Крушение Левиафана

Когда на соседней улице раздался пороховой залп, Данковский застыл на месте, обратившись в пражского голема, с книгой в руках, вокруг рукотворного хаоса. - Слышали? – спросил Эйхманс, разогнувшийся над чемоданом, который он с похмельным остервенением вытряхивал на пол. Его белобрысые усики затряслись в такт подбородку. Молодой латышский поручик, талантливейший сыскарь, но пугливый, пьющий и никудышный воин, сразу как запахло жареным, поник и растерял весь свой бравый образ. - Поди не услышь такое, - буркнул Данковский, бросая книжицу на пол, рядом с ботинками и разорванной простынью, превратившийся в половую тряпку, и вытягивая из кобуры жестянщицкий пистолет. Его люди, как дрессированные попугаи, поступили также. Беглый мальчик-монарх, читающий Франца Кафку в ублюдской берлинской ночлежке, среди мусора и гнилостного запаха дешевых вин. Чего-то такого Данковский и ожидал от Зоосада – нестандартного подхода, изворотливости и артистичности в действиях. Данковский и Эйхманс, держа наготове пистолеты, приблизились к окну. Герасимов ждал у двери, спокойный, каменный, но податливый, готовый в любой момент шагнуть на амбразуру. - Смотрите, Данковский! - Не кричи. Вижу. Из-за пелены листвы сначала появилась та самая фабрикатная крыса, которая сидела на плече Александра Гогенберга во время их вчерашней встречи. Она неслась вперед, маленькая, длинная, не оглядывалась, будто бы искала укрытие. За ней, через секунду, вприпрыжку выскочил и сам виновник сегодняшних событий. Александр бежал зигзагами, на ходу сбрасывая с себя плащ. Лицо его было почти полностью скрыто в бездонном картузе, он странными перебежками, будто бы ему было очень неудобно бежать, метался по улице. Раздался еще один выстрел. Гогенберг взмахнул своим плащом, как гигантским веером, закрывая себя со спины и пригибаясь. Данковский усмехнулся. Британец использовал старый, как мир, прием, которому, кажется, теперь изучают в разведшколах. От выстрела нельзя защититься, не будь на тебе железной кирасы или хотя бы хорошей дубленой подкладки из кожи. Однако, если стрельбы никак не избежать, вполне можно обмануть стрелка – превратиться для него во что-то быстрое и ловкое. Плащ отлично отвлекает внимание, и пока стрелок дезориентирован, можно успеть уйти с линии огня. Или хотя бы выпросить у судьбы еще спасительную секунду на раздумья. Но кто же стреляет? Ответ не заставил себя долго ждать. Оттуда же, слева, прибежали еще двое, в германских полковых фуражках, с винтовками наготове. Они остановились, щелкая затворами, и беря Гогенберга повторно на прицел. - Nicht Schießen! Er ist unser! – гаркнул Данковский, высовываясь из окна. Потом, уже по-английски, он крикнул британцу – За машину, дурак! Алек ожег его взглядом, и метнулся к их самодвижущемуся экипажу, обогнул его, и исчез с линии огня. Еще раз взорвалось под окнами – германский патруль открыл огонь по машине. - Быстро вниз, - приказал Данковский. Отвлекая внимание от Гогенберга, он несколько раз выстрелил в воздух. Немцы – народец вымуштрованный и переживший тяжелые лишения. Их солдаты, при выстрелах, не будут глупо геройствовать. Они спрячутся и выждут, и останутся оттого живы. У них было совсем немного времени, пока германцы и Александр не придут в себя. Троица выбежала на лестницу. В проклятой халупе оборвали лифтовый тросы, наверное, сдали их на металл, и спускались они бегом, перепрыгивая сразу по три ступени. - Кто это был? Откуда солдаты? – сбивая дыхание, спросил Данковский, пряча пистолет назад в кобуру и отстегивая с пояса короткую, обшитую кожей мамонтины, дубинку. - У них повязки на руках, - ответил вечно подмечающий все Герасимов. В бою его ум креп и становился железным. От него, даже в бардаке и стрельбы сложно было утаить детали – Народная милиция. - Давно ли в городе народ расхаживает с ружьями? - Наверное, не позднее чем с вечера. Во всей свистопляске они упустили что-то важное. Если в Берлине уже объявились неизвестные им вооруженные патрули, то пахнет керосином и углем. - Разоружить. По возможности бескровно. Я за мальчишкой. Они выскочили из парадной двери и бросились кто куда. Эйхманс и Герасимов, выхватив свои дубинки, по жухлому газону, перепрыгнув оградку, ветром подлетели к германцам. Данковский свернул вправо, обходя машину посольства, за которой должен был скрываться Гогенберг. Он услышал, как за его спиной начинается перепалка. Послышался быстрый хлесткий удар, крик, задыхающаяся немецкая брань. Что-то тяжелое звонко упало на брусчатку. Всё. Теперь просто точно не будет. Перестрелка почти в центре Берлина, ночью, когда так тихо – уже скоро тут будет половина городского гарнизона, не считая полицейских. Пригнувшись, Данковский приблизился к экипажу, ступая осторожно. Его ботинки неудовлетворительно шуршали по мороженой земле. Заглянув за машину, он с негодованием понял, что британца там не было. Его саквояж оставался брошенным на земле, сам Александр куда-то пропал. Пропал, но не бесследно. Сразу за дорогой начиналась высокая железная эстакада берлинского наземного метро, позеленевшая от времени и после войны брошенная на произвол. От дороги она была спрятана за высокий кирпичный забор. Данковский давал бы руку на отсечение, что в последний момент увидел, как наверху забора мелькнула пола песочного цвета плаща. Он недооценил Маленького принца, и это в его работе всегда жестоко каралось. Нельзя относиться к сопернику как к идиоту – нужно всегда держать в голове, что он ни в коем случае не может быть глупее тебя. Крыша экипажа заволновалась, будто по ней бегали железные муравьи, и Данковский оглянулся, держа наготове дубинку. Они встретились глазами – человек и искусственно созданное существо. В его больших глазах светилась зеленоватая злость. - Ты, - захрипел Данковский – ну, что скажешь? Где твой хозяин? Эта тварь звалась лори – в начале войны британцы вывели их, чтобы развлекать популистских политиков и зазвездившихся монархов. А заодно – выведывать у них тайны и секреты, до которых у короля Георга всегда был большой аппетит. Лори ощерился и зашипел, в его пасти засверкали блестящие зубы-бритвинки. Фабрикат с легкостью и грацией прыгнул в сторону Данковского, обнажая когти. Не будь у Данковского реакции, закаленной Галицией и Харбином, она вполне могла бы в два резких взмаха оставить его без глаз. Но он успел подставить дубинку, и ударить существо в полете, как бейсбольный мяч. Оно жалобно взвизгнуло, отлетев от Данковского на добрые три фута. Силы он не жалел. Времени разбираться с фабрикатом не было. Данковский, не теряясь, сразу же вспрыгнул на забор и, выдохнув, перемахнул через него. Щеку саднило. Данковский снял кожаную перчатку и приложил к ней пальцы, почувствовав глубокий горизонтальный порез, из которого сочилась тонкой струйкой кровь. Лори все-таки достал его, но это было не беда – приложить с утра спиртовой компресс и сделать, на всякий случай, прививку от столбняка, и уже через неделю не останется и воспоминания об этой фабрикатной твари. Он слышал и чувствовал, как трещат ветки под ногами убегающего британца. Куда же ты спешишь, малыш? Где тебе прятаться? Данковский имел над Гогенбергом преимущество – хорошую обувь для бега, прекрасные навыки и азарт, каким обладают гепарды, начинающие марафон. Он сорвался с места, в ушах заиграл шум ветра и приливающей к голове крови, и он понесся за своим оппонентом. У Александра дела обстояли не очень хорошо. Хоть он и значительно оторвался, но то было лишь из-за времени, которое он выиграл из-за германцев и своего фабриката. У него не было оружия, иначе он давно бы уже пустил его в ход. Свои вещи он бросил, и теперь все, что было у него – всё на нем, от ботинок до шапки. Они пробежали под эстакадой, Александр сбавлял темп, Данковский – наоборот, поджимал. Иногда, когда спина британца мелькала меж деревьев, он боролся с соблазном выхватить пистолет и выстрелить ему в спину. Между ними было не более шестидесяти футов, было бы сложно промахнуться. Но нельзя, Александр нужен был ему исключительно живым. Толку от него мертвого – что от барана в ясный день. Живой же он был настоящей кладезю нужной Данковскому информации. Когда неухоженный лесок, разросшийся под помпезными сооружениями транспортной сети, начал приобретать божеский вид, объявились скамейки и мусорные урны, и Гогенберг выбежал в берлинский Памятный парк, разбитый в память о жертвах, которые понесла империя в Великую войну, Данковский понял, что пора прекращать эту глупую беготню. Выпустив из себя весь воздух, он почти прыжками сблизился с задыхающимся от усталости британским агентом, и наотмашь ударил его дубинкой по спине. Александр по-мальчишески ахнул, в его голосе слышалась обида и обреченность. Удар затормозил его, выбил из колеи, и Данковский этим воспользовался - подставил ему ногу, и Александр, охнув напоследок, упал на живот, раскинув руки. Данковский остановился, скрежетнув каблуками по мерзлому песку и в победном кураже обошел лежащего противника по часовой стрелке, любуясь трофеем: - Курить надо меньше, дружок, - насмешливо пропел он – Зачем убегал? Лишь только проблем нажил, а исход все равно один. - Ты догонял – я убегал. Все просто, - промолвил Александр, тяжело поднимаясь на колени. Наверное, подумал Данковский, парень ушибся. - Я приехал поговорить. По поводу нашей прошлой встречи. - Мог бы и позвонить. - В твоем клоповнике даже телефона нет, куда уж звонить. Поднимайся, сейчас поедем, чаю попьем. Хочешь чаю? Данковский схватил Александра за шиворот, как котенка, и потянул на себя, помогая подняться, но британец, привстав, шикнул на него, и выкинул вперед руку, целясь Данковскому в глаза. Раскрыв ладонь, он бросил в его лицо горсть песка. Данковский, одуревший от такой наглости, отпустил его и сделал замах дубинкой, надеясь огреть Александра хорошенько по спине, но не вышло – песок засорил глаза, и британец воспользовался этим с неожидаемой от него более прытью, отскочил, поднимаясь на ноги. - Вот же шельма, - ругнулся Данковский. Левый глаз заслезился, и картина мира представала перед ним теперь обожженной, собранной из калейдоскопа бликов. Александр встал напротив него, пошатываясь. Все его лицо покрыли ссадины и царапины. Картуз слетел. Принц жестянщиков аккуратно стянул с плеч плащ, оставшись только в дорожном пиджаке, застегнутом на все пуговицы. Значит, чтобы не мешало. Значит, драка. - Уверен? – спросил его Данковский, выставляя вперед дубинку и продолжая растирать запыленный глаз. - Как никогда. Данковский и не возражал. Отчего-то, ему было очень приятно надавать Александру хороших тумаков. По-братски, в знак наказания и примирения. Но тут принц выкинул последний свой козырь. Откуда-то из кармана в его руке взялась толстая, обтянутая кожаным ремешком, рукоять. Послышался железный лязг, вздох выпрямившейся пружины, и из рукояти вылетел длинный телескопический клинок, коснувшись острым концом земли и поднявший сухую морозную пыль. Данковский уважительно присвистнул. - Ты еще и фехтуешь? - Да, бывало. В прошлой жизни. Что ж. То было выбором уязвленной стороны. Данковский покрепче схватил дубинку, концентрируясь на остром конце рапиры Александра. Как же восхитительно старомодны англичане. Как хорошо они дрессируют прибившихся к ним монарших особ. - Êtes-vous prêt? – спросил Данковский, следуя всем правилам академического боя. - Allez! Александр сделал первый выпад, целясь Данковскому в живот, но тот, подавшись назад, благополучно избежал укола. Вылететь из танца в первые же секунды было бы очень неприлично. Настырный британец, сжав губы, замахнулся еще раз, расчерчивая рапирой воздух над головой Данковского. От этого взмаха с его головы снесло фуражку, и она пропала где-то под ногами их блестящего дуэта. Данковский усмехнулся про себя, и пошел на Алека, готовый в любую секунду снова отпрыгнуть, и когда рапира снова взметнулась к небу, силясь достать его голову, заблокировал удар дубинкой. Холодное острое железо заскользило по ней, разрезая кожу и оставляя на металлической основе длинные серебряные борозды. - Талантливо. Трепещу, - похвалил он Александра – Но мы ведь так можем вечность тут играться, не правда ли? - Или до тех пор, пока ты не устанешь! У его врага было очень серьезное воинственное лицо, но в глазах горела неприкрытая радость, чувство состязания, желание незамедлительно пустить себя в ход. Данковский был его полной противоположностью – он улыбался, подначивал и неприкрыто дразнился, но оставался внутри себя холоден и расчетлив. В его взгляде прятались развалины древнего Вавилона, мудрая тишина созерцающего мир монаха. Они, по сути своей, были совершенно разными типами человека. Однако, Данковскому было даже даль, что они встретились именно так, в дуэльной схватке. Не будь между ними этой тайной войны, они могли бы стать друзьями. Ходили бы вместе по пятницам в германскую пивную и обсуждали бы политику, пикировались бы, делились бы мыслями. Но то – человеческое. Они же сейчас были не людьми. - Ты ведь вроде как венценосная особа? – спросил Данковский, нажимая на дубинку, метя ее оголенным концом прямо Александру в лоб. Но тот не поддался, бойко сорвался вправо, проехавшись ботинками по скользкой корке земли и песка, будто и правда – исполнял какой-то свой, неизвестный более никому, танец – Принц-жестянщик. Скажи, легко ли перековаться? - Главное не то, кормишь ты свою боевую машину или заправляешь. Главное – чтобы рядом были те, кто прикроют твою спину. И они снова, замолчав, сцепились. Александр хладнокровно отпрыгнул от удара, Данковский увернул голову от взмаха холодного клинка. Над их головами встревоженно заматерились вороны, наблюдавшие за этим представлением. Единственные в этом парке зрители. Наконец, Данковский достал его – пока Гогенберг замахивался, он успел сделать пару тычков ему в живот, и это раззадорило принца еще сильнее. Он потерял контроль над собой, и, злой, как черт в табакерке, пошел в слепую атаку. Один взмах, другой, резкий укол, Данковский почувствовал, как клинок упирается в него, как рвется под натиском железа дорогая махровая ткань. - Туше, - огласил Александр – Сдавайся. - Не в этот раз, дружище, - огрызнулся он – я спрошу с тебя за пальто. - Не в этот раз. Это было нечестно. Александр внезапно полностью завладел ситуацией. Данковский почувствовал это. Кроме них был кто-то еще. Тут все и закончилось. Их дуэль была самым неприятным образом прервана. Кто-то схватил Данковского за горло. Он почувствовал у себя на шее холодные грубые пальцы. Его потянули назад, с ужасной яростью. Александр тут же выбил дубинку из его рук. И приставил рапиру к самому его горлу. Данковский вынужденно присмирел. - Я же сказал, не в этот раз. Потом мы продолжим, я даю слово. Сейчас я спешу. Подними руки. Сзади нетерпеливо хмыкнули, придавив Данковского к земле и вынуждая его сесть на колени. Земля была холодная и неприятная. Внезапно пахнуло таким перегаром, что ему поплохело. - Эрих, откуда ты? Откуда у тебя обувь? – в голосе Александра чувствовалось удивление. - Выгуливал твоего фабриката. А хорошие ботинки иногда не грех и украсть - пробурчал мужчина сзади. Его язык заплетался. Алек посмотрел на него с укоризною. Человек вздохнул: - Ладно, не "украсть". "Одолжить". Я тебе жизнь спасаю, а ты придираешься к условностям. Лори появился тут же, вспрыгнув Данковскому на ногу, и вглядываясь в его глаза. Зверок поднял свою лапку, указывая пальцем на его плечо: - Пистолет. Потом, принюхавшись, на ботинок: - Нож. Александр подошел ближе, бесцеремонно задрав Данковскому штанину и изъяв оттуда выкидной нож, молча кивнул, требуя расстегнуть пальто. Данковский нехотя повиновался. Его грызла обида. - Нечестная дуэль, принц. - Тому есть от нас не зависящие обстоятельства. Александр достал его пистолет и протянул его своему подельнику. Тот отпустил Данковского и принял пистолет, аккуратно изъяв магазин и пересчитав ровные медяки гильз. - Как рука? – спросил Александр, но ответа на вопрос не последовало. - Потом. Что делать? Принц пожал плечами. - Ничего. Уходить. - А он не пойдет за нами? - Пойдет, конечно. Но не сразу. Ведь не сразу? Ему приставили к голове его же пистолет. Данковский скорчил мину недовольства: - Не сразу, - ответил он – Даю вам минут пятнадцать форы. Провались ты, вместе со своей крысой и этим пьянчугой. - Нам хватит. Александр упер рапиру в землю, складывая ее назад. Лори взобрался на его плечо, все также неодобрительно косясь на Данковского. Некто Эрих его тоже отступил. Чувствовалось, как пистолет отдаляется от его головы, но все еще направлен в цель и готов выстрелить. Он посмотрел на Алека, каким-то яростным, но не побежденным взглядом. А Александр – на него. - Мы еще встретимся, - пообещал Данковский – Надо будет – я весь Берлин перерою, но тебя достану. Слово офицера. - Боюсь, у нас будут теперь проблемы поважнее, чем искать схватки. Сами видите – в городе на улицах теперь стреляют, не предупреждая. Как бы не вышло чего. Бывайте, Данковский. - Счастливо, принц. Эрих вышел из-за его спины – высокий, покачивающийся, с висящей правой рукой. В ней, почти недвижимой, болтался саквояж Александра. - Я помню ваше обещание, - сказал Эрих – Пока мы идем, я буду оглядываться. Если что – вы знаете, что будет. С этими словами, он опустил пистолет и кивнул Данковскому в знак прощания. И они втроем, Эрих, Гогенберг и его фабрикат, бегом направились к выходу из парка. - Да. Когда мы уйдем – возвращайтесь назад. Один из ваших людей ранен. Ему, кажется, вызвали врача, - бросил напоследок Эрих. И они больше не оборачивались. Данковский опустил руки. Нужно было меньше играть в честный бой. Прибить мальчишку, да посильнее, и дело с концом. Однако, они его не убили, хоть и знали, что он тут же доложит об их стычке. Может, уже не боялись раскрыться. А может – и сами не хотели никого убивать.