Помнишь?!

Весенний пляж пах свежестью. Морской солью, приятно, подбадривающее. Водорослями, немного терпко, заставляя чуть морщиться от резкого запаха. И рыбой, свежей, быстрой, свободной и, увы, никем не пойманной. Босые ноги так приятно проваливались в теплый песок, с точностью отпечатывая на своем теле следы чужой ступни. Солнце грело не сильно, ласково обнимая теплыми золотыми прикосновениями, легкими поцелуями касаясь кожи и стремясь забраться под ткань едва застегнутой рубашки. Туда, туда! К бархатной коже, которая пахнет оливковыми маслами и едва ощутимо – морем. Туда, под наглую ткань, что так и льнет к ровным кубикам пресса и рьяно хранит покой мирно вздымающейся груди. Ветер едва движется, запуская пальцы в податливые волосы. Единоутробная идиллия. Почти, вот только… — У тебя лицо полоумного идиота, которого выпустили на улицу из грязного подвала, — насмешливый голос разнесся по всему пляжу. — Ты слишком замкнут, — Дино улыбается, протягивая руку и переплетая свои пальцы с пальцами Мукуро, едва заметно сжимая их. — Оя-оя, решил меня поучить? – небольшой прищур разноцветных глаз. — Не-еа, — довольная улыбка и Мустанг на секунду останавливается, вглядываясь вдаль, где линия горизонта терялась в бледной дымке далеких волн. Мукуро замолчал, раздумывая, что вместо трех дней проведенных тут, вполне мог бы наделать кучу гадостей в Вонголе. Довести до бешенства Гокудеру, например. Или снова схлестнуться с Хибари. А может даже с Цуной. «Главное только в следующий раз не садиться есть с ними вместе. Бьянки-и…». От одного этого воспоминания живот предательски скрутило и пальцы, ища поддержки, сжали ладонь Дино. — Т-ты плохо себя чувствуешь? — Нормально, — морщась, ответил Рокудо, не отпуская не свои пальцы. — У тебя было такое лицо, что я начал волноваться, — вздохнул Мустанг. — Обо мне? – недоверие не только в голосе, но и в глазах. — Конечно, — мягкая улыбка. Мукуро хмуро куснул собственную губу, чувствуя странную слабость в ногах из-за этих слов. — Ай! – растерянно-обиженый голос, и Дино подпрыгивает на песке. — Что на этот раз? – иллюзионист уже устало опускает глаза. На золотом песке кровь. Алая. Яркая. Быстро впитывающаяся, оставляющая багровые следы на земле. — Я порезался, — невинные шоколадные глаза поднимаются и встречаются и негодующими багрово-синими. — Итак вижу, — недовольно буркнул в ответ, приобнимая и направляясь в отель. — Вот кто мог бы найти один крохотный кусок битого стекла на чистом пляже – так это ты, — медленно бинтовал ногу, рассуждал Мукуро. — В-все не так. — Попытаешься оправдаться? — Это Занзас! — Это же нас с тобой попросили проверить новую летнюю резиденцию Вонголы в Хорватии, а не… — Вария тут тоже отдыхает, — совсем тихо добавил Дино. — Бухает, ты хотел сказать, — по привычке поправил Мукуро, прежде чем поднять удивленные глаза, — как здесь?! — Они тестируют домики отдыха на пляже, — старательно отводя глаза, ответил Мустанг. — Ты. Говорил. Что. Тут. Только. Я и ты! — Я немного приукрасил действительность, — извиняющаяся улыбка. — Не желаю тут находиться. Мукуро высокомерно выпрямился, на секунду остановившись, словно бы желая, чтобы его остановили. — Даже со мной? – по-детски обиженный голос. Иллюзионист молчит, раздираемый между правдой и желанием сказать гадость. Едкую. Оскорбить Мустанга так, чтобы он мучился. Чувствовал себя ничтожеством… Чтобы ему было плохо… Рокудо чуть нахмурился. Говорить ничего не хотелось. Просто ни одного слова на кончике языка. И Дино понимает, улыбается и чуть сжимает в объятьях со спины, касаясь своими длинными пальцами груди, в которой бешенным танго веселилось сердце. — Мне тут нравится, — нехотя, будто бы выдирая каждое слово из собственной груди. — Знаю, ты выглядишь довольным, — мягкая улыбка на не менее мягких губах. Мукуро только шикнул в ответ, не видя смысла отвечать. — А мне нравится, что ты согласился. Из обычной работы сделать что-то интересное. — И что тут интересное? Я объект для опытов? – иллюзионист даже не замечал, как начинал грубить просто по привычке. Взгляд все равно терялся между пустынных дюн, почти морскими волнами легших на землю. А черед десяток метром от того поистине египетского великолепия начинались субтропики. С высокими деревьями, которым место было в заповеднике. Ствол не обхватить одному человеку. Крона раскинулась на десяток метров в радиусе. А там была жизнь. Хоть в одном дереве, но крохотные стайки птиц создали там свой маленький рай. Теплый, чуть влажный, солнечный, но защищены от резких солнечных лучей верными листьями. Кажется, где-то совсем далеко иллюзионист видел черно-белую полоску лигра. А там, где в дали должны были резвиться дельфины – акулу. Теперь, зная, что где-то на гектаре купленной земли резвился еще и элитный отряд убийц – все казалось не просто совпадением. И голова лихорадочно соображала, пытаясь собрать воедино якобы осколки вражеского плана. — Вария не враг, — и почему этот Мустанг видеть все насквозь, говоря то, что хотелся услышать? Мукуро снова шикнул, натягивая на губы едва ли не сросшуюся с ним самим насмешливую улыбку. — Пока не отберешь у Занзаса бутылку. — Вот прилип к нему, — усталый вздох, — смотри, начну же ревновать. Колени снова предательски подкосились. Только Рокудо успел вовремя сесть на плед (почти упасть), неумело делая вид, что ему все равно. — Ты трогательно смущаешься, — голос был бы мягким, если бы не тихие смешинки в голосе. Гордость иллюзиониста воспылала праведным гневом, желая минимум стереть этого идиота с лица земли. — Мукуро-кун, — осторожный позыв. Иллюзионист оторвался от разглядывая ночного неба и вязко поежился, поворачивая голову и встречаясь взглядом с Мустангом, бодро вышагивающим по пляжу в одних только шортах. «У него резинка сползает, что становится видно чуть ниже, чем кубики пресса. Совсем миллиметр нежной кожи, по которой так хочется провести пальцами… А лучше губами. Рокудо тряхнул головой, выгоняя эти мысли и нервно сглотнул. — А я думал, что ты уснул. Так неподвижно сидел и смотрел. Небо настолько красивое? — Нет. — Тогда что? — Не хочу это говорить. Тебе. Дино вздохнул, присаживаясь рядом, но не касаясь, впервые в нерешительности подняв руку, но не находя смелости опустить ее на бедро иллюзиониста. — Ладно, — слишком теплая улыбка на губах. Мукуро снова нервно вздрагивает, теряясь в догадках. «Что же это за действия? Почему он ведет себя так, словно бы не ненавидит меня. Словно бы… Не презирает меня. А даже наоборот… Словно бы…» — Как долго ты намерен продолжать этот фарс? – голос на последнем слове растерял все свои насмешливые нотки, оставив только растерянность. — О чем ты? – кажется это искреннее непонимание. — Твое отношение… — Это так странно, что к тебе испытывают нежность? – любопытно склонил голову блондин. Рокудо мысленно выругался и на себя – ведь именно он начал этот разговор, и на Мустанга – этот идиот… Просто идиот! — Наверняка ты привык, что тебя ненавидели, или боялись. Может быть презирали… — Выговорился? – с недовольством в голосе. — Просто прими – я не ненавижу тебя. Мукуро шикнул, кусая губу и не давая чему-то несоизмеримо теплому дальше резвиться в груди. — Ты мне не неприятен, — не найдя сопротивления, продолжил Дино. Теперь уже пришлось еще и зажмуриться. Словно бы внутри лопнула какая-то очень прочная струна. Та самая, что вытягивала его в любых ситуациях – то, что ему было просто нечего терять, кроме себя самого. Но сначала Кен, а потом Чикуса. Они тоже приняли его, но никогда не говорили, пряча восхищение в глубине глаз. Хроме, трепетно ловящая каждое слово. Но говорить вот так… Открыто. Без предрассудков и ссылок в «но». Мукуро снова вздрогнул, почувствовав как тело дрожит от нахлынувшего потока наивной растерянности и почти детского, так старательно забытого желания поверить. В чужих глазах никогда не было ничего больше чем презрение. Убивший собственную семью… Недостоин существовать. «Боженька не мог породить такое чудовище», — как-то сказала голубоглазая девочка, жившая по соседству. Мукуро хотел убить ее, тогда ее слова что-то задели. И его уничтожили. Буквально. Преисподняя не была тем, что изображали. Не была такой, какой ее описывали. Она была пустой. «Человек не может существовать без общества», — с укором сказал как-то преподаватель литературы. Мукуро хотел его убить, но… Снова что-то. Ломая ногти выкарабкиваться, раня руки в кровь. Возвращаться, потому что невыносимо там. И видеть… Что тут не нужен никому. Ад на земле. — Ты мне нравишься, — совсем тихо. И ветер замер, не нарушая своим шепотом почти благоговейную тишину. Только разбивающиеся о песок пляжа волны шумели позади. Мукуро разворачивается. На губах опасный оскал, за которым пробивается растерянная улыбка и вообще непонимание дальнейших действий. — Тебе не надо никак на это отвечать, — нерешительная улыбка, и шоколадные глаза теряются в океане лавы других глаз. — А есть за что? — Что? – мгновенно потерялся Дино, нервно кусая губы. — Есть за что симпатизировать? — Я не смогу это объяснить. – усталый вздох и долгожданные для обоих объятья. — Помнишь, ты как-то сказал, что не сможешь объяснить, что тебе нравится во мне? – привычные интонации насмешки и ерничества в голосе. Мукуро снова поцеловал влажные губы, довольно жмурясь. — Да? – кажется, удивление. — Когда мы еще были на пляже в Хорватии… — Хорватии? А ты уверен, что это был я? – хитрый прищур. — А трезубцем? – недовольно шикнув, Рокудо несильно укусил губы блондина. — Помню-помню, — хриплый смех в ответ. Почему-то Мустанг умудряется заболеть в самый разгар лета. — Скажи сейчас, — лоснится иллюзионист, сейчас больше похожий на ласкового зверька. — Что в тебе сводит меня с ума? – заигрывающее уточнение, вызвавшее улыбку в ответ. — Именно, — облизнул мгновенно передохнувшие губы Мукуро. — Твои глаза… Одно лишь это заставило вздрогнуть. — Один из них горячий, словно угли в камине. Резкий, но чарующий, — пронзительный взгляд шоколадных глаз пресекал все попытки отвернуться или хотя бы опустить взор, — и в то же время нерешительный. Словно бы он знает, что не принадлежит этому миру. Не в силах подавить новый поток дрожи, иллюзионист впивается в уже припухшие от постоянных поцелуев губы блондина и сразу же отстраняется, всем своим видом говоря, что готов слушать дальше. — А второй – как глубины океана. Далекие, холодные, блестящие, но затягивающие. И бесконечно грустные. Рокудо теперь куснул свои губы: то, как думал Дино было полностью противоположно его собственному мнению. — И твои волосы… Они похожи на темное ночное небо. А вообще – если все описывать, то никакого вечера не хватит, — внезапно рассмеялся Мустанг, вглядываясь в лицо иллюзиониста. — Что? – неохотное бурчание. Уж кто, но Мукуро сейчас нашел бы губам более действенное применение. — У тебя сейчас лицо счастливого идиота, — цитируя едва ли самую первую фразу, сказанную тет-а-тет.