Чужая гниль.

      Курт устал дышать этой гнилью. Люди серые, столбы серые, небо серое… Никто не слышит окружающих, можно громко закричать, даже потерять голос, но зачем? Полная глухота. Люди видят кругом зло, и молча ненавидят это, но разве станет от этого лучше? Так и сгнивало все постепенно в глазах молчаливых людей.       Кобейн сравнивал их с тремя обезьянами, символизирующих буддистскую идею недеяния. Но лишь так, не углубляясь. Обезьянки хотя бы пытались избавить себя от зла, прикрыв рот, чтобы не разносить о нем, закрывали уши, чтобы не слышать, и глаза, чтобы не видеть. Если подумать, то в последнем схожести больше. Он мог спокойно идти по своему протухшему городку, споткнуться и упасть, но обществу проще отвернуться, загасив огонек добродетельности, нежели потратить время.       Мыслит только каждый по-разному. Кто-то брезгует поднять пыльное, измученное тело, кто-то боится помочь «не тому человеку», без раздумий о том, что, может быть это вовсе не так. А потом они просто забывают. Или отмазываются тем, что поздно уже помогать. Эти два варианта одни из.       Так и будет лежать бедняга, как мусор, пока не наберется сил опереться о ладони. Кто знает, что с ним будет? А точно-ли он поднимется?       Курту было тяжело в этой жизни. Бродяжничество, алкоголь, боль в желудке, наркотики и музыка — вот слова, по которым можно определить, о ком идет речь. Его задевала эта жизнь. Да. Определенно. Хотя, стоит-ли винить жизнь, если это социум убил его? А стоит-ли винить социум? Каждый сам за себя, каждый не слышит, не видит, и не говорит. «Пора привыкнуть к отказам, и не воспринимать это так близко к сердцу.» — Думал он, но черт, как же цепляет!       Парень понимал этот мир по-своему, и пытался хоть немного «расчистить грязное небо», чтобы лунный или солнечный свет осветил чей-то разум, а любопытные журналисты не томя исполняли то, чего он, можно сказать, добивался — публикация. С одной стороны, он это ненавидел, но все-таки… Если задуматься над фразой, то можно понять, о чем мыслил Кобейн.       Впрочем, и у него опускались руки. Мысли становили такими же, как и у остальных — мрачными. В такие моменты проще сесть в углу, и сидеть неподвижно. Думать о своем. Терпеть боль внутри. А потом взяться за героин, в надежде спастись от всего этого дерьма. Вот только кто знал, что может выйти и хуже?       Считать мир бессмысленным может каждый. Каждый может ныть другому об этом, но окажется, что слушатель следовал методу обезьянки с закрытыми ушами, дабы не запятнать мыслями разум. А если не окажется, то рассказчик потом поймет, что, в общем-то, никого его проблемы не волнуют особо.       Тяжело жить с мыслью о том, как все плохо. Поэтому Курт отвлекался сигаретой, общением, выплеском своих страданий и мыслей в строчках будущего хита, который он, возможно, станет ненавидеть. Тяжело отвлекаться, когда нет сигареты, бутылки, и ручки с листком. А когда нет друзей… Ему такое не часто доводилось чувствовать. В конце концов, его приютил друг. Почти на год. Ха-ха, где же были родители?       В последнее время совсем нет сил… Нет сил вдыхать этот запах гнили, нет сил контактировать. Хочется уснуть. А что, если навсегда уснуть? Пропадет запах? Исчезнут мысли и воспоминания? Какая к черту разница, что за высоты были за спиной, если остальное гложет сильнее?       Кобейн не хочется мучиться. Надоело чувствовать боль. Музыка не смысл жизни для этого мужчины. Идолом никогда не хотелось быть. Нет того возбуждения, которого хотелось — и все это ручкой на бумаге в пару предложений. А затем новая порция героина. Только на этот раз он не думал мелочиться. А пуля дополнит эту странную картину.