Дороже золота

Слэш
NC-17
Завершён
2855
автор
Размер:
124 страницы, 11 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
2855 Нравится 302 Отзывы 804 В сборник Скачать

9

Настройки текста

You can't choose what stays and what fades away And I'd do anything to make you stay

Он ехал домой на метро, по памяти – налево, направо, две станции мимо - толком не различая направления. Московская подземка, как нора огромного чудовища, с прогрызенными в слое земли ходами и кольцевой. Юра перескакивал с одной ветки на другую. Казалось бы – сколько он прожил в этой Москве. Уже давно съехал в Питер, а ведь помнит. Деду Юра позвонил поздно – уже выйдя из метро. Сказал, что в Москве по делам. И был рад, что дед не стал уточнять по каким. Пришлось бы придумывать что-то о тренировках. А ему не хотелось. Ему хотелось домой. Он пока не понимал, зачем приехал. Просто больше некуда идти. Просто он что-то тут искал. Подъезд был таким же облезлым, как Юра его запомнил с последнего приезда около полугода назад. Дверь с потемневшей старой обивкой, цифра на металлическом круге. И звонок, который работал через раз. Несколько минут Юра мялся на пороге собственной старой квартиры. Поправил рюкзак, пригладил волосы, застегнул куртку – типа так и было. Сделал глубокий вдох. Лицо попроще, Плисецкий. И нажал на кнопку звонка. - Деда-а-а-а! Юра бросился его обнимать, едва дверь успела открыться. Дед, конечно, был рад его видеть. Хоть и удивлялся долго. - Юрочка, почему не предупредил? Я бы пирожков испек. - Да ну, деда, я ненадолго. Просто скучал! Как ты тут? Всё хорошо? Юра прошелся по квартире по-хозяйски, заглядывая во все комнаты. Всё так же, как и было в прошлый его приезд. И до того. Здесь уже много десятилетий ничего не менялось. Старые выгоревшие обои, пыльные шторы, мебель – наследие унылого совка. Сервант с посудой и фарфоровые статуэтки на полках за стеклом. Всё, как и тогда, когда они жили здесь ещё с бабушкой. И мамой. Сколько раз предлагал – ну, давай ремонт сделаем. Юра бы ничего не пожалел, всё бы деду купил. И мебель хорошую, и телевизор новый, большой, и кучу всего ещё. Так нет, не хочет. Не нужно это ему. Маленькая московская квартира словно осталась законсервированной на много лет. Здесь время остановилось когда-то в восьмидесятых-девяностых, ещё до рождения Юры, и так с тех пор и не возобновило своё течение. И деда это устраивало. Юра прошел на кухню, выглянул из окна – вид на Москву отличался от его вида на Питер. Больше стеклянных многоэтажек, офисных центров, ярких огней. Сердце неожиданно сжалось. В голову полезли воспоминания о том, как они сидели на питерской кухне с Отабеком. Здесь вокруг спальные районы, а за окнами той квартиры шумит потоком машин трасса. В мойке скопилась посуда – Юра всё перемыл, полил цветы, вытер пыль с фарфоровых статуэток и серванта. От услуг домработницы дед тоже отказывался, поэтому Юра всегда хотел хоть чем-то помочь, когда приезжал. А потом они сидели на кухне, пили чай из старого сервиза, и Юра рассказывал что-то о соревнованиях и тренировках. И всё в этих рассказах у него было хорошо, хотя он толком даже не фиксировал, что именно плетет – общие фразы, о больших целях и достижениях, которые у него обязательно будут. И всё получится. И всё сложится. Где-то на фоне Юру не покидало ощущение тяжести. Казалось, что только он выйдет из этой квартиры – всё исчезнет, мир растает, как мираж. Нет мира за пределами этих стен. Нет ничего внутри, кроме той горечи, которую он привез с собой. - Я беспокоюсь о твоих соревнованиях, Юра. Ты не травмировался? Почему ты не поехал со всеми? Юра рассматривал блестящий узор на чашке и думал, что ему сказать. Он позвонил деду ещё тогда, когда Яков только осчастливил новостью о том, что Гран-при обойдется без Плисецкого. И всё бы ничего, но Юра точно не помнил, что именно он придумал – шок и растерянность были тогда слишком свежи. Состояние аффекта, видимо, ударило ему в голову сильно, потому что восстановить данные точно не получалось. Он теперь вообще смутно вспоминал этот период. Не вдавался в подробности. Что-то о недоработанной программе… Или нет. А думать надо было быстро. Отмахнулся - легко, как можно правдоподобнее. К его счастью, дед в катании понимал примерно столько же, сколько Юра в карбюраторах. - Не, всё нормально, я просто тренируюсь перед следующим чемпионатом! Это всего одно соревнование. Это всего один Гран-при. Юра осекся. Он это уже слышал. Совсем недавно. Только утром. Да ты такой же, как он. Точно то же вранье. Те же слова. Это всё не проигрыш, это не навсегда. Это не отставание. Лишь с той разницей, что Юра не считал свои слова враньем. Если у него и есть какие-то проблемы, то до чемпионатов он с ними точно разберется. И он не делал этот выбор, за него всё решил Яков. Но это ничем не лучше. Или не хуже? Обида на Отабека рассеивалась медленно, оставляя после себя невыносимую, душную тяжесть. Юре всё больше казалось, что он сказал слишком много. И всё меньше из сказанного он считал правдой. Облажался твой Юрочка, дед. По всем фронтам. Под предлогом того, что он за чем-то зашел, Юра вскоре сбежал в свою комнату. Комната тоже оставалась нетронутой, как и раньше, в детстве – стол, стул, кровать, шкаф и полки. В углу стояла электрогитара – тигровая, новенькая. Это была одна из его самых дорогих покупок на призовые деньги. А играть так и не научился, времени не было. На столе были разбросаны тетради, он даже не помнил, откуда они и что в них. А на стене – старые книжные полки. Он к этим полкам, может, через полстраны летел. Должен был снова увидеть, будто уже не верил в их существование. Юра остановился на пороге, закрыл за собой дверь и привалился к ней спиной. Полки висели прямо над кроватью, слева от двери. Они приковывали к себе взгляд и были центром этой комнаты. Всё свободное пространство на них занимали награды, медали, какие-то грамоты, сертификаты, фотографии. Происхождение половины из них Юра тоже уже забыл. Это была его сокровищница, его тайник. Сюда он свозил всё награбленное и честно заработанное. Если где-то в мире и было место, в постоянстве которого он был уверен и которое мог бы назвать по-настоящему своим, то оно было здесь. Попасть на полки заслуживало только золото, только первые места. Серебро и бронза были свалены в одну кучу в большом ящике, постыдно спрятанном под столом. Словно что-то неприятное, о чем не хотелось вспоминать. Собрался с силами, подошел ближе – медали блестели едва заметно в тусклом свете зимнего солнца, пробивавшегося сквозь плотные шторы. Трофейные фотографии, без рамок и стекла, прислонены к юниорским сертификатам. Все они были сделаны на финалах соревнований и чемпионатах в самых разных странах. Европа, Азия, Америка. Он объездил полмира уже в пятнадцать лет. Почти на всех фото он не улыбался, смотрел мимо камеры, сжимая в руках букеты, мягкие игрушки, подарки. Охренеть какой серьезный вид на награждении. Юра никогда не замечал. Единственное фото, отличающееся от других, было сделано на прошлом чемпионате мира. Юра на нем с золотой медалью, в одной руке огромный мятый букет каких-то белых цветов, а вот другой он обнимает Отабека. На шее у Отабека бронза, но он тоже совсем не выглядит расстроенным, а очень даже наоборот. И Юра рад не потому, что он справился. Не потому, что чемпион мира. После всего того унижения, что он испытывал на чемпионатах из-за Виктора, медаль Юра считал своей по праву и принял её как должное. Он рад потому, что они с Отабеком впервые вместе на пьедестале. До этого Отабек постоянно не попадал в тройку. Присутствие Виктора в таблице автоматически сдвигало всех претендентов на одну ступень вниз. Всегда находился кто-нибудь сильнее. Всегда находился Плисецкий. Но Отабек никогда не сдавался. Юра не помнил ни разу, чтобы тот был демотивирован или подавлен проигрышем. Катание было для него всем. Отабек принимал поражения со смирением и всегда просто старался сделать больше, чем в прошлый раз. И поднимался на ступень выше. Он шел к своим целям упорно, хоть и медленно. Юру это всегда восхищало. У него самого вот так легко смириться не получалось, он потом ещё долго психовал и просматривал в голове свои ошибки, как фильм, разбирая, что сделал неправильно. Его бросало из крайности в крайность, он падал в бронзу, уступая золото Виктору, а серебро – Кацуки. На том чемпионате Кацуки тоже взял серебро, но его нет в этом кадре. Его нет в этом моменте. Здесь есть только они с Отабеком. И Юра счастлив, потому что он рядом. И Отабек улыбается так, словно золотых медалей было две. Словно есть что-то дороже золота. Когда Юра ещё ходил в школу хотя бы для приличия, до перевода на домашнее обучение, он любил уроки истории. Другие не любил, нужно было отвечать и писать что-то. А эти ему нравились. Там не нужно было практически ничего делать, только слушать, а слушать часто было смешно. В памяти остался странный факт - то ли древние ацтеки, то ли майя, считали, что испанские конкистадоры едят золото. Иначе зачем людям столько этого мягкого бесполезного металла? Теперь тебе смешно, Плисецкий? На его книжных полках почти не было книг. А корешки имеющихся служили подставкой для старых юниорских медалей. Зато его полки ломились от количества наград, которые он собирал годами, как дракон, складывал в своей пещере с чувством мрачного удовлетворения, и отправлялся за новыми. Ты будешь жрать это золото? Стоять сразу стало тяжело. Юра подошел к столу, выдвинул стул, оседлал его, сложив локти на спинку. Чтобы всё так же не отводить взгляд от полок. Внутри него всё сжималось. Сердце билось тяжело, медленно, натужно. Дров наломал и поджег. И зачем только орал. Отабек никогда не сдавался. И если делал что-то – всегда был уверен в том, что поступает правильно. Это ты, дубинушка, совсем уже скис. За что ни возьмись – всё из рук валится. Может, у него не было выбора. Может, и не было. А, может, и был. Юра думал о том, что Отабек был бы прав, оставшись в Гран-при. Это было бы правильно. Но он всё бросил и приехал. Бросил то, ради чего столько тренировался, во что вложил столько сил и времени. Остаться – это был бы правильный выбор. Простой выбор. Только где бы ты сейчас был, если бы он остался в Гран-при. В памяти сами собой вспыхивали тренировки с Виктором и то, как они не могли понять, что дальше делать. То, как Виктор смотрел на него – как на лузера. Мысленно возвращаясь в то время, Юра с удивлением вспоминал, что не мог нормально выполнить половину прыжков, которые в новой программе получались с лету. Он каждый день выходил на лед с Отабеком и даже не задумывался о том, получится у него сегодня лутц – двойной, тройной. Не поведет ли его в следующую секунду, не грохнется ли он. Хватит ли сил на следующем чемпионате исполнить всё, что получалось на тренировке. Он выходил на лед с Отабеком, нырял в сложные поддержки с готовностью камикадзе и лишь одним отличием – всегда знал, что его есть кому прикрыть. Не было варианта «не получится», могло только получиться. Не было мыслей о том, как сделать эту программу такой, чтобы с ней победить. Юра чувствовал, что уже победил. Потому что рядом был Отабек, который, как оказалось, в какой-то момент верил в него больше, чем он сам. Отабек, который бросил всё и приехал просто для того, чтобы верить. Больше, чем он сам. Память почему-то подкинула утро, когда они с Отабеком целовались на катке. Воспоминание было теплым, но далеким, словно чужим. Теперь ему было совсем не так – холодно, мерзко, стыдно. Юре казалось, что он стоит на распутье и не знает, куда идти дальше – делает один шаг вперед и снова назад. Отабек поставил его интересы выше своих. Неочевидное важнее очевидного. Или это только для одного из них неочевидное? Как можно было вот этого всего не понимать. Не видеть. Жизнь – сложная штука. Когда нужно думать не только о себе. Юра не привык думать о ком-то ещё. Но вот уже сколько времени он всё больше и больше думал об Отабеке. Только как-то неправильно. Совсем не так, как Отабек о нём. И у Отабека явно получалось значительно лучше. Потому что всё, что он делал, в итоге шло Юре на пользу. А всё, что делал сам Юра, в итоге приводило к разрушениям. Жертвовать кем-то проще, чем собой. Но проще – не значит лучше. В какой-то миг Юра почувствовал себя окончательно разгромленным. Лучше бы он никогда не говорил всего того, что утром нес. Отабек наверняка обиделся, расстроился. Возможно, он где-то на полпути в аэропорт. А всё потому что одна мерка на всех людей и та – по себе. Только не все в неё вписываются. И хорошо, иначе бы где ты был сейчас. Как хреново всё получалось. Совсем, совсем не так, как должно было быть. В Питере снег идет. А ему вечером нужно на тренировку. У них ещё Аксель Лассо не отработано. И сахар дома кончился. Юра шмыгнул носом, закрыл глаза, уткнулся в спинку стула. Только этого ему не хватало. Хотя здесь можно. Здесь это позорище никто не увидит. Хреновый из тебя получился друг, Плисецкий. Но золото из тебя ещё хуже. Как можно было подумать, что Отабек сдался. Как можно было подумать, что это он тебя пожалел. Как можно было подумать, что это решение далось ему легко. Слезы так и не потекли. Юра вскочил со своего места, сделал глубокий вдох, убрал назад лезущие в глаза волосы. Нахуй эти сопли. Сам наломал, сам поджег – сам гаси. Он успеет вернуться до вечера. Ночные рейсы тоже никто не отменял. На пути из Москвы в Питер даже нет пересадок. Считай, повезло. Не то, что из Марселя. Если ещё есть смысл, если ещё есть к кому. Попрощался с дедом, обнял крепко, как только умел. Обещал звонить чаще, хотя и так старается ведь. И понесся по лестнице вниз, перепрыгивая через ступеньку. Обратно – на метро, в аэропорт. Юра уже не чувствовал ног. С утренней тренировки прошло много времени – и где только потерял. Неужели столько просидел у себя в комнате. На Москву опускался вечер, медленно, но верно. Из-за плотного слоя туч небо казалось ещё темнее. И тут снег пойдет. Снова заказал билет на первый попавшийся рейс – как правильно придумали отправлять их в Питер чуть ли не каждые полчаса. Пока ждал посадку, не сводил взгляда с экрана телефона. Юра открыл контакты, пролистал, нашел номер Отабека. Провел по дисплею пальцем, отсчитывая и так выученные наизусть цифры, но на значок вызова не нажал. Он не знал, что скажет. Не знал, что услышит. Было страшно. Так и не позвонив, Юра отправился на свой самолет. Путь в Питер показался ему длиннее, чем в Москву. Он пытался играть в игру на мобильном, ерзал в кресле, чем раздражал соседа, и переслушивал трек для парной программы. Юре казалось, что теперь он понимает эту музыку лучше. Блядский Виктор умеет в программы. Но ещё лучше блядский Виктор умеет в души. Когда Юра оказался в Питере, на улице уже вовсю был вечер. Вроде бы, сколько он проездил – пролетал – а успело стемнеть. Начало холодать, он брел домой, кутаясь в шарф и думая о том, вернется ли в пустую квартиру. Это было бы логично. Это было бы заслужено. Это почти наверняка так. В парадной Юра остановился отдышаться – привалился к перилам лестницы и немного постоял. Лифт не работал. За этот день он прошел и проехал столько, сколько за весь месяц не набродил. Похерил себя перед вечерней тренеровкой. И тренировку уже похерил. Всё похерил. Ключа в почтовом ящике не оказалось – Юра проверил, с опаской дернув железную створку. В замочной скважине тоже. Открыл дверь своим, метнулся на кухню, в комнату – тихо, пусто. Сумка и чемодан Отабека стояли в углу, как и в первый день его приезда, но в квартире никого не было. Куртки на вешалке тоже не было. Как так? Юра стащил шарф и бросил на стул, зачем-то выглянул из окна в кухне, словно проверяя – Питер ли за окном. За окном был Питер, зажигал огни, сбивал ветром снег с крыш, разводил мосты над Невой - никуда не делся. Только Отабека не было. Юра вернулся в коридор, потом снова в комнату, убедился, что вещи ещё тут и ему не почудилось от нервов. На спортивной сумке спал кот, словно охраняя её от посягательств и считая, что там она и должна оставаться. Подергал воротник куртки – снимать или нет, думал то ли позвонить, то ли подождать. Но решить так и не успел. В тишине пустой квартиры особенно громким показался лязг открываемого замка. Отабек зашел тихо, прикрыл дверь. Свет Юра не включал и поэтому Отабек заметил его не сразу – только щелкнув выключателем. Застыл, держа в руках небольшой белый пакет с логотипом ближайшего супермаркета. - Ты не ушел? – Выдохнул Юра. Он всё ещё не отдышался после своей пробежки на восьмой этаж. Отабек поставил пакет на тумбу, засунул руки в карманы. Он выглядел уставшим, виноватым, подавленным. Смотреть на него было откровенно больно. И Юра понимал, что в полной мере это его вина. Не похоже, что Отабек злится, но до конца уверенным в этом Юра не был. - Не хотел оставлять ключ в почтовом ящике. - Только поэтому? - Не только. - А где был тогда? Юра рассчитывал на знак, хоть какой-то намек на то, что он спешил не зря. И что потерял сегодня только время в аэропортах. Он не понимал, злится на него Отабек или нет. И это сводило с ума. Сердце билось в ушах. - Сахара вышел купить. У нас кончился. - У нас? Юра сглотнул, сердце будто ударилось о ребра и замерло. Он сам замер на миг, не решаясь сделать что-либо. А потом он сорвался с места и чуть не врезался в Отабека, обнимая резко и крепко. Тот явно удивился, но быстро опомнился и тоже прижал Юру к себе. - Слушай, прости, что я наорал на тебя. Я не думаю вот это всё, правда. И не думал, - Юра говорил это на одном дыхании, едва успевая соображать. Главное, не смотреть в глаза. – Только не считай, что я слабак. Не ври мне больше никогда! - Юр, я и не думал. Я бы никогда… Юра, посмотри на меня. Юра почувствовал, как ещё холодные после улицы пальцы коснулись подбородка. И только тогда посмотрел в глаза Отабека. В его взгляде было что угодно – удивление, тревога, радость, но не злость. - Я никогда не считал тебя слабым, - твердо произнес Отабек. – Это я боялся тебе рассказать. Знал, что ты расстроишься и будешь переживать. Я бы потом всё равно сказал, просто не сейчас. Не тогда, когда тебе и так плохо. - Значит, ты не обиделся на меня? – Юра решил спросить прямо, слова Отабека придали ему уверенности. - За утро? – Отабек улыбнулся, казалось, виновато. – Нет, конечно. Я ведь не сказал тебе всей правды. Но о своём решении приехать не жалею. Радость нахлынула так же быстро, как уходил страх. Юра ощутил невероятное облегчение от того, что Отабек не обижается. И слив Гран-при уже не казался таким страшным. Ну, глупость, конечно, но ведь не катастрофа, можно пережить. И больше не повторять. Уж об этом он теперь лично будет заботиться. Лишь бы Отабек не уходил. Эта мысль была настолько яркой и острой, что Юра произнес её вслух. - Я боялся тебя потерять. Отабек вздохнул, притянул его к себе, поцеловал в макушку – Юре стало неожиданно смешно и легко. - Ты не мог меня потерять. В этом не сомневайся. Юра обхватил плечи Отабека крепче, поднял голову, потянувшись к его губам, целуя быстро, неуверенно. Мысли в голове сбились в кучу, потом перепутались и смешались в одно, как в миксере. Юре почему-то очень захотелось сказать то, что вертелось в голове уже давно, но что он даже мысленно в слова не переводил. Это нужно было сказать. Чтобы всё было ясно. Но когда, если не сейчас. Юра отстранился, набрал в грудь воздуха. - Бек… я… думаю, я, - слова рассыпались ещё до того, как он пытался их подобрать. В горле тут же пересохло. Язык не поворачивался сказать то, что он хотел. Отабек молчал, не переспрашивая, но и не отпуская, словно дав ему самому разобраться в том, что говорить и делать. - Нет, точно знаю. В общем, я тебя… Ну, это… - Юра выдохнул и опустил голову, прижавшись лбом к плечу Отабека. – Бля. Отабек тихо засмеялся где-то совсем рядом с ухом. Провел рукой по растрепавшимся волосам, поцеловал в висок. Юра почувствовал горячее дыхание на коже. - И я тебя, Юр. Очень сильно. Они долго стояли посреди комнаты, обнявшись. Юре было хорошо. Ему казалось, что он долго брел куда-то, не зная зачем. Но теперь он хотя бы знал, какие приоритеты стоит пересмотреть. На тренировку они так и не попали. Юра опоздал даже со своим звонком Виктору – их время уже давно перевалило за середину, а после зал был занят. Юра приготовился выслушать очередную порцию вопросов и нотаций от Виктора, но тот только спросил, вернулся ли он в Питер. И отцепился, получив утвердительный ответ. После всего пережитого, Юра бы всё равно не смог отпахать на тренировке, как надо. Это был один из самых длинных дней в его жизни. Он устал, как никогда. Он прошел весь свой эмоциональный диапазон от нуля до ста баллов и вернулся в спокойное состояние. И после всего он хотел только одного – упасть на кровать и не шевелиться. Правда, желательно, чтобы Отабек был где-то рядом. В итоге Юра принял компромиссное решение – предложил посмотреть-таки этот ебучий финал, чтобы знать, кому в следующий раз нужно будет выдать в два раза больше пиздюлей, чем обычно. И теперь сидел, привалившись спиной к груди Отабека, обнимавшего его сзади. Юра держал ноутбук на коленях и не без удовольствия смотрел на то, как Джей Джей на экране делает двойной вместо четвертного. Идеально. - Он в этом костюме на пингвина похож, - прокомментировал Юра. - А должен бы на принца, - Отабек явно был согласен. - Один фиг, принц пингвинов. Музыка Юре тоже не нравилась. Он поморщился и сделал звук тише. После Джей Джея на лед вышел Сынгиль в совершенно диком золотистом костюме с кучей блесток. Заиграл бодрый корейский рок. Юра заржал. - Поп-корна мне к этому вашему финалу не хватает. Смотреть на Сынгиля было смешно, но больно – блестки так и сверкали в свете прожекторов. Юра скосил взгляд на руку Отабека. Вспомнил о своём падении – перевернул ладонью вверх, осторожно провел большим пальцем по затянувшемуся порезу. На смуглой коже он не очень выделялся, но на ощупь был ощутим. Юра бы не хотел, чтобы остался шрам. Думал, что будет потом смотреть на него всю жизнь, и вспоминать о своём долбоебстве. Хотя если всю жизнь, то можно и повспоминать. - Завтра нужно делать Лассо, - сказал Отабек. Юра кивнул - действительно, нужно. Самый сложный элемент у них по объективным причинам оказался ещё и самым недоработанным. Но в тот миг в его голове были мысли не об Аксель Лассо. Юра размышлял о том, что будет дальше с ними, с вот этими вот всеми поездками и признаниями. Расслабился, потерял бдительность и, недолго думая, ляпнул вслух: - Бек, а мы теперь кто? Тут же пожалел о сказанном, но вернуть слов уже не мог и снова уставился на Сынгиля, заканчивающего прокат сложной дорожкой шагов. Но нахуя столько блесток. - Мы – это мы, - просто ответил Отабек. Всё у него всегда просто. Юра не был уверен, что он сам вот такой простой. Раз уж затронул тему, то ковыряй дальше. В следующий раз уже не факт, что сможет её поднять. Когда дело касалось Отабека, Юра резко терял свою способность к красноречию. Как будто неизвестный сбой системы стирал ему весь словарный запас. - Ну… мы вроде как больше не друзья? - Почему нет? – Похоже, Отабек ещё не совсем понимал, о чем речь. Да и хрен бы с ней, с этой темой. И надо было затронуть. Но Юра не знал, как ему себя вести и что делать. Он во всей этой хуйне совершенно не разбирался. - Да, бля, ну, друзья не целуются! – Юра начинал терять терпение и очень надеялся на то, что уши у него не краснеют. Отабек помолчал. - Ты в этом плане? Мы больше, чем друзья. Тебе хочется это как-то назвать? Юра подумал. Фиг его знает – хочется или нет. Хочется понять, как себя вести, чтобы не чувствовать глупо. И не наделать хуйни какой-нибудь. Но с этим у него последнее время были проблемы. - Наверное, - честно признался Юра. - Хорошо. Тогда я должен у тебя кое-что спросить. Отабек почему-то говорил тише, чем раньше и это напрягало. Юра чувствовал, как быстро бьется сердце Отабека где-то на уровне его плеча. Сейчас спросит что-то такое, от чего захочется надеть на голову бумажный пакет, потому что будет пиздец как стыдно. Стопроцентная гарантия. - Что? - Ты будешь со мной встречаться? Юра был рад, что сидит к Отабеку спиной. Разве такие вещи спрашивают вот так, ни с того ни с сего, да ещё когда на экране катает Пхичит в клоунском наряде, чтоб его. - Буду, - как можно спокойнее заявил Юра. - Вот, теперь у тебя больше вариантов названий, - серьезно заключил Отабек. Юра молча наблюдал за тем, как на лед вышел Гоша и начал в свои пируэты. Программа у него была неплохой, и катал он её лучше, чем на тренировках. Теперь Юре казалось, что он совсем не знает, что делать. Потому что если с друзьями он ещё как-то разобрался, то вот это вот всё для него было совершенно не знакомо. Сам напрашивался – сам получил. Живи теперь с этим. Кольца только не покупай, как у Виктора с кацудоном, а то выглядеть будешь так же уныло. Отабек будто услышал его мысли. Обнял крепче, склонился почти к самому уху. - Юр, ты слишком напрягаешься по этому поводу. Расслабься. Как и раньше, можешь делать, что хочешь, говорить, что хочешь. У тебя не получится сделать что-то неправильно. Всё хорошо. Просто… теперь ты знаешь. И я знаю. Сразу стало как-то легче. Юра не ожидал, что Отабек поймет причину его беспокойства, но он понял. Усмехнулся сам себе – понял, конечно. Ведь это же Отабек. Забыл, что ли? Идея о том, чтобы делать, что хочешь – это по нём, это для него. Это Юра умеет лучше всех. А до остального как-нибудь допрет. Финал подходил к концу, на первом месте оставался Пхичит, после него – Джей Джей. Гоша откатал хуже Джей Джея и получил бронзу. Долбоеб, ничего доверить нельзя. Юра выключил ноутбук, отложил в сторону. Его не просто клонило в сон, его туда сваливало. Ещё немного и отключится прямо вот так – прислонившись к Отабеку. А это не дело. Так выспится только кто-то один. Нужно думать не только о себе. Уже почти получается. Юра посомневался немного и предложил: - Нафиг диван. Спи здесь, со мной. - Хорошо, - улыбнулся ему Отабек. Юра вздохнул – было несложно. Засыпать вот так рядом с Отабеком Юре понравилось сразу. Можно прижаться всем телом, и чувствовать запах Отабека, и слушать, как он дышит совсем рядом. И пихнуть в плечо тоже можно. И получить в ответ можно было бы, но Отабек поступал проще – прижимал Юру к себе и лишал всякой возможности двигаться. Оставалось только тихо ржать, потому что ночь. И надо спать. И завтра тренировка утром. И Юра слишком устал, чтобы сопротивляться миролюбию Отабека – не заметил, как провалился в сон.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.