Sigh

— Я думаю, остается только молиться, — на полном серьезе говорит Доктор однажды. Мир, высокий, темный тихо качается россыпью искр где-то наверху — дотянуться бы ладонью. Доктор думает, он бы смог, хоть самыми пальцами, чтобы обжечься об раскаленные — точно так же, как непрошеные, глупые до сардонического хохота мечты — звезды. — Правда? — мурлыча, спрашивает Ривер, подбираясь ближе, ложась на грудь. Ее пальцы игриво царапают его темно-синюю рубашку под траурным пиджаком. Траур она, конечно же, не видит: только максимально наглядный стиль — чтобы не сомневались даже — и хорошую ткань. Физическое. Ривер, как никто другой, любила все физическое. От ее волос пахнет сладкими лесными ягодами и пачулями. Улыбка — широкая, слегка пошловатая, обведенная вишневой помадой. Тоже сладко, но искренне. Дьяволица, которую он убивал своими руками, и которая убивала его. Идеальная пара. Спасибо, мадам Вселенная, вы все учли. — И во что же ты веришь, Доктор? В безносых собак. В яблочную траву. В Барселону. В волков: хороших и плохих. В горькие норвежские заливы. В теплые ладони. В картошку фри, потому что чуешь запах? В синюю куртку. В широкую улыбку — ни одной ярче нет, а я уж знаю. Во взгляды украдкой на копну светлых волос. Но Доктор молчит и со всем пеплом во рту, что был, целует Ривер, затыкая уже зарождающиеся на кончике ее языка уточнения и вопросы. Потому что долго и счастливо, как положено в книжках. Потому что, думает он, ненавидя себя каждой клеткой, каждым ударом больно бьющихся сердец, возможно, поможет хоть в этот раз. Потому что трупное одиночество, то самое, одиночество среди громко орущей толпы, выело грудную клетку — одни торчащие ребра и кружащиеся над ни капли не овеянным легендами мясом мухи, а Ривер, Ривер… Он так не хочет, но сталкивается с ее радужками. И видит там целый культ во имя Его. Начало и конец, слепое обожание, высшая степень обожествления. Этот взгляд входит в кожу и мышцы очень ощутимо, как копьем врезаясь с одной стороны, чтобы пронзить насквозь — выйти с другой. Его до самой сердцевины прогнивающего нутра пропитывает липкий ужас и стыд, стыд, нагнавший опять поздно: «Я делаю это с тобой, я знаю, но я не могу перестать» — до очередного буйного приключения, до хохота, отчаянно-мерзкого от отвращения к себе, до распахнутых с хрустом костей объятий к вечности, в одном вдохе от шага в бушующее время. Это длится до тех пор, пока с губ не сорвется пропитанный цинизмом комментарий, ведь одному из главных правил таймлорд не следует: покалеченный, да не калечь других. Плевать. Вселенная как клуб, одна большая вечеринка — выкрути музыку погромче и вперед развлекаться! Новый стиль, новые очки, новые цвета, новые улыбки и все с щедрой долей низкой человеческой сексуальности. Словно. Просто забудь. Просто нырни в бассейн загадок и тайн, проглоти терпкое вино, что так любит кудрявая Сонг прямо со сладких, в точности как самообман, губ. Иначе — слишком больно. «Я думаю, что не заслуживаю даже этого», — думает Доктор, когда из-за угла на один взмах ресниц появляется светлый призрак с укоризненным взглядом. Он знает, что когда откроет глаза, Ривер рядом не будет — либо прыгает по его же таймлайну, либо крутит очередной роман. Но он все равно останется здесь, пока она не вернется. Ведь они, на самом деле, просто созданы Вселенной как идеальные убийцы друг для друга.