Дези Альберто Паолетти 3 волноцвета 9:28
1
26 июля 2017 г. в 18:00
Дарсмуд представал перед путешественниками словно скромная красавица, прикрывающая свои прелести вуалью предрассветных сумерек. Выросший в её жарких объятиях хорошо знал эту прелестницу, любил пылкий нрав её кареглазых смуглянок, обжигающую страсть уличных танцоров, невообразимо пёстрые базары, пропитанные душистыми ароматами пряностей, и горячее дыхание оживлённых улиц. Кажущаяся скромность не могла бы его обмануть — стоит красавице проснуться, как от неё не останется и следа. Северино, которого я и подразумеваю под уроженцем Дарсмуда, путешествовал в компании молодого обаятельного антиванца Дези. Улыбчивый и ловкий молодой мужчина родом из сверкающего самоцвета, он легко находил общий язык с женщинами, разбирался в тонкостях поэзии и хорошем вине, всегда мог смешать всё это в наилучшем сочетании, словно подобная способность была у него в крови, как у всякого истинного антиванца. Речь, конечно же, обо мне. Скромность не входит в число моих достоинств, не скрою.
Впечатление от приятной встречи с давней знакомой испортил встречающий корабль храмовник. Стоило Северино его увидеть, как мой друг сразу переменился в лице. Нетрудно догадаться, что ожидающий на пристани — по нашу душу.
— Да ладно тебе, может, он пришёл полюбоваться рассветом? — Я не терял надежды, пытаясь подбодрить его шуткой, ведь известно: храмовники — народ крайне приземлённый.
День не задался, ещё даже не начавшись. Сойдя на пристань, мы увидели ещё одного рыцаря. Присутствие людей в характерных, узнаваемых по всему Тедасу доспехах с отличительными знаками Ордена заметно нервировало всех прибывающих: кто-то старался на них не глазеть и неловко отводил взгляд, кто-то поглядывал с опаской, кто-то с подозрением принимался рассматривать окружающих, гадая, кто из них окажется беглым отступником. Делая вид, что не замечаем направленных на нас взглядов храмовников, мы попытались пройти мимо, когда один из них окликнул моего спутника:
— Искатель Северино... — Я узнал в нём рыцаря-командора Адриана, знакомого ещё с предыдущего визита в Круг Дарсмуда.
Северино пронзил его свирепым взглядом, ничего не ответив, молча наблюдая за формальным приветствием.
— Я должен передать вам это, — наконец переходя к сути, рыцарь-командор подал письмо с печатью Верховной жрицы.
Угрюмый Искатель молча протянул руку, продолжая сверлить храмовника откровенно враждебным взглядом, с такой яростью, будто силой воли пытался расплавить его доспех. Я понимал, чем всё это может закончиться. Не оставалось ничего, кроме попыток разрядить обстановку:
— Мне одному любопытно, кто ловит отступников, пока рыцарь-командор отвлекается на доставку писем?
— Пока их ловят такие профессионалы, отступники могут спать спокойно, — хрипло ответил Северино.
Судя по выражению его лица, храмовник собирался было ответить, что благодаря бдительности Ордена в Дарсмуде нет отступников или что-то еще в таком духе, но вовремя прикусил язык. Всем известно, какие порядки царят в Ривейне. Едва удержавшись, чтобы не сплюнуть от досады на сапоги рыцарю-командору, Северино быстро убрал письмо в карман и пошёл прочь, оставив храмовников в смешанных чувствах. Несмотря на ранний час, в первом же попавшемся на пути от доков трактире уже знали, что рослый темнокожий крепкий мужчина с медвежьей походкой и в потрёпанных кожаных доспехах — важный гость из Орлея, стоявший даже над храмовниками, предположительно, прибывший в город с тайной миссией, возможно, даже с серьёзной проверкой. Естественно, ему со спутником тут же предложили лучшую комнату. Все усилия сохранить инкогнито коту под хвост. Северино не стал терять время на поиски другого места для ночлега, уже не имело смысла пытаться опередить слухи — в таких городах они распространялись быстрее чумы. Мы не собирались ни афишировать свой визит, ни распространяться о расследовании. В стране, где влияние Церкви так незначительно, появление Искателя вызывает слишком много внимания и тревоги. Обычно это мешает.
Искатель отправил меня уладить некоторые бытовые вопросы касательно своих потребностей, а заодно и утихомирить хозяина трактира, чтобы не донимал своей услужливостью и не трепался больше нужного. Энергии и энтузиазма во мне всегда было столько, что хватало на двоих, и, когда Северино впадал в состояние тихой ярости, собираясь очень долго и сосредоточенно долбить своей непробиваемой головой очередную стенку в лице какого-нибудь бюрократа, я без особого труда мог увести упёршегося рогами Искателя в наиболее правильном направлении, для более разумного расходования сил. Так и сейчас, бойкий оруженосец ловко управлялся с назойливыми мелочами, убедив Северино заняться письмом и обдумыванием дальнейших действий вместо того, чтобы действительно устроить храмовникам неприятную проверку в отместку за непрофессиональную глупость. Но тревожные слухи я опровергать не стал, напротив, ещё и пустил их в ложном направлении. Раз уж так сложилось, было разумно извлечь выгоду из образовавшейся ситуации. По крайней мере, тогда мне так казалось…
Северино уже успел привыкнуть к письмам из Великого Собора. Хотя бы раз в месяц чернокрылые гонцы настигали нас, неся вести из Вал Руайо от Её Совершенства: то гневные напыщенные требования вернуться в Великий Собор, бросив свои поиски ради службы Трону, чтобы усилить защиту Верховной жрицы, продиктованные ею же и попахивающие маразмом, то отдающие неловкими извинениями указания продолжать свою миссию — от Правой Руки Верховной Жрицы. Тех писем Северино ждал как рассвета после чёрной ночи, как моряки ждут ветра после долгого штиля. На самом деле он был бы не против предстать перед Троном, но только лишь для того, чтобы пожать руку юной Искательнице из Неварры. Я мог бы даже сказать, что Северино воспринимал те письма с большим трепетом и теплотой, чем требовали долг и обстоятельства.
Наверняка наперёд угадывая содержание очередного послания из Великого Собора, Северино, тем не менее, вчитывался внимательно и вдумчиво. С таким кислым лицом, что больно смотреть. Искателя злило и печалило, что Церковью управляет старость, слабоумие и паранойя, а каждая весть из столицы Орлея лишь прибавляла мрачных мыслей.
Северино мог бы бесконечно перечитывать приказ Её Совершенства, тщетно пытаясь найти в нём хоть каплю здравого смысла, если бы не его верный оруженосец, не позволяющий зацикливаться на безрадостном занятии.
— Как всегда? — предположил я, глянув на хмурого ривейни.
— Почти слово в слово.
— Мы возвращаемся или подождём? — Я плюхнулся на кресло, пытаясь выглядеть беззаботным.
— Сначала закончим с делами, — успокоил меня. За время, проведённое вместе, Северино научился безошибочно распознавать беспокойство во взгляде и в движениях, становившихся более резкими.
Я напряжённо улыбался, пытаясь не показывать свой почти детский восторг. Северино написал короткую записку для храмовников и отправил нетерпеливого оруженосца в церковный архив при храмовничьем хранилище артефактов со списком имён, которые интересовали Искателя. Он догадывался, что меня не впустят сразу без дополнительного бумагомарательства, зато я частично удовлетворил своё нетерпение и немного остудил пыл.
Дожидаясь своего протеже, Северино успел умыться, перелистать записи и заметки — ведь ему ещё предстояло написать ответ в Великий Собор, убедительно аргументировав поиски «ветра в поле», как выразилась Владычица Церкви Орлея, писавшая от лица Верховной Жрицы Беатрикс Третьей. Впрочем, это давно стало простой формальностью — расследованием Искателя Северино его непосредственная начальница почти не интересовалась, каждый раз настоятельно рекомендуя поручить дело храмовникам. Даже если ему пришлось бы вернуться в Вал Руайо, Северино мог делать запросы оттуда, получая необходимые сведения со всех уголков Тедаса, продолжать расследование. Конечно, это не шло ни в какое сравнение с возможностью побывать на месте преступления, расспросами очевидцев и поисками следов непосредственно с места события. Хоть наш убийца всячески исхитрялся в попытках лишить своих преследователей каких-либо зацепок — в лучших правилах прославленных душегубов ни свидетелей, ни этих самых следов не оставляя, — место убийства даже по прошествии времени окружали детали и, казалось бы, маловажные обстоятельства. Они-то и могли рассказать о преступнике, его методах, привычках… Такую мысль пытался переложить на бумагу Искатель, когда я буквально ворвался в комнату. Северино понимающе улыбнулся, видя моё недовольное лицо.
— Ты знал! — я обречённо вскинул руки.
— Говорил же, надо начинать с проверки, — поучительно ответил Северино. — Сразу становятся шёлковыми.
— Так давай начнём, — неуверенно предложил я с нотками отчаяния в голосе.
— Теперь поздно. Не беспокойся, пойдёшь второй раз, тебе всё выдадут, это они сейчас ради приличия, дальше уже началась бы опасная игра с огнём. То есть со мной.
— Или ты мог пойти сам, — я и не пытался скрывать обиду.
— Нужно было тебя чем-то занять, — пожал плечами.
— От этой беготни я порядком проголодался, — пожаловался я.
— Что ж, пойдём, поедим, — судя по тому, как легко согласился Северино, не отрываясь от приготовления письменных принадлежностей, он на самом деле даже не задумался о еде, будто чувство голода было неведомо Искателю.
Я проводил его действия критическим взглядом, вздохнул, подобрал оставленный на столе ключ от комнаты и поспешил вслед за Искателем, захватив для него ещё запасной бумаги, чтобы потом не бегать за ней обратно. Коль взялся что-то писать, Искатель не отложит это, пока не закончит и не останется доволен изложенной мыслью. За семь лет я успел хорошо изучить привычки Северино и давно привык таскать за ним чернильницы, где и в каких бы условиях Искателю ни пришло в голову взяться за перо. В конце концов, я ведь звался оруженосцем благородного рыцаря, и, какое оружие бы ни предпочёл рыцарь, оруженосцу полагалось приспосабливаться и служить наилучшим образом. Если в бою с мечом лучшей помощью было не мешаться под ногами, то в моменты, когда Искатель вёл битву с пером в руках, за ним нужен глаз да глаз — погружаясь в мысли, Северино переставал обращать внимание на окружающий мир, становился очень рассеянным. Приходилось постоянно подбирать забытые им вещи, напоминать о встречах или о простой необходимости принять пищу.
Пока я заказывал ранний завтрак, Северино нашёл себе самый чистый стол и приступил к ритуалу подготовки. Я с улыбкой наблюдал, как он пытается выбрать наиболее удобное положение тела, затем обнаруживает, что загораживает себе хороший свет, меняет позицию, снова переносит перо, чернильницу с бумагой и прочее, аккуратно раскладывая в одном и том же порядке, пока наконец не замирает, занеся перо над чернильницей, и вдруг увлечённо начинает писать. Даже посреди празднования Сатиналии в набитой гуляющим народом таверне, Искателю ничего не стоило сконцентрироваться для прочтения рапорта, изучения запутанных формул или написания аргументированного, последовательного и детального отчёта. У меня же исчезало всё сосредоточение, стоило какой-нибудь красавице хоть раз зыркнуть в мою сторону. Я тут же становился средоточием обаяния и начинал зыркать в ответ, а если Северино не успевал заметить, то и переходить к более активным действиям, ведущим непременно в какой-нибудь укромный уголок.
Заняв место у стойки, я одним глазом приглядывал за приступом писательской лихорадки у Искателя, не упуская также из виду дверь и зал, которые отлично просматривались с моей позиции. Не привлекая лишнего внимания, я изображал скучающего обывателя в нетерпеливом ожидании. Рядом со мной Северино смотрелся телохранителем-дуболомом, наёмным рубакой. Я одевался изящно и со вкусом, как одеваются люди высшего сословия, и так же уверенно держался. А Искатель, в отличие от меня, мало заботился своим внешним видом, нередко забывая побриться, одежду предпочитал практичную и хорошо приспособленную для путешествий.
Услужливый трактирщик, не сводивший взгляда с Искателя, в заботе о том, чтобы его особенный гость ни в чём не нуждался, очень своевременно предложил несколько сортов благородных и чуть менее напитков, мясо ягнёнка, телёнка, поросёнка, на пару, в дыму, под десятком различных соусов, всё, что только дарило море, рыбу, приготовленную тридцатью шестью разными способами, экземпляр редкого фолианта за гроши, зачарованное формари кольцо, новую прочную кирасу, девок разной масти, ключ от Золотого города… Пока Северино не погнал его прочь, применив один из своих самых красноречивых суровых взглядов.
После питания всухомятку во время морского путешествия, я просто страдал по домашней горячей еде, поэтому принесённое трактирщиком дымящееся паром рагу из молодого ягнёнка вмиг развеяло мрачные тучи над моей головой, а глоток вполне сносного вина смыл послевкусие утреннего разочарования. Северино к еде даже не притронулся, он будто и не замечал аппетитный аромат, исходящий из моей тарелки, его не волновал пахнущий домашним уютом свежеиспечённый хлеб, а меня, всё это с блаженством поглощавшего, для Искателя и вовсе не существовало — он с ничего не выражающим лицом переписывал письмо уже в третий раз. В такие моменты на полном серьёзе начинаешь верить в способность Искателей отключать чувство голода, если они его испытывали вообще.
— Сердце разрывается, когда вижу, как ты лишаешь себя удовольствия, — упрекнул я, вытирая рот салфеткой.
Северино всего на секунду оторвал взгляд от исписанного листа, глянув так, что у меня вдоль позвоночника пробежал холодок.
— Нужно закончить, — буркнул и продолжил писать.
Я затих. Понаблюдал за усилиями Искателя ещё с час, успел вздремнуть, затем даже перечитал забракованные экземпляры письма — к тому времени их накопилось уже шесть штук, а Искатель всё с тем же упорством продолжал пытать перо с бумагой. Город окончательно стряхнул с себя оковы сна, в таверну начали забредать посетители. Я с удовольствием прогулялся бы, осмотрел столицу, но бросать Искателя было совестно, а уговорить его пойти вместе представлялось невыполнимой задачей. Проще гору сдвинуть с места.
— Может, мы пройдёмся до архива, ты немного развеешься и там закончишь? — ещё спустя полчаса не выдержал я, делать было нечего, перспектива застрять в том трактире до вечера выглядела вполне реальной.
— Кажется, мне не хватит чернил, — вздохнул Искатель, наконец отвлекаясь от бумаги.
— В таком случае, есть смысл отложить с отчётностью, — меня одолевало нетерпение.
— Нужно закончить, — по инерции упирался Северино.
— Ты же просто теряешь время зря…
Искатель смерил меня тем самым свирепым взглядом, но уже без прежней уверенности. Он задумался, вздохнул, размял плечи. Я помалкивал, давая ему созреть и прийти к выводам самостоятельно.
— Что ж, я схожу… — решил он наконец. — А ты пока добудь хороших чернил и перепиши это, — Искатель стал собирать разбросанные по столу исписанные листы бумаги. — В своей самой убедительной манере.
Сказать, что я был расстроен — ничего не сказать. Я был обескуражен, потрясён и шокирован до потери дара речи. Он действительно собирался оставить меня одного…
— Это сделать необходимо, — подчеркнул Северино с твёрдой уверенностью. — Может, у тебя лучше получится. Мне предстоит разобраться с формальностями, это займёт время. Разделимся и так закончим быстрее.
Пришлось признать его правоту, позволив Искателю заняться своим делом. Я редко выполнял роль писаря, обычно в каких-то тривиальных делах, не требующих авторитета и влияния, коим обладало слово моего спутника. Составление письма Верховной Жрице было определённо чем-то новым. Хоть я и нервничал, а рука подводя дрожала, мои переживания были напрасными, Северино не перепоручил бы мне это дело, если бы на тот момент считал принципиально важным, чьим почерком будет написан ответ. Я видел в этом недовольство, бунт, непослушание. Другой бы сказал, что Северино сдался, но он просто устал доказывать что-то глухой старухе. Тем не менее, я сам извёл два листа бумаги, прежде, чем смог совладать с благоговейным трепетом перед ответственной задачей. К счастью, трактирщик предоставил мне не только бумагу, но и чернила наилучшего качества.
Они оказались действительно хорошими, даже лучше, чем были у Искателя, и написанное ими отличалось от написанного ранее, представляя строгий курсив Северино в не очень выгодном свете. Мой стиль изложения также затмевал сухие факты красноречием и богатым слогом. Признаться, я увлёкся. Когда отложил перо, обратил внимание, что трое моряков за соседним столиком успели закончить с обедом и допивают уже четвёртую бутылку бренди. До этого я лишь урывками обращал на них внимание, компания вела себя достаточно шумно. Искатель к тому времени еще не вернулся.
Неужели храмовникам оказалось под силу занять его на столь продолжительное время? Или Северино удалось обнаружить в архивах что-то стоящее? Отвлечься на какую-нибудь столичную красавицу, чем, несомненно, грешил я сам, Искатель не мог, также у него не было друзей или родственников в Дарсмуде, которые бы отняли время при случайной встрече. Это я знал совершенно точно.
Не оставалось ничего, кроме как отправиться в архив вслед за ним. Собрав письменные принадлежности — они ещё могли понадобиться, — всю исписанную и чистую бумагу, я покинул заведение, наказав трактирщику приготовить бутылку хорошего вина к нашему с Искателем возвращению.
«Неужели ты забыл обо мне?» — с сомнением хмурился я. Северино надеялся найти важные зацепки в старых отчётах, хранящихся в пыльном архиве столицы Ривейна, в обратном случае, пришлось бы начинать весь путь почти сначала. Возможно даже версия, за которую упрямо цеплялся мой разум, могла подтвердиться, но ничто на свете не заставило бы Северино исчезнуть без предупреждения. Он бы прислал за мной какого-нибудь рыцаря, Искатель не упустил бы такой возможности. В душу закралось скверное предчувствие, что-то шло не так.
Сворачивая к церкви, в которой и находился архив, я уже перешел на бег, быстро покрываясь липким потом под зноем полуденного солнца. Сердце беспокойно билось в груди, какая-то тревога гнала меня вперёд.
По белым мраморным ступеням изящно стекала тонкая красная струйка, змейкой расползаясь по резным каменным узорам брусчатки. Посмотрев вверх, я увидел лежащего без движения храмовника. Буквально влетев по лестнице, нашёл ещё один труп. У обоих перерезано горло — даже не успели схватиться за мечи.
Безмолвие погрузившегося в сиесту города вмиг утратило блаженную томную безмятежность, оборачиваясь кошмаром, в котором преследуемый не может сдвинуться с места, вынужденный бессильно наблюдать, как на него неумолимо надвигается нечто ужасное. Время, которое для кого-то застыло в оскале Вечности. Я опоздал. Хотелось закричать, но инстинкты гнали вперёд, не допуская паники, отбрасывая чувства.
Внутри было темно после бежево-персиковых улиц, ослепительно искрящихся солнцем, но верный взгляд сразу же выхватил из полумрака знакомую крупную фигуру, неподвижно лежащую на спине. Одной рукой Северино прикрывал рану на груди, вторая была вытянута в сторону, будто указывая на что-то в тени колонны. Я пытался нащупать пульс похолодевшими пальцами под взглядом остекленевших глаз. Искатель был мёртв, смертельный удар не оставил ему шансов.
Глаза привыкли к скудному освещению, и я обнаружил себя стоящим в луже крови. У входа справа под колоннами горели свечи, расставленные полукругом, с другой стороны такая же конструкция была разрушена упавшим на неё телом храмовника. Высокие узкие окна давали немного света, но я уже без труда мог разглядеть следы борьбы, а чуть дальше — тела ещё двоих рыцарей. Они сражались перед смертью, но, к их несчастью, убийца оказался ловчее и был хорошо знаком со слабыми местами храмовничьих доспехов, судя по оставленным ранам.
В самом центре церкви, под витражным куполом я нашёл ещё один труп в луже крови — женщина в мантии чародея Круга. Её лицо, смотрящее вверх, было испачкано кровью вокруг глаз — убийца нарисовал полумаску. Композиция разноцветной витражной тени, охватившей распростёртое тело, была нарушена — не доставало несколько сцен — у самого края, вместо них зиял яркий прямоугольник света. Я ступил в него и посмотрел вверх. Моя тень полностью закрыла прореху в мозаике. Не знаю, какой высоты купол, но позже я посчитал, что через то отверстие мог бы протиснуться кто-то чуть уже меня в плечах. Если конечно, убийца проник именно таким способом. Опять же, если он пришёл сверху, вряд ли на нём были доспехи. Подобный трюк требовал определённой ловкости и свободы движений.
Сначала была убита чародейка, заколота со спины, затем он расправился с храмовниками, а потом пришёл Северино — я пытался восстановить ход сражения по оставленным следам. Искатель зашёл незаметно, притаился за колонной и бросился прямо на нож, пытаясь застать преступника врасплох? Или пытался выбраться из церкви, чтобы позвать на помощь? Это казалось самым разумным решением для обывателя, но не для Искателя Истины, поэтому было самым маловероятным. Северино уверенно вступил в схватку.
Ничего не могу сказать о боевой подготовке убитых храмовников, двое у входа казались совсем молодыми. Но Северино был хорошим бойцом, он регулярно тренировался и поддерживал себя в форме, как и подобает Искателю.
Я нашёл некогда подаренный мной стилет, отброшенный в сторону. Перед смертью Северино тянулся не за ним, а совсем в другом направлении. Почти у самой стены я обнаружил ещё один, довольно необычный по форме кинжал. На бритвенно-остром волнистом лезвии осталась кровь. Это оружие я видел впервые. Как позже выяснилось, Искатель взял его из хранилища вместе с некоторыми бумагами, с целью изучить. Видимо, он что-то забыл и вернулся обратно. Тогда и застал убийцу на месте преступления.
И ранил его! Искатель его ранил… С трудом удавалось сдержать слёзы. В груди невыносимо защемило, я опустился на колени от бессилия, горечь отравляла душу. Лучше бы я сам там умер. Мы почти настигли Красного Демона. Он был так близко… Я даже мог столкнуться с ним на улице по дороге в церковь. С трудом верилось в происходящее. Больше года мы искали его, но он сам нас встретил.
Создатель дал нам шанс, но мы погрязли в рутине, запутались, как в сети, разделились, и один из нас расстался с жизнью. Кто знал о нашем прибытии? Искатель регулярно отчитывался перед Её Совершенством. У кого еще был доступ к её корреспонденции? У Красного Демона были осведомители в Великом Соборе, он шёл за нами по пятам или это была трагичная случайность?
Так прошёл последний день жизни Северино Амрани глазами его оруженосца, объявленного убийцей. Родных у Искателя не осталось, а я был его единственным другом. Но не последним человеком, кто видел его живым, как бы ни желал обратного. Убийца не оставил следов, зато я натоптал порядочно, сколько бы Искатель ни повторял относиться к месту преступления со всей возможной и невозможной деликатностью.
Сейчас я далеко от того места, в обшарпанной комнатушке дешёвой ночлежки, пытаюсь наконец изложить пережитое на бумагу при свете единственной свечи, вырисовывающей в полумраке мой силуэт, похожий на мрачную тень. За маленьким столиком едва хватает места, с кроватью и стулом — это вся мебель в комнате. Неспокойное дыхание заставляет пламя свечи нервно плясать, разгоняя по углам пугливые тени. Вся эта жалкая комната пропитана тревогой.
Как бы ни пытался отстраниться и рассказать всё беспристрастно, это ввергло меня обратно в уныние. Погрузившись в воспоминания того дня, я долго сидел неподвижно, прежде чем заметил, что свеча вот-вот догорит и беспокойный огонёк погаснет, погрузив меня в темноту. Я давно блуждаю во мраке, с тех самых пор, как взял неверный след. На столе стоит нетронутая бутылка вина — того самого, я так и не решился её откупорить. Теперь она моя постоянная и единственная спутница, безмолвный свидетель моих горестных скитаний.
У меня на коленях лежит исписанный листок бумаги, небрежно вырванный из записок доморощенной малефикарши. На проклятом помятом клочке описывался некий грязный ритуал, связанный с демонами. Это было в кармане Северино. Я экспертом в магии крови не явлюсь, но точно могу сказать, что в описанном ритуале нет ничего сложного — примитивная руническая вязь даже не выглядит законченной, и не нужно хорошо разбираться в магии, чтобы определить это.
На чёрном рынке заинтересованные люди не дали бы и ломаного медяка (не то, чтобы я узнавал) за это отдельно от того, что я нашёл в доме отступницы, куда пришёл по следу из дарсмудского хранилища. Всё началось здесь, в Лломерине. Если бы храмовники обыскали дом как следует, они бы обнаружили тайник в стене одной из комнат.
После смерти Искателя Северино мне, его верному оруженосцу, пришлось срочно покинуть Дарсмуд. Вместо того чтобы обратиться к храмовникам или городской страже, я самостоятельно пустился в отчаянную погоню. Именно поэтому в ужасном массовом убийстве по злой иронии обвинили меня самого. Когда встал вопрос: уберечь свою репутацию или попытаться догнать раненного убийцу, я, естественно, предпочёл второе. Поймай я его, тень подозрения даже не коснулась бы моего имени. Он скрылся, а меня объявили подозреваемым. Я едва не наткнулся на стражников, которые искали меня. Подслушав их разговор и понаблюдав за расспросами, осознал, в какой неблагодарной ситуации оказался. Не иначе, сам Создатель помог избежать ареста. Было бы глупо не воспользоваться его милостью.
Как ранее удалось установить, Красный Демон охотится за магами. Не просто магами, очень часто это скрывающиеся отступники, что следует из разрозненных расследований и косвенных доказательств, обнаруженных уже после их смерти. Моя теория сводится к тому, что все убитые Красным Демоном — малефикары. Некоторые из них были известны и находились в бегах, но убийца настигал их раньше храмовников. Работал ли он на Церковь? В каждой стране, так или иначе, существует подполье магов, избегающих заточения в Круге. Неизвестно, объединяло ли убитых что-то большее, все ли входили в подобные неофициальные тайные организации, но это бы объяснило, как Красный Демон находит жертв.
Я тщательно изучил все материалы, путешествуя с Искателем, он нередко обсуждал со мной догадки и разные версии. Знаю об этом убийце больше, чем кто-либо. И хотя он уже не оставляет после себя атрибут, давший ему имя — орлесианскую театральную маску, символизирующую демона, я с уверенностью узнаю его почерк. Возможно, это бывший или действующий храмовник. Как иначе он может выслеживать и убивать магов, мне трудно предположить. К тому же, он знаком с устройством доспехов храмовников, с их уязвимыми местами, с боевыми приёмами рыцарей, обладает как минимум неплохой выучкой.
Смело могу сказать, что рост убийцы — определённо выше среднего. Кто-то низкорослый не мог бы наносить удары ножом под таким углом жертвам ростом, одинаковым с Северино. К тому же, убийца обладает немалой силой, использует необычные кинжалы, с длинным тонким зазубренным лезвием, способным пронзить насквозь мужчину без доспехов. Его жертвы быстро умирают от кровопотери. И последняя догадка об его облике — он достаточно стройного телосложения. Высокий и худой, убивает умело, преследует какую-то цель, охотясь за магами.
Иногда он убивает быстро, целясь в сердце или печень, перерезает горло. Иногда он играется, нанося раны таким образом, чтобы жертва долго истекала кровью. Я думаю, что при этом он находится рядом и получает удовольствие от процесса. Красный Демон никогда не оставляет свидетелей, будучи застигнутым, расправляется со всеми, кто мог бы его узнать. Такое случается редко, он старается работать чисто и быстро. Я бы даже сказал — профессионально.
Следы убийцы тянутся от Ривейна до Орлея, встречаются в Антиве. На данный момент я пытаюсь проверить теорию, что свою карьеру Красный Демон начал в 9:25 Дракона в Лломерине двойным убийством. Жертвами стали отступница и её дочь. Я продолжу расследование здесь. Узнаю, кто он и куда мог отправиться дальше. Эта погоня или заведет меня в могилу, или вообще не даст никаких результатов. Надеюсь, тогда все материалы попадут в руки более уполномоченным лицам.
Всё, что у меня есть: записи Северино, письмо, написанное в Дарсмуде, неотправленный ответ ныне покойной Беатрикс Третьей, что я до сих пор носил с собой, дневник вместе с вырванной из него страницей, кинжал, которым Северино ранил убийцу, — я спрячу. Так и не удалось выяснить, что за чары вложены в странный кинжал, подобный интерес мог вызвать подозрение, привлекая лишнее внимание. Но та, что получит указания, как найти тайник с этими страшными секретами, сможет разобраться. Северино часто повторял, что именно этим и занимаются Искатели Истины.
Возможно, это акт отчаяния или приступ паранойи, в последнее время покрываюсь потом от любого косого взгляда. Нет, я не боюсь за свою жизнь, после смерти моего друга, после позора, что запятнал имя моей семьи, она уже ничего не стоит. И если это окажется необходимой платой за завершение последнего расследования Северино, я готов к смерти.