Привыкание

- Хочешь поговорить об этом? - заезженная фраза сорвалась с языка прежде, чем Персиваль успел обдумать, что бы такого сказать. Вопрос был... Сложным. Вообще, как успел заметить Грейвс, всё становилось сложным, если это касалось Криденса. - Наверное, - как-то неуверенно отозвался юноша. Персиваль, который уже успел поравняться с дверью его комнаты, нажал на ручку и сделал жест рукой, приглашая юношу перебраться туда. И сам зашёл первым. Он устроился на диване, как и в их первый сегодняшний разговор. Криденс, в свою очередь, сел в кресло, но на этот раз сразу повернул его так, чтобы они сидели лицом к лицу. И в комнате воцарилось молчание. Персиваль пытался придумать, с чего можно начать разговор, но все фразы казались некорректными, неправильными или просто глупыми. - Мне жаль, что тебе пришлось пережить это, - сказал он наконец. Этот вариант показался самым нейтральным. И, в то же время, самым пустым. Так, наверное, всегда говорят. «Мне жаль». Персиваль всё ещё носил кольцо, и он периодически проходил через цикл: кто-то спрашивал его о жене, он отвечал, что она умерла, а затем следовало «Простите, мне жаль» и «Ничего, Вы не знали». Раз за разом. - Это было не так, как все себе представляют, - вдруг дернулся Криденс. Казалось, он снова выпустил иголки, и сейчас их ссора будет развиваться по уже ставшему привычным сценарию. - Она не напивалась, не бегала за мной с ремнем, она не была такой, как обычно показывают в кино. - Не важно, как это выглядело. Важно, что ты чувствовал из-за этого, - твердо, но спокойно сказал Грейвс. Он был рад, что они разговаривают в комнате мальчишки — не хотелось снова давать ему сбежать. Вдруг он снова решит причинить себе вред? - Она была хорошей матерью, - упрямо повторил юноша. Он сцепил руки. - Большую часть времени. Мы были очень близки. Она была доброй, ласковой, слушала меня, говорила, что я — самое главное в её жизни. Она была хорошей мамой. - Она была твоей мамой, и всегда ею останется, - Персиваль вытянул руку и положил её на колено юноши. Он редко позволял себе коснуться Криденса, если для этого не было необходимости — не хотелось напугать его, вызвать какие-то опасения, но сейчас тактильный контакт был необходим. - Она — твой близкий человек. Она тебя вырастила. И она, вероятно, тебя любила. Это нормально, что ты её любишь, что для тебя она самая лучшая, и никто и никогда не сможет тебе её заменить. Я не одобряю физические наказания, более того, считаю их недопустимыми. Но важно то, как ты относишься к своей маме, а не то, одобряю ли я её действия. - Но иногда я ужасно злюсь на неё, - Криденс почти прошептал это, резко опустив голову. Грейвс не только не убрал руку, но и сместил её выше, поближе к безвольно лежащей на бедре кисти юноши. - И это тоже нормально. Злиться — нормально. Даже на близких людей, - Грейвс кивнул. - Она делала тебе больно. Ты имеешь право на неё злиться, ты имеешь право быть обиженным, ты имеешь право даже ненавидеть её, и это нормально. Нормально, если ты её любишь. И нормально, если ты не можешь понять, что чувствуешь по этому поводу. - Иногда я вспоминаю, как мы жили... Когда у неё были выходные, мы могли два дня не выходить из квартиры вообще. Или наоборот, пойти гулять на целый день. Она говорила, что я — главный человек в её жизни, лучший мужчина из всех, кого она встречала, что я наполняю её жизнь смыслом, и что моё рождение — единственное, о чём она не жалела ни минуты в своей жизни, - монотонно рассказывал парень. Грейвс не был уверен, слышал ли мальчик его вообще. - А иногда... Она хваталась за ремень, говорила, что я весь в своего отца, что из меня ничего не выйдет, говорила, что из-за меня она навсегда останется одна, и что я без неё никто. - Это было неправильно, - Персиваль покачал головой и всё-таки взял Криденса за запястье. - Ты не заслуживал такого отношения к себе и не заслуживаешь его сейчас. Я не говорю, что твоя мама была плохой. Но, вероятно, она просто не могла справиться. - Не могла справиться? - впервые за время этого разговора Криденс посмотрел мужчине в лицо. Взгляд у него был полный тревоги. - Да. С воспитанием ребенка или с собой. Так бывает, - мужчина потер шею. Он никогда не был силен в разговорах по душам. - Когда люди становятся взрослыми, или когда они рожают детей, они не становятся сразу от этого абсолютно адекватными, всезнающими и способными на все. Они становятся просто людьми с детьми. И порой они не справляются. Не знают, что делать, или что-то делают не так. Иногда им нужна помощь, но не все могут её получить или попросить. - Я не знаю, что мне к ней чувствовать, - признался Криденс. Даже без слов, по одному выражению его лица можно было понять, что он запутался. - Что я должен чувствовать. - Твои чувства — не то, про что можно сказать «должен», - Персиваль покачал головой, стараясь удерживать зрительный контакт. - Ты можешь чувствовать что угодно, а через некоторое время это поменяется. Твои отношения с твоей матерью были непростыми. Но они были непростыми не из-за тебя. Чего ты точно не должен делать, так это винить себя. Ни в том, как она относилась к тебе, ни в том, как ты относишься к ней. Понимаешь? - Понимаю, - юноша кивнул, но было ясно, что одно дело сказать, а вот принять эту мысль на самом деле — это уже другое дело, гораздо более трудное. - Слушай... Я на сто процентов уверен, что как бы ты ни вел себя, ты не заслуживал того, чтобы на тебя поднимали руку. Ты не заслуживал таких наказаний. И ты не должен наказывать себя сам теперь, когда твоей мамы нет, - Грейвс заметил, как Криденс дернулся от этих слов. - Я начал делать это до того, как она умерла, - признался он тем не менее. Персиваль кивнул. По крайней мере, мальчишка первый раз заговорил об этом. - Думаю, ты понимаешь — я не хочу, чтобы ты продолжал заниматься этим, - сказал он, как-то внезапно обнаружив, что его рука уже довольно долго лежит на запястье мальчишки. - Я не стану следить за тобой круглосуточно, или проверять твое тело, или сдавать тебя в клинику. Но я надеюсь, что ты и сам хочешь или захочешь остановиться. И я готов оказать тебе любую помощь. - Я не обещаю, что больше никогда этого не сделаю, - Криденс посмотрел на мужчину внимательно. И хотя его фраза не звучала очень воодушевляюще, Грейвсу приятно было это услышать. Потому что парень говорил с ним об этом честно и открыто. - Я понимаю. Давай договоримся — ты попробуешь. И если у тебя не будет получаться, или тебе будет трудно, или просто захочется это обсудить — обратишься ко мне. Хорошо? - Персиваль медленно убрал руки от мальчишки и протянул одну для рукопожатия. - Хорошо, - несмело, но парень всё же пожал протянутую руку. И замолчал. Персиваль вгляделся в него. Казалось, разговор был окончен, но не было похоже, что Криденс хочет, чтобы он ушёл. - Если честно, я тоже не знаю, как относиться к своей матери, - признался Грейвс. Он решил, что будет честно ответить откровенностью на откровенность. - Почему? - Криденс, казалось, был удивлен. И интерес тоже был не наигранным, а это означало, что это сближение нужно не только Персивалю. - Когда мне было семь лет, мой отец умер, - рассказал мужчина. - Через два года она вышла замуж. Мой отчим — хороший человек. Хотя он никогда не пытался заменить мне отца или сделать вид, что он меня любит, он всегда относился ко мне с уважением, никогда не повышал на меня голос, и тем более не поднимал руку. Он оплатил мою учебу. Я вернул ему всё до цента, но он никогда не настаивал на этом, это было уже моё решение. И ещё когда мама собиралась замуж, она сказала мне, что если он обидит меня, я могу прийти к ней, и она всегда поможет и защитит. Но... - Но? - лишь вопрос Криденса заставил Грейвса понять, что он сделал слишком большую паузу в своем рассказе. Он покачал головой, так как и подумать не мог, что это окажется так трудно. - Она вышла замуж и сменила фамилию. У меня осталась отцовская, я считаю, это правильно, у меня был отец, и другого быть не может, - Персиваль выдохнул и потер висок. - Но меньше чем через год после свадьбы мама родила мне младшего брата, а затем ещё троих прежде, чем мне исполнилось восемнадцать и я уехал учиться, и одного после. Разумеется, забота о них отнимала у неё много сил и времени. Отчим никогда не пытался заменить мне отца, а братья были гораздо ближе по возрасту друг к другу, чем ко мне. У меня была отдельная комната, мама редко просила меня помочь с детьми... Они с отчимом хотели как лучше и, наверное, вели себя правильно. Но у меня как будто не стало семьи. - Вы злитесь на неё из-за этого? - спросил Криденс прямо. Вероятно, ему хотелось найти в другом те же чувства, что были в нём самом. - Нет. Сейчас — нет, - Грейвс покачал головой. - Но иногда я злился, когда был в твоём возрасте. Да, как сейчас помню. Мне было пятнадцать лет, как тебе. А она заботилась о двух малышах и была опять беременна. И я участвовал в каком-то научном конкурсе, поехал в другой город на пару недель, там была куча мероприятий, и для меня это тогда казалось безумно важным. И я пытался ей звонить, но то она вообще не слышала телефон, то она была занята со старшим, то младший спал, то ей самой было плохо и она лежала. И на третий день я позвонил и нарвался на отчима, и он очень корректно, очень вежливо сказал мне, что мои звонки только вносят лишнее беспокойство, и попросил больше не звонить. - Ничего себе, - пробормотал Криденс. Теперь он смотрел на мужчину... С сочувствием? Грейвс даже головой тряхнул. Ну надо же, прозвучало, наверное, так, словно он жалуется на жизнь. - Ничего, это все давно в прошлом. Я это к тому, что у меня ушло много времени на то, чтобы понять — родители не всегда могут быть настолько хорошими, насколько нам хотелось бы этого. И насколько им хотелось бы, - он попытался закончить свой рассказ на мудрой мысли. - Вы были бы хорошим отцом, - вдруг сказал юноша. Непонятно, чего в этом было больше — откровения или попытки утешить. - Не уверен, - Грейвс покачал головой. - Сейчас, оглядываясь назад, я могу сказать, что как и многие мужчины выбрал в жены женщину, похожую на мою мать. Конечно, Элизабет не была копией моей мамы, они во многом были очень разными, но кое-что их объединяло. Знаешь, бывают женщины, которые любят своих детей больше всего на свете. Но бывают женщины, которые всё же больше любят своих мужчин. Моя мама любит меня, любит моих братьев, но куда сильнее она любила моего отца и любит моего отчима. В какой-то степени я даже думаю, мне повезло, что мой отчим оказался действительно хорошим человеком. Элизабет была такой же. Просто она была немного умнее и немного честнее, или, может, я просто не был так уж настойчив в этом плане. Но если бы у нас был ребенок, то для неё на первом месте был бы я, потом она сама, и лишь затем это несчастное дитя, - он вздохнул. - Но я всё ещё могу стать хорошим родителем для тебя. Ну или, по крайней мере, опекуном. - Я рад, что мы поговорили, - тихо сказал Криденс. Персиваль тут же поднялся, поняв, что сейчас лучшее время для того, чтобы уйти. - Я тоже рад, - сказал он, направляясь к двери. Действительно, после разговора он почувствовал заметное облегчение. - Где-то через полчаса спускайся, будем готовить ужин. Разговор оказал благотворное влияние на их отношения. Конечно, за две недели они ещё несколько раз поругались, но Криденс больше не убегал в свою комнату столь решительно, как это было раньше. Более того, Персиваль начал хорошо различать его состояния, и пару раз ему даже удалось предотвратить ссору прежде, чем она началась. Да и в остальном они сблизились. Например, Криденс стал чаще рассказывать о себе. Не только о тех событиях, которые с ним происходили за день, или о своих ближайших планах, но и вообще — стал делиться мыслями, воспоминаниями, идеями. Грейвс тоже старался быть откровенным. Пару раз они даже поговорили на серьёзные «детско-родительские» темы, вроде отношений со сверстниками и прав и обязанностей подростков. Персиваль даже задумался, а не побеседовать ли ему с Криденсом на тему отношений полов, и начал подготавливать для этого почву. Ничто не предвещало беды. Было воскресенье, время близилось к обеду, Грейвс занимался уборкой в гардеробной. У него был достаточно большой дом, и вообще-то дважды в неделю приходила приглашенная уборщица, однако было три помещения, в которые она не допускалась. Во-первых, это был кабинет Грейвса. Там было множество важных рабочих бумаг, лежащих в точном соответствии с тем, как это было ему необходимо, да и остальные вещи там были разложены так, что их лучше было не то, что не передвигать, но даже не трогать. Во-вторых, это была гардеробная. Эта комната была полна слишком личного, от вещей до воспоминаний, и Персиваль просто не готов был пустить туда посторонних. А теперь к этим двум помещениям добавилась ещё и спальня Криденса, которую юноша убирал сам. У него, в конце концов, должно было быть личное пространство, неприкосновенное для взрослых, да и привычка убираться в своей комнате была скорее полезной. Так что Грейвс всегда убирал гардеробную сам. Он научился ухаживать за одеждой, обувью и драгоценностями и выполнял необходимые процедуры раз в определенный временной промежуток, но обычно просто избавлялся от пыли. И в то воскресенье во время уборки он заметил, что некоторые предметы сдвинуты. Персиваль обладал хорошей памятью и был достаточно щепетилен. Гардеробную он содержал в полном порядке, и поэтому даже не сомневался в том, что вещи действительно были не совсем на своих местах. Он остановился, оглядываясь по сторонам, и уже приблизился было к туалетному столику, как услышал, что Криденс вышел из своей комнаты. Мужчина вдохнул, выдохнул, и вышел в коридор следом. Несколько секунд он раздумывал, но так ничего и не сказал. Вечером, когда Криденс пошёл в ванную, Персиваль взял из ящика стола связку ключей и вернулся в гардеробную. На всякий случай заперев дверь, он медленно приблизился к большой шкатулке, в которой лежали драгоценности и пересчитал их. Всё было на месте. Да и сама шкатулка не выглядела так, словно её сдвигали. У Грейвса отлегло от сердца. Он перебрал вешалки и пересчитал обувь. Опять же, всё было на месте. Он выдвинул ящики комода, где лежало белье. Здесь вещи были перепутаны, но тоже все на месте. По крайней мере, мальчишка ничего не украл. Это успокаивало. Но в том, что он заходил в гардеробную и рылся в вещах сомнений не было. Грейвс отпер дверь и вернулся в кабинет прежде, чем Криденс успел покинуть ванную, но вот мысли об этом инциденте продолжали мучить его весь вечер и даже ночь. Он перебирал разные гипотезы. Может, юноша просто рассматривал вещи? Заглянул в гардеробную, взял то, что вызвало интерес, повертел в руках и поставил на место. Но с чего вдруг ему интересоваться женской одеждой? Может, это был исследовательский интерес? Когда Грейвс учился в старших классах, один мальчишка признавался, что надевал мамин лифчик на подушку и тренировался расстегивать его, так как боялся, что не сможет нормально сделать это, когда будет с девушкой. Это объясняло беспорядок в белье, но не в остальных местах. Может, Криденс брал что-нибудь на время? Одалживал какой-нибудь девушке, например. Хотя он никогда никого не упоминал, не похоже, чтобы какая-нибудь особа была ему близка настолько, что он стал бы давать ей вещи, пусть и на время. А может, это вообще была проверка? Мальчишка хотел знать, насколько ему доверяют в этом доме, и знал, что Грейвс обязательно заметит любые перемены в гардеробной и воспримет это болезненно. Нет, это уже попахивало теорией заговора. Вопросов снова было намного больше, чем ответов. И Грейвсу снова было не у кого спросить. Разве что у самого Криденса, но... Персиваль боялся. Он уже понял, что мальчишка взрывается, как только ему кажется, что его в чём-то обвиняют. А они совсем недавно стали так хорошо общаться. И потом, пару дней назад Криденс упомянул, что у него хорошо получается справляться с тягой к самопорезам. Что, если своими словами Грейвс откатит весь прогресс назад? Утром мужчина старался вести себя как обычно, и у него это, кажется, даже вполне получилось. По крайней мере, Криденс определенно ничего необычного не заметил. Грейвс как обычно подбросил его в школу, а сам отправился на работу. У него возникла даже идея попробовать обсудить это с Куини, но он отогнал эту мысль подальше. Она, в конце концов, его секретарь, а не судебный психолог. Однако за два последующих дня он так и не смог ничего придумать. В голову лезли даже откровенно скверные мысли, например поставить дома камеры, чтобы следить за тем, что происходит. К счастью, ему хватило ума сразу отбросить эту мысль. Если бы Криденс узнал, что за ним следят, он точно утратил бы всякое доверие к опекуну. Грейвс вынужден был признать — это его сильно беспокоило. Хотя вроде бы не произошло ничего страшного. Он легче отнесся бы, если бы пропали деньги или ключи от машины. Во-первых, это было понятно и естественно для подростка, хотя и явно неправильно. Во-вторых, это не касалось бы его храма. Бесконечные мысли об этом сделали его рассеянным. И это, в конечном счёте, сказалось на работе. Обнаружилось, что документы, которые нужно было подписать и отправить до вечера остались у Персиваля дома. Он часто брал работу домой, но прежде таких оплошностей с ним не случалось. Конечно, его вины в этом не было — сроки сократили внезапно, но обычно Грейвс мог думать на несколько ходов вперед и предполагать, что и когда может потребоваться, так что он ощущал себя виноватым. Отчасти именно поэтому он поехал за документами сам. Кроме того, не хотелось, чтобы кто-то рылся в его бумагах, не важно, попросил бы он об этом кого-то из сотрудников или Криденса. Кстати, об этом. Грейвс планировал предложить мальчишке поехать с ним. Грейвс завез бы документы, а потом они могли бы пообедать вместе. Честно говоря, он планировал вдали от дома поговорить с мальчиком на беспокоящую его тему. Криденса он обнаружил в гостиной. Тот полулежал на диване, накрывшись пледом. - Ого, Вы уже дома? - юноша приподнялся на локтях. Как ни странно, он выглядел обеспокоенным. Впрочем, он мог просто испугаться, услышав, как кто-то входит в дом в такое время. - Я заехал кое-что забрать. И хотел предложить тебе прокатиться со мной. Я могу показать тебе, где работаю, а потом пообедать с тобой где-нибудь. Не волнуйся, обратно отправлю тебя на такси, чтобы не пришлось трястись в общественном транспорте, - предложил Персиваль, направляясь к лестнице. - Да, отлично. Я тогда сейчас соберусь, - согласился парень. Грейвс кивнул и сделал несколько шагов вверх по ступенькам, слыша, как юноша скидывает с себя плед и поднимается. Уже почти оказавшись на втором этаже, мужчина обернулся. - Слушай, я... - однако конец фразы он так и не произнёс. Конечно, заметив, что он оборачивается, Криденс быстро юркнул обратно на диван и прикрылся пледом, но Персивалю всё равно хватило времени, чтобы заметить — сверху на мальчишке были белая рубашка и жилетка от школьной формы, а вот внизу он был облачен в боксеры и черные чулки. Грейвс развернулся и, поднявшись до конца лестницы, удалился в свой кабинет.