Красота

      Сара застыла в полумраке коридора. Свет от угасающих факелов тускло освещал ее хрупкую фигурку, и темные, распущенные по плечам кудри лишь усиливали вечную бледность ее лица.       Она вернулась сюда спустя всего лишь пару месяцев. Теперь она начинала понимать, отчего в глубине глаз графа крылась невыразимая тоска и отчаянная скорбь.       Он не просто был одинок, как ей почудилось в ту ночь перед балом, когда она пришла к нему — наивная, мечтательная глупышка, полагавшая, что он зовет ее лишь ради роскошного украшения праздника и своей ночи. Она думала, что с ней не случится ничего слишком дурного...       Сара поняла многое — и слишком поздно. Теперь ей было ясно все: "ревность" Альфреда (бедный мальчик — она погубила его жизнь), предостережения отца, забота профессора, даже сочувственный взгляд Куколя. Все знали правду — кроме нее.       Она была не трофеем, но пешкой, а та жизнь, которую он ей предлагал, не была свободой. Сара стала чудовищем. Вечно голодным и одиноким чудовищем.       Бальное платье превращалось в обноски, и теперь Сара начинала понимать, почему гости графа так выглядели.       Кровь Альфреда даровала ей не только злобу и голод, но и ум. Или же она всегда понимала правду, но не желала смотреть на вещи реально?       Было ли это важно?       — Сара... — прошелестел тихий голос, сделавшийся язвительным почти сразу. — Сара! Неожиданное возвращение! Я рад приветствовать вас...       Она оглянулась, пытаясь найти его в темноте, но это не было в ее власти.       Когда-то ей показалось, что Граф соткан из тьмы, но это было ложью: он сам был этой тьмой.       — Правда? — она по-детски удивленно задала этот вопрос пустоте.       — Я всего лишь вежлив с вами, звездное дитя, — ехидный смешок раздался у нее за спиной, а тонкие пальцы коснулись полуобнаженного плеча. — Как же вы юны и наивны!       Она вздрогнула от неожиданности.       Красота не терпит прикосновений смерти. Она увядает от них все быстрее и быстрее, оставляя лишь воспоминания о себе.       Сара чувствовала: его обращение с ней выпивает ее всю.       Граф убрал свои руки, а Сара вдруг поняла, что она больше не может почувствовать их холод.       Господи, она ведь мертва! Мертва, но он обращается с ней, как с живой!       — Вы не потанцуете со мной, Сара? Мне кажется, вы должны мне один вальс...       Сара не ответила. Перед ее глазами вдруг пронесся последний день ее жизни, роковой вальс; ей вспомнился день, когда она могла бы бежать, но упрямо решилась идти всем наперекор... до конца.       Нет, она ошиблась сейчас!       Смерть — это лишь начало.       Сара взглянула на графа. Его присутствие все еще тяготило ее, но он уже не был ей страшен. Он убивал все хорошее внутри нее, как яд, попавший в рану...       Она будет медленно угасать. Незаметно, но будет... Она сама и ее жажда жизни (жизни ли?). Платье станет обносками, а на лице отпечатаются лишь усталость и скука...       Сара не выдержит долгого присутствия смерти рядом, но все же она может пока что что-то менять.       Она подала руку графу.       — С удовольствием, — прежняя улыбка осветила ее лицо, а граф чуть насмешливо улыбнулся.       Они оба вели эту игру — игру длиной в вечную жизнь.