"Это не так, и не было так..."

"Это не так, и не было так, и дай боже, чтобы этого не было" Андрей Павлович Жданов, глава Модного дома тридцати лет от роду, отодвинул бумаги и посмотрел в окно. Утром он уже почти привычно отчитался другу, как прошло очередное свидание с Катей. Охмурение секретарши получалось вроде бы неплохо, невесту Киру временно удалось нейтрализовать, сроки выплаты кредитов позволяли дышать если не полной грудью, то хотя бы свободно. И тем не менее, чего-то в жизни не хватало. Андрей побарабанил пальцами по столу и зажмурился от внезапно пришедшей идеи. Он немедленно постарался ее прогнать, но она оказалась цеплючей и категорически отказалась покидать его мозги. "Ладно, – сказал он ей, – только если Рома докопается до первоисточника, я всё свалю на тебя." Идея не возражала. Ей было совершенно всё равно. Пончева неуверенно приоткрыла дверь в кабинет президента Зималетто. С одной стороны, после совместной пьянки на рабочем месте и, тем более, после одалживания средств для снятия макияжа, она могла считать себя особой приближенной, с другой стороны, она, как все нормальные люди, опасалась вызовов к начальству. – Танечка! – радостно возопил Андрей Палыч и вскочил, и почти подбежал к ней, и приобняв за плечи, бережно довел ее до посетительского кресла. От железного блеска его глаз Пончевой стало нехорошо и срочно захотелось чего-нибудь перекусить. – Андрей... хм... – она с трудом сглотнула, – Палыч, что-то случилось? – Конечно, случилось, и только вы можете мне помочь, – всё так же радостно уверил ее Жданов и уселся на край стола. Пончева попыталась сжаться и метнула испуганный взгляд на каморку. Прошлый выговор Катерины она помнила очень хорошо и вовсе не мечтала нарваться на следующий. Президент проявил чудеса телепатии и немедленно ее успокоил, сообщив, что Кати не будет еще часа полтора и они могут вдумчиво и методично обсудить одну очень важную проблему. Пончева вцепилась в поручни кресла. – Ой, ну не тяните уже, я так волнуюсь. И она принялась обмахиваться ладонью, щеки ее, в самом деле, порозовели больше обычного, а внушительный бюст колыхался от бурного дыхания. – Танюша, мне просто больше не к кому обратиться, а ваша наблюдательность мне уже однажды очень помогла. Вы женщина серьезная, замужняя, только вы можете понять, о чем я говорю. Пончева открыла было рот, чтобы заявить о полном своем непонимании того, что он несет, но передумала огорчать человека, который и без того был... несколько не в форме. Так что просто кивнула на всякий случай. – Вы понимаете, что такое семья и как она украшает жизнь. Вы же знаете, что и у меня скоро свадьба. А вот Роман... Пончева заинтересовалась так, что даже волноваться перестала. Но Жданов держал паузу. – Роман Дмитрич? Вы хотите сказать... то есть узнать... нет, не может быть, он же, – она наклонилась поближе и почти прошептала, – он же классический бабник, его даже Виктория не смогла окрутить! Жданов ухмыльнулся как можно незаметнее и тоже наклонился. Разговор получался совсем интимным. – Я от всей души благодарен вам и женсовету за то, что вы избавили Рому от Клочковой с ее псевдобеременностью. Но это еще не всё... Пончева превратилась в тонкий слух и быстро работающий мозг. – Вам не показалось, Танечка, что он не просто так от Виктории шарахался? Я знаю, что он был бы рад ребенку. Но... – Откровенно говоря, – она испытующе посмотрела прямо в горящие глаза президента, – у нас ведь откровенный разговор, да? – Конечно, – торопливо согласился Жданов и в качестве дополнительного подтверждения даже уселся на корточки около ее кресла. – Только вы и я, мы понимаем, что Романа надо спасать. Пончева мелко перебрала пухлыми пальчиками и заправила прядь волос за ухо. – Откровенно говоря, я думаю, что он любил когда-то, но та женщина сделала что-то, что навсегда отвратило его от мыслей о женитьбе. Жданов поперхнулся, но сдержал неуместный смешок. Он отлично знал, что его друг никогда не любил. Он не уставал повторять, что женщины тем и интересны, что их много и они все разные. "Одна женщина прекрасна, но я уцелел, – говорил он. – Другая умна, но я уцелел. Третья добродетельна, но я уцелел. Пока я не встречу женщины, привлекательной во всех отношениях зараз – ни одна не привлечет меня." Что женщины, привлекательной во всех отношениях, в природе не существует, при этом бестрепетно не сомневались они оба. – Видите ли, Танюша, я знаю его лучше, чем все остальные. Мне кажется, я не утверждаю ничего наверняка, но мне кажется... что он влюблен. И храня верность одной даме, он не может жениться на другой, пусть даже матери его ребенка. Встретившись взглядом с женщиной, у которой за плечами был немалый семейный опыт, Жданов срочно внес поправку. – Верность сердечную, я имел в виду. Все эти, которые на пару встреч, это пустое. – Он вспомнил один из разговоров с Романом. – Они воспринимают его как, простите, секс-машину, да и он их невысоко ценит. Пончева почесала кончик носа и снова бурно задышала. – Вы считаете, Андрей Палыч, что она из Зималетто? – Вот об этом я и хотел с вами посоветоваться. Там, в клубах, – он махнул рукой в неопределенно-далеком направлении, – они все появляются и исчезают. А она, эта дама, она должна быть постоянно рядом с ним, или он с ней, в общем, я не знаю, но что, если так? – Но почему он не признается ей? Уж Роман Дмитрич-то умеет с женщинами обращаться. Жданов встал и сделал несколько задумчивых пируэтов, которые должны были изобразить его растерянность вкупе с горячим желанием помочь несчастному другу. – Какие-то причины удерживают его. Возможно, она так к нему относится, что он уверен в отказе. – Да ладно вам, какая ж женщина ему откажет? Разве что Кира Юрьевна, так и то, потому что она влюблена в вас, – простодушно размышляла вслух Пончева, доводя Жданова почти до судорог от стараний сохранить серьезность лица и момента. Как Роман представляет себе совместную жизнь с Кирочкой, он живописал совсем недавно: ранняя седина и трясучка. Взяв себя в руки, Жданов сделал последний ход, подталкивая Пончеву к нужному ему выводу. – Я так надеюсь на ваш опыт и понимание людей, только вы можете разобраться во всем этом переплетении. Кто она? И нельзя ли как-то объяснить ей, что он намного лучше, чем она, может быть, о нем думает? Вот сидит где-то рядом и не верит его глазам... или он смотрит на нее и не понимает, что всего-то и надо, сделать один шаг. Надо ему помочь, им обоим, правда? Пончева кивнула, немножко рассеянно, потому что она уже была целиком поглощена увлекательной новой задачей. Соперничество с Викусей потеряло остроту, да и смысл. А трудовые будни в отделе кадров не блистали романтикой и не давали поля для приложения недюжинного ума. Направленная заботливой рукой президента, она покинула кабинет, прокручивая один вариант за другим, и, дойдя до двери, уже дошла до десятого. Андрей посмотрел вслед женсоветовке и глубоко вздохнул. Повернув душу себе глазами внутрь, он честно признался, что хочет отомстить другу и за брекеты, и за караоке, и за пошлые открытки. Ну а заодно и поразвлечься, ведь последнее время жизнь текла хоть и очень неспокойно, но уж больно смахивала на готическую сказку. "Я еще увижу тебя побледневшим от любви, господин дом-где-ночь-застала." Светлана аж подпрыгнула, когда сидящая напротив Пончева перестала грызть печенье и резко выпрямилась с отчаянным: "Недомерок!" Пожалев, что у нее нет ничего сладенького, что сгодилось бы для задабривания сошедшей с ума подруги, Света медленно встала и начала помесь обходного и отходного маневров, когда Пончева вскочила со всем проворством, какое ей позволяла фигура, и ринулась к ней с объятиями. – Есть! Попалась! Я всё знаю! – кричала одна. – Пусти! На помощь! Обед уже скоро! – верещала другая. Высунувшийся на минутку Урядов посмотрел и молча снова прикрыл дверь. Он считал себя мужественным человеком, но порой благоразумие брало верх над тягой к подвигам во имя человечества. К счастью для Светланы, а быть может, не для нее одной, Пончева быстро успокоилась и в более-менее вменяемом уже состоянии рассказала подруге великую тайну, хранящуюся в центре Зималетто. Тайну, только что разгаданную ею во всех мельчайших подробностях. За столом, как всегда, было оживленно, но на этот раз некоторые фразочки напоминали своим действием новогодние шутихи, а другие так и вовсе проснувшийся Везувий. Женсовет неравномерно бледнел, краснел и покрывался пятнами. Аппетит был испорчен у всех, кроме Пончевой и Ольги Вячеславовны. Первая знала всё, вторая – ничего. А тем временем Амура потрясала картами и подсовывала всем по очереди червовую шестерку, как доказательство своей правоты, Маша фыркала, Катя задумчиво обсасывала ложку, вспоминая нагаданное ей, Светлана презрительно высказывалась о мужской верности вообще, а Шурочка, доведенная до крупных горьких слез, никак не желала соглашаться, что ее фортуна может обойтись с ней так несправедливо и подсунуть мужа ниже ростом. Амура бренчала не то монистами, не то мелочью в лежащем под рукой кошельке и взывала к разуму упрямицы: "Он тебя любит, он изменится ради тебя..." – Что, встанет на каблуки или вытянет себе шею, как у жирафа? – морщилась Шура. – Он будет носить тебя на руках! – воскликнула в неудержимом порыве вдохновения допившая компот Пончева. – И кому какая разница, насколько он ниже? – Амурчик, ну неужели нельзя все изменить, а? Ну я тебя прошу, ну можно же перетасовать карты? Гадалка без лицензии строго посмотрела на подругу и, сурово промолчав, покачала головой. – Против судьбы не попрешь, – почему-то с завистью, как отметила Шура, пробормотала Машка. – Тоже мне, принц, – уже не скрываясь, всхлипнула жертва судьбы, – роста нет, солидности нет! – Зато есть чувство юмора, – подсказала Катя, одно это может и запомнившая из перечисленного Амурой. – И хорошее положение, и приятная внешность, – добавила дотошная Светлана. – Где я там эту внешность буду разглядывать, приседать каждый раз? Или просить его ходить со стремянкой? Ольга Вячеславовна промокнула губы салфеткой, обвела всех учительским взглядом и на правах самой опытной подвела итог непонятного ей разговора. – А может ты с одного раза запомнишь, как он выглядит. – Или тебе давно знаком его облик, – прошептала Пончева, но так тихо, что этого никто не услышал. Роман макнул кусок мяса в соус и всерьез начал подумывать о том, чтобы пересесть куда подальше. Никакая отлично приготовленная баранина не могла пересилить дурное предчувствие. Андрей выбрал не их обычный столик, а другой, стоявший ближе к окну, и, едва приземлившись, пустился в разглагольствования о том, что женщин в этом мире много, но они все одинаковые. – Возьмем, к примеру, мою мать. Роман не хотел брать Маргариту Рудольфовну, но Андрей настоял, упирая на то, что уж ее-то он отлично знает. Занятый изучением меню Роман был недостаточно внимателен и согласился. И в результате целую четверть часа выслушивал нуднейшие истории из жизни Ждановых-старших, почему-то подкреплявшиеся призывами обернуться и посмотреть за стекло, вон на те стройные ножки или вот те хорошо оформленные изгибы. – На самом деле, – вещал Андрей, уплетая лионский салат, – это снаружи они различаются, а внутри всё одно и то же, хотя все-таки чуть-чуть разное. Поэтому, Викуся отличается от Юлианы, а твоя Шурочка и тем более от них обеих. – Шура-то здесь при чем? – Роман так надавил на нож, что едва не прорезал фарфоровую тарелку. – Шура абсолютно ни при чем. Просто, если выбирать, скажем, между Машей и ею, то кого бы ты выбрал? – Андрюша, не порть мне аппетит! С меня достаточно Вики и Маши, служебные романы закончены, а проблемы выбора меня вообще не волнуют. Это тебе приспичило жениться, вот и иди под ярмо, а мне дай насладиться местной кухней. Андрей подпер щеку рукой и посмотрел на друга со всей грустью, какую мог из себя выцедить здоровый молодой мужчина после нескольких глотков "Шато Монтегрю". – Помнишь, ты сказал, что Пушкарева влюблена в меня? Роман насторожился. – А теперь моя очередь открыть тебе глаза на происходящее, Малиновский. Шура... – Тоже мне новость, все секретарши влюбляются в своих начальников. Ну, если только это не какие-то особенно отвратительные типы. – Дослушай меня, знаток женщин, не видящий ничего, кроме третьего размера. Она без ума от тебя, а не просто слегка влюблена. Роман так и застыл на полувдохе, с поднятой вилкой. Соус капал на белейшую скатерть, секунды неторопливо шаркали одна за другой. Прижившаяся в голове Жданова идея торжествующе чесала за ухом. – В то, что ты обнаружил не слишком миниатюрную Шуру Кривенцову, я еще могу поверить, – наконец медленно произнес обретший дар речи Роман. – Но чтобы ты, брат, заметил какие-то там ее чувства... прости, но это из области фантастики. Андрей, прикрыв губы пальцами, внушительно молчал. – Нет. Нет, Андрюш, этого не может быть. Ни того, что она... ни того, что ты... Роман одним махом выпил всё, что было в бокале, и едва не захлебнулся. Андрей привстал, ласково постучал его по спине и небрежно сказал, что не собирается тратить время на доказательство очевидных вещей, будь то отсутствие трех китов под Южным полюсом или наличие целенаправленной страсти в секретарше. Сидя на своем рабочем месте, Шура пыталась придать заплаканному лицу деловое выражение и в то же время недоверчиво и жалобно посматривала на Амуру, которая упорно молчала с самого выхода из кафе. – Подруга, называется. Не могла как-то договориться со своими тузами и валетами, да подобрать мне кого поприличнее. Соседка тряхнула кудрями, сдвинула в сторону стопку бумаг, и начала сосредоточенно раскладывать карты. Шура рыжей молнией подскочила к ее столу. Но надежды ее были тщетны. Подарок судьбы сохранял всё те же привлекательные качества, но отказывался прибавить хоть сантиметр. – Вот видишь, карты не решают, чему случиться, а чего можно и миновать. Они только показывают будущее. Пока у тебя еще есть немного времени, Шурупчик, постарайся научиться ценить в нем... Но Шура уже отходила к своему столу, на ходу бормоча: "И где этот Прокруст, когда он так нужен?" Наверное, она снова не выдержала бы и расплакалась, но тут появился ее шеф, сходу поручивший десяток разных дел, о каждом из которых надо было немедленно отчитаться перед ним лично. Окинув ее взглядом, полным опаски, любопытства, тоски и неземного удивления, Роман Дмитрич придержал ее руку, как будто нащупывая пульс, а затем наконец удалился в кабинет. Из-за угла немедленно высунулась оживленная мордочка воодушевленной Пончевой, прижимавшей к груди несколько папок, которые усердно изображали, что она исключительно с деловыми вопросами. Амура перекинула еще пару карт, еще раз махнула шестеркой червей и уперлась лбом в ладони. – Переживает? – спросила Пончева, кивнув в сторону Шуры. – А ты как думаешь? – мрачно откликнулась смуглянка, не меняя позы. – Ей же всё равно, какой человек, ей сантиметры важнее! Пончева в несколько мелких шагов переступила в нужную сторону. – Шурк, а ты не теоретически рассуждай, а примерься к практике. – Чего? – Ну вот, например, Малиновский. – Какой из него пример? – Отличный, отличный пример, поверь мне. Вот он на сколько ниже тебя? – На... ой, ну не знаю, на одну зажигалку, или поменьше. – Ну вот!!! – лицо Пончевой светилось верой в себя и силу любви. – Да при чем здесь Роман Дмитрич-то? – При том, что он вице-президент – смотри пункт "хорошее положение", остроумен – смотри пункт "чувство юмора", и чем тебя не устраивают его фас, профиль и прочие части? Шура так тряхнула головой, что с волос слетела заколка. – Смотри графу "итого"! Он профессиональный холостяк и женится лет в шестьдесят, если не позже. Амура возвела очи горе и собралась обидеться за свое искусство предсказания, но Пончева открыла рот быстрее, с ее-то навыками. – Оставим пока тему женитьбы, просто сравни всё, что у него есть с тем, чего ему, якобы не хватает, для того, чтобы он мог надеяться на твою взаимность! Шурочка придержала выпрыгивающее из груди сердце и срочно воздвигла баррикаду из остатков здравого смысла. – Карты имени не называли, так что совершенно непонятно, кому нужна моя взаимность. Урядов тоже с неплохим положением, а у Воропаева оно еще лучше, и наверняка кому-то кажется, хотя бы им самим, что они отлично юморят, и вряд ли они разбили все зеркала в доме, лишь бы не видеть свои противные рожи. Пончева приподняла выщипанные брови и быстро-быстро заморгала. Из горла ее вырывался лишь возмущенный писк, так что теперь Амуре удалось вставить свою пару фраз. – Я же тебе русским языком сказала: твой суженый нравится всем, но достанется только тебе. Это, по-твоему, имеет какое-то отношение к Урядову?! Шура встала, села, и снова встала. Она подозрительно смотрела на своих подруг. Внезапно ей показалось, что они любуются ею, как каннибалы главным блюдом. Да и Малиновский был какой-то чудной, чтоб не сказать ненормальный. Девушка поняла, что действовать надо быстро и решительно, пока всеобщее помешательство не захватило и ее. Роман обернулся на резко распахнувшуюся дверь. Его мысли, топтавшиеся по странностям сегодняшнего Андрея, замерли по стойке смирно. – Ээ... Шура... Вы... – он судорожно вспоминал, чего ж такое он ей поручил сделать в первую очередь, но память буксовала. Шурочка подошла к нему поближе, отлично зная, что из приемной, если постараться, можно расслышать разговор в кабинете. И если она была в чем-то твердо уверена прямо сейчас, так это в том, что желающие постараться уже приникли ушами к дверям. – Роман Дмитрич, – тихо начала она, сдерживая противную зябкую дрожь, – вы собираетесь жениться? Роман едва слышно охнул и оперся на спинку кресла. Неужели Андрей все-таки прав? – Нет, семейная жизнь не привлекает меня. – Он откашлялся, мысленно обругал себя слабаком и продолжил громче и отчетливей. – Я одиночка и не умею жить вместе. Шура замахала на него обеими руками, и когда он не понял, спохватилась и приложила палец к губам. – Тише... Роман обернулся на вход и невольно ухмыльнулся. Кусочки мозаики складывались пусть и медленно, но зато в понятную картинку. Он взял свою секретаршу под локоть и отвел к окну. – Порой, когда кто-нибудь из моих друзей, лучась от счастья, готовится к свадьбе, я тоже подумываю о доме, куда мог бы вернуться вечером, после работы, зная, что меня ждут. Но это длится ровно столько, сколько я смотрю на жениха. Когда же я перевожу взгляд на окружающих меня женщин, всё меняется. Они легко становятся моими и так же легко могут стать чьими-то еще. Я не желаю оскорбить своим недоверием какую-нибудь одну из них и потому не верю ни одной. Окончательный вывод тот, Шурочка, что меня не проведешь, и я до конца жизни останусь холостяком. Роман улыбнулся, глядя ей в глаза, с радостью встретил ответную улыбку, а затем наклонился и поцеловал руку. – Клянусь моей шпагой, Беатриче! – Не клянитесь шпагой, лучше проглотите ее. Они рассмеялись. Шурочка присела на край стола, чтобы избавиться от разницы в росте. – Представляете, Роман Дмитрич, оказывается, и карты иногда врут. – Не только карты. – А кто еще? Он горестно покачал головой. – Друзья тоже. – Наверное, они хотели как лучше. – Насчет некоторых я не уверен. Чтобы смягчить впечатление от своей последней реплики, Роман открыл ящик и достал шоколадку. Шурочка засмущалась и поправила челку, сползающую на глаза из-за потерянной заколки. – С миндалем. Кажется, вы обожаете именно такой? Она только молча кивнула. – Вы любите меня? Шура улыбнулась и чмокнула шоколадку, немного поколебалась и коснулась губами щеки начальника. – Не так чтоб очень. – Так значит, Жданов обманулся, он клялся мне в том. – А вы любите меня? – Не так чтоб очень. – Так все пики, черви, трефы и женсовет в придачу, обмануты: они клялись мне в том. Вице-президент Малиновский смотрел на закрывающуюся за Шурочкой дверь и думал, как ему повезло с личной помощницей – она не только была толкова в работе, незаменима при активациях планов побега и тешила глаз сумасшедшими раскрасками своих нарядов. Оказывается, с ней на пару можно так уютно цитировать старика Шекспира...