Апельсины из чемодана

Порыв морозного ветра с запахом хвои и снега сносит с рабочего стола стопку бумаг, подписанных госпожой Президентом, и рассыпает их неровным ковром по красивому деревянному паркету. Еще мгновение - и по бумагам катится с полдюжины ярко-оранжевых апельсинов, исчезая под столом, под креслами и под шкафами, а уже в следующее мгновение раздается тихий стук ударившегося о пол чемодана и посреди кабинета, ни капли не смущаясь произошедшему, оказывается Ньют Саламандер, тихонько и нежно ругающий какого-то очередного зверя, намеревающегося открыть чемодан изнутри. Наверняка опять нюхлера. С этим зверьком у Ньюта были самые дружеские отношения, проверенные временем - нюхлер пакостил, а Саламандер на него нежно ругался. Они были просто идеальной парой. Впрочем, зоолог был идеальной парой любому своему прирученному зверю - от джарви, который ругался так, что даже у видавшего виды Грейвса начинал нервно дергаться уголок глаза, до лунных тельцов, ластящихся о руки Ньюта каждое полнолуние. На темно-синем пальто виднеются хлопья нерастаявшего снега, а из кармана выпадает еще пара апельсинов, когда Ньют, видимо уговорив нюхлера вернуться в свою нору, поднимается на ноги, оглядывая Персиваля с этой своей неизменно мягкой и немного застенчивой улыбкой. Только тогда Грейвс вспоминает, что сегодня Рождество - Саламандер обещал вернуться к Рождеству, а Ньют всегда очень трепетно относится к обещаниям, которые дает своим питомцам. Даже если эти питомцы живут не в его чемодане, а заведуют Департаментом охраны магического правопорядка в МАКУСА. Персиваль тушит сигарету в пепельнице, движением руки заставляя окурок рассыпаться в пепел, и просто молча смотрит на подходящего к его столу Ньюта, невольно и неохотно сравнивая себя со зверем, к которому слишком давно не приходил приручивший его человек. В последний раз они виделись в начале лета, когда солнце еще только набирало силу после неожиданно холодной и долгой зимы. Ньют варил кофе и бегал по утрам в булочную своего приятеля не-мага за свежей выпечкой. Персиваль почти что бросил курить, потому что маленький зоолог тихо чихал от табачного дыма, прикрывая нос ладонями, но потом Ньют уехал и хорошие сигареты остались едва ли не единственным удовольствием помимо любимой работы. У Саламандера холодные пальцы, пахнущие цедрой и хвойным лесом, а губы, напротив, горячие, мягкие, сладкие - Ньютон перегибается через стол, не обращая внимания на свалившиеся прямо на какие-то документы хлопья снега с лацканов пальто, и тянет Персиваля к себе, обнимая холодными ладонями лицо и впечатываясь поцелуем в губы. И тут же, несмотря на проявленную инициативу, становится податливым и ласковым, всем своим существом распахивается навстречу Персивалю, и Грейвс в нем тонет. С каждой секундой, что длится их поцелуй, Персиваль погружается все глубже в бездну с именем Ньют Саламандер, заново вспоминая, каково это - быть рядом с ним. - Ты забыл про Рождество, - шепчет Ньютон, прижавшись губами к щеке Грейвса. С шерстяного пальто на очередной важный отчет срывается целый водопад брызг от единственного неосторожного движения, и чернила бессовестно расплываются абстрактными пятнами по бумаге с министерскими печатями. - Не забыл, - ровно произносит Персиваль, простым заклинанием возвращая тексту его первоначальный вид. - Я уже не думал, что ты приедешь. - Я ведь обещал, - Ньют качает головой, обходя стол, пока Грейвс собирает бумаги в стопку, откладывая на край. Они оба подчиняются выученному сценарию, ход которого нарушать не хочется никому из них - слишком редко удается отыграть эту пьесу, рассчитанную на двух актеров и полное отсутствие зрителей. Под ноги Ньюту попадает прокатившийся через половину кабинета апельсин, и он наклоняется, подцепляя его пальцами, обмахивает его заклятием, избавляя от прилипшей пыли, и садится на свое привычное место - на рабочий стол Грейвса, перед замершим в ожидании аврором. - В Мичигане снежная буря, - объясняет Ньют, прикрывая глаза, когда Персиваль обводит пальцами контур его лица. - Там так красиво, ты не представляешь… Грейвс очерчивает большими пальцами линию скул, едва-едва заметно улыбаясь, и Ньют, воодушевившись, продолжает: - Я был на озере, нужно было кое-кого снова вернуть на родину… Пришлось потрудиться, на таком-то холоде… У Ньюта веснушки по коже разбросаны осколками разбившегося солнца. Светлые, золотистые на коже цвета парного молока. - Я даже оглядеться толком не успел, то есть, я не успел видами полюбоваться, потому что началась буря… Ньют улыбается и от уголков глаз к вискам расходится сетка едва заметных тонких морщинок, расчерчивая диковинным узором новый небольшой шрам прямо на виске магозоолога. В прошлую их встречу его у Ньюта не было - Грейвс наизусть выучил Саламандера; выучил, запомнил и берег в памяти. - У меня вышло недоразумение с плотоядным, разумным и очень колючим растением, - объясняет Ньютон, послушно поворачивая голову, когда Персиваль настойчиво направляет его пальцами. Еще несколько похожих мелких шрамов Персиваль находит рядом с мочкой уха и на шее. К последнему прижимается губами, лаская мягкую кожу совсем недолго, но достаточно, чтобы Ньютон тихонько, чувственно вздохнул, наклоняя голову и подставляясь губам Грейвса. - Вы так и не поладили? - уточняет аврор, накрывая теплой ладонью место поцелуя, и Ньютон мотает головой словно двенадцатилетний мальчишка, так же искренне подаваясь под простую ласку. - И апельсины созрели, - Ньют вспоминает про зажатый в руке апельсин и демонстрирует его Персивалю. - Ты только понюхай, они чудесные… Персиваль послушно вдыхает пряный цитрусовый запах - апельсин пахнет Ньютом, потому что сам Саламандер это смесь апельсина, корицы и имбиря. Сегодня, вот, оттененная мичиганской хвоей. Персивалю ни о чем не хочется говорить - только слушать увлеченные рассказы маленького путешественника и выглаживать пальцами линии родного, красивого тела. - Это у меня… в чемодане, - поясняет Ньют, кивнув в сторону чемодана, и послушный одному только взгляду аврора откладывает цитрус на стол, позволяя чужим сильным и горячим рукам стянуть с него тяжелое, пропитавшееся растаявшим снегом пальто. - Я просто не хотел ходить за ними у тебя, ты же знаешь, я иногда… задерживаюсь. Ньют может спуститься в чемодан засветло, чтобы проверить вылупились ли малыши окками, а вернуться глубокой ночью просто потому… потому что это Ньют. Такой, какой он есть, и он просто снова потерял счет времени, увлекся, и теперь искренне расстроен тем, что пропустил целый день рядом с Персивалем, но это не значит, что это не может повториться на следующий же день. Пальто Персиваль перекидывает через спинку своего кресла, снова поворачиваясь к Саламандеру, чтобы все так же неторопливо погладить шею. - Продолжай, - Персиваль кивает, опуская руки на грудь Ньюта. Грейвс расстегивает пуговицы на его жилете, выжидающе заглядывая в зеленые, чуть затянутые томной поволокой глаза. - Я… я писал тебе каждый месяц, - тихо вздыхает Ньют, снова накрывая апельсин ладонью и немного сжимая - цитрусовый запах становится сильнее и слаще. - Получал письма? Ньют всегда пишет очень длинные, подробные письма - наверное, накидывает по нескольку строк-абзацев каждый день, и отправляет каждый месяц в определенный им самим день. Делится впечатлениями, рассказывает о событиях, рисует маленькие наброски - природы или своих любимых зверей. Писать ему в ответ бесполезно - ни одна сова не найдет полностью увлеченного своим делом магозоолога, отправившегося за каким-нибудь очередным исчезающим видом в самые непролазные дебри. - Конечно, получал, - Персиваль расстегивает последнюю пуговицу на горчично-коричневом жилете, и Ньют неловким, немного нервным движением выпутывается из шерстяной ткани, придвигаясь ближе и Грейвса подпуская ближе к себе, отвлекая его от всего остального мира прикосновением нежных, немного обветренных рук к плечам и шее. Эти длинные, обстоятельные письма - то, что напоминает Персивалю Грейвсу, что он тоже человек. Что его по-настоящему любят. Что он способен любить, скучать, ждать и позволять себе другие человеческие слабости, хотя среди подчиненных и ходят слухи, что Грейвс после проклятого двадцать шестого года совершенно помешался на работе. Так и было - а потом Персиваль помешался на Ньютоне. По-хорошему помешался, словно излечился от долгой болезни. - Эй, - Ньют мягко улыбается, обхватывая ладонями лицо Персиваля. Он весь обманчиво хрупкий, но сильный, жилистый и крепкий, где не сможет убедить зверя лаской, может и заставить - все для его же блага. - О чем задумался? Персиваль качает головой, ладонями проводя по худым ногам, слабо сжимающим его бедра. Ньют слегка вздрагивает, подаваясь ближе, подцепляет пальцами верхнюю пуговицу на сорочке Персиваля и щекой прижимается к его щеке, быстро расстегивая сорочку до самого низа, выдергивая тонкую ткань из брюк. Укладывает ладони под ребра и доверчивым, нежным зверем прижимается к груди Персиваля чуть колючей - кое-кто снова пару дней забывал побриться, - щекой, замирая так на несколько долгих мгновений, пока Персиваль просто гладит его по рыжевато-пшеничным, непослушным волосам, тяжелым и мокрым от растаявшего снега. Ладони у Ньюта до сих пор прохладные, хотя он пытается их согреть, то пристраивая на бока Грейвса, то на поясницу, задирая голову, чтобы посмотреть на Персиваля из-под светлых, коротких ресниц. - И сколько же ты времени провел на озере Мичиган? - Грейвс уже догадывается, что ответ будет фантастически безответственным. - Часа полтора, - беспечно отзывается Ньют, но быстро сдается под испытующим взглядом аврора. - Три-четыре часа. Оно так промерзло, что никакие заклинания не брали, понимаешь? И я не рискнул открывать чемодан лишний раз, потому что… Там такой холод. Ньютон настолько искреннен в своем наивном и упрямом желании спасти всех своих питомцев, если они вдруг попадают в беду или просто нуждаются в своей естественной среде обитания, что это даже по своему зачаровывает. - Как насчет горячей ванны? - Персиваль перехватывает его руки, выморозившие ему уже всю спину, согревая в своих ладонях, и, не удержавшись, прикасается сухими губами к дрогнувшему запястью, затем переворачивая руку Ньюта и оставляя теплый поцелуй на раскрытой ладони. - Я был бы очень не против, - благодарно выдыхает Ньют, то ли по привычке, то ли специально поглаживая кончиками пальцев подбородок аврора, пока тот еще касается губами его ладони. - Особенно, если ты ко мне присоединишься, - застенчиво добавляет через секунду, второй рукой снова находя лежащий на столе фрукт. - Я тебя апельсинами покормлю. - Меня не обязательно поощрять вкусной едой, чтобы я делал то, что ты хочешь, Ньют, - не улыбаться произнося это просто невозможно, тем более, что Персиваль вполне привык к таким… иногда странным способам взаимодействия, присущим Саламандеру. Ньютон бормочет что-то смущенное и согласное, соскальзывая со стола вслед за Персивалем, уже отошедшим на пару шагов и поманившим его кивком головы.

***

Огромная ванна, стоящая на массивных львиных ногах всегда негласно привлекала Саламандера, благосклонно соглашавшегося с тем, что этот необъятный монстр даже великолепнее, чем те, что были в ванных комнатах старост в Хогвартсе. “Хоть что-то в штатах лучше, чем в Хогвартсе”, - ворчливо отзывался Грейвс, тут же получая мягкий поцелуй в уголок губ и задорную улыбку Ньюта, подтверждающую, что в Америке не так уж много вещей, которые лучше, чем в его обожаемом Хогвартсе. Ньют, откинувшись на грудь Грейвса, совершенно расслабляется в теплой, почти горячей воде, отзываясь на каждое прикосновение довольным вздохом или тихим, едва слышным постаныванием. Персиваль задумчиво-сонно перебирает потемневшие от воды пряди, поглаживая Ньюта, устроившего голову на его плече, по макушке, и слушает рассказ про Индию, который сейчас намного более насыщен подробностями, чем трехстраничное описание в августовском письме. Ньют прихлебывает сладкое шампанское прямо из горла изукрашенной золотой этикеткой бутылки, притирается макушкой к шее Персиваля, заставляя того улыбаться и про себя сравнивать Саламандера с котом, и все рассказывает и рассказывает, вспоминая дюжины так или иначе забавных подробностей о том, что произошло за последние полгода. У Ньюта замечательная память - иногда Персивалю кажется, что Ньютон ничего не забывает, но это несомненно чудесное качество полностью компенсируется феноменальной рассеянностью Саламандера во всем, что не касается его обожаемых зверей. И, хотя Персиваль стоит где-то на одной доске с нюхлером - или гром-птицей, или кем угодно еще из питомцев Ньюта, - его Саламандер может просто напросто забыть предупредить о том, что ему необходимо срочно уехать. Потом уже, откуда-нибудь с берегов Амазонки пришлет усталую и голодную сову с письмом, полным нежностей и извинений. А Грейвс, перечитав, вздохнет с облегчением, успокаивая себя тем, что еще с дюжину дней назад Ньют не был съеден какими-нибудь дикими тварями. - Расскажешь что-нибудь? - спрашивает Ньют, немного извернувшись, чтобы уткнуться носом Персивалю в шею, под челюсть, где гладко выбритая кожа тонкая и чувствительная. - А то я как болтрушайка перед смертью, никак не заткнусь… - Нет, наверное, - Грейвс качает головой, совершенно не представляя, что рассказать Ньюту. Кроме того, что Гриндевальд все еще на свободе, но это Ньютон и из газет знает. - Работа, работа и одна только работа, - тихо и нежно тянет Ньют, кончиками пальцев прикасаясь к щеке Персиваля. Пальцы у него мокрые и горячие, немного морщинистые от того, что Ньют долго не вынимал рук из воды. - Я же просил тебя сходить куда-нибудь… - В каждом письме, - соглашается Персиваль, зарываясь носом в пахнущие хвоей волосы и обнимая Саламандера поперек груди. - И ты ни разу меня не послушал, - Ньют целует Грейвса в шею, улыбаясь, когда тот одобрительно урчит на ласку, и, щедро расплескав воду на пол, переворачивается, упираясь ладонями в плечи аврора. - Мне придется самому тобой заняться, мистер Грейвс… Ньют говорит с ним как со своим непослушным, но нежно любимым питомцем, только зеленые глаза заметно темнеют от тщательно сдерживаемой страсти. - Я не против, - Персиваль гладит прогнутую спину - гладкая кожа перемежается росчерками шрамов от лопаток до поясницы, да и ниже можно найти кончиками пальцев несколько следов от укусов. - Хоть рождественская ярмарка, хоть театр, я согласен. - Мне нравится вариант с рождественской ярмаркой, держу пари, ты не был там лет десять… - Ты меня недооцениваешь, лет двадцать, - со смешком качает головой Грейвс, поворачивая голову в сторону плотно зашторенного окна и прислушиваясь. - Часы бьют. - Полночь? - уточняет Ньютон, никогда особо не следящий за временем. Он гладит Персиваля по виску и едва ли не чешет за ухом, наклоняясь так близко, что почти касается губами его губ. - Полночь, - подтверждает Грейвс, останавливая руки на пояснице Ньюта и любуясь туманной и нежной зеленью чужих глаз так близко. - С Рождеством. - С Рождеством, Персиваль.