Не защитник. Не преданный. Не друг.

      Демоны.       Демоныдемоныдемоныдемоны!!!       Жрут душу, огрызаются во тьме, тянут на дно, слушают мглу и отчаянно пожирают тебя.       Ведь правда, Джон Уотсон?       Мужчина смеётся, мужчина не плачет, мужчина почти стонет на одной высокой ноте с задранной вверх головой.       Ему впервые почти что плевать, что с ним случится и кто его услышит.       Рози нет дома: она с Молли, что вывела её на прогулку. Шерлока нет рядом даже поблизости: он сам прогнал его.       Будь честнее, Джонни… Ты предал его. Предал!       – Нет! Это он предал меня! Он обещал защитить! – голос срывается, голос теряется в мгле и тумане разума, тело не держит и падает с грохотом на пол.       О нет… Джон Уотсон! Глупый… Глупый непреданный солдат.       Демоны смеются голосом Джима и пожимают плечами Майкрофта Холмса. Демонам плевать за что и как жрать его гнилую израненную душу. Демоны шли с ним всегда, ведь он до отчаяния, до странности…       несвятой       – Я человек… Человек… – слез нет и не будет. Их не было тогда, их не будет сейчас.       Он недостоин оплакивать судьбы, недостоин ни его, ни её. Он до обидно до отчаяния не святой, а лишь маленький глупый заплутавший солдат и больше явно не врач.       – Я ведь мог… мог… Мог её спасти! – душу выворачивает, пальцы просто скребут по ковру в поисках хоть какой-либо опоры, а тело само по себе сворачивается в комок.       Больно? Тяжело? Жалостливо?       Нет       Омерзительно.       От себя и беспомощности, от собственного бессилия, от гнева и жалости, от собственной гнили и тьмы, от демонов, что крепче сжимают за горло.       Он – Джон Уотсон.       Врач, что спасал сотни жизней там, на войне.       Солдат, что привык доверять союзникам и идти напролом.       Друг, что никогда не посмел сомневаться в своих товарищах и всегда шел за ними по следу.       Муж, что любил жену, как никто другой, и готов был простить ей всё, зная её ответные чувства.       Он – защитник.       Нет.       Он – предатель.       И больше не муж, не врач, не солдат и уж точно не друг.       – Черт возьми… Нет. Нет! Это не так!       Это так, Джон Уотсон.       Это так, Джонни-бой!       И демоны вновь пускают вскачь, заставляя громче кричать и хвататься руками за горло отчаяние, чем следовало.       Это теперь его мир, рассыпанный прахом. Это теперь его реальность, что взросла на остатках былого благополучия.       И это его душа горит в отчаянной ненависти к самому себе.       Он мог защитить – не успел.       Он мог не бросаться с обвинениями, а подождать и подумать – не стал.       Он утонул в собственном горе и эгоизме.       Он предал и Мэри, и Шерлока разом. Он забыл, как это, причинять боль бездействием и словами.       Он убил их обоих и разом. А после сжёг себя изнутри.       – НЕ-Е-Е-Е-ЕТ! – кулаки громко впечатываются в половицы, сорванному горлу больно, голос шипит и хрипит, а ведь завтра идти на работу, проживая ещё один наполненный собственным бессилием день.       Стрелки часов идут быстро-надрывно, отмеряя срок его свободы для боли с отчаянием, и, хоть вроде бы ему почти уже плевать на жизнь, он встаёт, туша в горле и теле болезненный полувздох, полувскрик.       Время неумолимо уходит и только громко хохочут демоны в голове на разные голоса.       Джон Уотсон сходит с ума?       Возможно, – презрительно кривятся демоны в голове голосом Майкрофта, заставляя сбиться дыхание.       Точно! С ума-а-а!!! – надрывно смеются голосом Мориарти и разрывают голову внутри на части.       – Джон Уотсон сходит с ума, – улыбка горькая, полубезумная, в глазах море отчаяния и осознание собственного бессилия, но в глубине дома щелкает замок и слышится тихое:       – Джон? Ты тут?       И мир тут же тускнеет и плавится, эмоции утихают, пелена спадает и теперь уж точно не друг зачем-то кивает в пустоту, произнося:       – Я дома, Молли. Я дома... – и тихо спускается вниз, чтобы принять из рук мирно дремлющую дочь, слегка улыбнуться такой излишне все понимающий девушке и дать ей пройти внутрь дома. – Спасибо, Молли. Спасибо тебе большое.       – Ой, да что ты! Я же всё-таки крёстная… – патологоанатом не краснеет, лишь излишне поспешно исчезает в глубине, заставляя Джона только натянуто улыбаться и прятать в глазах волчью тоску о былых днях и отчаянном желании увидеть их обоих.       Джон Уотсон больше не муж, не защитник, не друг.       Он предатель.       А таким, как он, положено лгать и умирать в собственной гнили.       Таким, как он, положено молчать о боли и цепляться маску собственного благополучия.       Им положено молчать и не спрашивать про чувства других, упиваясь собственным эгоизмом.       Им нельзя верить. В них нельзя верить. Им нельзя доверять.       Всё так, Джон Уотсон.       Всё так! Джонни-бой!       Да всё так.       И потому всё для него хорошо.       Всё хорошо, всё. Ведь всё почти что нормально.       Он жив и здоров, тремор почти не беспокоит, Рози здорова.       Он просто предатель, забывший каково это улыбаться. Непреданный, не защитник, не солдат и не друг.       Он просто предатель       И это теперь уже… навсегда.