Грин

Далеко-далеко,за горами и долами, у самого синего моря, лежали на Российской земле непролазные болота. Люди по ним не ходили, телеги не ездили. Даже случайный путник туда не забредал. Всё тихо. И вдруг резко изменилась жизнь болотная. Приехал на топи человек - в плечах широк, ростом высок, голос громок , а взгляд грозен. Человек важный, с каретами, со свитой. Остановился она на берегу реки Невы, куда все болота и болотца здешние впадали, и повелел: "Город построить! Такой, чтобы всю нашу Россию-матушку прославлял! Такой, чтобы перед Европой просвящённой русскому мужику стыдно не было!" И застучали на болотах топоры. День и ночь люди трудятся, руки-ноги в кровь сбивают, валятся от усталости, но строят. Трудно, тяжко город поднять на болоте, но строят. И город растёт. И, люди, строившие его, растут тоже. *** Был на строительстве города один рабочий - Силантием звали. Человек умный, порядочный. Видный архитектор. Сам царь, повеление на строительство давший, его наградой отметил. Не был Силантий гордецом - мало кто знал, что архитектор простой на самом деле вельможа, к царю приближён. Не любил Силантий хвастаться. Не хотел выделятся, потому как от царя того же раньше претерпел муки великие. Убили солдаты царские жену Силантия, Марью. А самого его забрали на строительство, пожаловали кой-какие деньги да титул, чтоб держал язык за зубами. Осталась от Марьюшки Силантию одна радость - сын маленький. Звали мальчика по-иностранному - Антуан. Жил Антуан с отцом, на стройке, дневал, продуваемый ветрами с моря, а ночевал в отцовской избушке. Только вот с ребятишками не играл, не бегал по топям да деревянным балкам. Бывало сядет Антуан на лесной опушке да заглядится на какую-нибудь травинку или на каплю росы. Глядит долго, будто не понимая: как это так устроено? Откуда совершенная красота в обыкновенных цветочках-листочках, которые девчонки в венки рвут горстями? Ребята посмеивались: чудак. Да ещё случай был: вернулся Силантий со своей стройки раньше, чем всегда, глядит: нет на месте чертежей. да планов усадьбы такой-то такой-то. Осердился, да вдруг и видит: лежат чертежи в углу горницы, где лавка Антуана. Пригляделся Силантий: не его рука. Перерисован чертёж, да не просто перерисован, а с поправками. Подивился рабочий: всё верно расчитал мальчуган, ничего не упустил. Однако Антуана всё ж таки выдрал за непослушание, чтоб неповадно было. Ещё любил сын архитектора звёзды. Смотрит-смотрит, и влечёт его странная, сладкая тайна: как же это - звёзды далеко-далеко, а свет их - вот он? И как бы достать хоть одну из них, как бы подержать в ладони? Попробовал Антуан рассказать об этом ребятам, детям других рабочих, да они только на смех подняли.  Однажды Васятка Комаров крикнул: "У тебя,  Анька, и имя девчячье, и интересы! Одни листочки зелёные да звёздочки на уме! Ты - Грин, вот ты кто! Мне отец рассказывал - зелёный по-иностранному -  Грин! Грин - без штанин!" И стал семилетний Антуан на всю жизнь Грином. *** Прошло пять лет. По-прежнему Грин не хочет в простые строители подаваться - звёзды у него на уме. Карты небес прячет Грин под подушкой, и мечты теснят его грудь. Вот бы изобрести туннель, чтобы достичь самых дальних миров, раскрыть всю красу Природы... Вот бы... Отец день ото дня всё злее на Грина: пора парню работать идти, а он прохлаждается: на звёздочки смотрит! Не раз бывал бит Грин, не раз убегал в лес или к берегу моря и плакал там, и просил у волн и высоких сосен забрать его к себе, укрыть от мира. Вернулся однажды мальчишка с морского дикого берега в город, уже почти достроенный, и видит: толпа собралась около его дома. Тревожно стало Грину, протолкался он сквозь толпу, и видит: выносят из дверей чёрный гроб. Надломилось что-то в душе у мальчишки: побежал Грин, не разбирая дороги, в лес, к морю, куда-нибудь, лишь бы скрытся. Убило отца упавшей балкой на строительстве, убило как тысячи таких же рабочих. Один остался Грин на свете. *** И ещё семь лет прошло. Город, который строили тысячи таких, как Силантий, высится куполами церквей и шпилями соборов. Город - Русская Венеция, краса Севера. И Грин подрос вместе с городом, возмужав, и окончив математическое училище. Только по-прежнему Грин нелюдим: помнит Грин, как трудно ему пришлось после отцовской смерти, как все отвернулись от странного и глупенького мальчика. Помнит Грин и грозный голос, и царский кабинет, и экзамен, после которого царь послал его учится в Европу на инженера. Помнит... а как забыть? Вернулся Грин в город, и не узнал его - где хлипкие деревянные мостки и гнилые тротуары? Где расхлябанные, хлюпающие под ногами доски? В камень царь облачил город, в камне выразил его красоту. Бледно, как мрамор, лицо Грина. Чёрные внимательные глаза смотрят из-под высокого парика по евпопейской моде. Длинный изумрудный камзол на Грине - под стать имени. Идёт Грин поздним вечером по набережной Невы. Тихо звенит шпага в ножнах. Тихо утекает солнце в закат, озаряя воду розовым и золотым. Видит Грин: сидит на краю набережной девушка: доброе лицо, светлые волосы раскиданы по плечам. Держит в руках девушка белую голубку, да кораблик с алыми, как закат парусами. Смотрит на них, и такие ласка и тепло в её взгляде, что светится он, как само солнце. Подошёл Грин сзади к девушке: - Как зовут тебя, виденье заката Невы? - Александрой - улыбнулась девушка - или Альмой. Выпустили Альма и Грин в воды Невы кораблик, а в небо - голубку. Через два года родился у Альмы и Грина сын. Назвали его Тимофеем. *** Семья Ряжкиных ( такой была фамилия Альмы) жила теперь в усадьбе Грин близ Петергофа. Подрастал маленький Тимка, Альма ходила каждый день в город, и продавала самодельные модели корабликов. Но основой в семье, был, конечно, Грин: похожий на строгого ворона, он был необыкновенно весел и ласков с родными. Почти сразу после окончания строительства города Грин потряс учёные умы царской академии сенсационным открытием: он нашёл способ перемещения сквозь время и пространство! Грин назвал это явление П. П. - Прямой Переход. Осуществлялось онг с помощь простенького приспособления: вырезанногг из стального листа колечка, скрученного один раз по спирали. Два пространства в этом колечке соединялись в одно. Это был настоящий прорыв в науке, и царь горячо поддерживал Грина во всех его опытах. Но в день, когда Грин должен был расссказать о своём открытии на главной площади города, прискакал царский гонец с указом: держать изобретённый прибор в секрете до лучших времён. Мало ли для каких целей могут  использовать его враги города. Опечаленный Грин вернулся к себе в усадьбу, и узнал, что Альма больна. Видимо, отозвались где-то далеко чёрные нити пространства. Грин не отходил от постели жены ни на минуту, но даже он помоч не смог. Альма умерла. В отчаянье Грин порвал все связи с царём, и силой колечко, которое Грин назвал лентой Времени, перенёс Усадьбу в промежуточный мир - на голые и бескрайние Поля. Там ни ему, ни сыну, ни науке не грозили политические интриги, и Грин поклялся защитить Тимку от всего, что есть на свете плохого, сделав его кабинетным учёным. Тимофею тогда было четыре года. *** Тим отчаянно и зло скучал. Именно зло. Ему надоело жить в оторванном от мира домике, среди серых полей, которым конца-края не видно, с вечно молчащим отцом. Тим ненавидел его, закрывшегося от мира, всей душой. Его отец просто трус! Он остановился перед первой же опасностью, спрятался в раковине, он хочет, чтобы и Тим был таким же! Смерть мамы надломила Грина второй раз в жизни, но пусть бы он сломался, но не прогнулся! А тут... Тим отчаянно хотел к морю. Его манили паруса, звон ветра в такелаже и заморские дали. Он хотел вырваться из этого скучного мира, открывать новое, хотел опасностей и приключений! Но отец... Но... Тиму уже одиннацать, а он ни разу не видел моря в живую. Ни разу не был на астрономисеской башне отца... Что он там делает? Тим валялся на своей кровати, на чердаке. Он демонстративно там жил: не в богатых комнатах, а под потолком, где слышно шум дождя по крыше. Самодельный флюгер ловил залётные ветра. Быть может, они с моря..? - Тимофей, ты сделал математические упражнения? - Грин открыл дверь и встал на пороге. - Нет. - буркнул Тим, сдерживая досаду. - Ты обязан выполнить их. Сегодня тебя ждёт ещё десять страниц учебника. - Фиг - ответил Тим, и закинул ногу на ногу - мне не нужна математика. - Ты не прав, Тимофей. - Грин приблизился. - Не прав!? - Тим вскочил - а ты?! Ты?! Зачем твоя математика, если ей никто, кроме тебя, не пользуется?! - Тимофей. - Что?! Ты всё равно меня не поймаешь! Всё равно! Ты... ты мне не отец! Трус! Тим проскочил под рукой Грина, сбежал по бесконечным лесницам в зал, потом в заброшеный сад, потом на широкую, грязную и размытую дождями дорогу. Тим бежал по ней босиком, и богато расшитый золотом камзол уже пропитался жидкой грязью. Чёрными от пыли ладонями Тим размазывал по щекам слёзы, и бежал, бежал от отца, от одиночества, от безвыходности. Вдруг вдали показался силуэт башни. Астрономическая башня отца! Движимый слепой яростью, Тим вбежал по деревянной лесенке на самый верх башни, нарушая главный запрет отца, окогчательно отрекаясь от него. Столы заваленный бумагой, маленькое окно, большой телескоп... а это что? На столе, среди бумаг лежало маленькое, свёрнутое в спираль, колечко. Тим поднёс его к глазам: И это колечко ему не поможет..! Рванулась душа, рванулась сквозь ободок кольца, рванулась к морю, к птицам, к свободе! Без формул и расчётов Тим, повинуясь тоскливой струнке в душе, раскрыл туннель в пространстве, и шагнул в него - к счастью.