Сон наяву?!

Когда он впервые просыпается в одной кровати с Дэхеном… Нет, не так. Когда он впервые обнаруживает Дэхена в своей кровати. Снова не то. Когда, проснувшись среди ночи, он с удивлением обнаруживает хена, лежащего рядом с ним, то думает, что это все тот же сон. Сон внутри сна. С ним такое бывает. Не слишком часто, но все же. Поэтому Чоноп лишь задумчиво разглядывает вокалиста, непонятно как уместившегося на одной с ним кровати, его чуть приоткрытые пухлые губы, длинные пальцы, крепко вцепившиеся в край простыни, свисающей с края кровати. Взгляд на танцора на секунду задерживается на расстегнувшейся пуговице пижамы хена, отчего Мун едва заметно краснеет, и отворачивается к стене, стараясь не прислушиваться к едва слышному дыханию старшего. «Это всего лишь очередной чертов дурацкий сон», — убеждает самого себя младший, закрывая глаза, — «Нечего было сидеть после полуночи за планшетом. Иначе начинает сниться вот такая вот чертовщина». Он старается побыстрее вернуться обратно к тому, первому, совершенно нормальному, по его мнению, сну. Лазающие по веткам коалы в окружении бургеров и колы, в любом случае, куда как лучше Дэхена в пижаме, находящегося слишком близко для того, чтобы на него можно было не обращать внимание. Когда он просыпается несколько часов спустя, Дэхена рядом не обнаруживается. «Значит точно сон», — убеждается в собственной правоте танцор. Он желает доброго дня Ендже-хену, застилающему свою кровать, после чего выходит из комнаты, смешно шлепая босыми ногами по полу. В очереди в душ он оказывается сразу после Дэхена, а это значит, что Джело снова проспал и, наверняка, пойдет в душ последним. Обычно маннэ занимает очередь сразу за Ендже, и тогда последним оказывается он, Чоноп. Танцор философски пожимает плечами, переступает с ноги на ногу, когда мимо него «проплывает» Химчан, придерживая грозящее сползти с бедер полотенце, и чуть отступает в сторону, дабы не коснуться хена плечом. Иначе тот снова помчится в ванную, в сотый раз обмазываясь кремами и натираясь лосьонами для тела. А вот Дэхен отчего-то уклониться не успевает, и, поравнявшись со старшим, несильно толкает того плечом, заходя в ванную.  — Твою мать, Чон Дэхен! — орет Химчан, потирая свое собственное плечо, — Тебя, что, вежливости никто не научил? — чертово полотенце грозит свалиться прямо к ногам, и лишь поэтому вокалист не огребает по «первое число».  — Учили, хен, — отзывается из глубины ванной вокалист, — Но, не по отношению к тебе. — Дэхен противно хихикает, уворачиваясь от метко пущенной в него зубной щетки, и довольно лыбится, стаскивая с себя пижаму. — Что, так и будете тут стоять? — обращается он к оторопевшим от очередной словесной баталии Ендже и Чонопу, — Я вообще-то мыться собираюсь, — с этими словами, он захлопывает за собой дверь, оставляя недовольную «диву» на попечение младших. Когда Чоноп снова обнаруживает Дэхена на территории своей кровати, он недоуменно хмурится, и, дабы избавиться от чертова наваждения имени Чон Дэхена, решается дотронуться до хена. «Наваждение» оказывается вполне реальным, по-человечески теплым, и даже храпит точно так же, как и хен. Чоноп беспомощно косится в сторону Ендже, не зная, стоит ли ему разбудить второго вокалиста, или же самому решать, как быть с не то «сном», не то самым настоящим Дэхеном. Но, так и не придя ни к какому определенному решению, отворачивается к стене и вновь пытается заснуть, надеясь, что утром хена тут уже не будет. Естественно, что утро он встречает в одиночестве. Главный вокалист не оставляет после себя никаких следов. Разве что… едва уловимый аромат его парфюма, где-то в самом углу смятой простыни. Нисколько не удовлетворенный своими догадками, Чоноп решает поинтересоваться наличием хена в своей кровати в ночные часы у его соседа по комнате. После завтрака он словно бы невзначай интересуется у Джело, полностью погруженного в просмотр ленты твиттера, — Джунхон-а, Дэхен-хен сегодня спал с тобой? Я имею в виду в одной комнате с тобой, а не то, что ты подумал, — поправляет себя он, заметив, как удивленно распахиваются глаза маннэ. И вот тут начинается нечто странное. Ибо Джело вдруг ни с того, ни с сего, опускает глаза, и, стараясь не глядеть в сторону танцора, невнятно бормочет.  — Ну да, хен. Мы спали с ним в одной комнате. Всю ночь. С чего ты решил, что нас там не было?  — Ничего я не решал. Просто спросил. И я не имел в виду, что ТЫ не ночевал в комнате. Я хена имел в виду, — Чоноп не понимает, почему это он оправдывается перед мелким, как не понимает и того, почему вместо того, чтобы просто сказать, что вокалист преспокойно спал всю ночь на положенной ему кровати, а не оказывался вдруг рядом с ним, с Чонопом, Джун так кипишует.  — Точно? — подозрительно щурится маннэ, — Окей, он спал на своей кровати сном младенца.  — И храпел, очевидно, как младенец, — хмыкает танцор, который отчего-то совсем не верит словам Джело, — Ладно, не буду тебя больше пытать. Присоединишься ко мне в танцзале через пару часов? — маннэ торопливо кивает в ответ, снова утыкаясь в телефон. С этого самого дня чертов хен как будто нарочно оказывается в его кровати, причем с каждым разом ведет себя все наглее и наглее. Совсем не так, как полагается сну. Вместо того, чтобы лежать себе преспокойненько с краю, он начинается придвигаться все ближе и ближе к младшему, заставляя того отодвигаться от себя. В конце концов, он оттесняет танцора к самому краю кровати, так что Чоноп чувствует, как упирается в стену спиной и обеими пятками. Ещё и храпит прямо в самое ухо. Да ещё и фальшивит при этом. Кто знает, сколько бы он мог так продержаться, застывая каждую ночь в жутко неудобной позе, тщетно пытаясь абстрагироваться от настойчивого сопения главного вокалиста прямо над ухом. Если бы…. В одну из ночей, превратившихся для него в некий филиал Ада на Земле, он не проснулся бы от того…. Что рука Дэхена вдруг касается его бедра и продолжает сползать все ниже и ниже, туда, куда ей лезть совсем не следует.  — Дэхен-хен! — с закрытыми глазами шепчет ему Мун, мысленно проклиная свою чертову вежливость, — Прекрати приставать ко мне!  — Тебе это просто снится, Чоноп-а, — тихо шепчет ему в ответ Чон, продолжая свои «невинные» шалости, как ни в чем не бывало.  — Я тебе щас руки поотрываю, хен, — несколько неуверенно обещает ему танцор, но Дэхен даже ухом не ведет, с довольной ухмылкой он придвигается поближе к младшему, отлично понимая, что ничего ему не оторвут, опасаясь того, что процесс «отрывания» может разбудить Ендже, или, чего доброго, кого-то из старших, — Дэхен-хен, прекрати! И… вообще… какого черта ты здесь забыл? У тебя своя комната есть! — Чоноп пытается высвободиться из объятий вокалиста, но ничего у него не получается.  — Там холодно! И одиноко! — шепчет Дэхен, словно бы не замечая его отчаянных попыток, — А здесь есть ты. И рядом с тобой тепло, — пусанец широко улыбается своей неизменной «кошачьей» улыбкой и ещё ближе придвигается к младшему, порываясь потереться о плечо щекой.  — Рядом с Джело тоже тепло, хен. Иди лучше обнимайся с ним, — Чоноп практически выбивается из сил, пытаясь спихнуть вконец обнаглевшего хена с кровати.  — Джело и без меня есть с кем обниматься, уж поверь, — Дэхен чуть слышно хихикает, пристроив, наконец, свою злосчастную руку прямо поверх боксеров младшего, — Да и не ночует он в своей комнате.  — Ты хотел сказать в вашей с ним комнате, — поправляет его Чоноп, которому ой как не нравится местоположение руки главного вокалиста. Но пока что он не в силах что-либо поделать с этим. — И давно вы с ним так…. Кочуете по чужим комнатам? Енгук-хен в курсе? Дэхен задумывается на мгновение, затем отвечает, — Около месяца точно. Думаю да, мелкий же к нему прокрадывается.  — А Химчан-хен в курсе? Не думаю, что он в восторге от того, что на его парня кто-то ещё посягает, — танцор успевает перехватить пальцы вокалиста как раз в тот самый момент, когда они вдруг передвигаются выше, очерчивая кубики пресса.  — Ну, во-первых, не кто-то, а наш Джунхон-и, — Дэхен корчит милую рожицу, и добавляет. — А во-вторых, он не в курсе. Иначе мы бы уже были на осадном положении. Все пятеро. Не думаю, что он стал бы разбираться, чья это была идея, — Дэхен внезапно оставляет Чонопа в покое, и, перекатившись ближе к краю кровати, внимательно разглядывает младшего.  — Твоя ведь? — Дэхен обескураженно кивает, не понимая, как тот догадался о том, кто истинный виновник миграций Джело в комнату старших, — Поди, спалился перед ним, когда аки тать в ночи крался к нам с Дже. И ему тоже захотелось острых ощущений. Ну или тепла Енгук-хена, — Мун облегченно выдыхает, заметив увеличение расстояния между ними.  — Не к вам с Дже, а именно к тебе, — поправляет его Дэхен, — И да, я спалился, признаю. Но это того стоило, так ведь?! Я ещё удивился, что ты не выгнал меня в первую ж ночь. Ты ведь прекрасно видел, что это я, — вокалист удивленно улыбается, то расстегивая, то застегивая одну из пуговиц на пижаме.  — Не выгнал тогда, выгоню сейчас, — заявляет ему младший, порываясь перелезть через пусанца и выставить того за дверь, — А если будешь упираться, сдам Ендже-хену. Будь уверен, он будет просто в «восторге» от того, что чей-то громкий храп ему не снится, а существует на самом деле, — с этими словами Чоноп ловко перекатывается через Чона и оказывается на полу. — Или может лучше мне отправиться в эту самую вашу «жуть какую холодную комнату» и наконец-то нормально выспаться, не боясь проснуться от того, что ты летишь с кровати, или того, что тебя кто-то весьма беззастенчиво щупает?!  — Но почему? — протестует Дэхен, в одно мгновение вскакивая с кровати и становясь рядом с Чонопом, — Я думал, что ты… не против… Я же… я же… — вокалист сникает и не может выдавить из себя ни слова, лишь печально вздыхает и напряженно кривит губы, лишь бы позорно не расплакаться.  — Что ты же…? — Чоноп, кажется, начинает понимать то, что безуспешно весь этот месяц старался донести до него старший, — Договаривай, раз начал, хен.  — Люблю тебя, вот что, — с большим трудом выдавливает из себя Чон, — И хочу всегда быть рядом. Даже по ночам. И мне жуть как обидно, что ещё ни разу при дележке комнат мне не выпало разделить её с тобой. Да, мне повезло пару раз, в Японии. Но блин, те пара дней наедине ничто, по сравнению с тем, как меня ломает здесь, в Корее, — вокалист сглатывает подступивший к горлу комок, и, приблизившись почти вплотную к танцору, едва различимым в полутьме шепотом добавляет, — Пусти. Я пойду к себе. И больше не буду тебе мешать…. Если ты так этого хочешь. Прости, что надоедал…  — Не пущу. Теперь не пущу, хен, — Чоноп преграждает ему путь, после чего тащит за собой из комнаты, подальше от Дже-хена, который может в любой момент проснуться и все испортить.  — А вот теперь поговорим с тобой, Дэхени-хен, — Чоноп почти насильно усаживает вокалиста на диванчик в гостиной, присаживается рядом с ним, и как можно спокойней пытается донести до старшего все те мысли, что возникли в его голове за время сбивчивого, но, в общем-то, вполне ожидаемого признания старшего. — Пойми, я не против того, чтобы мы с тобой общались чаще, не против скиншипа, который ты так любишь. Только вот, я предпочитаю знать о чувствах человека, а не догадываться о них. Я не силен в разгадывании загадок, хен. Особенно тех, что касаются человеческих чувств., — младший переводит дух и продолжает свою речь, не замечая, как с каждым новым её предложением безнадега в глазах вокалиста уступает место постепенно растущей надежде, — Если бы ты ещё в первый свой «ночной» приход предупредил меня, не думаю, что я был бы против. Наоборот, я только за. Наверное. Не знаю. И вообще, давай тащи вторую подушку, хен. И ещё одно одеяло прихвати! — Чоноп касается щеки Дэхена, удивительно нежно и почти невесомо, долго вглядывается в шоколадное марево глаз последнего, антрацитово блестящих в свете убывающей луны, и, неловко коснувшись губами щеки, хена, краснеет.  — Я быстро! — Дэхен буквально слетает с дивана и несется в их с Джело комнату с самой счастливой на свете улыбкой. Чоноп смотрит ему вслед, пряча на губах копию той же самой улыбки и, словно отвечая самому себе, мысленно и несколько задумчиво произносит «Интересно, это и есть сон наяву? Или нет?». Во всяком случае, у них ещё вся ночь впереди, чтобы проверить это.