Обещание

Очередной пустой, ничем не примечательный, точно такой же серый день, как и все предыдущие до этого. Ничего не меняется, и кажется, не изменится больше никогда. Молодой парень, лет шестнадцати, закрывая двери после входа в комнату, раздевается, залезает в ванную и, включив воду, медленно сползает по стенке душевой, тихо плача. Плач этот очень скоро переходит в рыдания. Срывая голос до еле слышного хрипа и утыкаясь лицом в колени, он продолжает плакать. Тачимукай уже несколько лет страдает этим, может больше. Из многочисленных ран на руках сочится и тонкой струйкой течет кровь, капает на борт ванной и сливается вместе с водой, приобретая прозрачно-розовый оттенок. Юуки привык. Точнее, ему пришлось привыкнуть. К длинным свитерам, большим кофтам, которые точно были ему не по размеру; к одиночеству, к лезвию, без которого он уже не мог, и к тому, что, возможно, родился не таким, каким нужно было. Что он обязательно должен был выбрать, кем быть, кем стать и когда становиться взрослым, иначе никак. Он не боялся одиночества, скорей всего, он боялся себя, своих отражений. Боялся посмотреть в зеркало и увидеть там уродство. Мальчик множество раз бил зеркала, но увы, это ничуть не помогало ему. Отражения не пропадали, наоборот, их становилось всё больше и больше, а шатен не мог убежать от них, — отражений, которые преследовали его, ловили, обнимали и ни в коем случае не хотели отпускать. А объятия эти были слишком колючими. Моментами казалось, что тот был обглодан изнутри, до костей, всё предавало его, включая самого себя, мерзкого и липкого, ужасного, от которого невозможно убежать куда-то, а если и можно, только в никуда. * Ему было омерзительно. Омерзительно слышать людей, а еще больше он ненавидел свой голос, который заставлял его кричать. Он бы простил себе эту погрешность, если бы на этот зов хоть кто-то пришел. Юноша делал это всё, в надежде услышать именно те слова, и тогда бы он прекратил. Юуки нужен был тот, кто мог бы быть рядом, кто смог бы прекратить этот цирк, который уехал, и заставил футболиста представить себя в рядах тех клоунов, которые остались. Он не собирался себя уничтожать и только потому, что давно уничтожил, нацепив на себя ярлык просроченного продукта. Вновь рыдал, сидя в ванной, задыхался, пытаясь уцепиться за иллюзии, которые он создал себе сам, ровно как и мир, в котором он заперся. Как всеми любимый, улыбчивый и счастливый мальчик мог превратиться в один большой сгусток боли за несколько месяцев? Из-за чего могло случится такое кардинальное изменение? Или же, добрый и любящий парень, совсем не был таким, используя каждую улыбку, как хорошо отточенную маску? Тачимукай вспоминал свои первые дни в школе, а потом и годы. Тогда мальчику было одиннадцать, и он носил очки. Все странно косились на него, однако, тот этому особого значения не придавал. Однако, эти «взгляды» очень скоро переросли во что-то совсем другое. Футболист хорошо помнил тот день, когда его впервые прозвали четырёхглазым. Шатену было двенадцать. Новая школа, новые друзья и новые приключения. Новый учитель Химии, который на первой же неделе поставил ему два. Он никогда не забудет момент, когда тот назвал Юуки тупым и неспособным. Одноклассники смеялись долго. Юуки было тринадцать, когда умерла его мать. Вратарю было тринадцать, когда он впервые подружился с лезвием и далее не выпускал его из рук. Когда парню исполнилось четырнадцать, он снова сменил школу. Ничего не изменилось, а ненавистников вратаря стало еще больше. Он был один, но не боялся одиночества. Впервые, в четырнадцать лет он так сильно, сильнее всего на свете стал бояться быть никому не нужным. — Всем нужен кто-то. — твердил он, но в итоге никто не приходил на его зов и всё возвращалось на круги своя. Футболисту было пятнадцать, когда его в очередной раз избил одноклассник, забрав завтрак. Парню было пятнадцать, когда тот начал сильнее ненавидеть себя, и столько же, когда разбил еще одно зеркало. Юуки исполнилось шестнадцать лет, когда в его жизни появился Тсунами Джоуске. Этот вечно улыбающийся идиот, на которого посмотришь, а сердце сразу наполняется теплом. Так казалось парню. Он не мог понять, неужели в его черно-белом мире, в котором всего-лишь за несколько лет всё померкло, почти невидимым, но ощутимым светом могло что-то проскользнуть в виде чужой улыбки? Парням было хорошо в компании друг-друга. Они веселились, улыбались, пили вместе сок, читали книги. С каждым новым днем, проведенным с Тсунами, Юуки показывалась новая грань этого человека. Моментами, ему хотелось нырнуть в этого человека и не выплывать никогда. Он мог очень долго и пристально смотреть на Джоуске, совсем не слушая, о чем он говорит. Хоть его глаза не были похожи на океан, парень тонул. Тонул в эти солнечно-янтарные глаза, а выплывать не хотелось. Рядом с Тсунами, ненавидеть себя не хотелось. Тачимукаю было семнадцать, когда он понял, что влюбился. Вернее, полюбил не человека, а идею быть любимым, из-за чего, собственно, он убивал и уничтожал себя. Юуки боялся того, что его могли снова оттолкнуть, обозвав физическим и моральным уродом еще один раз. Однако, вратарь прекрасно понимал, на этот раз было бы больнее всего. Резал и резал до тех пор, пока не удовлетворялся своей улыбкой в сломанном зеркале и огромной надписи на руке — Т с у н а м и . Ему было также семнадцать, когда Джоуске впервые узнал о его «Увлечениях». Когда тот понял и принял его, помог, во время панической атаки и сильно обнял парня, сказав, что всё будет хорошо. Розоволосый в растерянности опустился на колени, целуя каждую рану, каждую боль, которая царапиной отпечаталась на теле мальчика; напоминая о ненависти к самому себе. Футболисту было столько же, когда тот признался Юуки в своих чувствах, и обещал никогда не выпускать его из объятий, когда впервые так жадно поцеловал его в губы, до учащения пульса и нехватки кислорода в легких. Рядом с Юуки футболист напрочь забывал о своей страсти к морю, так как глаза возлюбленного прекрасно справлялись с ролью океана. А потом, когда и сам окончательно утонул, Тачимукай тоже обещал. Обещал выбросить лезвие. Мальчику исполнилось восемнадцать, когда он сдержал Обещание.