Затяжной дождь

Хаккай с привычной мягкой улыбкой блаженно вытянулся на кровати. Единственной кровати. Остальным пришлось устраиваться на полу. Кроме Хакурю, конечно. Белый дракончик, довольно попискивая, ютился на постели под боком у хозяина. Годжо окинул крылатую мелочь завистливым взглядом. Он тоже хотел в кровать, пусть и рядом с Хаккаем. С Хаккаем даже лучше – он спит спокойно, не вертится во сне, как Гоку, и не скрипит зубами, как Санзо, которого периодически пинает дрыхнущая мартышка. Но что поделать, если кровать одна, а Хаккай оказался удачливым сукиным сыном, в очередной раз обыгравшим их всех в камень-ножницы-бумага. Только и оставалось злорадно вспоминать пословицу про удачу в игре и неудачу в любви. Спалось в этот раз довольно спокойно, то ли сам Годжо привык к постоянным сонным выходкам спутников и не замечал их, то ли Гоку наконец научился спать спокойно, не пытаясь в отместку за дневные тумаки под шумок напинать вреднючему монаху. В любом случае, они оба решили реабилитироваться за завтраком, явно собираясь наверстать упущенное ночью. Санзо рычал, Хаккай улыбался, Хакурю старательно жевал слямзенный кусочек вырезки. Словом, все при деле – завтрак удался. Впрочем, на этом везение закончилось. Не успели путешественники отъехать от города и на пару километров, как начался дождь. Сначала мелкий и противно-холодный, затем сильный и шелестящий, к обеду он усилился до буйного ливня. Казалось, что где-то в Тенкае кто-то развалил к чертям дно Вечного пруда, и вся эта бесконечная прорва воды рухнула вниз, грозя Всемирным потопом. Плащи не слишком помогали укрыться от льющейся сверху воды, пол джипа уже залило так, что под ногами противно хлюпало на каждой кочке. Годжо и Гоку прижались друг к другу, сберегая остатки тепла. Хаккаю и Санзо было хуже – один вёл машину, а второму не к кому было прижаться, да и норов не позволял. Раздражение, исходившее волнами от склочного монаха, было почти осязаемым. Хаккай внимательно всматривался вперёд сквозь залитое водой лобовое стекло и елозящие дворники. Дорога разбухла от воды, отчего колёса джипа часто скользили по грязи, норовя лишить шофёра управления. Но водитель знал своё дело и надёжно удерживал автомобиль, одновременно выискивая впереди хоть какое-то жильё – ехать дальше было откровенно глупо. Гоку жалобно чихнул, за что тут же получил подзатыльник и обиженно засопел, но промолчал. Ругаться в такую сырость не было ни малейшего желания. Покосившийся домик с полуразвалившимся навесом показался из-за поворота внезапно, и Хаккай уверенно направил норовящий пойти юзом джип под навес. Едва скрипнули тормоза, вся честная компания облегчённо выдохнула – наконец-то относительно сухо. Тонкие струйки воды, стекающие с прорех крыши, не могли испортить момент естественной радости путешественников, нашедших очередной временный приют. Хакурю, едва перевоплотился, отряхнулся совершенно кошачьим движением и нырнул под одежду к Хаккаю, жалобно поскуливая. Беднягу передёрнуло, когда холодная и влажная чешуя коснулась замёрзшего тела, но он стоически перенёс вторжение. В конце концов, Хакурю вёз их всех по этой ужасной погоде и не жаловался, так что заслужил свою толику тепла или хотя бы его иллюзию. У Хаккая от холода зуб на зуб не попадал, а кожа была холодная, как у рыбины, но всё же у него за пазухой было гораздо уютнее, чем снаружи. Дракончик жалобно пискнул и прижался ещё плотнее. К удивлению путешественников, завалюшка оказалась вполне обитаемой. Сутулая крошечная старушка с неправдоподобно молодыми глазами встретила всю разномастную компанию довольно приветливо. Лукаво поглядывая на Санзо, она приветливо поклонилась и пригласила в дом «благочестивого монаха со спутниками». Впрочем, мерзкий характер Санзо от дождя ничуть не улучшился, и он довольно резко поправил старушку, называя оставшуюся тройку слугами. К его удивлению, за спиной не раздалось возмущённых криков на два голоса и увещевающего голоса Хаккая. Санзо скосил фиолетовый глаз через плечо. Трое мрачных и мокрых полуёкаев сверлили его одинаково немиролюбивыми взглядами. Отчего-то в этот момент очень остро почувствовалась их нечеловеческая природа. А старушка, ловко семеня по скрипящим доскам, уже приглашала незваных гостей пройти за собой. Хибарка состояла всего из трёх комнатушек и крошечной бани. Хозяйка провела гостей в самую большую комнату, служившую и кухней, и столовой, и гостиной, а при необходимости и спальней. Котелок на плите весело булькал похлёбкой, распространяя удивительно вкусный запах. Каппа и мартышка, толком не скинув плащей, бросились к огню, только что носы в котелок не сунули, а Хакурю выполз из-под одежды Хаккая и улёгся у очага. Хаккай мягко уговаривал не наглеть, одновременно, смущённо хихикая, просил прощения у хозяйки и подсовывал кое-что из провианта и несколько мелких монет. Санзо молча пригладил разбушевавшихся у огня спутников веером, впрочем, без видимого эффекта, и скинул плащ. Карточку он показывать не стал, вряд ли у старушки была возможность снять с неё деньги прямо тут – всё же частный домик это не гостиница. Старушка предложила воспользоваться своей крошечной банькой. К счастью, вода в ней была достаточно горячей, поэтому можно было сразу же искупаться, лишь докинув немного дров в печь. Впрочем, были и минусы – банька просто не вмещала в себя всю четвёрку разом. Поэтому, кинув жребий, Санзо и Хаккай пошли первыми, а Гоку и Годжо, завистливо чихая вслед, остались ждать своей очереди. Расслабиться в горячей воде не получилось, Годжо и Гоку вскоре начали шуметь и поторапливать спутников, эгоистично стремясь в желанный жар. Пришлось уступить место, едва они сами смогли согреться. Конечно, выписать обоим невзрослеющим идиотам по хорошему пендалю Санзо не забыл, хотя и сомневался, что рвущиеся в баню придурки это заметили. Когда суматоха немного улеглась, согревшиеся и переодевшиеся в чистое парни расселись вокруг очага, старушка-хозяйка раздала гостям по чашке с похлёбкой. – Вы, наверное, ждали гостей? – Хаккай кивнул на котелок, который опустел едва ли наполовину. – Мы не сильно помешали? – Какой наблюдательный молодой человек! – Старушка фамильярно потрепала замершего от удивления Хаккая по щеке. – Нет, но в такую погоду заняться особо нечем, а варёные овощи долго не портятся. Вот и увлеклась немного. – Мы не позволим еде пропасть! – пафосно заверил Гоку, протягивая свою уже опустевшую миску за добавкой. – Да тебе только дай повод пожрать! – возмутился Годжо, протягивая следом и свою чашку. – Оба хороши, – процедил Санзо, прикусывая очередную сигарету. – Заткнитесь. – Ну, хватит-хватит, – Хаккай приподнял ладони в успокаивающем жесте. – А ты у нас сердцеед, – Годжо скроил ехидную рожу и подмигнул. Старушка тут же захихикала, якобы смущённо прижав сухонькую лапку к морщинистой щеке и поводя плечами. Хаккай слегка растерялся, увидев это, а Годжо нахально заржал, за что тут же получил добавку от старушки под возмущённый крик Гоку. Санзо закрыл глаза, обречённо вздохнул и вернул старушке пустую чашку, содержимое которой наконец-то домучил. В отличие от некоторых, он вполне мог насытиться вменяемым количеством еды. Сидеть у очага с уже пустым котелком и слушать шум дождя, шелестящий по крыше, было удивительно приятно. Внеплановый перерыв и сытная еда расслабили путешественников. Обычно деятельные натуры четвёрки бастовали против пустого времяпровождения, вынуждая даже Санзо взяться как минимум за газету. Но сегодня все они удобно расположились вокруг очага и уютно молчали, даже не доставая любимый всеми маджонг. Старушка, усевшись в стороне, что-то вязала, тихо постукивая спицами. Она не спрашивала ни о чём, в отличие от большинства хозяев, дававших приют четвёрке авантюристов раньше. От этого возникало странное чувство, похожее на возвращение домой. Даже хруст чипсов, поедаемых Гоку, и тихое сопение уснувшего прямо на полу Годжо не нарушали этого непривычного чувства. А дождь всё так же шелестел по крыше, убаюкивая честную компанию. Санзо открыл глаза, внезапно осознав, что он, оказывается, уснул средь бела дня прямо на полу. Приподнявшись на локте, он тут же столкнулся взглядом со старушкой. Промелькнувшее выражение досады на морщинистом лице могло и показаться, но у Санзо отчего-то обострилась паранойя, и он настороженно сел, не спуская взгляда с улыбающейся хозяйки. Глаза старухи были по-прежнему яркими и лукавыми, как у юной девушки. Эти глаза на морщинистом личике с ввалившимися губами и повисшим носом смотрелись крайне чужеродно, равно как и плавные движения сухонького и сутулого тела. Рядом зашевелился Хаккай, машинально поглаживая тихо замурлыкавшего дракончика. Годжо неожиданно всхрапнул, а Гоку сонно потребовал мясных булочек. Даже шелест дождя, казалось, стал бодрее. Странный морок рассеялся без следа. Вскоре Санзо привычно уткнулся в газету, Хаккай занялся починкой одежды, устроившись рядом с хозяйкой, и о чём-то тихо беседовал с ней, а Гоку и Годжо воевали за остатки чипсов. Когда Хакурю свил себе гнездо в куче уже починенной Хаккаем одежды, на Санзо обрушилось понимание правильности происходящего. Плечи монаха расслабились, и он, задумчиво поправив очки, снова уткнулся в газету. – Наверное, вам тут одиноко? – спрашивал Хаккай, стягивая края прорехи аккуратными стежками. – Да что ты, милок? – старушка хихикнула, но в этот раз, к облегчению Хаккая, трепать его по щеке не стала. – Разве ж можно быть одинокой в доме у дороги? То один, то другой остановятся, кто водицы попросить, кто купить продуктов. А иногда и целые компании вроде вас заглядывают. А мне всякий гость в радость. В ответ тот обвёл зелёным взглядом явно ветхие стены. Пара балок нуждалась в ремонте, под самым потолком одна из досок была неровно отломана, а на полу кое-где доски рассохлись и разошлись. – Мы могли бы отплатить за приют, починив… – начал было Хаккай, но его перебили весёлым смехом. – Не стоит, милок, жить здесь можно, на мой век домика хватит, зато и ограбить никому в голову не придёт. Люди нынче разные по дорогам ходят. Хаккай замолчал. По его мнению, сами они мало отличались от тех, на кого намекала старушка. Бешеный монах с пистолетом, убийца тысячи ёкаев, безумный бог – само олицетворение разрушения и полукровка, коллекционирующий грехи. Полный набор, только бантика сбоку не хватает. Старуха же, словно прочтя его мысли, снова захихикала и таинственным шёпотом произнесла: – Ты слишком добрый, а твои друзья не сильно от тебя отличаются. Хаккай от неожиданности вонзил иглу в руку, удивлённо ойкнул и поспешно сунул пострадавший палец в рот. Старушка умилённо посмотрела на ёкая. – Вот видишь, – почему-то утвердительно кивнула она. Со стороны Годжо раздался подозрительный звук – направив голову мартышки в сторону беседующей парочки, каппа скроил на редкость противную рожу и пошленько хихикал. Гоку, явно не понимая, что к чему, хихикал за кампанию. Хаккай только закатил глаза. Тихо хмыкнул Санзо. Редкое единение, вот только порадоваться этому у Хаккая не получилось. Дождь всё не утихал, и путешественникам на запад осталось только просить разрешения задержаться. Старушка радостно согласилась. То ли ей понравились незваные гости, то ли одной было скучно, то ли была ещё какая-то причина. Во всяком случае, паранойя Санзо не исключала и такой возможности. Тройку полуёкаев, похоже, старушка с молодыми глазами не настораживала абсолютно. Дождь и малые размеры комнаты сильно ограничивали возможности приятно провести время. Поэтому было решено сыграть в маджонг, тем более что все любили эту игру. Старушка, всё так же постукивая спицами, уселась неподалёку со своим вязанием и наблюдала за азартной игрой. Гоку завёлся практически мгновенно и играл довольно рискованно, впрочем, как и обычно. Годжо, не смущаясь присутствия хозяйки, травил в меру сальные шуточки, стараясь вывести Санзо из равновесия. Доставать Хаккая было, во-первых, почти бесполезно, чёртов очкарик был слишком везуч в азартных играх, во-вторых, опасно. Костяшки с характерным стуком выстраивались в стены, игроки постепенно распалялись, забыв про шум дождя и гостеприимную старушку. Игра затягивала водоворотом, отрезая от реального мира и погружая в мир азарта, везения и разочарования. Пьянящая смесь, позволяющая на время получить возможность очиститься от мирской суеты без религиозных обрядов и нудных медитаций. Игроки погружались в мир, где время жило по своим законам. Миг или день – за зелёным столом это не имело значения. Просто играй, растворись в символах на костяшках, забудь про дорогу, войну и богов, стань цифрами очков и стремись к бесконечности, раскуси того, кто сидит напротив, и играй, играй, играй! Жизнь – это игра, а игра – больше чем жизнь. Четвёрка путешественников играла всю ночь, свалившись лишь под утро. Даже их выносливости был предел. Хозяйка домишки лишь улыбнулась, обнаружив своих гостей спящих прямо на полу в экзотических позах. Заблудившиеся мальчишки, идущие вперёд исключительно из упрямства, лишённые покоя, потерявшие в этой жизни слишком многое, но по-прежнему идущие только вперёд. Впрочем, по нынешним временам только такие и могут получать радость от жизни. Сильные и глупые мальчики, не знающие себе цену. Старуха улыбнулась, глядя на хмурившегося во сне Санзо. – Есть хочу, – пробормотал Гоку сквозь собственный храп и проснулся. – Санзо, я есть хочу! – Доброе утро, Гоку, – мягко поздоровался Хаккай, привычно улыбаясь и потирая костяшкой пальца глаз. Он умудрился уснуть прямо в монокле и теперь сполна ощущал месть собственного тела – кожа вокруг глаза ныла и чесалась. – Скоро вечер, – хихикнула старушка, помешивая остро пахнущую массу в котелке. – Карри! – Гоку подскочил, забавно принюхался и на четвереньках пополз на запах, причём прямо через Годжо. – Чёртова макака! – Годжо с шумом втянул воздух, схватился руками за отдавленный живот и только потом проснулся. – Заткнись, глупый каппа! – Гоку даже не оглянулся на пострадавшего приятеля и громко сглотнул накопившуюся слюну. В животе громко и раскатисто заурчало. – Придурки, – Санзо посчитал невежливым не сообщить присутствующим, что он проснулся, а заодно и поделился своим мнением о спутниках. – Ну, хватит вам, – Хаккай перестал тереть лицо и поднялся. – Ой-ой! Надо бы убрать прежде чем завтракать. С этими словами он ловко ухватил Гоку за шиворот, развернул на сто восемьдесят градусов, тыча, как котёнка, в заваленный костяшками стол. Годжо душераздирающе вздохнул и принялся за уборку, пока не ткнули и его – с Хаккая бы сталось. К уборке присоединился даже Санзо, который мастерски умел сваливать работу на других – то ли ещё не проснулся, то ли проголодался и справедливо решил, что чем быстрее они приберут за собой, тем быстрее поедят. Старушка, посмеиваясь, мешала длинной лопаточкой карри. Отсветы огня ложились на её лицо причудливыми бликами, отчего часть морщин скрадывалась, делая свою обладательницу моложе на несколько лет. Хозяйка уверенной рукой наложила пряно пахнущее угощение в глубокие тарелки. А Хакурю досталась маленькая плошка, в которую дракончик тут же сунул нос, рискуя обжечься. – Дождь всё ещё идёт, – задумчиво сказал Хаккай и подул на ложку. – Если он не прекратится в ближайшие дни, то дорогу развезёт окончательно. – Только этого не хватало, – Санзо ещё плотнее сдвинул брови. – Наша миссия и так затянулась, неужели мне придётся терпеть вас всех дольше необходимого? – Ну, ты… – Годжо сжал ложку в кулаке и сунул её под нос Санзо. – Плешивый монах! Да у тебя самый поганый характер из нас! Небось, в твоём монастыре до сих пор празднуют, что ты уехал, и благословляют эту войну! Санзо молча навёл пистолет на разошедшегося полукровку. Гоку, пользуясь моментом, тут же стянул у Годжо кусочек мяса прямо из тарелки. – Видимо, наш отдых и в самом деле затянулся, – прокомментировал Хаккай и спокойно отпил из кружки крепкий самогон. – Так нечестно! – Годжо забыл про пистолет и потянулся к кружке Хаккая. – Откуда у тебя выпивка? А ну делись! Санзо скривился, убрал пистолет и продолжил ковыряться в своей порции. Хаккай, посмеиваясь, передвинул пузатую бутылку ближе к Годжо. Старушка, подперев морщинистую щёчку, с умилением наблюдала за творящимся безобразием, словно любящая бабушка за сорванцами-внуками. После ужина Хаккай отправил Гоку и Годжо мыть посуду. Ни тот, ни другой спорить не стали, несмотря на ласковый тон, а может, и благодаря ему. Санзо проводил обоих оболтусов мрачным взглядом и достал сигарету. Старушка-хозяйка, блеснув лукавыми глазами, тихо ушла внутрь дома. Слишком тихо. Санзо угрюмо затянулся и достал старую газету, отгораживаясь от мира. – И всё же, давайте, мы хотя бы балки починим, – Хаккай откровенно тяготился бездельем, но затянувшийся дождь не оставлял выбора. Приходилось оставаться на месте. Хозяйка внимательно оглядела доброхота снизу вверх и улыбнулась сморщенным, как маринованная слива, лицом. Впрочем, Санзо показалось, что этих самых морщин стало поменьше, а цвет лица у бабульки явно улучшился. – Эх, милок, мне ведь и в радость, что такие молодые красавчики у меня гостят, – старушка снова потрепала Хаккая по щеке. – Но раз уж так хочется, то пойдём-ка, покажу, где инструменты лежат. Мне-то, старой, невдомёк, какие их них вам могут понадобиться. А то, может, ещё в маджонг сыграете? Удивительно, но щедрое предложение отмёл не кто иной, как Годжо. – Разве можем мы оставить такую привлекательную женщину без помощи? – насмешливый взгляд в сторону Хаккая не укрылся даже от Хакурю. – Баловник, – счастливо захихикала старушка и потрепала панибратски приобнявшего её за плечо каппу по щеке. – Нет! – храбро пискнул Годжо, мгновенно отшатываясь в сторону. – Я Хаккаю дорогу переходить не намерен! Вот так под смешки и прибаутки все трое ушли вглубь дома. Санзо крепче прикусил фильтр сигареты и задумался. Неужели кроме него никто не видел, что старушка стала молодеть? Незначительно, но заметно. Чуть меньше морщин, чуть розовее кожа, чуть гуще седые волосы, в которых вдруг появилась почти незаметная тонкая тёмная прядь. Но как сказать об этом? На смех ведь поднимут. Время текло медленно, вяло и вязко. Гоку, мирно играющий с Хакурю, казалось, не замечал ничего странного. Например, того, что они в крошечном домике под проливным дождём уже четыре дня, но ещё не взбесились от безделья. Годжо и Хаккай уже давно закончили с мелким ремонтом, но Санзо замечал, что некоторые трещины на досках пола и балках исчезли словно сами собой. Во всяком случае, теперь их было значительно меньше, чем когда они вошли в этот дом впервые. А ещё ему казалось, что старушка стала чуть выше, а её согнутая спина чуть ровнее, что сухонькие лапки с пигментными пятнами уже не такие морщинистые. Но ни один из спутников, включая дракончика, ничего не замечал. Они вообще стали какие-то вялые, острые шутки звучали всё реже, а перепалки каппы и обезьяны становились всё реже и тише, следуя больше традиции, чем истинному желанию подурачиться. Странный дом словно высасывал жизненные силы, и только Санзо замечал эти незначительные, но неумолимые изменения. Хотелось навести пистолет на этих придурков и заставить отправиться прочь отсюда по дороге на запад, но… за окном хлестал затяжной дождь, дорогу развезло, а бравая компания полуёкаев растеряла свой обычный запал. Вот и сейчас Годжо лениво дремал у очага, Гоку вяло играл с Хакурю, а Хаккай с интересом читал потрёпанный томик древних стихов, нудных, высокопарных и архаичных. Всё не так… Даже лежавшая рядом с Хаккаем старая газета, которую бы в другой ситуации Санзо ухватил и погрузился бы в чтение ничего не значащих строк. – Такая погода плохо влияет на самочувствие, – раздался над ухом голос старухи. – Так и ломит косточки да тянет в сон. Санзо едва удержался, чтобы не вздрогнуть. Хозяйка дома подошла совсем неслышно, несмотря на длинную юбку с крахмальным передником, который сразу же зашуршал, стоило старухе начать говорить. Мужчина медленно повернул голову на голос и упёрся взглядом в молодые глаза в сетке лёгких морщин. Вблизи стало ещё более заметно, что дряхлость осыпалась со старухи, как пепел с сигареты. Она была по-прежнему стара, но пигментные пятна исчезли с её лица, мясистый нос, ранее нависавший над верхней губой разбухшей мочалкой, уменьшился в размерах, морщины уже не выглядели бороздами в распаханной земле, а просто тянулись паутиной времени над порозовевшей кожей лица. Тёмная прядка стала шире, а у виска появилась ещё одна – совсем тонкая, но вчера вечером её определённо не было. В горле застрял невесть откуда взявшийся колючий ёж, свернулся клубком и глубоко вздохнул, погружая иглы в стенки глотки. Сипло прокашлявшись, Санзо смог выдавить ответ: – На вид – не похоже. – О! Какой, однако, галантный монах! – Старушка захихикала и прижала не такую уж и дряблую ладошку к своей щеке. – А по виду и не скажешь. – Вид бывает обманчив, – Санзо сверлил взглядом явно необычную старушку. – Ёкая с лимитёром от человека отличить сложно. – Это ты про него? – хозяйка кивнула на читающего Хаккая. Ещё вчера тот бы перехватил взгляд с добродушной улыбкой, щуря совсем не весёлые глаза, а сегодня даже ухом не повёл. Ни тем, что с лимитёрами, ни тем, что без. – Чудовище дремлет в каждом человеке, но не каждому суждено разбудить его. – А как насчёт вашего чудовища? – Санзо никогда не умел вертеть словами, да и не видел необходимости изменять собственной прямолинейности прямо сейчас. – Моё-то? – Старушка лукаво блеснула глазами и хихикнула в ладошку. Странным образом это почти детское движение смотрелось органично и естественно. – Моё-то давно от времени померло. Чудовища, они хрупкие, не то что люди. Люди-то покрепче ёкаев будут, а то и некоторых богов. Может, от того, что жизнь у людей короткая, а успеть надо много. А может потому, что сердца человеческие переменчивее луны в небесах. Та-то меняется по одному и тому же кругу, как на детской карусельке катается. Санзо слушал бодрый голосок, в котором не было ни следа от прежнего дребезжания, и чувствовал, как по спине мерзко пробегает мелкими лапками холодок от слов лжестарухи. Она ни разу не сказала «мы» или «нас», когда говорила о людях, словно сама она не была человеком. – Некоторые изменения видны не всем, – ответил Санзо, демонстративно оглядывая лицо и руки хозяйки. Та хмыкнула, на миг её молодые и лукавые глаза сделались серьёзными и тёмными, как бездонная пропасть. Всего только на миг, но Санзо невольно сжал пальцы в кулаки, едва успев отследить собственное движение к кобуре. Незнакомое выражение слишком быстро промелькнуло, чтобы можно было с уверенностью сказать, что именно оно означало, но Санзо был иррационально уверен, что не было в нём ни злости, ни угрозы. – Да и те, кто видят, видят не всё, – старуха снова кривила морщинистые губы в улыбке. Что-то изменилось за этот короткий разговор, но Санзо никак не мог понять – что именно. А значит, не мог понять, в какую сторону теперь будут развиваться события. От словесных игр кружилась голова и заметно мутило. – Я же говорила, от такой погоды тянет в сон, – мягко сказала старуха, цепко хватаясь неожиданно сильной лапкой за плечо и потянув вниз. В результате её манёвра голова Санзо оказалась на коленях хозяйки. Он хотел взбрыкнуть, крикнуть, оттолкнуть её, подняться на ноги, но веки словно налились свинцом, а мерный шум шелестящего за окном дождя, казалось, проник прямо в голову успокаивающей колыбельной. Санзо уснул. Проснулся Санзо от звенящей, неправильной тишины. Под головой уже не было чужих колен, только старая подушка в наволочке с немудрёной вышивкой. Гоку, Хаккай и Годжо спали рядом, укрытые старенькими, но чистыми одеялами. Дыхание друзей было таким слабым, что в первое мгновение Санзо похолодел, опасаясь, что сон стал вечным. А потом он заметил, как дрожат длинные ресницы Годжо и едва заметно приподнимается ткань на груди Гоку. Облегчённо выдохнув, Санзо понял ещё одну вещь. Навязчивого шелеста дождя не было слышно. Зато в одно из окон нахально заглядывал солнечный луч, разлёгшийся золотистым квадратом на деревянном полу. В его центре, распластав свои тонкие крылья, спал Хакурю. А вот старухи было не видать. Тишина навалилась на плечи, пригнула к полу и сжала когтистой лапой горло, не давая Санзо произнести ни звука, чтобы разбить её ко всем чертям. От локтей к пальцам побежали ледяные мурашки, стряхнуть которые не получилось бы, как ни старайся. «Чёртова ведьма!» – мысленно выругался монах и испуганно замер. Его волос коснулась ласковая рука. – Тихо, Генджо Санзо Хоши-сама, тихо, – странный бесплотный голос звучал прямо в голове, и Санзо не мог даже сказать, мужской он или женский. – Дай своим друзьям отдохнуть. Вы так много прошли вместе, столько сражались, теряли, расставались… Отдохни сам и дай отдохнуть друзьям. Забудь на время про убийства и кровь. Всё это ещё будет, никуда не денется, а пока – отдохни, Генджо Санзо Хоши-сама. И Санзо покорно закрыл глаза, погружаясь в странный безмятежный сон, в котором что-то происходило, что-то интересное и радостное, но не остающееся в памяти по пробуждении. – А дождь наконец закончился, – с улыбкой сказал Хаккай, закрывая за собой входную дверь. – Я проверил дорогу. Боюсь, прямо сейчас уехать мы не сможем – всё ещё слишком слякотно. Санзо поднял голову. В окно лился сиреневый вечер, догорающий последними красками заката, слишком яркими, словно умытыми после затяжных дождей. Гоку, зевая во весь свой большой рот, сонно сидел на полу, и вид у него был такой мирный и по-детски невинный, что он казался обычным ребёнком. Годжо зашевелился и с невнятной руганью стряхнул с себя одеяло. – А где хозяйка? – Точно, – Гоку наконец проснулся окончательно. – Мы же ужин почти проспали! Есть хочу. – Я её не видел, – Хаккай покачал головой. – Но на плите полный котелок каши с мясом. – Ур-ра! – Гоку вскочил на ноги одним прыжком. – Но без хозяйки начинать ужинать невежливо, – остановил прыткого паренька Хаккай. – Давай её подождём. Заодно уберём одеяла. Гоку сразу весь сник и нога за ногу поплёлся назад к своему одеялу, разом растеряв недавнюю прыть. Годжо хмуро глянул на приятеля, получил в ответ дежурную улыбку, которая уже давно не обманывала каппу, и закряхтел, поднимаясь на ноги. Убираться он не любил так же, как и Гоку, а может, даже ещё больше. Санзо отправил своё одеяло пинком в сторону Гоку, чтобы пацан убрал и за ним, а сам задумался о том, куда же делась хозяйка. Старуха так и не вышла к ужину, поэтому, когда урчание в животе Гоку стало громче его же воплей, путешественники решились всё же поужинать без неё. Санзо угрюмо смотрел на светлые стены, на которых не осталось и следа той разрухи, что неприятно удивила в первый день. Теперь дом выглядел хоть и не новым, но добротным и обжитым. Санзо не поленился даже выйти к навесу, под который они заехали пять дней назад. В первое мгновение он не узнал ровные столбы подпорок и крышу без единой прорехи. Под навесом было почти сухо. Санзо провёл по глазам ладонью, безрезультатно пытаясь стряхнуть наваждение. – Санзо! – дверь резко открылась, на пороге стоял встревоженный Хаккай. – Хозяйка не вернётся. Я только что обнаружил собранные в дорогу продукты и записку. Нам предлагают уехать завтра к полудню. – До завтра дорога высохнет? – Санзо сунул ладони в рукава и посмотрел на водителя через плечо. – Вряд ли, – Хаккай пожал плечами, – но кто знает наверняка? Что ж, убегать сейчас, после проведённых под крышей странного дома пяти дней, казалось глупым. Чего бы ни добивалась странная старуха, она своё, похоже, получила. Санзо ещё раз окинул взглядом добротный навес. – Эй, Хаккай, – он так и не смог заставить себя посмотреть на приятеля и говорил, преувеличенно старательно разглядывая крышу, – тебе ничего не кажется странным? – Дай подумать, – Хаккай склонил голову набок и улыбнулся. – Хозяйка дома исчезает, едва налаживается погода. Это недостаточно странно? Хотя… она могла просто пойти и проверить какой-нибудь из своих схронов или грядку – свежие овощи откуда-то тут есть, а огорода я так и не увидел, хотя обошёл дом, когда выходил проверить дорогу. Объяснение звучало почти убедительно. Почти. Особенно если не думать о метаморфозах, которые произошли с домом. Санзо был уверен, что все эти изменения ему не мерещились, но другие, похоже, ничего этого не видели. Достав из кармана пачку сигарет и зажигалку, он неспешно прикурил. За спиной тихо хлопнула дверь за ушедшим в дом Хаккаем. Санзо стоял и курил, впитывая кожей потяжелевший после многодневных дождей воздух. Когда огонёк почти коснулся фильтра, монах смял бычок и кинул в ближайшую лужу, потом развернулся и пошёл к дому. Судя по звукам, раздававшимся за дверью, трое придурков собрались сыграть в маджонг. Санзо был совсем не против составить им компанию. Тихо хлопнула дверь, отрезая от остального мира четвёрку путешественников на запад. Небесная дева с улыбкой смотрела на дом, давший путешественникам временный приют, возможность восстановить силы и отчасти залечить душевные раны. Казавшиеся тёмными в вечерних сумерках лукавые глаза на вечно юном лице светились неподдельным теплом и нежностью. Она была рада хоть немного помочь тем, кого знала когда-то давным-давно. Может, даже не их самих, а всего лишь тени тех, кто смог всколыхнуть застывший Тенкай пятьсот лет назад. Тех, кто всегда был только на своей стороне. – Фиолетовые глаза небожителей, – тихо прошептала небесная дева, – даже если они принадлежат смертному, остаются глазами небожителя. Забудь, что они видели, Генджо Санзо Хоши-сама. Забудь, пока носишь это имя. Забудь и… возвращайся. Притягательный женский силуэт растворился в вечерних сумерках. Застоявшийся джип рвался вперёд, порой скользя по подсыхающей колее, деревья проносились назад, шелестя зелёной листвой, а открывающаяся впереди бесконечность казалась особенно привлекательной после нескольких суток взаперти. Годжо и Гоку радовались простору, дороге и приключениям, Хаккай привычно улыбался, а Санзо мрачно курил. Теперь, когда странная старуха (да и старуха ли?) с молодыми глазами исчезла, Санзо казалось, что он потерял что-то важное, но почти забытое. Санзо мрачно курил, а впереди маячил запад.