В настоящем.
Все ждали, и только охваченный пламенем город уже не верил в свое спасение. От Амарантайна тянуло гарью и жжёным мясом, Элана глядела на столбы черного дыма, затянувшие небо над торговым кварталом, слушала донесения выжившей стражи и поверить не могла в то, что всё повторяется снова. Как при битве за Денерим или, наверное, хуже. Ведь там у нее было гораздо больше солдат, а рядом стоял король. Она… Что, да что, ФенʼХарел подери, могла сделать или решить она? Окинула всех долгим невидящим взглядом и только на Хоу не посмотрела. Сказала им глухо и горько, ибо иначе не смогла: «Башня выстоит. Я верю в свою крепость». Только вот ни во что она не верила с тех пор, как погиб Тамлен. Ни в себя, ни в крепости, ни даже в Серых Стражей.***
Серый Командор Элана Махариэль давно привыкла терять, а не находить друзей. Да, сначала всё было иначе: Остагар свёл ее с Алистером и Морриган, опустошенные Мором дороги — с Зевраном, Лелианой и Стэном, душная тьма Глубинных Троп — с Огреном. А Круг, конечно же, с Винн. Все, кто остался в Денериме после войны — Винн, Алистер, Зевран, Лелиана и она сама, — сидели у огня в верхних покоях. Как вороны, кружили вокруг воспоминания минувших дней; руки барда тревожили струны лютни. Герои Ферелдена могли говорить ни о чем часами, как сотни раз бывало у костра на ночной стоянке, но теперь никто, кроме певуньи, не решился бы нарушить тишину. Среди них уже не было Стэна, но все, кроме генерала-гнома, старались по-прежнему держаться вместе, не размыкать крепко сцепленных рук. И каждый чувствовал, что Денерим стал их началом конца. Махариэль осмелилась первой заговорить об этом вслух и тихо призналась, что хочет найти Морриган. Камень, брошенный в пруд, расходится рябью до самых бережков. Никто не спросил ее, почему, но все почувствовали, как прервалась дорожка к прошлому — отряд распадался совсем. Винн осталась в Денериме вместе с Алистером и Эамоном. Расставаться с ней было больно: чародейка слабела день ото дня, и только Страж знала, что скоро ту позовет в Тень милосердный хранитель-дух. Возможно, они не увидятся совсем, и, думая об этом, Махариэль тосковала, словно снова теряла мать. Зевран обещался остаться со «своим милым Стражем» при денеримском дворе… Но куда уводила ее дорога! А где денеримский двор! Верный друг-Ворон прошел с ней немало дорог и бреселианских тропок, прежде чем в Редклифе им слишком поздно почудился шелест иссиня-черных крыл над головами. Не так хотела бы проститься с ним Махариэль. Не так — и не над безымянным камнем близ лесного озерца. Перчатки из антиванской кожи (помнишь ли теперь, Зевран, как рассказывал про улочку кожевников в чудной Антиве?..) жгли так, словно это ее руки, а не перья Воронов, были в его крови. Махариэль не знала, зачем пустилась на поиски ведьмы — была здесь обида, была и ревность, была безграничная и отчаянная глупость! — но верила, что непременно ее найдет. День за днем, час за часом шла к своей цели, и не заметила, как стала смеяться снова: что-то родное чудилось ей в перебранках Финна и молодой долийки, разделивших поиски. Но всякая дорога подходит к концу — и вот она снова стояла одна, читая настигшее в пути указание Стражей. Долгим был путь до Амарантайна, и не удалось пусть хоть на пару дней заехать в Денерим. О том, что Лелиана исчезла, словно тень в солнечный полдень, ей рассказал сам Алистер, приехавший в Амарантайн всего на день. Лелиана исчезла — и отзвуки ее песен, когда-то бередившие душу, теперь уже стихли в памяти. Нити рвались одна за одной, и Командор Махариэль училась терять, а не обретать друзей. Только клялась себе, глупая, что никогда не научит тому других!***
В прошлом.
— Андрасте! Веланна, я говорила сотню раз: никаких веток, кустов и корней! Маги упражняются не в Башне! Ну что у тебя там? Цветок? Командор был зла после встречи со знатью — иначе бы не заговорила так резко ни с кем из новых рекрутов. Тем паче — с ней. Но гнев сошел на нет, когда Веланна, впервые растерявшаяся перед ней, показала нераскрывшийся до конца бутон ярко-красной розы и протянула раздраженно, чуть обижено, ибо понять другого никак не могла: — Роза. Сорванная роза. И зачем ему мертвые цветы? …Махариэль и сама носила с собой засушенный бутон в походном дневнике. Только вот не была уверена, когда показала его Веланне, тихонько смеясь над собой и над ней, что та поняла его смысл. Либо не знала людской души, либо знала, но не хотела раскрыть Командору своей. Натаниэль в тот вечер тоже нашел что-то в своем колчане, о чем говорила его улыбка и вмиг посветлевший взгляд. Но ему Командор ничего объяснять не стала: он, наверное, знал и сам, чего добивался той мертвой розой.***
Когда когда-то давно Финн сказал, что им надо отыскать древние руины, Махариэль без обиняков назвала его идиотом. Потому что ничто — даже Морриган! — не заставит ее спуститься туда, где пропал Тамлен. Не погиб — ушел, чтобы снова и снова терзать ее невысказанной болью. Как в Храме Андрасте, где она давилась плачем, впервые с Посвящения забыв, что должна быть сильной, а Тамлен смотрел на нее, как чужой, и говорил, что это будет последняя встреча. Как в лагере той ночью, когда она бросила всех позади — всех: Алистера, Ферелден, свой долг и весь их проклятый Мор! — и кинулась в чащу за крикуном, не разбирая перепутанных дорог. Как догнала его — искалеченного проклятьем, доведенного до последней грани чарующей песней скверны, — и умоляла вернуться с нею, клялась, что сможет ему помочь, сжимала холодные сгнившие руки, и искала чужое в его лице. Искала — и не нашла. Ведь это и был Тамлен. И тогда, в Храме, была не последняя встреча. И в начале он не пропал совсем, а она не предала, оставив поиски. Тамлен был с нею, и с любой бедой им по силам справиться вместе — ведь сколько лет было именно так! Махариэль сорвала голос от крика, когда запели стрелы Лелианы. Зевран оттащил ее от прокаженного крикуна, Алистер заслонил щитом — на нем до сих пор остались следы когтей, — и Стэн прекратил всё одним ударом. Махариэль кричала, пока были силы. Потом зашлась воем, а он сбился в судорожный детский плач над телом убитого друга. Тамлена утром похоронил отряд, пока она спала, пригревшись у костра между Винн и Алистером. Она той ночью вообще будто сошла с ума — непозволительно для Стража. Отбилась от отряда, не убила порождение тьмы сразу, позволила сердцу затмить разум. Вот поэтому о руинах Бресилиана не могло идти речи. Но Финн был невыносим, как когда-то Алистер, потому что хитрость была ему чужда почти в той же мере, что и новому фереденскому королю. Так почему же теперь, в Башне Бдения, она вспоминала о них — обо всех, с кем сводила судьба? И именно тогда, когда взгляд находил Натаниэля и подмечал близ него Веланну?.. И почему так больно сжималось сердце, стоило Командору заметить, как глядит на человека долийка — удивленно, недоверчиво, прежде чем понять очередную шутку или спросить, что он имеет в виду? Словно она сама и Алистер вдруг предстали перед глазами, скрывшись за чужими обличьями: ту же настороженность узнавала в другой, то же преклонение и подчеркнутую учтивость подмечала в другом. Чем больше проходило времени, тем чаще губы Веланны трогала улыбка, тем громче звенел ее смех под сводами Башни Бдения. Чем больше пролетало времени, тем реже хмурился Натаниэль. Махариэль уже бы и не вспомнила, когда он говорил о мрачной тени своего отца: в каждом слове молодого лучника звучала потаенная надежда и новые мечты. Чем больше пролетало времени, тем реже Командор вспоминала о тех, кого уже успела потерять. И чем скорее пролетало время, тем худшее ждало их впереди.***
В настоящем.
— Башня выстоит. Я верю в свою крепость. Только вот он ни во что не верил с тех пор, как погиб отец. Ни в себя, ни в идеалы сумасбродной юности, ни даже в Серых Стражей. И уж тем более — в слова. Натаниэль не слышал, как дрогнул голос Командора, но вскинул на нее глаза. Она поспешно отвернулась к объятому огнем Амарантайну. Он хотел спросить, что же случится с остальными, оставшимися в Башне, но Командор Элана сорвалась с места, уже обнажая клинки Антиванских воронов, Андерс вздохнул и пошел за ней. Огрен ворчал что-то про огонь и архидемоновых тварей. Участь Амарантайна была решена. Натаниэль стиснул зубы и молча пошел за ней. Им оставалось только верить в свою крепость. А он только учился считать потери и, право, еще не устал надеяться. Элана, не оглядываясь, шла вперед — как тогда, второй раз, к руинам, сдерживая задушенный немым отчаянием крик, и знала, что оглянуться на Хоу теперь уже не посмеет. Дункан разбил то древнее зеркало — единственный путь к Тамлену, и Страж не сумела его простить. Стэн закончил мученье крикуна одним ударом — и руки тряслись, когда видела его меч. Серый Командор выбрала Амарантайн, как сотни раз выбирала обреченных людей вместо каменных башен — и знала, что к ночи забытая уже вражда взовьется с новым пылом. Амарантайн был спасен — тем худшее ждало их впереди.