***
Но прямо сейчас у Юри перехватывает дыхание. Его мелко трясёт, ноги ватные - совсем не слушаются. Сердце стучит, как бешеное. Он не верит ни своим глазам, ни своему сердцу, ни чертовой метке, которая просто пылает огнём на тонком запястье. Ну на кой черт его вечером понесло к Невскому проспекту? Просто прогуляться? Вот остался бы дома, смотрел бы своё фигурное катание, тренировался бы как всегда в гордом одиночестве, и было бы ему счастье, не было бы хлопот. Как Юри понимает, что наступают хлопоты? А как бы вы отреагировали, если бы увидели самого Виктора Никифорова, гуляющего со своим пуделем по Невскому проспекту, и в придачу чувствовали, что ваша все эти годы незаметная метка даёт о себе знать при взгляде на него, да ещё и в такой ярой форме? Вот и Юри немного не по себе от такого странного позабытого детского счастья. К слову, совсем недавно он читал у премного уважаемого Николая Васильевича Гоголя "Петербургские повести". И повесть "Невский проспект", входящая в данный сборник, особо запала в душу японскому фигуристу. История двух приятелей - художника Пискарева и поручика Пирогова. Оба встречают двух красивых дам на Невском проспекте, в следствие чего влюбляются с первого взгляда в их образы. Герои окрылены чувством слепой и горячей любви. И на данный момент японец чувствует то же самое. Он даже не знает, плакать ему или смеяться. - Маккачин, помедленнее, я не успеваю за тобой! - Юри, сам того не замечая, идёт чуть поодаль от Виктора, который беззаботно смеётся, слегка дергая за поводок. "Странно это - чувствовать себя на месте персонажа повести," - думает Кацуки, невольно краснея. Как маленький, ей богу. А метка все обжигает молочную кожу, не щадя. - Прошу прощения... Делать первый шаг... Юри, когда это ты так успел набраться уверенности?***
"Но как только сумерки упадут на дома и улицы и будочник, накрывшись рогожею, вскарабкается на лестницу зажигать фонарь, а из низеньких окошек магазинов выглянут те эстампы, которые не смеют показаться среди дня, тогда Невский проспект опять оживает и начинает шевелиться. Тогда настает то таинственное время, когда лампы дают всему какой-то заманчивый, чудесный свет." Гоголь безусловно правильно передаёт нужную мысль. Юри убеждается в этом, когда узнает Виктора поближе. Они обмениваются номерами и медленно прогуливаются по Невскому проспекту каждый вечер, примерно в 9 часов, когда мужчина выгуливает своего питомца. Их беседы проходят легко и непринуждённо, но также у каждого из них играет заманчивое любопытство. То ли это так влияют на обстановку фонари, то ли Кацуки и правда слишком ослеплён странным желанием быть ближе к кумиру. Оказывается, Никифоров любит читать русскую классику на излюбленном единственном диванчике, при этом попивая горячий и крепкий чёрный чай, с Маккачином под боком; намеренно игнорирует своего тренера, когда тот излишне зол и нетерпелив; любит нередко выпить в компании того же тренера и Георгия Поповича, его товарища на льду и соотечественника; терпеть не может, когда его заставляют ждать, но сам, собственно говоря, частенько опаздывает на важные встречи. У Якова, его тренера, есть ещё один ученик, пятнадцатилетний Юрий Плисецкий, которого Виктор в последнее время зачастил называть "мелким злобным гоблином". Нет-нет, не подумайте, что мужчина недолюбливает Юру. "Просто его весело злить," - чуть ли не пропевает Никифоров. Смешно, не правда ли? Юри подмечает, что о своей метке русский фигурист умалчивает, да и постоянно носит рубашки и кофты с длинным рукавом; второй половинки у него также нет. Мужчина говорит, что его метка совсем неинтересная, и немного горько улыбается. Все это вселяет в парня стойкую надежду, что Виктор является его родственной душой. Юри почти готов ликовать. Он также подмечает, с какой охотой Виктор слушает, что японцу нравится, а что не очень. На что метка лишь слегка покалывает, от чего даже немного приятно почесывать ее. Впервые ему хочется снять свой напульсник и оставить белую точку с запятой на виду у всех. Он почти счастлив.***
С каждой встречей отношения между ними крепнут. Теперь они не какие-то там знакомые. Правда, и определить точно нельзя - оба словно ходят по тонкой грани между "хорошие друзья" и "больше, чем друзья". Ну невозможно сказать, что они являются обычными друзьями, когда оба почти не отходят друг от друга, ведь они больше не ограничиваются прогулками по вечерам - разве кто-то запрещал встречи днём, к примеру, дома у Вити? Правильно, никто. Да и как можно назвать их отношения, если Юри покупает парные обручальные кольца и дарит ему на день Рождения одно, когда они опять-таки гуляли по Невскому проспекту, а Виктор одевает ему на безымянный палец другое? "На удачу," - сумбурно поясняет парень. Правда ни он, ни именинник не верят этому. Золотые кольца на безымянных пальцах у обоих блестят ярко и изящно. Японец уже не отдаёт отчёт самому себе, не замечает, когда они уже даже друзьями перестали быть. У него кружится голова от их отношений, от действий Виктора, от собственных поступков. Юри подмечает, что у мужчины железная хватка, соотвественно и объятия всегда тёплые и крепкие, а поцелуи слаще шоколадной помадки и желаннее свиных котлет с рисом, которые так любит Кацуки. Он плавится в руках Никифорова, словно всегда закутан в десять свитеров, и вместе с ним пылает его белоснежная метка. Он опьянен, словно выпил несколько бокалов шоколадного вина и виски. Виктор любит заключать японца в свои объятия каждый раз, когда они вместе с Маккачином сидят на диване в квартире мужчины, и ласково шептать на алеющее ушко различные милые прозвища и тёплые комплименты, от которых сердце у брюнета бьется быстро-быстро, словно отбивает чечетку. Юри не умеет говорить ласковых слов в ответ - не доводилось. Однако Виктор лишь понимающе усмехается и целует любимого в макушку. Дальше, к сожалению, они не заходят. Юри немного расстроен, но терпеливо ждёт. Времени впереди ещё много, уверяет себя парень. Хотя сам-то скорее всего морально и физически не готов к этому вовсе. Он немного сконфуженно и стыдливо потирает свою точку с запятой.***
"О, не верьте этому Невскому проспекту! Я всегда закутываюсь покрепче плащом своим, когда иду по нему, и стараюсь вовсе не глядеть на встречающиеся предметы. Всё обман, всё мечта, всё не то, чем кажется!" Впервые Юри не хочется верить Гоголю и так полюбившейся повести о двух слепо влюблённых приятелях. - Юри, покажи, пожалуйста, свою метку. - Метку? Юри всполошён. Нет, конечно, он хотел в скором времени показать метку Виктору. Но... Парень признаётся, что прямо сейчас не готов к этому. У мужчины глаза горят огоньком надежды. Зачем Виктору понадобилось видеть несчастную метку Кацуки? Почему не попросит этого у себя дома, а именно здесь, на Невском проспекте? Спокойно, Юри. Все же хорошо. Вы любите друг друга, можно и метку показать, перед Виктором не страшно. "Не страшно," - уверяет себя брюнет, когда нервно и скованно отдергивает, закатывает рукав толстовки, оголяя своё тонкое запястье. Однако сердце бьется слишком гулко и тревожно. Мужчина, что до этого так оживлённо топтался на месте в ожидании, теперь стоит словно каменная статуя, и Юри кажется, что он даже не дышит. - Юри, мы... Никифоров не договаривает и осекается, потом что-то решает для себя и так же расстёгивает пуговицы на рукаве своей рубашки, протягивает руку нерешительно. У Юри перехватывает дыхание. Ему почти нечем дышать. - В-вот как. И как ему только хватило сил хоть что-нибудь сказать? Японцу кажется, что он слышит у себя в голове, как многочисленные мыльные пузыри лопаются один за другим, оставляя после себя мелкие брызги повсюду. Ему не нравится этот звук лопающихся пузырей. У Юри начинает болеть и кружиться голова от этого. И как некстати он вспомнил, что писал Гоголь в самом конце своей повести:"Далее, ради Бога, далее от фонаря! и скорее, сколько можно скорее, проходите мимо. Это счастие еще, если отделаетесь тем, что он зальет щегольской сюртук ваш вонючим своим маслом. Но и кроме фонаря, все дышит обманом. Он лжет во всякое время, этот Невский проспект, но более всего тогда, когда ночь сгущенною массою наляжет на него..." Юри не хочет верить словам своего любимого русского писателя. Очень не хочет. Но отчего-то слезы непроизвольно капают из глаз, разбиваясь об асфальт, а сердце бьется намеренно медленно и гулко, словно хочет добить своего собственного хозяина, когда он сопоставляет ситуацию собственную с судьбами главных героев "Невского проспекта". Юри горько смеётся, тихо так, почти беззвучно. Отчего-то Виктор в свете этих несчастных фонарей кажется совершенно другим, незнакомым. И Юри больно смотреть на совсем маленький полумесяц на мужском запястье. Он не хочет смотреть в глаза Никифорову. И не смотрит - обжигается словно огнём, просто глядя на чужую метку. Не родственные души. Метки разные. А чувства почему-то все равно слишком сильные. "Интересно, а как себя чувствует Виктор?" - отстранённо думает Кацуки, тихо шмыгая носом и вытирая непрекращающиеся слёзы другой рукой. Он поднимает свою голову и забывает вовсе, как дышать. У мужчины из глаз крупными каплями текут хрустальные слёзы, словно град, разлетаются в разные стороны каждый раз, когда тот моргает. Странно. Не соулмейты, а плачут так горько, что невольно думаешь, что они таковыми являются. И слезы так душат, что в груди больно у обоих. - Плевать я хотел на эту метку. Не хочу я искать свою настоящую родственную душу. Мне ты нужен, Юри. Сковал мое сердце своими цепями, заставил смотреть только на тебя, думать и дышать только тобой. Какая к черту родственная душа? Голос у Виктора отчаянный, влюблённый, просящий. Он крепко хватает запястье возлюбленного и отпускать точно не собирается. Юри слышит, чувствует, видит, что Никифоров серьёзен, влюблён по-настоящему, почти умоляет не бросать его. А чем Юри лучше Виктора? Кто это прямо сейчас плачет чуть ли не навзрыд? Кто так отчаянно кивает головой и почти что выкрикивает, что да, мол, останется с Виктором навсегда? Кого Никифоров сейчас обнимает так крепко и из-за кого все ещё роняет хрустальные слёзы? Кого Виктор любит больше своей жизни? Правильно. Этого самого японца, который так же крепко жмётся и ревет в три ручья. "О, не верьте этому Невскому проспекту! Я всегда закутываюсь покрепче плащом своим, когда иду по нему, и стараюсь вовсе не глядеть на встречающиеся предметы. Всё обман, всё мечта, всё не то, чем кажется!" - Юри забывает об этом предостережении, забывает о Гоголе, о Невском проспекте, о поручике Пирогове и художнике Пискареве, о людях, что с любопытством озираются на них, проходя мимо. Юри забывает обо всем в тёплых и крепких объятиях Виктора, даже о том, что они не родственные души, и жить им будет немного сложнее. Но кого это волнует, когда Виктор так тихо и отчаянно шепчет на ухо парню: - Я не могу жить без тебя, Юри.