месиво окровавленного мозга, перебитые ребра торчали сквозь грудь, как выдранные с мясом крылья. Азог сплюнул — не жилец. Однако Азог помнил, что подумал так однажды и ошибся. Он кинул Больга на лежанку и оставил там. Рядом с грудой тряпок и вытертых шкур в нише хранился череп женщины, обычно сын украшал его цветными камешками, прядками волос и яркими грибами. Азог кивнул, словно соглашаясь. Кто знает, как поведет себя пришлая кровь? Сожрать его он всегда успеет. Всю ночь Больг пролежал без движения, и Азог решил, что тот сдох. Разбудили его шорох и сдавленные хрипы. Сын очнулся и полз к миске с водой, чтобы напиться. Здоровой рукой выдирал он из себя торчащие куски ребер и пытался лакать несвежую воду. Азог рассмеялся и ушел в нижние кузни. Орки не умели делать красиво, как эльфы или гномы, зато могли придумать надежно и полезно. Азог ковал металл, прикидывая размеры на глаз, заранее зная, что у него получится. Он вернулся в свои пещеры с грудой доспехов и куском свежего мяса. Пока Больг торопливо и грязно жрал, Азог заделывал ему дыру в голове. Сын не сопротивлялся, даже когда стальные гвозди входили в его кости, только моргал и клацал зубами от каждого удара. После пришел черед ребер. Азог выдрал все сломанные куски костей и посадил на болты новые ребра, из черненого металла, с острыми гранями снаружи. Больг трогал свою грудь и довольно мычал. Ему нравилось гладить металл, а собственная голова теперь казалась большой и тяжелой. — Ты помнишь, что случилось? — спросил Азог. Больг напряженно посмотрел на него, думая. Один глаз его заплыл кровоподтеком, плоская морда была измазана кровью после еды. — Гномы... слаще всех! — наконец выдавил из себя он. — Вот и хорошо! — Азог рассмеялся, показывая корявую железку вместо руки. — Очень хорошо! Теперь у них был общий семейный счет к племени Дурина.