Wrong Side

      Безлюдный парк в пять утра всегда успокаивал. Ещё холодно и немного туманно, что радует, если не знать, что ещё пара часов и на улице станет невыносимо жарко, а тишина парка наполнится голосами людей. Антон рад такому раскладу, несмотря на ранний подъём. Порой нужно заставить себя рано встать, чтобы отдохнуть — вот так вот противоречиво. Реальность происходящего не заставляет сомневаться, ведь он давно научился отличать сон и реальность, так ведь? Просто нужно проследить нить событий, ведь в пять утра в парке он оказался, потому что… Господи, нет, точно была причина, почему он здесь. Парень озирается и вскакивает с лавочки, напряжённо вслушиваясь в такую непосредственную недавно тишину. Твою мать. Антон точно знает, что не имеет права медлить, поэтому из ножен под рубашкой автоматическим движением достаётся кинжал. Ветер словно подгоняет вперёд, и он повинуется — привык подчиняться инстинктам. Боже, за что ему всё это.       Парень нервно закусывает губу, когда в итоге оказывается у полуразрушенного заброшенного здания, которое уже второй год их нерадивый мэр не решается снести. У Антона были связаны с ним не самые лучшие воспоминания — будучи ещё школьниками, они с друзьями любили прогуливать здесь уроки, пока их забава не обернулась паническим бегством от трёх наркоманов. Больше в эту некогда больницу Антон не совался, лишь однажды, проходя мимо, увидел там медсестру, которая курила недалеко от здания. Это было действительно жутко, но придавать этому значение он не собирался, сам не зная, почему — словно для него это было естественно. Действительно, медсестра у заброшенной больницы покуривает Мальборо — что может быть более естественным?       Парень понимает, что кроме этого здания ему некуда идти — других путей словно не существует, хотя он чётко видит тропинку обратно в парк и проблески фонтана недалеко от входа, но что-то даёт ему понять, что назад он не попадёт. Он тяжело вздыхает и неуверенно приближается к упавшему дереву — самый близкий и удобный способ пробраться через колючий забор. Антон цепляется за проволоку и тихо матерится, мстительно продумывая лучшие методы убийства для того, кто это затеял.       Он спрыгивает уже на той стороне и ему не надо изучать местность, чтобы знать, куда идти. Парень, смирившись со своей участью, направляется к низкому, давно выбитому окну и быстро и бесшумно пробирается в здание, всё ещё держа кинжал наготове. Липкое чувство страха и неприятной тревоги окутывает его с каждым шагом, каждой минутой, что он провёл здесь. Он исследует уже второй этаж с самым отвратительным ему чувством — знанием, что что-то крайне плохое должно произойти. А зная фантазию создателя — это будет что-то безумно противное. И всё равно нужно идти этому навстречу. Он так хочет остановиться, развернуться и убежать, но понимает, что не может, что сценарий уже готов и он действует, живя в нём, не контролируя себя. Честно говоря, очень хочется зарыдать как в детстве, когда он просыпался с дорожками слёз на глазах, которые нежно вытирала мама. А после, они долго обнимались, и она гладила его по отросшим волосам, а он долго смотрел, как она думала, в пустоту. Если бы она только знала… Ну да ладно. Этот придурок, вон, знает, что там в темноте и умело пользуется этим.       Он почти заворачивает за угол, когда в ужасе отшатывается и прижимается к стене — то, что он увидел, было отвратительным для любого нормального человека, возможно, некоторые даже проблевались бы где-нибудь в уютном уголочке при виде подобной картины, но не Антон. Он молится, чтобы существо (а иначе его назвать нельзя) его не заметило, и быстро пытается перестроить сознание — он уже видел подобное, он не раз убивал, и это будет слишком легко для него. Да, он готов и уже пора — существо явно скоро заметит его присутствие, а отточенные инстинкты парня подсказывали, что оно здесь далеко не одно. Он перехватывает влажной ладонью кинжал поудобнее и резко выходит из укрытия, с уверенной усмешкой позволяя существу себя обнаружить.       — Что, твари, поиграем? — пытается дерзко звучать он, уверенный, что создатель всего этого кошмара сейчас безумно доволен. Он вливается в ситуацию, как его учили, и быстро просчитывает варианты нахождения других подобных особей — склизких, в половину роста парня, отвратительных созданий с потрясающей скоростью, зубами дьявола и уязвимой шеей. Но долго думать не приходится, когда на его крик выползает ещё с десяток отвратительных чудовищ. Теперь он не думает, он действует. Действует уверенно, быстро, не обращая внимания на окровавленные стены и несколько трупов, уничтоженных этими уродами ранее. Кажется, он даже видит знакомое лицо, но подумать об этом попросту нет времени. Им овладевает азарт, он убивает, позволяя телу самому ориентироваться в ситуации. Но, кажется, он расслабляется чуть больше, чем было нужно, потому что чувствует резкий удар сзади и дикую боль в раненом плече, куда только что вонзились клыки ядовитой твари. Он кричит, сбрасывая с себя ослабевшую тушу, добивая её кинжалом в шею, но не позволяет себе успокоиться. Ещё около пяти минут он неподвижно стоит на своеобразном поле боя, тщательно вслушиваясь в каждый звук. Надеясь, что больше неожиданностей не будет, он тяжело оседает на залитый кровью пол и пытается стянуть окровавленную рубашку, чтобы та не успела присохнуть к ране.       — Вау, это стоило того, чтобы сейчас ты устроил стриптиз, — слышит он радостный голос и недовольно щурится, понимая, чья это злая шутка. Ох, ладно, он знал это с самого начала.       — Арсений, сука, — он поворачивает голову, чтобы видеть, как этот ухмыляющийся засранец приближается к нему, дабы в очередной раз позлорадствовать, — нахера опять? У нормальных людей тренировки по расписанию! — трупы и кровь вокруг него медленно растворяются, но ранение вполне реальное, пусть уже и не ядовитое. Он определённо ненавидит своего наставника. Арсений, который вечно улыбается, заставляет его пахать в три раза больше остальных в его кампусе, устраивает набеги на его сознание едва ли не ежедневно и очень радостно любит сообщать обо всех его ошибках.       — Ну, дорогой, не плачь, — Антон уже пожалел, что начал жаловаться — вечный позитив Попова это никогда не сбивало, — другие и умирают в итоге на миссиях в два раза чаще. Я предпочту, чтобы твоя симпатичная мордашка покинула нас чуть позже, — он искренне улыбается (казалось, по-другому он не умел) и садится на корточки рядом с Антоном, — ты вполне неплохо справился.       Шастун продолжительно смотрит на него своим фирменным взглядом, который берёг исключительно для Арсения и тот смеётся, без предупреждения разворачивая парня к себе спиной, заставляя первого зашипеть от резкой боли.       — И это ты называешь «готов»? — Попов недовольно хмурится, мягко касаясь краёв рваной раны, и тяжело вздыхает на недовольное фырканье, — потерпи, тут нужно соединить и только потом залечивать, — Антон обречённо стонет, когда слышит не самые лучшие новости, но доверительно старается расслабиться, чтобы не отвлекать лишними движениями.       Арсений складывает руки на ране, и Шастун в очередной раз жалеет о том, что именно он — тот избранный, что видит Изнанку. Они абсолютно обычные люди. Обычные люди, наделённые способностью видеть изнанку мира. Видеть то, что большинству не дано, и защищать их от этого. Знать все входы и выходы в эту самую изнанку, знать всех существ, что таятся там в ожидании, что когда-нибудь граница рухнет и они вырвутся наружу.       Людей, обладающих подобной возможностью, было мало. И Антон, некогда мечтавший стать супергероем, совсем не так представлял в детстве свою суперспособность. Он явно не надеялся, что однажды в метро сможет лицезреть человека, который попросту вошёл в стену. И чёрт бы побрал его излишнее любопытство, когда он решил убедиться, что это лишь его недосып и воображение, и человек ему лишь почудился. Не почудился.       Четырнадцатилетний Антон взволнованно подбегает к заветной стене и неуверенно прикасается к твёрдой поверхности. Он давит сильнее, но поверхность всё также не сдвигается с места, что постепенно успокаивает разыгравшееся воображение мальчишки. Он уже собирается уходить, когда последний раз толкает твёрдый мрамор и поверхность рябит, словно вода и впускает его. От неожиданности он неловко поворачивается и буквально впадает в параллельную реальность.       — Я жалею о том дне, когда ты меня подобрал, — скулит Шастун, когда Арсений давит на края раны особенно сильно, — ты казался нормальным, добрым парнем, а не чёртовым садистом!       — Я спас тебе жизнь, — усмехается Попов, игнорируя вновь возобновившийся поток крови, — и это была твоя судьба! Следовательно, я — твоя судьба, — уверенно и слегка напыщенно заканчивает он и, словно в подтверждение, давит на рану всей ладонью, заставляя парня перед ним завизжать, словно девчонка.       Антон тогда, в четырнадцать лет, свалился в Изнанку в самый разгар боя Арсения с одним из адовых существ. Вот уж чего ни существо, ни Арсений не ожидали. Анализируя это сейчас, когда он достиг определённых успехов в их изнаночной деятельности, Антон может точно сказать, что ситуация тогда была крайне нелепой. Арсений с мечом наперевес и огромное подобие вывернутого наизнанку паука замерли в недоумении, глядя на распластавшегося по полу паренька.       — Это я спас тебе жизнь, — парирует Антон, надеясь, что его дикий визг никак не будет откомментирован, — не свались я тогда в Изнанку, ты бы определённо был мёртв, — авторитетно заявляет он и блаженно вздыхает, чувствуя, как тепло разливается в больном плече — своеобразная магия Арсения начала действие.       Арсений оставляет это без комментариев, потому что вспоминать его возню с ничего не соображающим парнем в тот день было сущим наказанием для него. Потому что Арсений особенный. Арсений родился в Изнанке и выживал там, пока не нашёл лазейку в человеческий мир. Арсений обладает теми способностями, о которых мечтают многие в их кругу. И это вся информация, которой кто-либо обладает об Арсении. Каким бы открытым он не казался всем, жизнь свою он держит в тщательном секрете, редко сближаясь с кем-либо, предпочитая одиночные вылазки в Изнанку, и учились у него только по отдельности и только лучшие. Что в этих «лучших» делал Антон, было непонятно, а Попов ничего не объяснял — изредка отшучивался фразами, вроде «Я тебя подобрал, я тебя и учу», но явно недоговаривал.       Если спросить об Арсении Шастуна, то продолжительная тирада будет обеспечена, а слова «садист», «идиотская улыбка» и «самоуверенный ублюдок» будут звучать едва ли не в каждом предложении. Если совсем уж станет интересно, то можно углубиться в анализ их отношений, ведь в них тоже есть своя изнанка.        Раз. Антон получает утроенное количество тренировок. Он постоянно в напряжении. Тело уже не способно расслабиться, потому что постоянное ожидание удара заставляет его быть в постоянном движении. Мозг автоматически ищет в людях скрытых врагов, а реакция отточена настолько, что когда однажды Дима, его друг, решил провернуть с ним банальнейшую шутку с «Угадай кто», его руки моментально были заломлены, а сам парень в ступоре нависал вниз головой над полом. Антон завистливо слушает в единственные свободные минуты рассказы друзей об их весёлых тренировках и куче свободного времени и прожигает взглядом Арсения каждый раз, когда приходит в себя после очередного ранения.       Два. Арсений великолепен. Арсений убивает так, словно это то, что доставляет ему удовольствие. Арсений лучший и это даёт ему право делать так, как хочет он. Своя система обучения, своя система вылазок в Изнанку, своё решение проникнуть в сознание ученика и как следует в нём поворошиться, о да, это он любит. «Самодур», — фыркал Шастун, в очередной раз пытаясь выкинуть из головы образы, придуманные Арсением и так заботливо помещённые в его голову.       — Что? — есть ощущение, что брови Димы сейчас пересекут лоб и отправятся жить самостоятельной жизнью, — нет, что? В твоё подсознание? — Антон странно на него смотрит и уточняет, какие ещё способы тренировки тот знает.       — Эм… Бои в паре, чувак? Физическая подготовка в зале? Ты что-то знаешь об этом? — Серёжа, наставник Димы, говорит, неуверенно посмеиваясь, словно чувствуя, что ответ парня будет «Нет».       Глаза Шастуна в шоке распахиваются и он хмуро взирает на парочку перед ним, явно намереваясь как следует обсудить этот вопрос с Поповым. А вечером возмущённые крики и громкий смех долго слышит и обсуждает весь кампус.       Три. Антон упрям как стадо баранов. Он выполняет всё, что готовит ему Арсений на тренировках. Он стремится быть лучше и с каждым разом у него это получается. Его навыки совершеннее, чем у кого-либо в их кампусе. Но если кто-то попытается сказать, что Арсений — лучший наставник, у которого мечтает учиться каждый (а так говорят многие) он с пеной у рта будет доказывать обратное. Попов лишь закатывает глаза и пытается подобрать тактику общения вне постоянных тренировок, но Шастун упрямо хмурится и закатывает глаза на любую попытку.       — Тупой идиот, — шепчет Арсений, наблюдая за очередным сражением в подсознании Антона.       — Кретин, — выплёвывает Шастун вместе со своей кровью, когда Попов явно перебарщивает с количеством кошмаров в его голове и тело попросту не справляется с такой нагрузкой.

Х Х Х

      Он жалостливо смотрит на Арсения, когда Дима и Серёжа — один недавно закончивший обучение, второй — его бывший наставник, зовут его в кое-то веке выйти в реальный мир проветриться. Ах да, Антон и забыл уже, что помимо постоянных тренировок существует и его собственная жизнь — вне их огромной базы, видимой только тем, кто просвещён о ней.       — Арс, отпусти его! — почти скулит Серёжа, решительно сжимая предплечье закатывающего глаза Антона — просить Арсения отпустить его «просто прогуляться», когда тот даже в институт на экзамены отпускал его неохотно, просто смехотворно.       — Мамочка, с ним ничего не случится! — подключается Дима, беря на себя, видимо, роль папочки. Шастун давно привык к роли послушного, матерящегося не по годам, сынка, — девятнадцать лет дитятку, не потеряется!       Попов усмехается, но кивает, откладывая хитроумную тренировку на потом, и легко улыбается тому, как Антон мог изобразить весь спектр своих эмоций одними бровями. Дима зовёт его с ними, но мужчина лишь махает им на прощание рукой, сообщая, что в отличие от них, он время зря тратить не собирается.       Антон понимает, почему Арсений так вежливо отказался, когда небо, совсем недавно чистое и светлое, покрывается серостью, а яркие очертания окружающего мира блекнут. Шастун раздражённо стонет, предполагая, что Арс не оставил его подсознание в покое и в этот раз, но оглянувшись, видит таких же растерянных Серёжу и Диму — этого его подсознание явно не воспроизвело бы.       — Вы что-нибудь понимаете? Серёж? — обращается он к мужчине, который словно из воздуха материализует катану, которая полностью не вязалась с его образом, пока тот не вступал в бой.       — Предполагаю, что это очередное испытание от Арса, — он легко, как будто извиняясь, улыбается, словно не им сейчас предстоит сражаться с искусно воссозданными больными фантазиями Попова.       — В реальности? Как моё финальное испытание, да? — немного растеряно уточняет Дима и мученически стонет, когда получает кивок, — верните меня на учёбу, признаю, что я еле-еле сдал этот экзамен! Только не надо этого снова, — в противовес нытью он перекидывает чехол, который неизменно висел за спиной, к груди и бережно достаёт биту, любовно утыканную гвоздями — Позов не был любителем холодного оружия и специализировался на ядах — если знать это, то вполне понятно, почему шляпка каждого гвоздя опасно отдаёт зеленоватым оттенком.       Антон впервые сталкивается с такой тренировкой, но… Серёжа же наставник, Серёжа же всё знает, да? Он строит самое недовольное в мире лицо, уверенный, что Арсений легко усмехается, глядя на него, и нехотя достаёт с пояса кинжалы.       — Я раскрою тебе черепушку, Попов! — кричит он, направляясь вместе с парнями навстречу очередному немыслимому испытанию, — господи, я тебя просто ненавижу, — добавляет он уже тише, осознавая свою обречённость.       — Это даже не Изнанка! — сокрушается Попов и Антон впервые за время их знакомства видит его действительно раздражённым, — что будет, если ты попадёшь в Изнанку без меня? Ты не протянешь там и пары секунд, — он перестаёт метаться из угла в угол и всё же подходит к кровати Шастуна, где тот крайне весело проводил время последние два дня.       — Ты заебал, успокойся, — тяжело вздыхает он — слушать однотипные комментарии Арсения по поводу его провальной тренировки в реальности, ему надоело ещё в первые десять минут. Рана нещадно жгла, словно проедала путь куда-то внутрь его тела, Серёжа, периодически заходивший к нему, кидал сочувствующие взгляды, а Арс даже не пытался скрыть злорадства по этому поводу.       — Кто же тебе мешал успокоиться и оценить, блять, ситуацию в бою? — голос Арсения становиться противно-приторным и Шастун закатывает глаза. Наверное, раз в пятнадцатый за сегодняшнее утро.       — Пару десятков тварей из твоей больной головы? — язвительно интересуется он, пытаясь подстроиться под тон наставника, но у него это мало получается, потому что помимо раны начинает болеть и голова, и он очень хочет, но чисто из принципа не собирается просить Попова залечить ему рану известным способом. Арсений видимо понимает, что ругаться дольше нет смысла, когда видит расплывающееся пятно крови на животе у парня и тяжело вздыхает.       — Иди сюда, дебил, — он садится на край кровати и аккуратно разматывает недавно наложенные бинты, борясь с желанием чисто случайно дёрнуть белую полосу чуть сильнее, но так и быть — Шастун выглядит так, что есть ощущение, что ещё пара болезненных прикосновений и он пойдёт в Изнанку самоубиваться, — и почему именно ты мой ученик, — бормочет он, надавливая на открывшуюся рану ладонями.       — И почему именно ты мой наставник, — в тон ему отвечает парень, сжимая зубы от дикой боли, которая, впрочем, быстро сменяется едва различимым теплом и приятной сонливостью. Он закрывает глаза, не в силах сопротивляться этому и слышит, словно сквозь толщу воды, вполне обыденное «Потому что я твоя судьба» и засыпает, чувствуя шершавые пальцы на своём боку, который, кажется, вполне зажил с первых прикосновений.