Любительский театр А. Горошко

— Не заводится, — сообщил Федя, мрачно глядя на руль. Другой бы на его месте хлопнул бы по рулю или хотя бы выругался, но Федя редко показывал свои эмоции. — А это мы и так заметили, — раздражённо бросил Денис. — Что-нибудь новое нам сообщи, будь добр. Их «газель» застряла посреди леса. Это всё навигатор, который поставил Фёдор несколько дней назад. Новая игрушка его так увлекла, что он слушал рекомендации приятного механического голоса и тогда, когда все, даже Артём, неизменно доверявший Фёдору в выборе маршрутов, уже убедились, что навигатор ведёт их куда-то не туда. Артём, Денис, Фёдор и ещё четверо остальных были любительской театральной труппой, которая направлялась в соседний город на Рождественский фестиваль любительского театра, чтобы показать там написанную Артёмом пьесу. Артём Горошко был их режиссёром и художественным руководителем, и иногда предлагал собственные пьесы для постановки, обычно неудачные, но эта — ряд предрождественских сценок из жизни супермаркета с диалогами, которые даже Света и Денис посчитали смешными, — была охотно принята труппой. Артёму что-то в пьесе не нравилось, но он так и не сумел сформулировать, что именно. Финал, который всем показался гениально смешным, самому Артёму казался натянутым, ненастоящим. Словно история был не о любви и поиске себя, а о любви к потребительству и поиске нужной пачки макарон на полке, как однажды метко пошутил Денис. Но остальные считали, что пьеса удачна и вполне проникнута рождественским духом, даже Жора так считал. Отчасти в память о Жоре Артём и решил поставить-таки именно эту пьесу, хотя уже давно устал от бесконечных попыток сделать финал более осмысленным. Открытие фестиваля было назначено на завтра, по прибытии труппу Артёма ждали номера в самой дешёвой гостинице — и они должны были быть на месте часа два назад: судя по карте, дорога занимала хорошо если час, но чёртов навигатор… Фёдор, не подумав, свернул в лес, предполагая, что так будет быстрей: «Через четверть часа на месте будем», — но и через полчаса, и через час вокруг был всё тот же заснеженный лес. Разве что густота его менялась, и вскоре дорога превратилась в кочки и ямы, наполненные снегом, валежником и бог знает чем ещё (как нервно заметил Денис). Каждые пять километров Фёдор обещал, что вот-вот они выедут из леса. А потом «газель» застряла в одной из таких ям, и после десятой попытки выкатить её оттуда заглохла. — Ладно, — бодро сказал Артём, — я пойду проверю — вдруг мы в паре километров от выезда из леса, а? Темней всего — перед рассветом, правда? Он посмотрел на хмурые лица своих актёров и спросил без особой надежды в голосе: — Кто со мной? Денис? Дима? Антонина Аркадьевна? Последняя только фыркнула. И тут неожиданно раздался голос Светы: — Тут всё равно делать нечего. Давай я с тобой. Будем разговаривать — хоть надежда есть, что волки не съедят. — Идём, — с облегчением сказал Артём, которого молчаливый зимний лес всё-таки немного пугал, даже в сочельник. Или, может, особенно в сочельник. Когда их фонарик пропал в темноте, Фёдор пошёл проверить, что могло случиться с «газелью». Остальные занимали себя как могли. Дима, завернувшись в шарф, ловил связь, чтобы позвонить в гостиницу и предупредить, чтоб их не ждали. Антонина Аркадьевна в полурасстёгнутой шубе прогуливалась вокруг автобуса, собирая на подол своей длинной шубы снежинки, и бросала беспокойные взгляды на Фёдора, что-то высматривавшего в моторе «газели». Катя и Денис пытались заснуть. Артём и Света вернулись скоро с почти хорошими новостями: недалеко от застрявшего автобуса отыскался дом. — Двухэтажный, деревянный, представляете? — размахивал руками Артём, стоя в проходе между сиденьями «газели». — И там свет горел, но внутри никого нет. Как будто его обитатели недавно ушли. — Как раз в Сочельник там ночевать, — прибавила Света, — наверняка это дом с привидениями. — Тебе это кажется привлекательной идеей? — пробормотал Денис хоть полусонно, но ядовито. Спать в автобусе посреди леса его не пугало, но привидения не нравились, пусть даже они были плодом воображения Светы. — Пойдёмте, спать в автобусе в моём возрасте вредно, — решила Антонина Аркадьевна, застёгивая шубу. — Это немного напоминает фильм ужасов, вам не кажется? — спросил Дима, а окончательно проснувшийся Денис с ненавистью посмотрел на него. — Давайте представим, что это не фильм ужасов, а рождественская история, а? — предложила Катя. — И скоро из-за сломавшегося автобуса на нас на всех низойдёт какое-нибудь важное озарение. — Особенно это успокоит атеистов, — бросил Денис. Но Артёма уже было ни унять — ни привидениями, ни ужасами. Спать в доме — пусть и очень странном — ему хотелось куда больше, чем в автобусе. — Закрывай, Федька, «газель», и пошли! Проведём Сочельник в тесном, практически семейном актёрском кругу! — весело сказал Артём, ероша волосы — шапки он не носил даже в самый мороз. — Всяко интересней, чем в гостинице киснуть. А завтра, по светлому, починим автобус и успеем на открытие. Всё равно выступление только через два дня. — Деньги за гостиницу заплачены, — меланхолично заметила Катя. Но Артём её не услышал. Он легко вдохновлялся дурацкими идеями, и мысль заглянуть в пустовавший дом посреди леса была как раз в его духе. Денис подумал было заявить, что останется в автобусе, потому что лучше скучать здесь, чем бояться там, но Артём, словно догадавшись об этих мыслях, фамильярно схватил его за руку и потянул за собой: — Идём, будет, о чём внукам рассказать. Денис от удивления пошёл за ним, не сопротивляясь. Всемером они, наверное, представляли собой странную процессию: впереди, с фонариком, Артём и Света. Один встрёпанный, в расстёгнутой ветровке и без шапки, потому что всегда игнорировал погодные условия, вторая в красном пуховике, из-под берета выглядывают светлые волосы. Следом шли Денис и Антонина Аркадьевна, в которых было что-то неуловимо общее — может, налёт элегантности: и светло-серое пальто Дениса, и длинная шуба Антонины Аркадьевны ночью посреди леса смотрелись неуместно. Дальше, крепко вцепившись в локоть всегда слегка рисовавшегося своей мужественностью Димы, спотыкаясь на каждой кочке, брела Катя. Замыкал шествие Фёдор. Ему явно не хотелось уходить далеко от «газели», которая раньше — до театра — обеспечивала его хлебом с маслом. С тех пор, как Фёдор, поддавшись уговорам Артёма, решил полностью связать свою жизнь с театром, масла поубавилось, но хлеб так или иначе оставался, а «газель» по-прежнему была незаменима. Впереди замаячил огонёк, и Дима вспомнил слова Артёма: «И свет горел, но внутри никого не было». Кому в голову пришло жить в этой глуши? Они же километров двадцать проехали по лесу, пока «газель» не заглохла. Может, Артём прав и выезд из леса всего в паре километров отсюда? Этими соображениями он поделился с Катей, но та едва слушала — ей слишком трудно было идти в темноте. Тёмные, покрытые снегом деревья обступали их, закрывая звёзды и луну. Свет не проникал сквозь переплетения веток, так что вся надежда была только на фонарики, а их оказалось всего три: у Фёдора, Артёма и Кати. — Ты уверен, — спросила Антонина Аркадьевна, когда они остановились у одностворчатой деревянной двери с ржавой массивной ручкой, — что внутри никого нет. Там свет, и, правда, дом выглядит жилым. — Я во все окна заглянул, — сказал Артём. — Раза три вокруг дома обошёл и орал на весь лес, чтобы вызвать хозяев, — подтвердила Света. — Давайте вернёмся, — отозвался Денис, его голос звучал сейчас немного выше, чем обычно, — прямо сейчас. Но они всё-таки зашли внутрь. Крепкая с виду дверь открылась неожиданно легко, и всем от тепла, света и от запаха только что приготовленной еды, всем, кроме Дениса, стало немного легче. Весело переговариваясь, они отряхнули у порога снег с сапог и ботинок, разулись, потому что дальше в коридоре лежал чёрный с ярким узором и длинным ворсом ковёр, и прошли в то, что можно было, видимо, назвать гостиной. Стол, двери, лавки — всё было сделано из дерева, и так хорошо отполировано, что, казалось, светилось изнутри. Печь, какую сейчас разве что в глухой деревне найдёшь, топилась вовсю, длинный крепко сбитый и накрытый белой вышитой скатертью стол ломился от разнообразных блюд и напитков. По всей комнате стояли высокие белые свечи, которые, казалось, зажгли всего несколько минут назад. Их тёплый золотой свет заливал комнату и казался почти неестественным после холодного света луны в зимнем лесу. Актёры слишком давно уехали из дома, так что еда, да ещё и такая вкусная на вид, вдохновила почти всех. «Почти», потому что Денис, самым последним снявший перчатки, пальто и сапоги, смотрел теперь на еду с нескрываемым страхом. — Это всё больше похоже на фильм ужасов. — Серые глаза Димы блестели от восхищения. — Вы уверены, что это не сон? — Более чем, — пробормотал Денис. — Может, — настаивала на своём Катя, — это рождественское чудо? Для бедных, заблудившихся в лесу актёров, а? Антонина Аркадьевна присела на край лавки, стоявшей вдоль стола, и вздохнула. Она всегда вздыхала очень прочувствованно. Она единственная из труппы Артёма была профессиональной актрисой. Ещё профессиональным актёром был Жора, но он погиб месяца за два до фестиваля в пожаре, вспыхнувшем из-за неисправной проводки. — Вы как хотите, — заявила Света, — а я хочу есть. Только давайте уберём эти куртки куда-нибудь. Всю атмосферу портят. — Можно в прихожей оставить, — предложил Дима. — Там вроде и сундук какой-то под это дело есть. — В сенях, — усмехнулась Катя. — Если уж не портить атмосферу. До театра она ездила на ролевые игры и легче остальных перенимала стиль и лексику других эпох. Когда Дима и Катя унесли верхнюю одежду, в том числе тощую ветровку Артёма и шубу Антонины Аркадьевны (но Денис своё пальто из рук так и не выпустил), в сени и сложили её на сундук, не решившись его открыть, все расселись за столом. Места хватило на семерых. И — то ли потому, что Денис сел на самый краешек лавки, по-прежнему обнимая своё пальто, то ли потому, что лавка была достаточно длинна — казалось, что ещё одно — восьмое — место пустует. Артём глянул на пустующее место и помрачнел — первый раз за весь этот неудачный вечер. Смерть Жоры для всех стала ударом, но Артёма она задела сильней всего — потому что они успели стать друзьями и потому что Артём возлагал на Жору большие надежды как режиссёр. Дима, обычно игравший главные мужские роли, был довольно однообразен, хотя и неизменно очаровывал публику — кто устоит против мужественного сероглазого брюнета с немного застенчивой улыбкой? Но Артём знал его предел как актёра, и возможности Жоры, хоть тот не блистал красотой, были шире. Из него получился бы хороший грабитель в той пьесе, которую они везли на фестиваль… — Не знаю как вы, — сказала Света, отвлекая Артёма от грустных мыслей, — а я собираюсь поесть и лечь спать. Наверху, наверняка, найдётся пара спален. Проведу рождественскую ночь в новом месте. Она отщипнула кусок каравая и сунула в рот. — Неплохо, — и она взяла деревянную тарелку, чтобы положить туда каши и разварной говядины с сыром. Вслед за Светой решилась поесть Катя. И вскоре уже все, кроме Дениса, ели, пили, передавали друг другу блюда с едой, хвалили неизвестного повара и спорили о том, как называется то или иное кушанье. Денис внимательно изучал рукава своего пальто. Есть хотелось ужасно — и запахи, и обсуждения только усугубляли мучения, но пока страх был сильней. Не выдержал Денис, когда Фёдор повернулся к нему и спросил: — Что тебе положить? Нет здесь никаких привидений. Всему этому, наверняка, есть внятное объяснение. И возможно, завтра нам выставят вот такенный счёт. Образ «вот такенного» счёта вдруг успокоил Дениса: ему вдруг подумалось, что это всё мог Артём подстроить. Заплатить втайне от всех за рождественский квест, договориться только с Фёдором, чтобы он их сюда привёз… «Вот такенный счёт» был вполне вероятен. И Денис сказал: — Положи мне тех овощей. Они к тебе ближе. — Хочешь расстегай? — предложил Фёдор. — Я понятия не имею, что это такое, — нервно отозвался Денис. Фёдор обычно игнорировал его и старался лишний раз не заговаривать, так что это неожиданное внимание выбивало из колеи не слабей загадочного дома и шуток про призраков. — Пирожок плетёный, — пояснила Катя, которая в этом странном месте чувствовала себя на удивление спокойно. Денис съел совсем немного тушёных овощей и собрался было встать из-за стола, как вдруг понял, что под скатертью что-то лежит. Он поставил свою тарелку и провёл пальцами по белой, плотной ткани, нащупывая под ней что-то прямоугольное — кажется, кусок бумаги. Несколько мгновений, словно в полусне, он водил пальцами по краям прямоугольника, а затем осторожно, чтоб ничего не опрокинуть и не привлекать к себе внимания остальных, приподнял скатерть и вытащил то, что лежало под ней. Это, в самом деле, оказался листок бумаги — плотной, жёлтой, при взгляде на которую в голову приходило слово «пергамент». Двумя пальцами Денис подхватил лист и встряхнул его, чтобы развернуть. Оказалось, что внутри лист был исписан тонким кривоватым почерком — точно по центру страницы шли короткие, может, стихотворные строчки. Денис прищурился, но понял, что не разбирает почерк, да ещё буквы какие-то странные… — Что там у тебя? — спросила сидевшая напротив Света. Денис молча протянул ей листок. — Ну и почерк, — заметила Света. — В столбик написано. Стихи, что ли? Где ты это нашёл? — Под скатертью, — коротко ответил Денис, чувствуя, как пробегает дрожь по всему телу. Он хорошо знал и ненавидел это противное ощущение. — Его, кажется, только что не было — и вот, появилось. — Тут буквы дореволюционные, — пробормотала Света. — Может, тут ролевики остановились? — предположила Катя со смешком. — Ушли ненадолго, а тут мы всё слопали. Вернутся — навешают нам. — Это я им навешаю, — уверенно сказал Дима, вытягивая шею, чтобы тоже заглянуть в листок, найденный Денисом. — Давайте прочитаем, что там. Может, ценная информация? Может, нам заплатят за неё? Я б не отказался. — Кто-то понимает в исторических документах? — вмешалась Света. — Может, мы, правда, продать эту бумажку сможем, если она настоящая? Денис с сомнением посмотрел на листок. До театра он работал в библиотеке, а до того — в музее и немного разбирался в таких вещах. Этот листок — несмотря на дореволюционные буквы и явно несовременный почерк — выглядел слишком новым, словно только вчера исписанным. Как выглядели слишком новыми свечи, и древесина пола. — Так что там написано? — поинтересовалась Катя. — Сейчас… — Света сосредоточенно уставилась в листок. Затем медленно, задумываясь над каждым словом, стала читать: Как-то в ночь на Рождество Восемь душегубцев, Не щадивших никого… — тут она запнулась, разбирая слова, и Дима срифмовал: — Кроме плоскогубцев. Артём и Катя рассмеялись, Фёдор не изменился в лице, а остальные поглядели на Диму с осуждением, хотя и по разным причинам: Денис не любил глупых шуток, а Антонина Аркадьевна хотела дослушать до конца. Наконец, Света разобрала дальше: …Здесь добро делили. Семеро безумцев Загубили одного И не схоронили. — Здесь кого-то убили, получается? — задумчиво проговорила Антонина Аркадьевна. — Точно ролевики, — сказала Катя, а Света продолжила: Долго душам их терпеть, Кровью обливаться. Здесь сведённые судьбой Вместе с жертвой будут впредь Смены дожидаться, Чтобы обрести покой. — Набор слов какой-то, — пожал плечами Фёдор. — Мы скоро спать? Я пойду поищу комнаты на втором этаже. Дима с усмешкой в серых глазах посмотрел на него: — Вот так обычно в фильмах ужасов всё и начинается. Даже рождественских. — Не дури, — оборвал его Фёдор и пошёл к лестнице — деревянной, но на удивление хорошо сохранившейся. Пока он поднимался, ни одна ступенька не скрипнула. Света проводила его взглядом и прочла дальше: Тот покой они найдут, Если сто монет Добровольно жертве дать, Золото оставить тут. Есть ещё совет Души проклятых унять. — тут Света замолчала, но не потому, что не могла прочесть дальше. Несколько мгновений она смотрела на листок, а потом медленно проговорила: — Так в этом доме деньги спрятаны. — Это всё, что ты усвоила? — нервно поинтересовался Денис. — Тут ещё труп спрятан. И… неупокоенные души убитого и его убийц. — И стихи ужасные, — добавила Антонина Андреевна. — Хотя призраки не обязаны быть хорошими поэтами… — Вы что, все верите в привидения? — всё также задумчиво спросила Света и, не дожидаясь ответа, прибавила: — Я не верю. Это для красного словца. А что касается трупа… — То он для рифмы, — весело договорил Дима. — Да, в общем, всё равно, — согласилась Света. — Для рифмы или, правда, тут труп столетней давности валяется. Нам-то он навредить никак не может. — Его череп может пригодиться Артёму, когда дело до «Гамлета» дойдёт, — хихикнула Катя. — Заметьте, она сказала «когда», а не «если», — Дима повернулся к Артёму, а тот вздохнул. — Вы же знаете, что не дойдёт. Я не люблю Шекспира. — Давайте узнаем, что дальше, — предложила Антонина Андреевна. Света, уже несколько мгновений с сомнением глядевшая на листок, продолжила чтение, но как будто через силу. Видимо, почерк стал совсем нечитаемым: Пусть безжалостный убийца Во грехе своём упорный — Высшей правды торжество — Пожелает всем открыться В том деянии позорном В ночь на рождество. — Сегодня ночь на рождество, — заметила Катя. — Или дело, правда, в призраках, или ролевики. Или квест к празднику. Артём, ты подстроил? Только где хоть кто-то из организаторов? — Тут ещё строфа, — проговорила Света и скороговоркой дочитала: И, признавшись, здесь остаться Кару избывать, По Господнему веленью И по своему желанью Вместо восьмерых страдальцев Новой смены ждать. Несколько секунд все молчали, а потом Артём — неожиданно помрачневший — сказал: — «Кентервильское привидение» какое-то. Вы как знаете, а я тоже спать пойду. Но не успел он даже со стола подняться, как на лестнице появился Фёдор. — Эй, я тут монету нашёл, представляете! Кажется, золотая. В руках у Фёдора и правда блестело что-то жёлтое. Он подошёл и протянул монету Артёму. В золотом свете свечей жёлтый кружок сиял, как маленькое солнце. — Гляди-ка, — сказал тот неуверенно и повторил: — Гляди-ка… Монета, судя по всему, навела его на новые соображения. — Нет, — сказала Света. — Нет, даже не думай… — Что? — не понял Фёдор, оглядывая остальных. — Но почему нет? — воскликнул Артём. Глаза его заблестели. — Света права: про призраков — это для красного словца, а вот золото вполне реально, вы же видите! Сколько там монет, в стишке? — «Сто монет», — процитировала Антона Андреевна, которая всегда легко запоминала стихи. — Сотня? — Артём уставила на монету. — Тут таких ещё девяносто девять? Это же куча денег! Мы сможем купить нормальный автобус! — У меня нормальный… — возмутился было Фёдор, но Дима перебил его: — Автобус? Артём, ты спятил? Если мы и найдём все эти деньги, то уж точно поделим, а не станем тратить на… — На театр! — Артём выглядел даже безумней обычного. — Но ведь это было бы идеально! Из-за пожара мы и так на мели, а тут такой подарок! Света постучала деревянной тарелкой по столу, привлекая их внимание. — Что? — резко спросил Артём. — Ты с Димой согласна? Ты же всегда была за театр! — Я пока ни с кем не согласна, — Света поджала губы. — Пока вы делите шкуру неубитого медведя. Какой смысл ссориться? — Давайте поищем тогда! — Артём приглашающим жестом обвёл всех. — Федь, ты где монету нашёл? Следующие два часа показались Кате похожими то ли на ролевую игру, то ли на квест: они, вооружившись свечами, которые как будто не сгорели ни на сантиметр, бегали по двум этажам дома, заглядывая под каждую лавку, откидывая тяжёлые занавески, пролистывая книги, которые нашлись в одной из комнат, перебирая бельё, постеленное на кроватях, перетряхивая подушки… Время от времени раздавалось восклицание: кто-то находил очередную монетку. — Это всё, скажем, относится, к… концу восемнадцатого или началу девятнадцатого века, — рассуждал вдруг разговорившийся Денис, отвечая на вопрос Антонины Андреевны. Он заглянул за висевшую на стене литографию, где были изображены восемь мужчин в старинной одежде, стоявшие в обнимку, с негромким возгласом вытащил монету, застрявшую за рамкой. Очень непривычно было видеть улыбку на лице Дениса. — Примерный период можно определить по, собственно, дате на монетах, — продолжил он, разговаривая уже с самим собой. Большая и на вид тяжёлая монета лежала на узкой ладони Дениса как-то очень уж реалистично. Впрочем, он только больше уверился, что это Фёдор с Артёмом подстроили: одна из дверей никак не хотела открываться, наверное, заперта на засов изнутри была. Денис решил, что там-то и сидят операторы или организаторы квеста. Катя слегка хмурилась, задумчиво распуская и вновь собирая свои волосы в хвост: она не могла и представить, кто мог затеять такую, судя по антуражу, дорогущую ролёвку, а потом слиться, оставив весь строяк на месте. Про себя она-то могла думать, не делая скидку, что остальные не поймут её сленга. Была у Кати мысль об одной мастерской группе, конечно, но они по славянским мифам в основном, никак по восемнадцатому веку в России. — На одну такую монету я могу закончить свой ремонт на даче, — вздохнула Антонина Андреевна, поднимаясь с колен и отряхивая юбку: она только что вытащила монету из щели между половицами. — Не так уж там много ремонтировать осталось в таком случае, — фыркнул Дима. Его чёрные волосы были в паутине, потому что он в своём поиске сокровищ забрался за шкаф. — Вот я думаю, что если каждому по равной доле, мы будем на несколько лет все обеспечены хлебом с маслом… и фитнесс-клубом. — Кому твой клуб сдался, — фыркнула Света. Она искала на втором этаже, причём довольно успешно: монеты звенели в карманах её юбки.— Я собираюсь своё потратить на… — Автобус! — перебил её Артём, выбегая на лестницу. Его рубашка была перемазана в пыли, большие немного навыкате глаза стали, кажется, ещё больше от азарта. — И новое здание театра! Наше собственное! И… и памятник Жоре. От нас всех. Ненадолго все замолчали. Потом Фёдор сказал: — Это хорошая мысль. — Ничего подобного! — рассердилась Света. Она тоже вышла на лестницу, утирая пот со лба, отбрасывая растрепавшиеся светлые волосы назад. — Кому нужен памятник. Они сейчас дорогущие. Ему он уже ни к чему. Отдаёт всё это выпендрёжем. И на всё не хватит. Когда монеты перестали попадаться, а Света поймала себя на том, что уже в третий раз заглядывает под одну и ту же половицу, Артём предложил посчитать улов. — Думаю, уже есть сто, — сказал он, когда они разгребли тарелки и выложили монеты на стол. Антонина Адреевна аккуратно пересчитала их, затем — для верности — пересчитал Дима. Оба раза вышло девяносто девять штук. — Одной не хватает, — заметила Катя. — Какая разница, одна погоды не делает! — воскликнул Артём. — Ну всё, теперь надо спать. Утром разберёмся с «газелью» и… — Может, она в той комнате осталась, за запертой дверью? — предположил Фёдор. — Хотите, я попробую её выбить, а? — Выбить дверь в чужом доме? — ядовито поинтересовался Денис, который вдруг снова испугался: если Фёдор предлагал выбить эту дверь, то он, выходит, тоже ничего не знает. — Это прекрасная идея. — Потом починим, если что, — не глядя на Дениса, бросил Фёдор. — Давайте попробуем. Артём несколько мгновений размышлял, ероша волосы. Он уже явно устал и хотел поскорей спать, чтобы поскорей решить проблему с «газелью» и поскорей добраться до фестиваля. Но Фёдор очень редко просил о чём-то, да и только он поддержал идею памятника Жоре… Артём решительно стукнул кулаком по столу: — Ладно, попробуем. Только пара попыток, не больше. Я не хочу провести остаток ночи в попытках выломать дубовую дверь. — Между прочим, — заметила Антонина Андреевна, — сейчас даже полуночи нет. Без десяти двенадцать. Хотя я так устала, словно уже часа три утра. — Отлично, — иронично сказала Катя. — Встретим рождество, выбивая дверь. Вперёд! Они поднялись наверх, последним шёл Денис. Всё ещё прижимая к себе пальто. — Я бы не стал выбивать закрытую дверь, — бормотал он, хмурясь и судорожно цепляясь за перила так, что костяшки и без того бледных пальцев бледнели ещё сильней, — мало ли, что за ней. — Комната, а в ней монета, скорее всего, — громко ответил ему Фёдор, который шёл впереди всех, почти заслоняя собой коридор. Он подождал, пока все соберутся возле запертой двери, которая выглядела очень крепкой. Артём даже ногтем её попытался поцарапать, чтоб убедиться, что дерево даже и не начинало гнить. Фёдор махнул Артёму, чтобы тот посторонился, затем отошёл и с разбега плечом ударил дверь. Та дёрнулась, но не распахнулась. Фёдор снова отошёл и снова ударил. Дверь снова дёрнулась и в этот раз сильней. — Третья попытка, — сказал Фёдор. Он тяжело дышал, но лицо его побледнело, а не покраснело. Антонину Андреевну это беспокоило, но она решила не вмешиваться. Фёдор всегда казался ей непонятным и сложным человеком. В третий раз он отошёл немного дальше и разбежался немного сильней. И то ли это сработало, то ли дверь уже готова была поддаться, только она вдруг распахнулась и повисла на петлях. В следующее мгновение произошло несколько вещей: Катя и Дима одновременно закрыли носы, потому что из открытой комнаты потянуло каким-то ужасным запахом, Света вскрикнула, а Артём показал пальцем куда-то в глубь комнаты: — Глядите, там кто-то лежит! Дайте-ка я гляну. И без дальнейших рассуждений он зашёл в комнату. Он, конечно, тоже почувствовал ужасный запах, но любопытство неожиданно оказалось сильней. В полумраке комнаты Артём шагал осторожно, чтобы не споткнуться. Остальные — он точно это знал — замерли на пороге. И каждый по своей причине: Света просто ждала, пока ситуация прояснится, Диме было всё равно, Катя не любила темноту — а свечи с первого этажа никто не принёс, и света хватало только на коридор, но не на комнату. Фёдор, скорей всего, размышлял, не сходить ли за свечами. Антонина Андреевна, как всегда, осторожничала, а Денис боялся привидений. Будь здесь Жора… но от этой мысли Артём вздрогнул. Что-то — или кто-то — лежало в самом дальнем углу. И хотя мерзкий запах пропитал всю комнату, шёл он точно из того угла. Артём попытался вспомнить, что это за запах, но одновременно думать об этом и следить, чтоб не споткнуться, ему было сложно. Глаза привыкли к темноте как раз когда Артём подошёл к лежащему в углу поближе. И с пары шагов он понял — это, несомненно, было тело человека. Мёртвое и, вероятно… — Сгоревшее, — выдохнул он в ужасе. Тут Артём услышал шаги. Кто это не выдержал и пошёл следом? Но ни обернуться, ни спросить Артём не успел — в следующее мгновение шаги стихли и раздался мягкий стук падения. — Денис! — послышался Катин голос. — Что с ним? Артём с трудом отвёл взгляд от чёрного силуэта в углу и обернулся: посреди комнаты без сознания лежал Денис. — Ну, этого стоило ожидать, — бросила Света, но выглядела она вовсе не самоуверенно и не иронично, напротив, казалось, она тоже вот-вот потеряет сознание. Тем временем Дима, быстрей Фёдора решивший сходить за свечкой, спустился вниз, взял одну из свечей — хотя они горели уже который час, ни одна, казалось, не сгорала — и вернулся наверх. Желтоватый свет залил комнатку, и чёрные тени разбежались по стенам. — Вот и монета, — задумчиво сообщила Антонина Андреевна, указывая на обгорелое тело. То, что когда-то было человеческой рукой, сжимало золотой кругляшок, такой же сиявший мягким светом, как и остальные. — Кто заберёт? — Наверное, нам хватит девяносто девяти, — голос Кати, склонившейся над Денисом, немного дрожал. — Более чем, — сразу отозвался Артём. — Идёмте, нечего тут стоять, а завтра… — Завтра ты скажешь, что мы потратим все эти деньги на дурацкий театр, да? — Дима говорил негромко, но от этого становилось страшнее, чем от запаха или мертвеца в комнате. Непривычно было слышать такие нотки в голосе Димы — он всегда был спокойным и весёлым. А тут такой зловещий тон. — Послушай, — после секундной заминки как можно более ровно ответил Артём, — я понимаю, что все расстроены, на взводе и устали, но о театре всё-таки не стоит так… — Да что не стоит-то? — повысил голос Дима. — Ты всех достал своими безумными выходками! — Если подумать, Артём, — вступила Антонина Андреевна, — то это, и правда, твоя вина, что мы здесь… в этом кошмарном доме. Тем временем Катя помогла Денису подняться на ноги, он, шатаясь, отошёл к стене возле выхода. — Заблудились мы по моей вине, — возразил Фёдор. Он стоял в коридоре, дальше всех от входа в комнату, так и не решившись войти. — Артём тут ни при чём. — Артём при многом другом! — зло бросила Катя. — Не удивлюсь, если это по его вине сгорел наш театр. Они с Жорой вечно каких-то оборванцев-гастарбайтеров обхаживали, детей их к нам таскали, то в массовку, то куда ещё. Сами знаете, что за люди. — Слушайте, — раздался неожиданно задумчивый голос Дениса, — я никак не пойму, что происходит с нами. — Ты о чём? — сердито повернулась к нему Света. — Тут не с нами, а без нас произошло что-то, а кто-то, кто это сделал, пытается нас втянуть. — С нами, — повторил Денис. — Меня обычно Артём не раздражает, а тут… я только в себя пришёл, а уже хочу ему шею свернуть. Но ведь он всегда такой. Вы его дольше меня знаете. И пожар из-за короткого замыкания был, при чём тут ученики Жоры? И здесь мы только потому, что… — Потому что я увлёкся, — глухо отозвался Фёдор. — Выходите оттуда все. Сейчас же. Эта комната на нас плохо действует. Огонь свечи дрожал, и Фёдор видел искажённые лица своих коллег: обычно весёлые Катя и Дима вдруг стали злыми, сдержанная Антонина Андреевна — нетерпеливой и раздражённой, Денис побледнел и будто старше стал лет на двадцать, Артём выглядел даже безумней, чем обычно, а Света… на неё почему-то было тяжелей всего смотреть. Света всегда казалась Фёдору красивой, красивей Кати — и дело было не в светлых волосах и высоких скулах, а в ощущении силы, исходившем от неё. Ни в ком больше, только в Свете и Артёме видел Фёдор эту силу, только если Артём мог и расслабиться, и начать шутить — даже в самые неподходящие моменты, то Света всегда была сконцентрированной, собранной, а в её иронии всегда чувствовалась агрессия. Денис осторожно оттолкнулся от стены и, найдя рукой плечо Фёдора, перешагнул через порог. — Да, — пробормотал он, — тут даже дышится легче. Хотя всё равно воняет. Неохотно Фёдор поддержал его. Следом вышли все, кроме Антонины Андреевны. Она стояла посреди комнаты, почти полностью скрытая в тени, потому что свечу унёс Дима, и что-то шептала. И когда Артём обернулся, чтобы позвать её, она сказала: — Но если в этом стихотворении всё правда… а пока у нас нет оснований сомневаться, то выходит, среди нас есть… убийца? — Достоевщина какая-то, — пробормотала Катя, которая в прошлом году играла сумасшедшую Марью Лебядкину в пьесе по «Идиоту», — вот что мне всё это напоминает. Но Антонину Андреевну это замечание не сбило. Пусть безжалостный убийца… Пожелает всем открыться… В ночь на рождество, - процитировала она нужные строки. — Всё остальное совпадает, глядите: и тело не закопали, и деньги, «сто монет», тут спрятаны. И дом явно… необычный. Кто знает, может, мы из-за неупокоенных душ так себя ведёт? Она говорила из темноты, и слова её звучали до странности убедительно, и Света чувствовала, что сердце её стучит всё сильней, а огонёк свечи, которую держал стоявший рядом Дима, просто слепит. — Может, — глубокий, поставленный голос Антонины Андреевны не умолкал, — кто-то из нас действительно… действительно… совершил преступление и упорствует в нём? — И что же, — резко сказала Света, щурясь от свечи, разбрасывающей золотые блики на её волосы, — ссыплем все монеты тут и запрём кого-нибудь, да? Чтобы эти души успокоить? — Не кого-нибудь, — прошептала за спиной Светы Катя, — а убийцу. — Да даже если убийцу! Отведите в полицию, если такие умные, но бросать в этом доме? Зачем? — Какие-то люди здесь давно совершили преступление, — тоном, каким говорят с пятилетними, стал объяснять Денис. Он был по-прежнему испуган, но необходимость объяснять очевидное придала ему сил, — и их души торчат тут уже лет двести. Я могу понять, почему им охота упокоиться уже. Но, выходит, они могут упокоиться, только если… — Убийца покается на площади, — договорила Катя. — Только не в любой день, а сегодня, в рождественскую ночь. — Отстань со своим Достоевским, — крикнула Света. — И что? Если что, Денис? — Если кто-то другой… с таким же преступлением… — Денис перешёл на шёпот, - останется ждать вместо них. И, да, Катя права: именно в эту ночь, так что завтра уже не сработает. И нас как раз семеро, как тех было. Только там было семеро убийц и один убитый… — И монеты вернуть надо будет, — разочарованно прибавил Артём. — Артём, не сейчас, — не выдержал Фёдор. — Купим мы новый автобус, но потом. — И кого мы выберем? — спросила Света, оглядывая всех и обернувшись, чтобы посмотреть на Антонину Андреевну, которая всё ещё стояла в комнате. — Кого назначим убийцей? — Мы не можем никого выбрать, Света, — с нажимом проговорила та. — Признание должно быть реальным. И добровольным. — А если нет? Если мы просто возьмём монеты и уйдём отсюда? — Света почему-то заводилась всё сильней, теперь она выкрикивала каждую свою реплику. — Потом, после смерти тоже сюда попадём, да? Тоже будем ждать, пока какой-нибудь идиот раскается, что не помог отбросу, который и жизни-то не заслуживал? Вы так думаете? — Что? Света, какому… отбросу? Ты о чём? Это сказала не Антонина Андреевна, это испуганно спросил Артём, будто очнувшийся от своей безумной идеи, куда потратить монеты. Антонина Андреевна же стояла в комнате, не шевелясь, молча и тихо. Зато Света, не обратив внимания на вопрос Артёма, кинулась к ней, в полутьму: — Ты! Ты никогда ничего поперёк ему не говорила! Никто не говорил! Артём ему пятки лизал — самородок! Бриллиант! В нашей любительской луже вдруг такой талант! И Шатова ему на тарелочке! И Симора! И Треплёва! Кого хочешь, того и играй! Света стояла напротив Антонины Андреевны и кричала на неё, кричала не замолкая, вся вытянувшись вперёд. Антонина Андреевна всё также молчала, не отступая ни на шаг, спокойная и прямая. — Почему ты молчишь?! — крикнула Света, срываясь на истерические нотки. Она схватила Антонину Андреевну за плечи и встряхнула. Актёры очнулись, Катя первой бросилась к Свете, пытаясь её унять. Кате удалось немного оттащить Свету от Антонины Андреевны, которая всё ещё не шевелилась. С всхлипом Света осела на пол у ног Антонины Андреевны: — А он ещё и этих мигрантов воспитывал. Сам такой и таких же сюда, как он. Что они в России забыли! Кому они тут нужны! — Так он же сгорел, Света, — успокаивающе проговорил Дима, осторожно подходя ближе. В его успокаивающем тоне была лёгкая фальшь, подумал Артём почти машинально. Вот точно таким же голосом Дима говорил на пробах, когда Артём размышлял, брать его грабителем супермаркета или тем парнем, который грабителя успокаивает. И успокаивающего из Димы не вышло. — Сгорел? — Света отбросила прядь волос с лица. — Да… как и этот, в углу. Только этого дружки заперли — и дверь такую крепкую навесили, чтоб уж точно не вышел. А Жоре… Жоре просто отпирать не стали. Катя вскрикнула, а Дима остановился в полушаге от Светы. Антонина Андреевна, чувствуя, что ноги подгибаются, опустилась на пол. Артём развернулся и, едва понимая, что делает, пошёл вниз, за монетами. По пути он столкнулся с Фёдором. — Как это всё могло произойти с нами? — беспомощно проговорил Артём. — Как я всего этого не заметил? А ты… завидовал Жоре? А Дима? Кому он ещё не нравился?.. Фёдор молча покачал головой. За спиной Артёма появился Денис: — Не драматизируй, — голос Дениса звучал жёстко, каким на памяти Фёдора ещё не был. Видимо, он совсем перепугался, раз так разговаривает. — Не устраивай сцен, Артём. Для всех это горе, ты что, не видишь? — Я за монетами схожу, — только и ответил Артём. Пока он спускался, всё вспоминал, как пожар случился — рано утром, в помещении были только Фёдор, Жора и… да, Света. Остальные ещё не приехали. Сам Артём вечно опаздывал и явился бы позже всех, если б Света не позвонила и не сказала про пожар. Он тогда думал без конца, как вышло, что Жора погиб. Думал — может, пьян был? Но с раннего утра? Может, в дыму заплутал, всё-таки он хуже всех их театр знал, потому что новенький был?.. Что там Света говорила? Не отперли? От одной мысли делалось страшно: в самом деле, замок на двери в одной из гримёрок был так себе, часто ломался, если запирали изнутри. Вот, наверное, и тогда сломался. Жора стучал в дверь, звал на помощь, но Света — что ж, получается, просто мимо прошла?.. Почему он-то дверь не выбил? Уже сил не хватило?.. На этой мысли Артём вдруг понял, что стоит у стола, на котором в свече многих свечей блестели и переливались монеты. За спиной он услышал шаги — лёгкие, такие только у двоих из труппы, а после смерти Жоры — у одного Дениса. Артём почувствовал, как Денис взял его за край рукава рубашки и как-то по-детски потянул вниз. Артём подчинился и сел. Денис сел на лавку рядом. Фёдор подошёл следом, тяжеловато и медленно, как всегда ходил, напоминая медведя. Он сел напротив Дениса. Дальше пришла очередь Кати, она сбежала вниз торопливо, будто поток воды. Она села рядом с Фёдором на лавку. Дима спустился, поддерживая под руку Антонину Андреевну. Они тоже присели на лавку. Наверху осталась только Света. Вся труппа молча ждала, почти не шевелясь, почти не дыша, стараясь очнуться от пережитого ужаса. Света спустилась последняя. Решительно и порывисто, как всегда. Она подошла к столу, посмотрела на монеты, а затем, одной рукой придержав подол юбки, другой сгребла все до одной монеты себе в подол. Артём услышал только позвякиванье, значит, ни одна монета мимо не упала. — Теперь всё равно жизни мне от этого не будет, — сказала Света, глядя в пол. — Только не думайте, что я раскаиваюсь. «Так и не надо, — подумала Антонина Андреевна, — нужно было признание, а не раскаяние». — Бывайте, — Света махнула свободной рукой и пошла к лестнице. Около минуты — пока она медленно, чтоб не рассыпать монеты, поднималась, а потом шла по коридору — все сидели, прислушиваясь к каждому шагу, каждому звяканью монет, к треску свечей и какому-то ещё треску. — Может, отговорим её? — неуверенно предложила Катя. — Да, я… — Артём поднялся с лавки, — я сейчас… Но тут непонятный треск — не свечи, не шаги, не монеты — усилился. И вдруг, словно от резкого порыва ветра, погасли все свечи. Залитая золотым светом комната побледнела. Теперь только луна освещала всё внутри. — Смотрите на еду, — прошептал Денис. Всё, что было на столе — все аппетитные пирожки, и овощи, и рагу, и разварная говядина, и каши — вдруг потемнело. А потом — и это было видно даже при свете луны — покрылись плесенью, иссохли, сгнили. И луна… — Лучше на стену гляньте, — сказал Фёдор. Серебристый прохладный свет, заливавший комнаты, падал не в окно, а сквозь огромный пролом в стене. — Пора идти! — Антонина Андреевна дёрнула замершего Артёма за руку. — Давайте, скорей. И тут обрушилась лестница. Позже Дима не мог вспомнить, как же они выбрались. До дверей было не так долго, но все одновременно кинулись к выходу… Артём что-то кричал, кажется, пытался уговорить их не паниковать… Кто-то щёлкал зажигалкой, кто-то даже свалился прямо у порога, перегородив выход. Но в конце концов они вшестером оказались снаружи, посреди снежного леса. И в десятке метров от них, освещённый луной, чернел остов дома, сгоревшего лет двести назад. Пока они шли к «газели» Катя снова цеплялась за Диму, Фёдор поддерживал Антонину Андреевну, а Денис шёл рядом с Артёмом. — Не хочу казаться бездушным, — говорил Денис, задыхаясь от холодного воздуха и спотыкаясь о сугробы и ветки, — но как мы теперь собираемся играть эту твою дурацкую комедию, Артём? С супермаркетом и чудесным… преображением грабителя в законопослушного… члена общества под воздействием… любви… к потребительству? Артём и сам невольно думал об этом — лишь бы не думать о том, свидетелем чему только что стал. — Ты заменишь кассиршу… Светы. И… может, я кое-что переделаю в финале… может, припишу немного больше любви и немного меньше потребительства, а?.. — Испортишь комедию. — Вот и славно, — отмахнулся Артём, — у нас ведь с именно комедией проблемы могут возникнуть. — Но Жоре нравилась именно комедия, — настаивал Денис. — Только немного меньше потребительства, — ушёл от ответа Артём, которому хотелось как следует обдумать всё. Может, пока они дойдут до автобуса, он наконец сумеет придумать финал, взамен того, который ему не нравился, — чтобы и смешно, и со смыслом?.. Придётся менять всё в последнюю минуту, но без Светы и так-то пришлось бы. Но эти ужасные несколько часов дали ему новые силы для того, чтобы ещё немного подумать над сюжетом, от которого он уже давно устал. А Фёдор шёл, держа под локоть Антонину Андреевну и думал, что лес будто стал менее густой. Он заметил среди веток одну или две звезды, как всегда далёкие зимой и мерцающие холодным светом, но на пути к дому несколько часов назад — неужели только часов? — ни о каких звёздах и речи не было. А тут выглядывают. Катя, споткнувшись на очередной ветке, вдруг остановилась и выпустила локоть Димы. — Ты чего? — спросил он испуганно. — Идти надо, а то заблудимся здесь. — Мне кажется, ей стало легче, — сказала Катя, — когда она рассказала нам обо всём. Ночь вдруг перестала быть пугающе-тихой. Звук шагов, шорох веток, скрип снега под ногами. Впереди, среди деревьев, показалась «газель». — Ну что, устраиваемся поудобнее на остывших креслах — и баиньки? — спросил Дима, когда они уже рассаживались по местам. — Только ещё разок попробую завести, — пробормотал Фёдор. И через несколько секунд вся замёрзшая и уставшая актёрская труппа услышала шум мотора. «Газель» дёрнулась и медленно поехала валежнику и снегу. — Будем считать это чудом рождества или Фёдора? — уточнил Денис, но никто ему не ответил, потому что все были заняты своими мыслями.