***
«Это не серьезно, не хочу делиться (но, знаешь, я люблю тебя)». В какой-то момент всё просто перестает быть под контролем. Алкоголь, какие-то истерики, слёзы, смешанные с жутким страхом, врачи, потом снова алкоголь, травка, всё что угодно. Однажды Мирон узнает об этом и потом весь вечер, то садясь на стул, то нервно вскакивая, орет на него, спрашивая, почему не сказал раньше, требуя номер врача. Он почти срывает голос, но Ваня знает, что это из-за волнения. И именно поэтому на его губах появляется легкая улыбка. Ване приятно, что за него переживают. На секунду это кажется смешным. Ваня перестает улыбаться. Мирон целует. Предельно аккуратно, почти лишь касаясь губами. В этом поцелуе нет бабочек в животе, нет ничего кроме привязанности. И кроме клятвы в том, что он его не оставит. «Тебе не обязательно знать всю правду, честно (и то что я люблю тебя — тоже честно)». Врач говорит что надо провести еще дополнительные анализы, сейчас у многих нехватка витаминов, а тут еще кризис возрастной — каждый не может разобраться в себе. Мирону об этом он, конечно, не говорит.***
«Все было как во сне (но знаешь, я люблю тебя)». Затем творится что-то невообразимое. По сути, повторяется предыдущий круг, меняется только отношение. Отношение Вани к всему этому. А потом еще немного грустно, потому что Мирон уже пятый раз встречает бухого в хлам Ваню, сидя у батареи с каким-то неподвижно-грустным лицом. Мирон прекрасно видит чужие засосы на Ваниной шее. Мирон ничего не говорит, только стискивает челюсть. Ваня сначала пытается прятать, а потом виновато смотрит на Мирона такими преданными, но совершенно разорванными, не в клочья, а в острое стекло, глазами. Мирон идет спать. Ваня остается на кухне. Врач смотрит напряженно, чуть поджав губы. Ваня не может сказать, что именно он видит в ее глазах, но это не совсем не облегчение, даже когда она улыбается и говорит, что иногда и в анализах бывают ошибки. Ошибок не бывает, думает Ваня и ничего не говорит Мирону.***
«Ты просто выбесил, ну с кем не бывает, не принимай близко к сердцу (но я люблю тебя)». Однажды Ваня не выдерживает взгляда, тяжелого, скорбящего. Он не знает почему, просто бьет куда-то в районе носа, а потом какая-то будто вспышка в голове, много крови, Мирон, сползающий по стенке. И он сам. На следующее утро, день и вечер, Мирон говорит, что со всяким бывает. Каждый может не сдержаться, мало ли какие проблемы. Но не у каждого проблемы в его собственной голове. Ваня не хочет говорить врачу о том, что у него через день панические атаки. Он не хочет говорить о том, что перестал контролировать ситуацию, о том, что его мысли — не его вовсе. Ване кажется, что врач знает. Ваня уверен, что Мирон знать не должен.***
«Самое обидное, что я не могу изменить ничего. Тебе придется смириться или уйти (но я все еще люблю тебя)». Какие-то таблетки, пусть уже и неизвестно (Ваня не помнит) от врача или от левого парня в переулке, ужасный скрежет в голове. Очень виновато, когда самый близкий человек становится тебе противен, и каждое движение, каждая деталь раздражает. Евстигнеев старается не показывать виду, но Мирону не нужно старание, чтобы понять, что что-то не так. Мирон давно не спрашивает про врача, потому что Ваня не любит. Мирон давно не спрашивает, что не так по этой же причине. Мирон давно не спрашивает, почему Вани не бывает дома по трое суток, а когда появляется - кричит, иногда подходит так близко, что дышать чем-то, кроме запаха перегара, смешанного с парфюмом, чужим и немного своим, становится невозможно. Мирон давно не пытается огрызнуться в ответ, показывая, что ему неприятно. Он иногда говорит, что не сможет без Вани, а иногда приносит чай по вечерам с одной ложечкой сахара. Потом в очередной раз клянется, что будет с ним до последнего. Целует, пряча чуть трясущиеся от осознания, что его Вано способен сделать что угодно, руки. Думает о порезах на руках, да и на ногах тоже. О том, что лучше умрет он, но не Евстигнеев. Порой есть ощущение, что он больше не Ваня. Ему страшно и он уже не может определить, чего он боится больше: того, что он избивает Мирона до крови, когда ему угодно, а тот терпит, терпит снова и снова, ничего не говоря, а только закуривая, когда удается обработать все раны перекисью; того, что в голове навязчивые не-его мысли; того, что иногда появляется жуткий озноб, страх, который заставляет скрутиться на полу и плакать всю ночь, а на утро смотреть на окружающих красными-красными глазами и пить обезболивающее пачками; того, что он проведет остаток жизни в психушке. Ваня перестает ходить к врачу.***
«Жду не дождусь, когда ты сдохнешь (прошу, не верь мне, все еще люблю)». Ему отвратно происходящее, ему отвратно лицо Мирона, ему отвратна его блядская забота. Ваню просто выводит это все. Ване противны «люблю» и «беспокоюсь», Ване противны «пожалуйста» и «прошу». И то, что Мирон не сопротивляется, не уходит тоже противно. Иногда ему кажется, что лучше бы он свалил. Иногда ему кажется, что когда-то Ваня любил Мирона. Иногда. Мирон тяжело сглатывает, снова курит. Курит немного, остальное обычно забирает из пачки Ваня, когда прожигает его кожу окурком. Если честно, Мирону уже всё равно. Если это поможет Ване, то пускай. А на всё остальное плевать. Плевать, когда на теле не осталось и живого места, а внутри словно полигон, нет, поле боя. А вчера снова пытались разбомбить населенный пункт «любить Вано», только вновь ничего не получилось. Думая об этом, Мирон хрипло усмехается. Ваню это бесит, бесят любые звуки, поэтому в следующую секунду голова Мирона ударяется о стенку. На телефоне куча пропущенных от врача. А от Мирона - ни одного, потому что он все время рядом, все время видит. А еще потому, что если он заговорит, Евстигнеев разобьет ему лицо еще больше.***
Мирон отчаянно хочет услышать, что Вано еще любит его. «Ненавижу». И больше ничего. Ваня хочет сказать Мирону, что в его глазах так много лжи, но он прекрасно понимает, что врет в этой комнате только он сам. Врал. Ваня. Теперь уже нет никакого Вани, нет никакого «Вано», нет ничего, нет алкоголя, сна, живого места на теле Мирона. «Я тебя ненавижу». И когда осколки стекла снова пронзают где-то в районе желудка, Мирон думает, что это бабочки в животе от любви Вани. Но любви нет, как и бабочек, только острая боль и желание покурить как выработанный рефлекс. Мирона тоже больше нет.