imperfect

      Сколько бы не было внутри меня противоречивых мнений по поводу утрированной значимости нового года, я продолжал покорно его ждать. Ещё недавно ты вовсю готовился к заветному празднику, настраивал себя на позитивные мысли, но вот часы отбивают двенадцать, и ты ныряешь в сумасшествие новогодней ночи. Уже к двум ты, пьяный, дёргаешься в алкогольных конвульсиях среди друзей и случайных знакомых под ремикс собственной песни, а к раннему утру лежишь безжизненной массой в постели, до которой, бросая нелестные выражения, тебя донёс барабанщик-трезвенник. Затем идёт утро, сравнимое разве что с одним из кругов ада Данте, где в наказание за весёлую ночь тебе назначается вечное, как на тот момент кажется, похмелье. Но следующий день зачастую интереснее всего праздника, потому что ты можешь открыть для себя удивительные вещи из сообщений друзей и звонка незнакомки, на столике который ты по счастливой случайности оставил свой бумажник.       Прокуренный голос и лёгкий акцент, который она старательно пыталась скрыть — всё, что я знал о ней, на тот момент. Худощавая фигура, светло-карие с янтарным отливом глаза, родинка над левой бровью, короткие каштановые волосы, слегка европейские черты, эксцентричный стиль одежды и работа в выходной — это открылось уже вечером. Мне пришлось ехать на другой конец города, чтобы встретиться с ней и забрать свой кошелёк. Но оно того стоило, потому что прошла всего неделя, и я иду на свидание.       Погода как ждала момента, когда я выберусь из дома. Обещанное потепление, возможно, и было где-то на земном шаре, но точно не в Сеуле. Истинно январская стужа застала меня врасплох.       Я размеренно шагал по людной улице, обходя каждого неторопливого прохожего, и старался согреть озябшие от ветра пальцы в карманах явно тонкого для такой погоды пальто. Сырой воздух пробирался сквозь шёлковый шарф и обдавал нежную кожу шеи ледяными поцелуями. Щёки и нос под плотной чёрной маской противно покалывали, а уши я и вовсе перестал чувствовать. Преследуя цель показаться новой знакомой во всей красе и стереть из её памяти образ, в котором я позорно предстал перед ней первого января, я рисковал простудиться.       Не имея больше сил съёживаться от холода, я завернул в ближайший цветочный. Купить букет для девушки и заодно немного согреться — совсем неплохая идея. Звонкий колокольчик у входа оповестил хозяйку, низенькую женщину с короткими волосами, аккуратно уложенными в объёмные кудри, о новом посетителе. Маленькая цветочница идеально вписывалась в атмосферу помещения. Стены от пола до самого потолка были заставлены душистыми цветами, светящимися гирляндами, мишурой и прочими новогодними украшениями, из двух колонок по углам играла песня о первом поцелуе в Рождество, выпущенная несколькими неделями назад популярной женской айдол-группой.       Этот цветочный магазинчик был такой же, как сотни других в городе. Продавщица без умолку тараторила о том, какие чудные цветы она продаёт, лучшие в Сеуле, но я не видел в них ничего особенного. Свежие — да. Они были идеальные, как с картинок, но обычные, каких миллионы. Я лениво осматривал растения в надежде увидеть букет, который будет под стать девушке, с которой я встречусь. Подарить ей охапку роз, которыми тычет мне в лицо женщина, было бы почти то же самое, что прийти на свидание с веником из дешёвого хозяйственного магазина.       Я почти без интереса разглядывал цветочные композиции. Различные сочетания цветов, яркие рулоны упаковочной бумаги, цветные ленты, блестящие и не очень украшения, но всё не там где нужно. Мне не доставало неординарности. Я уже согрелся и, не отыскав подходящего подарка, собирался прощаться и покинуть магазин, как вдруг у самого выхода заметил маленький букетик. Пышные бутоны бордовых роз, разбавленные белоснежными нарциссами, неизвестными мне крошечными розовыми цветочками с тремя выделяющимися лилиями были соединены бирюзовой ленточкой. Совсем неидеальный и в некоторой степени скорее нелепый букет очаровал меня. Аккуратно взяв его в руки, я спросил о цене.       — Забавное дело! — воскликнула цветочница. — За сегодняшний день вы уже второй человек, что выбирает кривой букет, сделанный моей дочкой. Видимо, руки детей, и правда, наполнены особой энергией.       Я улыбнулся. Дети — волшебники.       — Не думала, что кто-то их купит. Кстати, вы ни за что не поверите, кто взял первый букет, — с восторгом трепетала женщина.       Я спросил о том, кто это был, и она ответила:       — Сон Мино! Тот самый Мино, что певец. Знаете ведь его? Никогда бы не подумала, что тако-ой человек заглянет в мою лавку. Думаю, он на свидание шёл, торопился очень. А вы тоже на свидание идёте?       Я проигнорировал вопрос и после того, как она закончила говорить, вежливо попрощался. Покинув магазин, я сделал пару шагов и замер на месте.       Весьма неожиданное упоминание имени старого друга меня немало ошеломило. Когда-то давно я задал себе установку перестать думать о дебюте в айдол-группе, забыть о трёх годах, когда я был частью WINNER и похоронить в себе чувства, что я испытывал к согруппникам. Стереть воспоминания об одних было сложнее, чем о других, но тогда я считал, что только там смогу по-настоящему творить. Вскоре после начала активной деятельности South Club игнорировать память стало нормальным, а редкие обрывки новостей о бывшей группе и случайные пересечения наших жизней не задевали меня.       Должно быть, это злая шутка вселенной, что именно в этот холодный январский день Нам Тэхён и Сон Мино заглянули в один цветочный магазин и выбрали самые нелепые букеты.       Я глупо улыбнулся, не сводя глаз с цветов.       У Мино, если подумать, никогда не было вкуса, но каким-то образом вещи, которые мне казались особенными, постоянно привлекали его внимание. Прошло столько лет, но ничего не изменилось. Вполне возможно, что цветочница сразу сказала ему, что эти цветы сделал ребёнок, и он, не раздумывая, купил их. Скорее всего так и было. Сам бы этот дурак не обратил на них внимания.       Я тщетно пытался убедить себя, что это лишь случайность, и нелепая улыбка под маской растянулась ещё сильнее.       Когда я в последний раз вспоминал о Мино? Возможно, это было полгода назад. Возможно, вчера. Но всегда вскользь. Ставлю вопрос по-другому. Когда я в последний раз думал о Мино? Не знаю. Это как фильм, который давно не смотрел. Ты иногда вспоминаешь о нём, но не покупаешь пиццу и не пересматриваешь его целенаправленно. Либо возможности нет, либо просто отвлекаешься на более важные дела. Но сегодня эта женщина из цветочного магазина посадила меня перед телевизором, сунула в руки поп-корн и пачку салфеток — фильм не из весёлых — и включила кино. Я просто не могу встать и уйти. Точка невозврата — цветочная лавка с неидеальным букетом.       Мои пальцы сильно порозовели, мороз нещадно жёг кожу. Я пришёл в себя и взял цветы в другую руку.       Я поддерживал некоторое время связь с Сынюном, он часто говорил о Джину и Сынхуне, предпочитая опускать всё, что касается Мино. Я знал, он держал на меня крепкую обиду, такой уж у него характер. «Мино думал, что вы близки, и ждал от тебя хоть каких-то слов до последнего», — однажды сказал мне бывший лидер. Эти цветы — самая тесная связующая между мной и Сон Мино после Сынюна за последние несколько лет.       Вторая рука тоже начала зябнуть. Я невольно сжал ладонь сильнее, предполагая, что так будет теплее, и сразу же почувствовал резкую боль. На стебле одной из роз остался не срезанный шип.       В этой забытой истории именно я был шипом. Только вредил больше себе, нежели другим. Туманные моменты и пыльные клочки ушедшего ещё долго преследовали меня. Сейчас они вновь передо мной и, кажется, снова неприятно колются. Самый острый из них — Мино. Я бы мог сказать, что не знаю причину и это очередное необъяснимое чувство, но тогда я солгу сам себе. Сон Мино был яркой вспышкой на чёрном небосводе моей жизни.       Поменяв руку, я, не спеша, побрёл в нужную мне сторону. Воспоминания, будто старая затёртая кинолента, предстали перед глазами и окутали меня вьющимися стеблям колючих роз. Я покорно сдался им. Ведь чем больше сопротивляешься, тем хуже.       Почти без отпора я понял и принял чувства, однажды взорвавшиеся внутри меня. То была бомба над внутренней Хиросимой, а катализатором выступил Сон Мино. Только вот в моём случае не было ни предпосылок, ни особых причин, ведущих к случившемуся. Однажды утром я проснулся, вышел из комнаты, умылся, привёл себя в порядок, отправился завтракать и встретил сонного Мино. Растрёпанные волосы, засохшие пятна слюней на щеках, опухшие от недосыпа щёлки-глаза, выражение лица, будто он съел гнилой лимон, растянутая футболка с дурацким рисунком, поношенные штаны и отвратительные пушистые тапки. Моё нутро эстета должно было заставить меня предпринять любые попытки, чтобы поскорее избавиться от "счастья" лицезреть его фигуру. Он выглядел ужасно, но я не мог отвести взгляд. Будто кто-то лёгкой рукой нажал на кнопку, и я внезапно понял, что люблю парня, стоящего передо мной. Щелчок, перевернувший мой мир.       Знать человека долгое время, пережить с ним массу кризисных моментов, ругаться, мириться, вместе выступать на одной сцене, видеть его каждый день и вдруг случайно понять, что он заполнил твоё сердце до краёв. Несмотря на то, что вместе с чувствами также быстро пришло осознание их неприемлемости и отсутствия будущего, я сдался, отбросив бессмысленную борьбу.       Погрязший в размышлениях, я не заметил, как резво, не взирая на пронизывающий холод, добрёл до места встречи. Безлюдный даже в хорошую летнюю погоду парк показался мне идеальным местом, где я с новой знакомой мог бы спокойно провести вечер, отдавшись простому человеческому общению. Я окинул представшие предо мной кроны деревьев с тёмными ветвями, обычно всегда тянувшимися к бескрайнему небосводу, но теперь мирно спящие под колыбельную января в ожидании волшебного будильника — весны. Она заставит их расцвести вновь, дарует неподдельное совершенство.       Если говорить о совершенстве, то Мино с трудом можно назвать идеалом. Я никогда не считал его по-настоящему красивым, учитывая как общепринятые параметры красоты, так и мои собственные. Потому, раздумывая бессонными ночами о своих чувствах к нему, я не понимал, чем же он смог очаровать меня настолько, что я пошёл наперекор эстетическим принципам, по-глупому превознося его над другими.       Мино был идеальным несовершенством, подобно детскому букету у меня в руках; подобно детскому букету в руках у него или той, для кого он был куплен.       Я до сих пор не могу наверняка сказать, что же меня завораживало до ноющего щемления в грудной клетке. И вместе с тем тогда в моей голове рождались разных мастей предположения, которые теперь я с трудом вспомню — в этой части плёнка испортилась. Оно и к лучшему. Но есть то, что даже сейчас лежит на дне моего спящего сознания недвижным камнем, — это его песни, его стихотворения, его черновые зарисовки и случайные рифмы. Вот он дурачится, словно глупый ребёнок, а через минуту поёт едва слышно, и слова срываются птицами с его губ, добираются до самого сердца, обволакивают его невесомой пеленой, пробуждая в каждой клеточке возбуждённо-умиротворённое восхищение.       Меня накрыла волна мурашек, и я понял, как сильно замёрз. Пальцы, в которых я сжимал цветы совсем покраснели, я едва их чувствовал, но, словно пьяный, совсем не спешил убирать руку в карман пальто, лишь смотрел пустым взглядом куда-то сквозь них, пока тёплая женская рука не коснулась замёрзшей кожи.       — Почему ты без перчаток? — заботливо почти прошептала девушка с родинкой над бровью, обнимая мою руку своими тонкими пальцами.       Моя новая подруга, не заставившая долго ждать, вытащила меня из омута воспоминаний лёгким касанием. Мы робко поздоровались, и я вручил ей букет, на который она ответила неподдельной радостью и едва сдержанным желанием обнять продрогшего меня. Вместо задуманной прогулки по парку она торопливо повела нас в неизвестном мне направлении к самой чудесной, по её скромному мнению, в городе кофейне.       — Ты выглядел очень грустным, когда я тебя увидела. О чём ты думал? — спросила она с осторожностью.       — О цветах.       — Этих? — она поднесла букет к лицу и, изящно вдохнув, коснулась своим миниатюрным носиком одной из роз. — Они мне нравятся.       — Они несовершенны.       В глазах девушки мелькнул янтарный отблеск, она смотрела на меня в упор, по-доброму сосредоточенно, готовилась ответить, но не торопилась, внимательно изучая на время паузы моё лицо. Она находилась так близко, что и я мог разглядеть почти каждый миллиметр её смугловатой кожи. Под большими глазами были заметны тёмные круги, а в уголках уже прорезались едва заметные морщинки, одно веко было слегка меньше другого, а на верхней губе даже под слоем тёмной помады виднелся тонкий шрам.       — Я думаю, что именно в несовершенстве главное очарование этого букета. С людьми также.       Я улыбнулся.       — Ты абсолютно права.