Железный сезон

Слэш
NC-17
Завершён
350
автор
Размер:
68 страниц, 9 частей
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
350 Нравится 70 Отзывы 71 В сборник Скачать

Часть 3

Настройки текста
Примечания:
Юрочка нежно улыбнулся ему и, опустив голову, сомкнул розовые губки на его члене. Жан-Жак тут же запутал пальцы в пшеничных волосах, осторожно потянул, извлекая из Юры громкий стон. Юра напряг мышцы горла и схватил Жан-Жака рукой за бедро, сильно сжимая тонкие пальцы. Жан-Жак попытался ласково мазнуть его коленом по уху, сбросил одеяло на пол и проснулся. Еще не рассвело. Телефон показывал пять утра. Жан-Жак вздохнул, поднял одеяло обратно на кровать, сунул было руку в трусы, но потом вытащил и отправился на пробежку. Король Джей-Джей ведь всегда в движении, ему не пристало валяться в постели и без толку мечтать. Вообще, надо было бы еще пару часов поспать и не сбивать режим за два дня до соревнований. Но во сне могли опять поджидать аккуратные губки и шалые глазки Юрочки, а Жан-Жак их уже побаивался. Ему двадцать один год, как так вообще получилось? С подобными видениями должно было быть покончено лет пять назад. Тем более, что даже в самый разгар пубертата ему не снилось ничего и никого настолько конкретного. Он спрашивал Юру, какие тому снятся сны. Ты мне точно не снишься, Джей-Джей, успокойся. А все-таки? Сны у Юры были какие-то детские и лоскутные. Типа мы с дедом пошли за грибами, нашли пакет с картофельными очистками, прилетели инопланетяне и пошел метеоритный дождь. Одним словом, эти сны заставляли Жан-Жака чувствовать себя неловко и вспоминать, что он как бы совратитель и все такое. Впрочем, не исключено, что Юрочка пиздит. Потому что если эротические сны ему все же снятся, рассказывать о них Жан-Жаку, конечно, последнее дело. Вообще, правду из Юры обычно можно вытянуть только обманом. А совсем вообще, он пробежал уже, наверное, километр и до сих пор ни разу не подумал о своей программе. Очень плохо, Джей-Джей. Итак, четверной тулуп-тройной тулуп. Тройной аксель… сделать бы с тано, как Юрочка. Хотя Юрочка сделал с риппоном. Ладно. Четверной риттбергер, как Кацуки. Проехали. Может, перенести четверные во вторую часть произвольной? Раньше он старался этого не делать, не рисковать зря — глупо, на самом деле. Сил ему хватит, а за это дадут на десять процентов больше. И гребаный артистизм. Пару-тройку лет назад он еще выдавал какие-то па, а теперь он скорее техничный спортсмен, нежели танцор. Умеет только лыбиться. Отабек Алтын от той же проблемы страдает — правда с точностью до наоборот: умеет только загадочно хмурить брови — а Чемпионат мира в позапрошлом году все же выиграл. Жан-Жаку мировые первенства пока что не поддались. Жан-Жак заскрипел зубами. Остановился в каком-то парке у прудика, задрал ногу на скамейку и попытался согнуться к ней пограциознее. Муть какая-то. Хорошо, что народу в такую рань мало. Мимоходом пожалел, что его не тренируют какие-нибудь Фельцман с Барановской. Родители слишком полагаются на него самого, а сам он как-то запутался. Где его сильные стороны? Прыжки? Пожалуй, но прыжки хорошо делают почти все топовые фигуристы, и с каждым годом они все сложнее, без этого никак. Вращения и дорожки у него ровные, и получает он за них стабильно середнячок. Жан-Жак попытался томно посмотреть вдаль, как Кацуки. Совсем не то. Черт, все как-то нашли себя, а король Джей-Джей оказался пустышкой, улыбающимся манекеном. Может, рукава у костюма отодрать и кленовым сиропом обливаться? По татуировке неплохо будет течь. Канада, на страже твоей мы стоим!* Ну, да. Жан-Жак представил, как премьер-министр Джастин Трюдо пожимает ему руку, объявляет всевозможные благодарности и лично провожает на покой. Потому что с такими планами можно только на покой укатиться. И четверные он все-таки перенесет во вторую половину. На это он еще точно способен. Стало совсем душно, дело шло к дождю. Жан-Жак потрусил обратно в отель. Честно говоря, это как-то несправедливо. Кацуки небось привык к влажному климату, сам-то из субтропиков. А он приехал из зимнего холода. А вообще, не слишком ли опрометчиво он выбрал Кацуки своим соперником? Прыгнул четверной риттбергер у себя в Японии, ну и что? Дома и стены помогают. А на международных он все время тушуется. Можно еще сказать ему что-нибудь эдакое. Хотя нет, грязный прием. С Юрой он так поступал в его первый сезон и совершенно этими воспоминаниями не гордился. Задирал феечку по глупости, вовсе не пытаясь морально подавить, а просто потому что нравилась. Только ледовая арена — это не школьная парта. Хорошо, что Юрочку было не сломить. А вот еще один несломленный. Отабек Алтын — а рядом тренер с таким же каменным лицом. Наверное, в Казахстане по-другому невозможно. Если уж угораздило стать фигуристом, будь добр, веди себя, как мужик, и выступай в национальном костюме. Стоят у входа в гостиницу, и не обогнешь. Правда, Отабек, завидев его издалека, поднял вверх руку — похоже, что в приветствии. Тренер угрюмо воззрился, что-то сказал своему подопечному и скрылся в отеле. Жан-Жак вытащил из ушей затычки и широко улыбнулся. — Отабек! — И о чем же мы будем разговаривать, Отабек? Даже как-то интересно. — Жан-Жак. — Алтын протянул руку. Жан-Жак. Мало кто так его зовет — в основном, либо Джей-Джей, либо Леруа. В школе учителя иногда Жан-Жаком называли, когда хотели проявить участие, но при этом не опуститься до панибратства. И как это Юра умудрился не замутить с Отабеком? Вроде там что-то намечалось тогда, в Барселоне? Или нет? На мотоцикле катались. Казахстанский герой похитил русскую фею, очень романтично. Стоит в джинсах и белой футболке, статный, красивый, хоть сейчас на билборд. Неужели все только потому, что Жан-Жак первый подкатил, а Отабек вообще по девочкам? Черт, так можно додуматься и до того, чтобы врезать ему невзначай. — Ты молодец, рано бегать встаешь, — внезапно сказал Отабек. — Все только глаза продирают. — Ну, я. Да, — ответил Жан-Жак, вдруг почувствовав себя в Юрочкиной шкуре. — На рассвет люблю посмотреть. — Я тоже, — кивнул Отабек. Жан-Жак смерил красноречивым взглядом его прикид. — Тут не бегаю, — ответил Отабек на его молчаливый вопрос. — Влажно слишком, в тренажерку хожу. Но тебе завидую, что ты можешь. В Казахстане климат сухой. — М-м, — промычал Жан-Жак. Как-то не получалось сделать усилие. И как Юра с ним общается? — Ты устал, наверное? — спохватился Отабек. — В душ надо тебе и завтракать, а я тут тебя держу. — Отабек. — Жан-Жак вдруг понял, к чему все это. — Тебе Юра рассказал, да? Алтын пристально посмотрел ему в глаза и ответил: — Не совсем. То есть, почти. Я не стал вынуждать его говорить. Это же трудно. Ну, да. В Казахстане, наверное, еще труднее, чем в России. — Так, — продолжил Отабек, — он может делать вид, что я ничего не знаю, но в то же время знать, что я знаю. Понимаешь? Жан-Жак не очень понимал. Отчасти понимал. Впрочем, чего тут непонятного. — Ты не сердись. Ему надо было рассказать, хотя бы так. А другие стали бы над ним подшучивать, он этого не вынесет. Он очень ранимый. Ранимый. Ну, да. Может, и нет никакого Отабека — а он просто спит и разговаривает с собственным подсознанием? Юра, как кактус: колючки выставит, а если их вырывать, то они вырываются с мясом. Как часто он восхищался его стойкостью и силой, одновременно с этим прикидывая, как бы не ранить его неосторожным словом — поддразнить, рассмешить, но не ранить — и все равно ранил, и не раз, потому что дурак. А Юра остается с ним. И с Отабеком не замутил. Хотя Отабек не только красивый, но еще и понимающий. — Жан-Жак? — Я пойду, наверное. Есть действительно хочется. — Жан-Жак выдавил из себя улыбку и взялся за дверную ручку. — Я что-то не то сказал? Извини? Я иногда бываю слишком прямолинеен. — Да нет, все хорошо. Просто я порой чувствую себя ничтожеством, и сегодня, кажется, один из тех самых дней. Обычно совпадает с дождем. Я… — Жан-Жак собирался нести ересь еще пару минут, чтобы окончательно сбить со следа понимающего казаха, но тут ему прилетело дверью в лоб. И пока он сидел на асфальте, приходя в чувство, через его ноги, что-то бормоча по-японски, перешагнул недовольный Кацуки. И умчался — очевидно, в направлении Японии. *** — Это моя вина, — в который раз повторил Виктор, прижимая к его лбу мокрое полотенце. Жан-Жак в который раз попытался у него это полотенце отобрать. Виктор не отдал. — Все в порядке, Виктор, — сказал Отабек. — Ничего страшного не случилось. Даже шишки нет. А синяк замазать можно. Очень все умные, подумал Жан-Жак. Оставили бы они меня в покое. Телефон в кармане вибрировал. Родители? Может, Юра? Да нет, наверное, родители. Вряд ли удастся от них скрыть. Ну, а с другой стороны, подумаешь, дверью дали по морде. Первый раз что ли. — У тебя точно голова не кружится? — спросил Виктор. — И не тошнит? — Точно. — Жан-Жак примерился получше и все-таки выхватил у него полотенце. — Пойди Кацуки поищи. А то он там убьет кого-нибудь. И вам придется удариться в бега. — Боюсь, — трагически изрек Виктор, — что он ударится в бега без моего участия. Не хочу я спрашивать, что у вас произошло. Не хочу. Не буду. — Что у вас произошло? — Он просто очень беспокоится из-за соревнований! — защебетал Виктор. — И ты, и Отабек такие мощные соперники! А он не хочет делать риттбергер, хотя на тренировках у него все отлично получается! Ну, по большей части. По крайней мере, раньше получалось. В основном. Ну, каждый второй раз. Или третий. И будет получаться снова, если он поверит в себя! И не станет налегать на углеводы. Потому что он не набирает высоты, а нужен четкий баланс мышечной массы и… Я тоже не набираю, подумал Жан-Жак. Надо сушиться больше и меньше гантели тягать. Бегать по утрам вот. А то соврал Алтыну — ну так и беги завтра снова в пять утра. — Углеводы — это важно, — заметил Отабек, вклинившись в монолог Никифорова. — Залог энергии. — Я ему это и собирался сказать, — отозвался Виктор. — Но он меня не дослушал. — Ты сказал, что ему надо меньше жрать, — подытожил Жан-Жак. — Я не так сказал. — Но имел в виду примерно это. — Юри склонен к полноте! Тебе не понять, Джей-Джей. Это все Юрио виноват. Юри раньше всегда меня слушался. А потом увидел, что Юрио все делает по-своему и выходит при этом победителем, и начал его копировать. А они ведь совсем разные! — Юрио, — ответил Жан-Жак, — ничего не делает просто так. Он слушает Фельцмана с Барановской, своих товарищей по команде и… более опытных коллег. И если он потом все-таки поступает по-своему, то это обоснованное решение, которое он принял после того, как взвесил все обстоятельства. Конечно, у него это скорее бессознательный процесс, чем холодный расчет, но нельзя думать, что он просто импульсивный подросток. Виктор замахал на него руками. — Ох, Джей-Джей, тебе-то откуда знать! Уж наверное, я общаюсь с Юрио почаще, чем ты! Жан-Жак открыл рот и закрыл. Приложил полотенце ко лбу. — Виктор, — сказал Отабек. — Иди, правда, поищи Юри. Он, наверное, уже успокоился. Виктор еще немного помахал руками и пометался по комнате, но все-таки ушел. Отабек отобрал у Жан-Жака полотенце, сходил в ванную и намочил его еще раз. — Виктор не рожден быть тренером, — заметил он. — Ему не хватает терпения, и его обуревают эмоции. А Кацуки, как зеркало, все отражает. Это иногда хорошо, но всю карьеру на эмоциях тянуть невозможно. — Тебе, наверное, тоже надо идти, — отозвался Жан-Жак. — А то два дня до соревнований. Есть чем заняться. — Тебя оставить одного? — Да, — честно ответил Жан-Жак. Отабек кивнул, пожал ему руку и уже у самой двери произнес: — Кацуки остынет и начнет переживать, что тебя покалечил. Это может сказаться на его катании и сыграть в твою пользу. — Он меня не покалечил. И я с ним поговорю. Мне такая фора не нужна. Алтын снова кивнул. Когда за ним закрылась дверь, Жан-Жак вытащил из кармана телефон. Четыре пропущенных — по два от каждого из родителей. И сообщения от Юры. “Джей-Джей!” “Джей-Джей, блять, хватит спать!” “В Тайбэе уже восемь, ты охуел?” “Немедленно поднимай свою задницу и иди на каток!” “Если ты проиграешь Кацудону, на Олимпиаде ко мне даже не подходи, понял?” Ну, все, теперь и Кацудону проиграть нельзя. Интересно, как Юрочка балансирует при текущем раскладе, когда за первое место сражаются его бойфренд, его друг Отабек и Кацуки, который тоже вроде друг, только об этом никто не должен знать? Голова у него еще не взрывается? Жан-Жак ощупал собственную голову. Вроде действительно без шишек, и на том спасибо. Легче будет врать Кацуки, что тот его дверью даже не задел — Жан-Жак успел отскочить и сам потерял равновесие. *** Кацуки прыгнул свой риттбергер. Выглядело неустойчиво, но придраться не к чему. Комбинация четыре-три. Коснулся рукой льда на тройном акселе, но даже глазом не моргнул. Вращения идеальные. И черный ему идет. В прошлом сезоне он выступал в белом. Он прибежал извиняться в тот же самый день, кланялся чуть ли не в пол, молитвенно сложив руки на груди. Жан-Жак соврал, как и планировал. Кацуки поверил — или сделал вид, что поверил. Жан-Жак перевел разговор, сказал про риттбергер. Вовсю нахваливал короткую программу Юри, думая, зачем мне все это, господи. Пусть у Виктора голова болит о том, как бы мотивировать своего ученика. А у него скоро аллергия начнется на этот тональник. Отабек упал на четверном прыжке, а потом, видимо, расстроившись, превратил тройной в двойной. Ну, хоть в этом моей вины нет, подумал Жан-Жак. Хотя кто знает. Послушать Юрочку, так он вообще всегда кругом виноват. Хотя Юра с утра звонил и надавал ему пятьсот советов, из которых примерно четыреста девяносто пять были за пределами его возможностей. Выходя на лед, Жан-Жак был спокоен. Отец сжал его предплечье и едва заметно кивнул. Родители за него беспокоятся, хотя все понимают, что, в отличие от Кацуки, он не из тех фигуристов, которые выстреливают и проваливаются внезапно. Его карьера идет ровно: сначала он был в десятке, потом начал занимать призовые места и до сих пор держится на этом уровне. Иногда он первый, иногда третий. Ладно, пару раз скатывался чуть ниже. Но все равно — мандраж перед выступлением ему не знаком. На первой комбинации из четверного и тройного тулупа Жан-Жак неожиданно взял очень неплохую высоту и вышел при этом на редкость аккуратно. Два дня пробежек помогли что ли? Или, может, это награда от провидения за синяк на лбу? Дорожка, тройной аксель. Все чисто. Вряд ли он обойдет Кацуки с этой программой, но самому приятно. Интересно, гордится ли им Юрочка? Вращения, тройной лутц. Это несложно, это у него всегда выходило отлично. Проблема в другом. Руки и корпус движутся как-то механически. Плавно, но где плавно — а где Кацуки, который гнется вбок решительно и при этом податливо, как ива на ветру. В этом весь Юри: им движут внешние силы. Он катается так, будто не может противиться судьбе, которая швыряет его из элемента в элемент. Юрочкина грация идет изнутри, а вот Кацуки черпает ее из того, что его окружает. А он, Жан-Жак, словно робот. Ни одной ошибки. Кацуки по итогам короткой программы занял первое место. Жан-Жак получил высокие оценки за технику, чуть выше среднего за артистизм и занял второе. Помахал в камеру пальцами, сложенными буквой “J”, поулыбался. Отрыв между ними небольшой, преодолеть можно. На CBC, наверное, прямо сейчас об этом говорят. Канада, на страже твоей мы стоим. Стоим, конечно, куда мы денемся. *** Юра смотрел на него, прищурившись. Жан-Жак, прежде чем звонить по Скайпу, наложил на свой синяк три слоя тональника, погасил верхний свет и оставил только торшер в дальнем углу. Вроде не должно быть видно. А завтра перед произвольной мама опять замажет, как следует — ей не впервой. — Кацудон и Виктор, — изрек, наконец, Юра, — творят какую-то хуйню. — В смысле? — Перед короткой Виктор мне звонил в панике и просил повлиять на него. — И ты, видимо, повлиял? — Как будто мне очень надо. Я сказал ему хорошенько вставить Кацудону, чтобы не вздумал сливаться, и поменять местами комбинацию и аксель. Все правильно. Аксели у Кацуки обычно выходят хорошо, да и то льда коснулся. А комбинацию бы завалил ближе к концу. Жан-Жак представил Юру лет в тридцать пять. Наверняка станет тренером и будет гонять по катку какую-нибудь юную звезду. Девочку, для разнообразия. — Ты чего лыбишься? — Ты прямо добрый самаритянин, Юрочка. — Виктор тупой, — отрезал Юра. — Гоша правильно говорит, у него все в программах сделано, чтобы красиво. Типа риттбергер этот, потом все заскучали в середине, а под конец еще четверной в комбинации — и аплодисменты. Только Кацудон так не может, он нервный и слабенький. Пока будет дожидаться второго четверного, успеет тройной завалить. — Виктор в него верит. — Я ебал веру эту. Виктор влюбленный идиот. Я тоже, подумал Жан-Жак. Говорить с Юрой о фигурном катании было едва ли не приятнее, чем целоваться с ним. Он восхищался его красотой, пластикой, силой характера — но его спортивным чутьем он восхищался чуть ли не больше всего остального. — Юра, — сказал Жан-Жак, — ты ведь пошутил, чтобы я к тебе на Олимпиаде не подходил, если проиграю? — Ты теперь вместо Кацудона будешь сливаться? Чего сопли распускаешь? У него короткая сильнее, чем у тебя, удивительно вообще, что ты второе место вывез. — То есть? — Ты дурак? Ты чего хотел? Побереги силы до произвольной. Там все станет ясно. — У меня за артистизм низкие оценки, — обескуражено пробормотал Жан-Жак. — Ничего не низкие, нормальные. — Все равно у Кацуки будут выше. Он танцор, а я робот. = — Кто тебе такое сказал? — Никто мне не говорил. Я чувствую это. — Джей-Джей. — А? Юра чуть помолчал, а потом выпалил: — Я тебе по телефону перезвоню, ладно? — и перед Жан-Жаком возник черный экран. Юра перезвонил не сразу. Жан-Жак ходил в ванную, хмурился в зеркало на свой лоб. Открыл и закрыл мини-бар. Посмотрел в окно. Звонок раздался, когда он решил пойти пройтись и уже надевал кроссовки. — Юрочка? — Джей-Джей. — Ты в порядке? — Я да. — К тебе Барановская что ли зашла? Зачем по телефону? — Заткнись. Блин. Джей-Джей, ты не робот. Я не знаю, почему ты так думаешь. Ты сильный и мягкий одновременно. Немного как Отабек, но Отабек жестче, он, не знаю, как… как какое-нибудь оружие. А ты, как… как океан. Понимаешь? Все знают, что океан — это огромная мощь, но когда в нем плывешь, он обнимает. — Юра. — Завались ты, ради бога. Просто ничего не говори. — Ты тоже ничего не говори. Они промолчали целую минуту. Или десять минут. Жан-Жак закрыл глаза и не считал. — И я не шутил, — сказал, наконец, Юра. — Если проебешь, на Олимпиаде не приближайся. *** Жан-Жак начал с комбинации четверной-тройной тулуп. Родители были не в восторге от его решения перенести четверные прыжки во вторую часть. Он никогда этого не делал, всегда ставил самые сложные элементы вперед, чтобы выполнить их с максимальной отдачей. — Не нужно бы рисковать только ради лишних десяти процентов, — качая головой, сказала мама. — Ты выдохнешься и прыгнешь низко. Отец неожиданно возразил ей: — Да почему он должен выдохнуться? Джей-Джей достаточно выносливый. А лишние десять процентов точно сократят разрыв. В итоге он перенес только один. Тройные прыжки, дорожка. Каскад — лутц, ойлер, сальхов. Жан-Жак дышал ровно. Океан. Отличная тема сезона, почему он раньше не подумал. Вращение — и музыка меняется. Шторм. Из тройного акселя он вышел не очень чисто, но докрутил: снимут, но не слишком много. И высота нормальная. Как высота волны. Три балла по шкале Бофорта. Четверной тулуп. Если он весь состоит из воды, то прыжки это водовороты, а им противиться нельзя. Он даже не понял, какая была высота. Дышалось по-прежнему ровно. Комбинация из тройного и двойного. Высоты маловато, но чисто. Это просто океан успокаивается. Еще один тройной и вращение. Жан-Жак застыл с руками, разведенными в стороны, и тут понял, что легкие как-то болезненно сжались. Время упасть на колени и сделать вид, что целуешь лед, на самом деле, судорожно пытаясь вдохнуть. Вместо этого Жан-Жак улыбнулся и втянул воздух сквозь сжатые зубы. Кацуки выступал последним и наделал кучу ошибок. Выполнил четверной сальхов, но коснулся рукой льда. Пропустил второй прыжок в комбинации. Вместо тройного сальхова вышел двойной. Юра, наверное, дома ложки скручивает в узлы, на это глядя. Жан-Жак кричал ему “Давай!”, не мог хлопать, потому что за его руку схватилась счастливая мама, да так и не отпустила. Юри собрался под конец программы и, выходя из вращения, смерил судей своим фирменным томным взглядом, но все было ясно. *** — Из акселя выехал, как жаба в карете, — сказал ему Юра. Жан-Жаку очень хотелось его обнять. Хотя бы сказать ему что-нибудь романтичное и сопливое. Но он сдержался. — Еще какие-нибудь замечания, Юрочка? — Если бы Кацудон не налажал, результат был бы не столь очевиден. — Я знаю. Может, хоть поздравишь меня? — Тебя что, мало поздравляли? И это не первое твое золото. — Для меня каждое золото, как первое, — сказал Жан-Жак. И подумал, особенно это. — Ну и очень глупо. Это значит, что ты каждый раз в себя не веришь. — Главное, что ты в меня веришь, Юрочка. Черт. Все-таки не сдержался. Юра немного помолчал, а потом сказал: — Это не главное. Только такой идиот, как Кацуки, может думать, что главное, чтобы в него верил какой-нибудь Виктор. И я в тебя не верил. Я знал. _________ * литературный перевод гимна Канады Александра Пахотина
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.