Железный сезон

Четыре года назад Жан-Жак на Олимпиаду не попал. Ему было семнадцать, и он еще не занимал призовых мест. Смотрел, конечно, по телевизору, но не слишком усердно. Тогда вполне ожидаемо выиграл Виктор. В общем, до сих пор он, хоть и знал, но как-то не задумывался о том, что Олимпийская деревня — это не отель. И уединиться тут негде. А как все казалось просто на этапах Гран-при! Фельцман устраивал Юре комендантский час, но после этого можно было постучать к нему в номер, услышать привычное “чего явился опять?”, Юрочка, ты такой смешной, ну почему ты не можешь признаться, что ждал меня, хотел меня, затолкать его обратно в комнату, прижать к стене, целовать поначалу упрямо сжатые, но уже через минуту податливые губы, еле сдерживаясь, чтобы не развернуть его спиной и не трахнуть прямо так. Золотые, блин, деньки. В общем, Жан-Жак сидел в столовой вместе с Юрой, Милой и Отабеком и страдал. В который раз будто бы случайно задел ногой Юрину лодыжку. Юра посмотрел на него угрюмо и засунул в рот салатный лист. — Яков с Лилией надеялись, что Юру попросят нести флаг, — рассказывала ему Мила. — Но в прошлый раз флаг нес Никифоров, так что было маловероятно. Хотя Юра у нас едва ли не главная звезда. Вот тоже проблема. Потому что, в принципе, возможности остаться вдвоем есть. Попросил кого-нибудь, договорился, погуляйте пару часов, услуга за услугу, сочтемся. Многие так и делают. Только если он потащит в логово канадской сборной главную звезду российской, это будет просто новость месяца. А надеяться, что никто не узнает, наивно. Тут уж даже ему не все равно. Ну, и как главная звезда Юра ни на минуту не оставался один. Фельцман и Барановская постоянно терлись рядом, а не они, так Мила или другие спортсмены. Кто-то из конькобежцев, здороваясь возле столовки, обнял Юру за плечо. Жан-Жак, впрочем, тоже обнял — это в его стиле, никого не удивишь. Правда, потом пришлось обнимать и Милу, и Отабека. Жан-Жак вытащил телефон и быстро набрал Юре: “Мы так и не сможем остаться одни? ((“ Юра вздрогнул. Жан-Жак услышал глухую вибрацию. Юра засунул руку в карман, но телефон доставать не стал, а вместо этого повернулся к Миле: — Пусть Никифоров флаг таскает. Мне это не нужно. — Флаг Японии, может быть. В любом случае, этот флаг больше тебя. Наверное, поэтому и не попросили. — Зато если ты этим флагом обернешься, он на тебе не сойдется, — вяло огрызнулся Юра и все-таки выудил телефон из кармана. Жан-Жак тут же развернулся к Отабеку. Отабек осторожно тыкал вилкой в какую-то нелицеприятную корейскую еду. — Это невкусно, — сказала Мила. — Я пробовала. — Еще бы ты не пробовала, — не преминул прокомментировать Юра. Телефон в руке Жан-Жака завибрировал, и он скосил взгляд на экран: “Ты не о том думаешь перед соревнованиями” Ну, кто бы сомневался. По хорошему, Юра прав, но до соревнований еще неделя. Открытие только послезавтра, и фигурное катание начинается не сразу. — Надо мясо брать, — посоветовала Мила. — Пулькоги или куксу. — Куксу же лапша, — сказал Отабек. — Тут в бульоне, с говядиной, очень даже ничего. Типа как рамен. — Завтра возьму тогда. Жан-Жак под шумок написал Юре: “Только не говори, что ты об этом не думаешь” Юра прочитал сообщение и пнул его в лодыжку. Небольно. Видимо, в рамках легкого флирта. Жан-Жак, чувствуя себя смерматоксикозным подростком, написал: “Я так хочу тебя Юрочка” “Ты меня с ума сводишь” Прочитано. Прочитано. — Джей-Джей! — сказала Мила. — Поговори с нами, чего ты в телефоне сидишь? Мы тут, между прочим, ради тебя по-английски разговариваем. Жан-Жак натянуто улыбнулся и положил телефон на стол экраном вниз. Тот снова завибрировал. Юра не поднимал головы. Жан-Жак схватил себя левой рукой за правую, чтобы не тянулась к мобиле, и посмотрел на Милу. — Главное, сырую рыбу не ешьте. И собачатину, наверное, не стоит. — Я, кстати, ел, — сказал Отабек. — В прошлом году в Канныне, на Чемпионате четырех континентов, помнишь, Жан-Жак? Суп такой, называется посинтхан. Нормально, кстати, и не разберешь, что из собаки. Говорят, мужеству способствует. — Ага, и пенис увеличивает, — хихикнула Мила. — Но тут нет собачатины. Это же международное мероприятие, оскорбится еще кто-нибудь. Отабек, наконец, попробовал свою еду и оценил: — Довольно остро. Лучше уж вареную курицу есть. — Давай я доем, — предложила Мила. — Ты же говоришь невкусно. — Да нормально. А ты мое возьми, у меня вкусно. Джей-Джей, хочешь попробовать? Жан-Жак попробовал. Было и правда вкусно. — Я в Канныне корейского не ел, — сказал он Отабеку. — Тем более из собаки. Боялся перед соревнованиями. — Ну, это после соревнований было. — А после я улетел почти сразу. Тетя — мамина сестра — выходила замуж, мы торопились на свадьбу… Юрочка вдруг изо всех сил засадил ногой по его лодыжке. Жан-Жак, не ожидавший такого подвоха, не успел совладать с лицом и поморщился. Это уже, пожалуй, не легкий флирт. — Ты чего? — спросила Мила. — Болит что-то? — Нога немного, — честно ответил Жан-Жак. — Серьезно? — Отабек обеспокоено посмотрел на него. — Ты выступать-то сможешь? Ну, если Юрочка еще пару раз мне не врежет. — Смогу. Ничего страшного. Жан-Жак широко улыбнулся. Пока Мила с Отабеком обменивались тарелками, он перевернул телефон и прочитал сообщения: “Скажи что тебе надо уходить и иди в туалет” “Только не здесь, а в фитнес-центре” “Жди там меня” “Джей-Джей сука посмотри на свой телефон” “Хватит про собачатину пиздеть!” Ай да Юрочка. Даже уламывать два дня не пришлось, наверное, и впрямь соскучился. Я вообще-то еще не пообедал, подумал Жан-Жак. Да и побеседовать со зрелыми и уравновешенными людьми приятно. Пусть и про собачатину. Хотя кого он обманывает. — Ребят, мне надо отойти, — сказал он, поднимаясь. — Мама пишет, какие-то проблемы с расселением. — Может, тебе помочь? — спросил Отабек. — Да нет, разберусь. Спасибо. — Ты вернешься? — спросила Мила. — Ты ведь даже не поел. Жан-Жак почти услышал, как Юра скрипит зубами, и честно ответил: — Не знаю. Надеюсь, что если и вернусь, то нескоро. *** Трахаться в туалетной кабинке Жан-Жаку не приходилось. Да и людей, которым приходилось, он тоже не знал. В кино это было жарко, в жизни — черт его знает, скорее всего, неудобно. Особенно если вы разного роста. Он простоял минут десять, прежде чем услышал шаги. В туалет за это время так никто и не зашел. В фитнес-центр, в основном, набегали утром и вечером, днем народу было мало. Жан-Жак приоткрыл дверь, высунул руку, поманил пальцем, и только потом подумал, а вдруг это не Юра. Юра влетел в кабинку, как ураган, с грохотом захлопнул дверь, решительно щелкнул задвижкой и застыл спиной к нему. Жан-Жак запустил руку под мягкие волосы, прижал ладонь к затылку. Юра дернул головой, двинул локтем назад, но не достал. Жан-Жак развернул его к себе за плечи и сразу же, зажмурившись, как в воду с головой, нырнул в поцелуй. Поцелуй пришелся куда-то под Юриным глазом, Жан-Жак мазнул вниз, вправо, Юра приоткрыл губы, Жан-Жак засунул язык ему в рот, провел им сзади по ровному ряду зубов. Как-то быстро все происходит. Не как обычно. Не то чтобы ему не нравилось. Он расстегнул на Юре олимпийку, потянул вверх майку. Юра шлепнул его по рукам. — Не снимай. У нас времени мало. — Мало? — Я сказал Миле, что пойду в наш корпус, а там Фельцман с Барановской, она наверняка им позвонит. — Почему они вдруг стерегут тебя больше обычного? — Не знаю, боятся, что я во что-нибудь вляпаюсь. Олимпийская деревня же рассадник разврата. Ну, или устрою международный скандал. Джей-Джей, вообще, заебал пиздеть. — Ладно. — Жан-Жак все-таки задрал его майку вверх и, положив ладонь ему на живот, опустился на колени. Пол вроде бы чистый. Блин, в кино-то о таком никто не думает. Он дернул вниз Юрины штаны вместе с трусами, поцеловал выступающую косточку, провел языком от нее к паху. Юра шумно вдохнул и вцепился ему в волосы. Его член дернулся, задев Жан-Жака по щеке. — Джей-Джей. — Тихо только, — сказал Жан-Жак. — А то кто-нибудь услышит. Можешь тихо? — Не знаю. А кто будет знать? Хотя какая разница, не останавливаться же. Он провел носом от основания до головки, накрыл ее ртом и плотно сомкнул губы, не переставая двигать языком. Юрины пальцы царапнули по скуле. Блин, надо научить его ногти стричь. Почему Барановская еще этим не занялась? Ну, да, давай о Барановской подумаем, Джей-Джей, чтобы самому перехотелось. У них же времени мало. Хотя Юра долго не выдержит. Жан-Жак медленно ласкал головку губами, потом начал плавно двигать головой, стараясь, чтобы член касался сверху неба, а снизу языка, и помогая себе рукой. Юра пытался толкаться ему в рот, Жан-Жак останавливал, нажимая на бедро — в чужом ритме тяжелее, а у него не то чтобы много опыта. Потом все же рискнул отпустить, просунул руку между Юриных бедер, погладил изнутри, провел пальцами по промежности. Юра раздвинул ноги шире, снова толкнулся ему рот и застонал. Жан-Жак шлепнул его по животу, чтобы молчал. Хотя стонет он классно, как будто в настоящем порно. Жан-Жак выпустил его, облизал головку, один раз, два, снова взял в рот, теперь глубоко, до самого горла — уже без руки, обе ладони сжали бедра, скользнули назад, накрыли ягодицы. Юра ударил кулаком по стенке. Больше никогда не спрошу его, может ли он тихо. Не может. Времени ушло действительно немного — Юра кончил раньше, чем Жан-Жак начал хоть немного уставать, и стал вдруг сползать на пол. Жан-Жак, поднимаясь на ноги, подхватил его под мышки, прислонил к стенке, натянул обратно трусы и штаны, поцеловал в лоб. Юра воззрился на него в недоумении. — Ты не хочешь? — Хочу, но тут неловко. Места мало. Пока пристроимся, Фельцман с Барановской всю деревню на уши поднимут. — Я тогда так. — Юра сквозь джинсы нащупал его стояк, надавил ладонью. Жан-Жак прикрыл глаза и спросил: — Можно я с тебя хоть что-нибудь сниму? Юра рывком скинул олимпийку, та упала на пол. Буквы RUS уставились на Жан-Жака с немым укором. Юра подхватил майку за подол, Жан-Жак остановил его, начал снимать сам, задевая пальцами ребра, соски. Юра поднял руки, Жан-Жак потянул вверх, бросил отвоеванную майку сверху на олимпийку, чтобы буквы больше не смотрели. Юра расстегнул его ширинку, скользнул ладонью под ткань. Жан-Жак склонился, принялся целовать его ключицу, шею. Юра запрокинул голову, открывая его губам совсем нежную кожу под подбородком. Дергал рукой неловко, под неудобным углом — да и не умеет он особенно, другому дрочить это же не как себе. Жан-Жак вылизал его шею, сжал зубы на мочке уха и все равно кончил. С Юрой даже не приходится делать ничего особенно пошлого, чтобы ускорить процесс. Король Джей-Джей кончает от поцелуев. Ну, может, это и есть любовь. *** — Иди ты первый, — сказал Юра. — Это не меня все ищут. — Меня пока не ищут. Никто не звонил. И я, ну, не могу. Жан-Жак внимательно посмотрел на него. Лицо полыхает, волосы прилипли ко лбу, а ладонь судорожно сжимает пах. — Еще раз? Юра покачал головой. — Не успеем. Иди давай. Жан-Жак подобрал с пола его майку и олимпийку. — Не трогай тогда. Не хватало еще в туалете дрочить. Я лучше останусь и посмотрю, если так. Юра разжал ладонь. — Да не буду я! Джей-Джей, съебись. Сейчас наверняка кто-нибудь зайдет! Жан-Жак все-таки взял его лицо в ладони и поцеловал последний раз — медленно, глубоко, тягуче. Все-таки неизвестно, пройдет ли этот номер дважды. Вдруг они больше не останутся наедине до конца Олимпиады. Так себе перспектива. Юра издал что-то среднее между стоном и рычанием, Жан-Жак прижал его к себе, стиснул — и выпустил. Повернул задвижку. Черт, сам-то хорош. Надо было на него хоть майку надеть. Ладно, вдох-выдох. Он затворил за собой дверь, не глядя назад. Огляделся — никого. Наскоро умылся холодной водой, смочил волосы. Возбуждение, наконец, схлынуло. Жан-Жак смерил свое отражение в зеркале неодобрительным взглядом, усмехнулся, потренировал фирменную улыбку и развернулся к выходу. Дверь распахнулась и в туалет шагнул Кацуки. Вот это везение. Из сотен спортсменов и тренеров — именно Кацудон. Он прижимал ладонь к глазам, морщил лицо; оступился — Жан-Жак поймал его за локоть, и Юри отнял руку от лица, дернулся, стрельнул в него испуганным взглядом. Нет, не плачет, но готов заплакать, пожалуй. Да что же такое, на роду что ли ему написано успокаивать этого японца? — Юри! — воскликнул Жан-Жак преувеличенно громко, чтобы Юрочка услышал. — Вот это сюрприз! Ты когда приехал? Японская делегация прибыла вчера, их торжественно встречали, как и всех остальных. Ну, сделаем вид, что мы не в курсе. — Джей-Джей? — растеряно пробормотал Кацуки. — Я… То есть, вчера. Мы вчера приехали. Интересно, имеются в виду мы с делегацией или мы с Виктором? Может, просто уйти? Правда, если Кацуки начнет тут реветь, Юра выбежит, чтобы хорошенько его отдубасить. А это никому не нужно. — С тобой все в порядке? — Со мной… Да. То есть, я не знаю. Наверное. Джей-Джей. А вот это на Юрочку похоже. “Джей-Джей”, с эдакой нестабильно утвердительной интонацией. Значит, что-то важное собирается изречь. — Что? — Я хотел тебе сказать, — затараторил Кацуки. — Ты совершенно справедливо у меня выиграл. Виктор говорит, что если бы не мои ошибки, я бы тебя обошел, но у тебя очень хорошая произвольная программа, и четверной в конце, и ты сильный, ну, как фигурист. Как океан, подумал Жан-Жак. Как океан я сильный. — А я не выдерживаю нагрузки, я пытаюсь, но мне не выйти на такой уровень, и теперь уже, наверное, поздно, мне двадцать шесть... В кармане завибрировало. Юри бормотал, глядя в пол, и Жан-Жак осторожно вытащил телефон и посмотрел на экран. “Джей-Джей блять врежь ему” “А то я сам выйду и врежу” Все-таки Виктор действительно идиот. Если любишь человека, надо видеть и любить и его слабые стороны, а не возносить его на пьедестал аккурат под водопадом своей слепой веры. Жан-Жак вздохнул и положил руку Кацуки на плечо. — Юри. Пойдем поедим, а? — А? Чего? — Чего, ну — еды какой-нибудь корейской. Посинтхан, там. Кацуки вытаращил на него глаза. — Это из собаки же. — Ну, тогда это. Куксу. Кацуки потупился. — Мне Виктор не разрешает лапшу есть. Жан-Жак развернул его лицом к двери и пообещал: — Я не расскажу. Телефон высветил ему: “Вывали ему эту лапшу на голову” “Чтобы не дурил” “И скажи, что он на сальхов заходит на слишком большой скорости” “И разгруппируется потом рано” Скажу, конечно, подумал Жан-Жак. Вот же детский сад.