***
Дверь. Боже, наконец-то он видит дверь. Почти в три часа ночи он возвращался в поместье Освальт после встречи с полковником через ужасно продуваемую всеми ветрами пустошь. Спрятав руки в карманы, он пытался отыскать в себе последние крохи энергии на то, чтобы ускорить шаг. Он чувствовал, как от усталости ноют даже кости; истощение давило на него как плащ из стальных цепей. Он помнил, что ел в последний раз, но забыл, когда же это было. А то, когда он в последний раз спал, вспомнить было ещё труднее. Он намеревался нарушить эту политику строгой экономии триумфальным ужином в поместье Освальт, с ожерельем леди Освальт в руке, беззаботно смеясь с Ватсоном за бутылкой превосходного портвейна и наслаждаясь чудесным жареным фазаном. В то время, когда должен был происходить ужин, Холмс не мог там находиться, так как был в самом разгаре неприятный кулачный бой между ним и отвратительным и жестоким полковником Брэйтвэйтом. Кулачный бой, в котором он, чёрт возьми, ПОБЕДИЛ. Крупное тяжёлое ожерелье в нагрудном кармане глухо билось о грудь при каждом шаге. К тому времени, когда он добрался до порога, у него уже не было сил, чтобы проникнуть в поместье незамеченным. Посреди ночи дом был холодным и тёмным. Последней здравой мыслью была та, что нет никакого смысла кого-то будить. Он опишет всё Ватсону и леди Освальт позже. После того, как выспится. Так бывало и раньше. Добравшись до кровати в гостевой комнате, Холмс просто рухнул на неё и оказался потерян для всего мира. Пальто разметалось вокруг него. Он упал на постель, даже не сняв обувь и не успев ни раздеться, ни откинуть одеяло. Но он наконец-то мог расслабиться и уснуть.***
Между штор проникли лучи заходящего солнца, и Холмс пошевелился. Тихо застонав, он перевернулся, отбрасывая одеяло, наброшенное на его плечи. Что-то было не так. Машинально коснувшись нагрудного кармана, он ожидал почувствовать под пальцами твёрдость драгоценных камней, но не нащупал ничего такого, а услышал только негромкий звук сминаемой бумаги. В отчаянии нырнув рукой в карман, он вытащил из него маленькую сложенную записку. Как только он развернул её, тело расслабилось, и Холмс уронил голову на вышитую подушку. Записка, написанная знакомым изящным почерком, была следующего содержания: «Леди Освальт не могла дождаться своей безделушки. Поздравляю вас, мой друг. Хорошо вам отдохнуть. ДВ» Тихо усмехнувшись, Холмс положил записку обратно в карман. Снова набросив на себя одеяло, он подтянул босые ноги и зевнул. Тепло и уютно. Найдя удобное положение, Холмс закрыл глаза. Спустя мгновение он вновь их открыл; его озарила внезапная догадка. Пошевелив под одеялом пальцами ног, он улыбнулся. Это сделал Ватсон. Замечательный доктор приходил к нему в то время, когда он, вымотанный расследованием, глубоко спал, и, осторожно сняв с него обувь и носки, укрыл тёплым одеялом его усталое тело, чтобы позволить отдохнуть. Это была необыкновенная забота, которую он не ожидал и даже не мог вообразить. Джон Ватсон продолжал удивлять его каждый день, который был потрясающим сам по себе. Холмс не знал как отблагодарить за сей акт милосердия и подобное отношение к такой не заслуживающей этого душе, как его. Подозревая, что ответ может включить в себя ту первоклассную бутылку портвейна, он решил прямо здесь, в поместье, проверить эту теорию. Позже. После того, как он снова проснётся. И каждый раз, когда такое будет происходить. Завернувшись в одеяло и нежно коснувшись записки, которую его дорогой друг оставил в его кармане, он провалился в сон.