Железный сезон

В Олимпийском сезоне Кацудон выиграл Гран-при — и тут же заявил, что уходит из фигурного катания. Заявил он это, по счастью, не в Твиттере и не по ТВ, а сидя напротив Юры в ресторане, куда Виктор зачем-то потащил их вдвоем. Хотя Виктор всякий раз, как Кацудон приезжает, первое время боится оставаться с ним наедине. Интересно, как он выкручивается в Японии? Наверное, Минако с собой таскает. Зачем Кацудон приехал в Россию? Так, потусоваться. Юра спросил, ты что, деньги лопатой гребешь, чтобы сюда просто так гонять? Кацудон проглотил уже две минуты пережевываемый им кусок стейка и начал вопить, что он вообще-то приехал навестить в том числе и его, Юрио. Юра ответил, что они виделись две недели назад и, вообще, ему наплевать. Кацудон выкрикивал что-то про поддержку, дружбу и неблагодарных подростков. Виктор подлил ему еще вина и по-русски сказал, что Кацудончик раньше был такой милый и пугливый, а ты, Юрочка, научил его орать и выебываться. Юра хлебал свою воду, и та закипала у него в голове. В общем, уже одно то, что Кацудон ехал в Россию в декабре, могло означать, что он не будет участвовать в Чемпионате Японии. А теперь еще эти заявления. То есть, давно было ясно, что Кацуки шизанулся именно на Гран-при, но Юра все-таки как-то не ожидал, что после золотой медали он сразу сдастся. Не зная, что со всем этим делать, он написал Джей-Джею: “Кацудон сливается!” “Откуда?” — тут же ответил Джей-Джей. “С Олимпиады! Он сказал, что уходит из фк!” “Ты за честь Японии переживаешь? Сема Уно выступит, он крутой и делает четверной флип. У него больше шансов, чем у Кацуки” “Пошел он!” “И ты пошел, Джей-Джей, нихера не помогаешь!” “Прости, Юрочка, но мне кажется, что если Кацуки хочет оставить спорт и строить любовное гнездышко вместе с Виктором, тебе не стоит этому препятствовать” — Ты с кем там так активно переписываешься, Юрочка? — спросил Виктор. Юра вспыхнул и бросил телефон на стол. — У тебя что, подружка появилась? — Да какая там, блять, подружка, — проворчал Юра и представил, как Джей-Джей своими большими руками набирает ему сообщения. Руками, которые еще пару недель назад лежали у него на бедрах. Островки тепла под смуглыми пальцами. Пальцы, которые у него внутри… Так. Срочно думай о самой несексуальной вещи, которая только может прийти в голову. Кацудон. Точно. Итак, Кацудон. — Кто же тогда поедет на Олимпиаду? — спросил Юра, прищурившись. — Сема Уно? — Сема Уно — отличный фигурист, — осторожно заметил Виктор. — Четверной флип делает, — ядовито процедил Юра. — Да, первым на международных сделал, — поддакнул Виктор. — И он симпатичный! — победоносно выпалил Юра. — Пожалуй, — согласился Виктор. Кацуки откромсал новый кусок стейка и принялся его жевать со злобным выражением лица. — Симпатичнее, чем Кацудон, — рискнул Юра. Эту реплику Виктор проигнорировал. Ну, можно было и не надеяться. Кацуки швырнул приборы на тарелку, выплюнул в салфетку недожеванное мясо и нацелил в Юру указательный палец. — Если я не выиграю Чемпионат Японии, я никуда не поеду, ясно? — И поэтому ты решил вообще не участвовать? — Мне двадцать шесть! Уже слишком много для фигуриста! Я не могу соперничать с молодыми! И не хочу! Это просто издевательство над собой! — Кацудон, ты охуел? Ты Гран-при у меня выиграл! — Потому что ты не старался! Тут он был прав. Юра прошел на Олимпиаду по итогам Чемпионата мира и на Гран-при ему было начхать. Поэтому, следуя совету Барановской вести себя с журналистами подружелюбнее, он с чистой совестью обнимал перед камерами размахивающего золотой медалью Кацуки. Ну, он ведь этого хотел? Никифоров с парным кольцом, Плисецкий с речью о том, как упорно он верил в своего японского друга Юри, Пхичит с серебром рядом в ухо хохочет. Просто идиллия. Кацуки был рад, Виктор был рад, Пхичит вообще всегда рад. И Юра был рад, потому что у него все плавилось внутри, когда Джей-Джей и его пальцы… Блин, не то. Кацудон. Да. Вообще, как-то не верится, что между ними аж восемь лет разницы, а Кацуки вот только сейчас сподобился отрастить себе мозги. — Я старался! — возразил Юра, надеясь, что звучит убедительно. — Я просто, ну, расту! Мне сложно. А ты этим воспользовался. Все честно, ты был сильнее. И больше такого не повторится, ясно тебе? На самом деле, к финалу Гран-при он со своим ростом уже справился. Черт, 2017 вообще был год хоть куда. Начинался с того, что он чуть не плакал, не зная, куда девать внезапно слишком длинные ноги, а закончился тем, что он совершенно точно знал, куда их девать. На плечи Джей-Джею. — Конечно, не повторится! Потому что я ухожу из фигурного катания! — Только попробуй! Виктор, ты его тренер, скажи ему! — Это мое решение! — Глупости! Ты зассал просто в Олимпиаде участвовать! Боишься, что квалификацию даже не пройдешь! Я тебя знаю, Кацудон, ты точно ссышь, что провалишься и Виктор тебя разлюбит! — Ничего подобного! Я объективно оцениваю свои шансы! — Ну… Мы могли бы попробовать усложнить программу, — пробормотал Виктор. — В конце концов действительно глупо не ехать на Олимпиаду, когда тебя уже пригласили. — Вот! — торжествующе воскликнул Юра. — Так что вали обратно в Японию и участвуй там в чемпионате! Кацуки вместо ответа кинул в него своей салфеткой с недожеванным мясом. Юра увернулся, и салфетка попала в сумку какой-то хипстерши. Виктор налил Кацудону еще вина, радостно сказал, что скоро их перестанут пускать во все питерские заведения, и подмигнул Юре. А Юра подумал, что его, кажется, только что использовали в качестве грубой вербальной силы. “Юрочка, ты там Кацуки еще не сожрал?” — написал ему Джей-Джей. *** — Сууука! — Юра грохнул стаканом по столу. Гоша испуганно отшатнулся. — Четверной риттбергер! Сука! Чтоб ему пусто было! — Да ты чего так злишься-то? — Гоша, на всякий случай, отодвинул бутылку от него подальше. — Ну прыгнул и прыгнул. На Олимпиаде небось не прыгнет. А ты прыжок с тано делаешь во второй половине. И за артистизм всегда дохуя получаешь. — Он собирался из спорта уходить, понимаешь? “Мне двадцать шесть, я стар, ты мне поддаешься”! И вот это, блять, что такое? — Да это Виктор, — сказал Гоша, снова разливая по стаканам настойку марганцовочного цвета. — Небось трахнул его, как следует, перед соревнованием, и Кацуки на эйфории потом свой риттбергер выпрыгнул. Два раза такой трюк не удается. — Меня бы кто так трахнул, — проворчал Юра и забрал у Гоши стакан. — Мила всегда готова, — хохотнул Гоша. — Только свистни. — Мила жирная слишком, — отрезал Юра. — Поэтому и шлепнулась на акселе. Жопа вниз тянет. — Ладно, серьезно. Виктор не тренер, а говно. Он фанат жеста. Чтоб красиво и все заметили. Помнишь, как Агапе тебе втюхивал? — С Агапе же все нормально прошло. — Нормально прошло, потому что ты гений на льду. Это твоя заслуга. Ну, еще Барановской немного. Она тебя знатно погнула. — Гош. — Чего? — Я знаю, что ты на самом деле так не думаешь, ладно? Но спасибо все равно. — Да чего ты, — пробубнил Гоша, отводя глаза. — Давай уже. Они чокнулись, и Юра выпил малиново-хвойную гадость залпом. Авторская работа гошиной бабушки. Пиздец какой-то. Пьют, будто проеблись в конец. Хотя лично он чемпион России. А Гоша с бронзой. — Нам шампанское надо пить, — заметил Юра. — Хватит, на банкете уже выпили. От него голова болит. — Ну, тогда позвать кого-нибудь. Чего мы вдвоем у тебя на кухне квасим? — Да кого? Мила расстроена, Виктор в Японии. А так-то тебя особо никто не любит, Плисецкий. Разве что “Ангелы Юрия”. Может, Барановской звякнем? Юра хотел было огрызнуться, но тут зазвонил его телефон. Вот кто меня любит, мстительно подумал он, давя на зеленую кнопку. — Джжжж… э-э, привет. Гоша нахмурился, а потом вопросительно поднял бровь. Юра сбежал от него в комнату и плотно закрыл за собой дверь. — Ты не один что ли? — С Гошей. То есть уже один. — Тогда я тебя поздравляю и целую по одному разу за каждый твой оборот вокруг своей оси за сегодня! Включая те, что не на льду! Это сколько раз? — Это дохуя раз. Долго, блять, выдумывал? Меня стошнит сейчас. — Это экспромт. Ты же меня знаешь. Но, серьезно, поздравляю. Ты молодец. — Про Кацудона слышал? — Про риттбергер? — Гоша говорит, что он его не повторит на Олимпиаде. — Я тоже думаю, что вряд ли. Кацуки очень неровный фигурист. Надеюсь, что он и на Четырех континентах его не повторит. — Джей-Джей тихо рассмеялся. — Черт! Ты же там еще его увидишь. — Не волнуйся за меня, Юрочка. — Вот еще. Они немного помолчали. — Я соскучился, — наконец, произнес Джей-Джей. — Недавно виделись. — Месяц назад. — Тебе что, заняться нечем? — Есть чем. Но думать о тебе — первый пункт в списке моих дел. — Фу, блять. Неужели бабы на это клюют? — Некоторые клюют. Некоторые выделываются, как ты. Юра подумал о том, много ли у Джей-Джея было баб. Наверное, достаточно. А парней? Несколько? Что вообще за хуйня? Гоша на кухне гремел тарелками. Надо говорить потише, ему небось тоже все слышно. Сейчас будет спрашивать, с кем он по-английски разговаривал. И не соврешь толком, он же ни с кем из англоговорящих так близко не общается. — Юрочка, ты там живой? — обеспокоенно осведомился Джей-Джей. — Живой. И не сравнивай меня со своими бабами. — Тебя и не сравнишь. Ни у одной из моих баб… — Знаю, блять, нет хуя! Почему ты такой предсказуемый? — Вообще-то я собирался сказать, нет такого количества золотых медалей. Но твой вариант тоже подходит. — Блять, Джей-Джей! — выкрикнул Юра, тут же зажимая себе рот рукой. — Юрочка, тебя так легко смутить. Тебе надо над этим работать. А то какой-нибудь Джакометти шлепнет тебя по заднице перед выступлением, и ты пару прыжков завалишь от избытка чувств. — Заткнись. — Передай Гоше мои поздравления. И очень жаль насчет Милы. — Все, захлопнись. Я вешаю трубку. — Я первый! — Джей-Джей расхохотался, и почти сразу Юра услышал короткие гудки. Он выругался себе под нос, засунул мобилу в карман и вернулся на кухню, где Гоша, естественно, спросил его, с кем он разговаривал. — С Леруа, — буркнул Юра, так и не сумевший выбрать подходящую ложь. — Он тебя поздравляет с бронзой. — Типа он вставал ни свет ни заря, чтобы наши соревнования посмотреть? Юру прошиб холодный пот. — С дуба что ли рухнул? — медленно ответил он. — В интернете просто турнирную таблицу чекнул. — А-а, — протянул Гоша, снова разливая настойку. — А то я и думаю. Соревнования-то днем были, а у нас разница восемь часов. Юра уставился в глубины марганцовочной жидкости, пытаясь отыскать в ней дзен.