Часть 2
21 января 2017 г., 00:31
Лу провалялся в кровати до обеда, после возвращения ему дали пару дней выходных, расписание начиналось только на следующей неделе. Ему совсем не хотелось вновь приступать к творчеству… или работе, он уже и сам не знал, что это.
Перед мысленным взором то и дело возникало лицо Сэхуна. Он чуть улыбается, кончики губ приподнимаются самую капельку, или наоборот он серьезен, на лоб словно набегает туча, а губы упрямо сжимаются. Хань мечтательно вздохнул. Чего же он не знает о Сэхуне? Что это за страшная тайна?
Вызнать о парне оказалось совсем несложно: на обед он отправился в кафетерий и пристроился к компании старых знакомых с потока, пока его не было оказывается к ним присоединились еще пара первокурсников и девочка с третьего.
Стоило Лу только заикнуться о Сэхуне, как со всех сторон посыпались комментарии:
— Тот странный?
— Ага, вечно хмурый и нелюдимый. Замороженный.
— Серьезно, он пугает. Смотрит, будто сейчас набросится и уцепится в горло, как питбуль.
— Он талантливый вроде, только по жизни один. Будто ему плевать на всех.
— Ууу… такой серьезный. Я слышал он поступил не по общему конкурсу. Вроде как-то кто-то из спонсоров его пропихнул. Может, и теперь он поэтому все время побеждает?
— Да нет, я слышала, что профессор Ким (с кафедры классического рисунка) увидел одну из его работ на улице и так был впечатлён, что немедленно пригласил в универ.
— Неужели так круто было? Не верю, так не бывает. Будто вокруг мало талантливых ребят, чем он-то такой особенный? Профессор ведь не скаут модельного агенства, чтоб выискивать симпатичные лица по улицам.
— Девчонки в прошлом году пытались к нему подкатить, так он просто ушел, даже не сказал ничего. Они даже подумали сначала, что он глухонемой.
По столу прокатился смех.
— Да он просто весь в творчестве, его наши, земные, дела не интересуют. Он наверное и ест да спит только, чтоб не помереть, а то ведь мир не увидит тогда его шедевров.
— Ага, типо такой самый-самый, а мы тут просто погулять вышли. Бесит!
Обстановка постепенно накалялась, комментарии стали резче, посыпались едкие шуточки. Лу тихо цедил сок из коробочки и не вмешивался, давая знакомым выговориться на полную.
— Однажды мы найдем его бледное изможденное тельце в мастерской…
— Скорее мумию.
— С рукой занесенной для самого последнего завершающего штриха. Уйдет прям на пике славы!
— Пфф… зачем стараться, когда за тобой стоит сам…
— Кто?!
— Да не знаю я, но кто-то точно стоит, ну не может он во всех конкурсах сам побеждать. Готов поспорить на свою руку, что тут что-то не то.
— Он всего лишь унылый бирюк, однодневка. Пускает пыль в глаза, загадочность нагоняет. Наверное, думал, что девчонки за ним из-за этого бегать будут. А вот фиг ему, да, девчонки?
— Да кому он нужен? Ходит, зыркает на всех своими злобными глазками, будто мы говно какое-то. Вот уж красавец, каких поискать. Больно надо на него западать.
Девушка поджала губы, а Хань заметил внезапно выступившие алые пятна на шее и груди.
Лу незаметно встал из-за стола, решив, что услышал достаточно. Компания даже не заметила, как он ретировался. Дружный гул осуждения повис над столом и не утихал до самого звонка на урок.
Лу долго думал об услышанном в столовой, все это никак не желало складываться в единую картину. Слова, будто старая штукатурка, никак не липли к тому Сэхуну, с которым познакомился он сам.
— Слушайте, — он задумчиво потыкал палочками в тарелку с лапшой. Бэкхён, который в это время под столом сжимал руку Чанёля, вздрогнул от неожиданности. Хань молчал с тех пор, как они зашли в семейный ресторанчик неподалеку от кампуса. И Пак, и Бён оставили попытки разговорить друга и, пока он витал в облаках, тихо шептались. Пальцы Чанёля то и дело пробегали по бедру Бэкхёна, отчего тот заливался краской и возмущенно шипел, как потревоженный кот.
— Слушайте, — повторил Хань, все еще не замечая ничего вокруг, — вы правда не общались с Сэхуном все это время?
— Эм, — вопрос застал Бэкхёна врасплох. Он шлёпнул наглеющего Пака по руке и, серьезно посмотрев на него, покачал головой, дескать не время. — Нет. Чанёль вообще на другом отделении. А я… как-то…
— То есть за полтора года вы не говорили даже? — Хань намотал лапшу на палочки, но она тут же плюхнулась назад. — Совсем?
— Ну может здоровались в самом начале, а потом да, совсем уже не говорили.
— Почему?
Бэкхён неловко поерзал и, вопросительно вскинув брови, посмотрел на Пака. Чанёль только плечами пожал. Лу в последние несколько дней вел себя как-то необычно, подолгу молчал и почти не улыбался. Чанёль и Бэкхён хоть и были поглощены своими новыми тайными отношениями, все-таки заметили изменения, но на секретном ночном совете (в кровати Пака) было решено подождать.
— Просто он странный.
— В каком смысле?
— Я не знаю, хён, — с досадой отозвался Бён, — странный и все. Нелюдимый какой-то, вечно один. В прошлом году, когда все только знакомились, он всегда просто уходил. Он чужой…
— И все?
— Если бы он был красивым, то все сложилось бы по-другому. Девчонки ведь любят холодных принцев, когда он такой одинокий и никем не понятый.
— Он некрасивый? — удивленно переспросил Хань, мысленно представляя тонкое лицо Сэхуна, так похожее на его собственное. Руки, к которым хотелось прикасаться, переплетать пальцы, не отпускать. Его запах смешанный с запахом дерева… Лу одернул себя, куда-то его понесло.
— И еще, — Бэкхён облизал губы, — он побеждает в конкурсах. Говорит, что ему это не нужно, но всегда побеждает, даже не участвуя.
— Как это?
— Преподаватели всегда сами представляют его проекты. Он не вылезает из мастерской сутками, но… Знаешь, многие убиваются ради этих конкурсов, а Сэхун может выиграть с «текучкой». Ему все легко дается.
— Поэтому он не нравится людям?
— В том числе, — мрачно произнес Бэкхён, ему неприятно было рассказывать о таком. Ведь он тоже завидовал Сэхуну, который, казалось, вовсе не замечал конкуренции, его невозможно было задеть или вывести из себя, потому что его мир существовал словно бы отдельно от всего остального. О нельзя было даже унизить или оскорбить, потому что его это абсолютно не волновало и не трогало. Общество его отвергло, а ему было плевать.
— Ему насрать на мнение окружающих, поэтому его не принимают.
— Возможно, — самому себе пробормотал Лу, — все наоборот.
— Что?
— Ничего, болтаю сам с собой, возвращайся к еде, и пусть Чанёль, наконец, положит обратно руку.
Кончики ушей у Пака порозовели, а Бэкхён смущенно уставился в тарелку.
Лу вышел из общежития и потоптался немного, глядя в небо, выискивая хотя бы одну маленькую звездочку. Нет, все небо затянуло чернильными облаками. Вздохнув, он натянул капюшон толстовки и поспешил на пробежку.
Асфальт приятно шуршал под подошвами кроссовок, воздух был по-вечернему свеж. Дорожка убегала вниз, огибала площадь с фонтаном, а затем вверх к учебному корпусу.
Хань затормозил у фонтана, чтобы вновь полюбоваться скульптурами Сэхуна. Три динамических фигуры казались такими живыми, будто волшебство обратило настоящих животных в дерево. Но это все же были необычные животные, а химеры: ощеривший пасть лев с рваными крыльями летучей мыши, лошадь, взвившаяся на дыбы, с гривой тонких змеек, посверкивавших маленькими глазками из искусственных камешков. И последняя, которая нравилась Лу больше остальных: огромное покрытое шерстью существо с когтистыми лапами, оленьим рогами и козлиными копытами. Он взирал на всех сверху вниз, сгорбив широкие плечи, ноздри его раздувались и казалось, что из них вот-вот повалит дым, а из пасти полыхнет пламя. Но когда Хань заглядывал в его глаза, то видел в них не злобу или ненависть, а только страх загнанного в угол животного, потерянного и одинокого. Из-под низких бровей на него смотрели человеческие глаза.
— Нравится?
Лу вздрогнул и обернулся, Сэхун, заложив руки за спину, стоял позади.
— Да, — просто ответил Хань, ощущая, как дрожат руки от желания прикоснуться к нему. О расплылся в чуть самодовольной улыбке.
— И мне.
Хань фыркнул и несильно ударил его в плечо
— Ауч! — притворно воскликнул Сэхун, потирая ушибленное место. — Так и убить можно. Требую компенсации за тяжкие телесные.
— Ну уж нет, — нахмурился Лу, но губы его улыбались.
Сэхун рассмеялся, но вдруг будто резко замер, мимо, шепчась и хихикая, пролетела стайка студенток.
— Что с тобой?
— Ничего, — мрачно ответил О. — Ты узнал… обо мне?
В его голосе прозвучала странная интонация, будто он надеялся, что Лу вовсе не спрашивал никого о нем. Хань помедлил и решил зайти издалека:
— Ты ни с кем не общался все это время, но личность ты известная.
— Правда?
— Все мои знакомые хотя бы слышали о тебе. В основном глупые сплетни и слухи. Много слухов, — многозначительно повторил Лу. Сэхун, слабо и грустно улыбнувшись, покосился на него.
— Каких же?
— Разных. Что ты поступил по блату, что тебя вытащили прямо с улицы или что за твои победы кто-то платит. Ты бука и сноб. Ни с кем не общаешься, то ли потому что слишком гордый, то ли слишком закрытый.
— И что ты об этом думаешь?
Он опустил голову, разглядывая свои посеревшие от времени кроссовки. Белые пряди упали ему на лоб, а Лу думал о том, что больше всего на свете ему хочется прикоснуться к этим платиновым волосам. Он уже забыл обо всех дурацких сплетнях, об этих обрывочных, нашептанных на ухо, слухах, пропущенных через мясорубку университетской жизни.
— Я думаю… я думаю, — эта челка так отвлекает, вот, что я думаю, мысленно перебил сам себя Хань, — думаю, что мне наплевать.
Сэхун рвано выдохнул.
— Чтобы там ни было в твоей жизни, я хочу услышать это от тебя. Неважно, что слышали или думают остальные.
— Идем, — Сэхун схватил Лу за руку и потащил куда-то.
Они взбежали по лестнице на третий этаж, Хань едва поспевал за длинноногим О. Он вел и вел его в глубь коридора. Угловая студия, — догадался Лу, его мастерская.
В комнате было сумрачно, и лишь слабые световые рефлексы падали с улицы на стены и потолок. Посреди возвышалось нечто огромное, накрытое светлой тканью.
— Новая работа?
— Да, только не смотри. Она еще не закончена.
Сэхун, как будто вдруг испугавшись, выпустил руку Ханя и даже отодвинулся в сторону. Лу взглянул на свою ладонь, еще чувствуя прикосновение блондина.
О неловко топтался на месте, будто забыл, зачем он вообще приволок сюда Ханя. Пауза затягивалась, превращаясь из просто неловкой в катастрофически неловкую.
— Ты слушаешь что-нибудь кроме классики?
— Конечно, — Сэхун с радостью поскакал подключать смартфон к колонкам и быстро стал листать плейлист. — Не знаю, что тебе понравится.
— Неважно, выбери, что нравится тебе.
Комнату заполнил резкий звук барабанов и электрогитары, заглушившей все слова. Мелодия формировалась постепенно, звучание разных инструментов друг за другом вплеталось в нее.
— Что это? — прокричал Лу.
— Я тебя не слышу! — отозвался Сэхун, пританцовывая. В темноте мастерской Хань почти не видел его лица, но точно был уверен, что тот улыбается. Лу первым сделал шаг ему на встречу и закинул руки на шею О, скрестив запястья. Руки Сэхуна легли на его талию чуть линии штанов.
— Я хочу тебя поцеловать, — прошептал Хань, но слова его потонули в музыке. А Сэхун прочел все по губам, от которых не мог оторвать взгляда. На этот раз он первым чуть подался вперед, Лу медлил, ощущая, как смешиваются их дыхания. Он прижимался к Сэхуну всем телом, но не решался сделать последний маленький шаг.
Первый поцелуй вышел легким и по-детски несмелым, в одно касание губами губ. Лу смущенно опустил глаза, чувствуя, как пылают щеки и лоб. Но через секунду, будто отбросив все сомнения, Хань вцепился в короткие волосы на затылке Сэхуна и впился в его рот. Он едва доставал носками до пола, повиснув на парне. Сэхун не устоял, и они дружно повалились на пол. Но это ничуть не притушило разгоревшихся чувств, Лу словно сумасшедший, забывая дышать, снова и снова целовал его. Сэхун сжимал Ханя в объятьях, будто пытался поглотить его, стать с ним одним существом.
— Лу? — тихо позвал Сэхун.
— Ммм… — отозвался тот, чуть приподняв голову от его плеча. Лу в поясницу впивалась какая-то деревяшка, но было так лень ее вытаскивать. А может, просто страшно оторваться от Сэхуна.
— Знаешь, прежде, чем мы встретились, прежде, чем ты заговорил со мной, я уже… уже влюбился в твои работы. Я влюбился в них, как только увидел, там внизу в холле есть две свои скульптуры «Сны под дождем» и «Затерянная». Будто Джованни Страцца ожил в двадцать первом веке. Я приходил туда по ночам, чтобы никто не видел, и смотрел на них, смотрел. Я покупал все каталоги, где было хотя бы упоминание о твоих работах. Когда мы впервые говорили в столовой, к моему стыду я тебя не узнал, я просто не ожидал такого. Но потом вспомнил и…
Сэхун замолчал, а Хань осторожно провел пальцами по его щеке:
— И?
— И испугался. Испугался, что ты не захочешь иметь дела с таким, как я. Однажды ты бы все равно услышал, что обо мне говорят. Странный, нелюдимый, мрачный — были бы самыми мягкими словами.
— Ты устроил мне проверку? — возмутился Хань.
— Вроде того. Мне не хотелось напрасно тешить себя надеждой. Вдруг мнение остальных было бы для тебя важнее. Спасибо, что…
— Ох, замолчи! — Лу запечатал его рот поцелуем. — Я обожаю твои скульптуры, но еще больше мне нравишься ты, живой и дышащий. Так что заткнись и поцелуй меня.
Сэхун с удовольствием подчинился.