Притворись собой

Раскаленная от жаркого солнца дорога, казалось, еще чуть-чуть и точно бы расплавилась и превратилась в горячую смесь битума и песка. Немногочисленные прохожие едва ли страдали так же, как эта дорога — смуглая кожа большинства из них успешно защищала от перегрева, ну, а оставшиеся (в основном, это были белые приезжие гринго из Америки, решившие зарабатывать на жизнь более чистым, но менее честным трудом) — разъезжали на разномастных иномарках с кондиционерами. Таких было немного, по правде сказать, несмотря на канун Рождества и время ярких костюмированных парадов. Один из них, кстати, готовился пройти именно сегодня. Великий день, Пресвятая Дева Мария! Уже через два часа солнце поспешило зайти за горизонт, но на улицах Медельина темнее не стало — каждый квадратный метр города освещался несколькими фонарями, лампочками или целой сетью разноцветный гирлянд. У каждого дома — на свой лад. Некоторые из них, побогаче, были обвешаны светящимися украшениями до самой черепицы на крыше, и потому горели ярче остальных. На главной площади города творилось настоящее безумие: стихийные палатки появлялись как грибы и разрастались по всей обозримой территории вплоть до патрульных постов и ограждения. Предпраздничная музыка слышалась от каждого угла; сами по себе песни были привычными и всем знакомыми, но, сливаясь друг с другом, образовывали совершенно странные новшества. Одновременно с этим на площадь подтягивались люди. С семьями и без, некоторые были в ярких костюмах, некоторые — в своей рабочей одежде, под ногами сновали дети, затрудняя движение. Среди всего этого шумного пятна был и Ваас Монтенегро. Стоял в стороне, докуривая сигарету, и не мог представить, что же именно привело его на этот праздник жизни: развивающаяся клаустрофобия на фоне добровольного заточения в своем жилище или факт предстоящего завтра задания с очередной передачей марихуаны клиентам. Нет, все-таки первое. К нему подошла метиска-индианка, обвешанная желтыми перьями с головы до ног. Грудь обтягивал леопардовый бюстгальтер, а на лице красовались причудливые узоры из хны. Черные волосы, собранные в хвост, свисали почти до пояса. Ваас не знал, на чем же из этого остановить свой взгляд и, в конце концов, выбрал грудь. — С Рождеством! — прокричала она ему, тряся перьями на запястье и отвлекая этим действием внимание от груди, что, откровенно говоря, удалось ей не сразу. — Ага, — поддакнул ей Монтенегро, наконец, оставив в покое части тела и вникая в смысл фразы. — Веселишься? — Угостишь меня ромом? — вдруг спросила она не совсем в тему и лукаво поглядела сквозь длинные ресницы. Рядом с ними нарисовался молодой парень лет восемнадцати. Собственно, пол можно было определить только по отсутствию женских вторичных половых признаков, потому что все обозримые части тела были замаскированы под окрас тигра. Черные полосы разрезали торс, щеки и исчезали за набедренной повязкой. На голове прочно укрепилась тигриная маска, скрывающая черты лица ее обладателя. Одни только глаза взирали из-под прорезей и завершали полный образ предполагаемого хищника. Вместе с девушкой он исчез в веселой толпе еще быстрее, чем появился. Мысль о роме не то что бы стала идеей-фикс, но плотно засела в голове, так что Ваас, бросив докуренную сигарету под ноги, отправился к ближайшей палатке с небольшим разнообразием спиртного. Главное, что оно есть, а пить с кем-то или в одиночку — разница небольшая. Пока содержимое пластикового стаканчика планомерно исчезало внутри Вааса, людей вокруг стало еще больше. По-видимому, все шли сюда, посмотрев очередной парад, проходивший на соседней улице. Воодушевление на лицах окружающих никак не отражалось на настроении мужчины, а вот количество выпитого рома — так вполне себе. Пропустив еще пару стаканчиков, он уже готов был сам нацепить на себя эти чертовы перья, которыми участники шествия были обвешаны с головы до ног и пройтись по улице под что-нибудь веселящее. И речь в данном случае не о музыке, а о травке. Повернув голову в сторону, Ваас опешил — прямо перед ним, затмевая собой все творившееся вокруг безобразие, стояла та самая растворившаяся в небытие индианка. Долго глядела на него огромными темными глазами и молчала, а потом, будто выбрав из общего потока мыслей наиболее подходящую в данный момент, потянула его за рукав курки. — Пойдем? Ваас, конечно, пошел. Он же не отбитый — отказывать красивым девушкам. Индианка увлекала его все дальше от шума, огней и льющегося рекой рома, по совершенно далеким от праздника узким улочкам, где только сновали туда-сюда бродячие коты да периодически громыхали валяющиеся на обочинах пустые бутылки из-под колы. Они шли минут пятнадцать, а потом вдруг свернули вглубь жилого квартала, и Ваас понял, что они почти пришли. Он не привык, чтобы кто-то другой брал инициативу в свои руки, но, в конце концов, одно из правил его нахождения на материке, которое он сам же для себя назначил, так и гласило: «Притворись человеком и плыви по течению». Это было гораздо проще, чем идти против всех, вопрос лишь в том, куда его приведет это течение — к тихой гавани или водопаду? — Пришли. Постарайся не шуметь, а то хозяйка меня прибьет потом, — услышал он хриплый голос спутницы. — Окей, — согласился Монтенегро, не будучи уверенным, что его ответ услышат. Они зашли в ветхое жилище, которое даже в ночной тьме представляло собой жалкое зрелище, но это было гораздо ближе к тем реалиям, которыми Ваас довольствовался всю свою осознанную жизнь. Девушка крепко держала его за руку, словно боялась, что он передумает и уйдет, и вела по скрипящей деревянной лестнице наверх, на второй этаж или чердак (куда именно, разобрать было сложно). У закрытой двери она парой изящных движений сняла свои туфли, и Ваас последовал ее примеру, сняв кроссовки. Это действительно оказалась тесноватая комнатка на чердаке. Из мебели была только небольшая кровать-полторашка, стул и видавший виды стол у стены. Вещи, которые обычно хранятся у людей в шкафах, комодах или, в крайнем случае, на полу, просто-напросто отсутствовали. На первый взгляд, комната даже казалась нежилой — ни предметов одежды, ни других личных принадлежностей, которых у женщин обычно наблюдалось в гораздо большем количестве, здесь не было. — Садись… — ему указали на кровать, и он послушно уселся, дожидаясь своей спутницы. Красавица не заставила себя долго ждать и приблизилась к нему в своем привычном обличии, хотя теперь ее маскарадные перья отсутствовали, а черные волосы были распущены и свисали ниже поясницы. — Повернись, — он протянул к ней руку, но девушка ловко ускользнула от его прикосновений и мягко прыгнула на кровать рядом с ним, словно кошка. — Ну? — Подожди, — произнесла она, отвергая его руки вновь и отползая подальше, к полураскрытому окну. — Позволь мне руководить действиями… котик? — Ни за что, — Ваас приблизился к девушке быстрее, чем та успела отреагировать, и опрокинул ее на спину, почувствовав легкое сопротивление. Она была готова, это точно, и уже давно. Такие вещи ощущаются даже на расстоянии — феромоны, все дела. Однако лицо девушки выражало далеко не одно желание и похоть… испуг? Нет, ей такое развитие событий явно не впервой, но что-то не давало Ваасу покоя, какую-то незначительную деталь он точно упускает из виду. Однако ром так приятно пьянил голову, что на любую деталь можно было смело закрыть глаза. — Закроешь глаза? — неожиданно вторила его мыслям девушка. — Хочу завязать глаза тебе… можно? — Нет, — отрезал Монтенегро и подмял податливое тело под себя, коленом раздвигая ноги. — Я хочу видеть тебя. Девушка вцепилась в его запястья, испугавшись как будто по-настоящему. Она сжимала ноги, ведя себя как самая неискушенная монашка, хотя еще несколько минут назад добровольно тащила его к себе. Резкая смена поведения — нормальная черта для многих девушек, но для Вааса сейчас это было лишь неприятной помехой на пути к получению желаемого. И теперь его пьянил не только ром. Гладкие длинные волосы растрепались по кровати, и он жадно протянул руку к голове девушки и стянул одну прядь в кулаке. Она резко втянула в себя воздух и зажмурилась, сдерживая крик, и дернулась в попытке сопротивления — ее грудь слегка обнажилась, еще больше распаляя Вааса. Он сел верхом на ее бедра и прижал одной рукой за шею к кровати, а другой извлек из внутреннего кармана складной нож. Куртку он снял и отбросил на пол, оставшись в одной майке. — Не торопись, — услышал он тихий голос под собой, но он уже не был таким трепещуще-ласковым, как при знакомстве, сейчас он был наполнен волнением и страхом. И с каждой секундой это осознание становилось все более сексуальным для Вааса, открыто выдавая его возбуждение. Он вынул нож и поднес его к обнаженной тонкой коже ключицы. Еще пара точных движений — и бретельки были перерезаны, а остриё ножа неумолимо двигалось вниз, к груди. Темп дыхания девушки перешел в поверхностно-рваный, грудь вздымалась еще чаще, чем двигалась бы секундная стрелка часов, а Монтенегро упоительно отодвигал бюстгальтер ниже и ниже, подцепив кончиком ножа. Тот все-таки поддался и, наконец, освободил грудь, но не спешил останавливаться на достигнутом и продолжил свой путь. Девушка застонала и схватила его за руку вспотевшими ладонями. — Не надо. Подожди… Она отчаянно затрепыхалась, когда остриё проходило по линии живота к пупку, а когда оно опустилось еще ниже, и вовсе забилась под руками мужчины. Монтенегро почти ликовал, не замечая ничего вокруг и упиваясь восхитительными ощущениями власти и обладания, которые почти позабыл. Он уже оттягивал вниз тонкую резинку желтой юбки, представляющей собой множество свисающих шнурков. Еще… еще… Прекрасное зрелище… — О, черт, — он вскочил на колени, отшатываясь в полнейшем смятении и испуге. — Мать твою, да быть не может! — Тише, тише, — успокаивала его девушка, а вернее сказать, транссексуал в облике девушки. Между ног у нее помещался самый натуральный, натуральнее просто быть не может, мужской член. — Если бы ты дал мне пару минут, я бы успела подготовить тебя… — За пару минут ты бы не успел отрезать свой хуй, блять, да я не верю своим глазам. Ебаный же ты гондон! Пидорас проклятый, — Ваас слез с кровати и схватил свою куртку, все еще не веря в случившееся и оглядываясь в надежде, что это было лишь временное помутнение. Но транссексуал не был помутнением и не спешил исчезать в таинственной дымке тумана; он сидел на кровати, задумчивый и растерянный не меньше Вааса, поджав под себя ноги. Заманчиво обнаженные пухлые окружности и миловидное лицо в узорах так и приковывали к себе взгляд, но, как говорится, увиденное уже не развидеть. — Черт, вот значит, как ты морочишь голову мужикам? Педик долбанный, — Монтенегро махнул рукой и бросился было к двери, но споткнулся обо что-то на полу и замешкался. Время сыграло с ним злую шутку, потому что парень успел подлететь к нему со скоростью ветра и крепкой хваткой вцепиться в запястья. Его руки оказались скрученными за спиной — кажется, их даже перевязали чем-то тугим. И куда только исчезла хрупкая и нежная девушка? — Блять, да отпусти ты меня уже, говномес сраный, — ругался Ваас, пытаясь отработанным приемом поставить подножку и перекинуть легкое тело через себя. Вот только связанные руки ужасно сковывали движения, а парень, словно мангуст в схватке, крутился возле него, но не давал себя опрокинуть. — Ты делаешь хуже только себе, котик. Перед глазами Монтенегро то и дело маячила грудь и желтая юбка, и теперь его бесило и то, и другое. Он напряг бицепсы изо всех сил и, наконец, сумел выпутаться из мешающих оков. На пол упала одна из веревок с юбки — удобная вещь в качестве наручников? В ту же секунду транссексуал одним движением прыгнул на него, но Ваас по счастливой случайности как раз оборачивался в сторону и избежал новой ловушки. Воспользовавшись случаем, он схватил попавшегося под руку парня и ударил его в висок. Одного такого удара обычно было достаточно, чтобы полностью оглушить и дезориентировать человека, однако (то ли удар пришелся в костяную область, то ли человек попался неуязвимый), транс лишь на некоторое время вышел из строя и оперся руками в колени, переводя дух. Немного сбавив обороты, Ваас подошел к кровати, где оставил карманный нож, и принялся рыскать в его поисках. Когда он нащупал в складках одеяла нужную вещь, позади него послышались тихие звуки шагов, которые не сумел заглушить даже поскрипывающий пол. — Красавчик, — тонким голосом прохрипел транс, и Ваас в то же мгновение повернулся к нему с ножом в руке. Тот даже глазом не моргнул (привык к наставленному оружию?), а, сделав паузу, произнес: — Ты подумай… только представь, как тебе будет хорошо, мм? Он вытянул руку вперед и безбоязненно коснулся кончика лезвия. Монтенегро плотно сжал губы, скептически покачав головой. Послышался наигранно-тяжелый вздох. — Но ты такой… мужественный. Ты мне сразу понравился, — лестная речь текла сладкой рекой, как кисель, обволакивая все вокруг, но только не Вааса. — Предупреждаю, амиго. Одно слово — и от тебя останется бездыханный остав. Гарантирую. — Если хочешь поэкспериментировать, я… никому не скажу. Никогда, — он произнес это шепотом. Абсолютно нагло и развязно. Брови Вааса нервно дернулись в недовольстве и омерзении, которое он испытывал прямо сейчас. Поразительно, но то, что сперва казалось ему «флюидами страсти» в одно мгновение превратилось в отталкивающее, неприятное излучение. Он крепче сжал нож во вспотевшей руке и прокашлялся, выдавив из себя фальшивую улыбку. Ваас открыл было рот, чтобы сказать свое последнее слово, которое бы запомнил этот долбанный педик, но не успел — его губы слишком быстро накрыл горячий и влажный язык. Он отшатнулся и вытер их локтем, поняв, что последний рубеж уже давно наступил. Раз — он размахивается и бьет транса ножом в область груди. Еще. И еще. Пока тот с силой не втягивает в себя последнюю в своей жизни порцию кислорода и не оседает на пол, глядя перед собой потускневшими зрачками, не успев даже вскрикнуть. Ваас вытирает нож о покрывало, складывает и убирает обратно в карман. Снова вытирает губы о майку, устало проводит рукой по жестким волосам и выдыхает. Два — перешагивает тело и подбирает с пола свою куртку, проверяет один из карманов и оглядывается в поиске телефона. Проверяет под кроватью, со злости швыряет на пол стул и вскоре находит гаджет спрятанным в ящик стола у стены, лежащим рядом с еще несколькими подобными. В них уже нет сим-карт, и он забирает все три телефона себе, прячет во внутренний карман. Три — садится на корточки возле лежащего на полу транса и грубо хватает его за подбородок, всматриваясь в лицо. Узор на щеках и подбородке слегка смазан, длинные волосы растрепаны по полу. Он морщит лоб, но все-таки кладет руку на фальшивую грудь, сжимает ее. — Вот черт, — он вздыхает, с удивлением осматривая инородные части тела, но подмечая их решительное сходство с настоящими. Грудь теплая, даже горячая, очень мягкая и упругая на ощупь. Excelente, bebé. Он чувствует подступающую тошноту и поднимается, не медля покидает комнату и сам обшарпанный дом, тихо, как призрак или тень. Ваас ощущает долгожданную прохладу, практически предсказывает дождь к утру. Не предсказывает — надеется. Изнуряющая жара Медельина по-настоящему выматывает его, и он рассчитывает вернуться на остров раньше, чем Хойт успеет сказать: «Я пресытился твоими выходками, Монтенегро». Кстати, ему нужно позвонить и «обрадовать» насчет трупа. Впрочем, это может подождать до утра. На улице практически ночь, но с площади все еще доносятся крики разгоряченной и опьяневшей толпы, и даже видно мерцание фонарей. Праздник продолжается.