А теперь смотри

Алана Блум никогда не стремилась к богатству, о чем сейчас не скажет сшитый точно по ее фигуре брючный костюм, трость с серебряным набалдашником и лакированная кожа туфлей, но служба при великом и всемогущем в их скромном мирке мистере Верджере должна себя оправдывать. О да, именно служба, в который раз исправляла она свои мысли, пытаясь прибегнуть в них к такому привычному обращению «пациент», намертво въевшемуся в лексикон врача еще на первом курсе обучения. Мэйсон не был клиентом в самом обычном смысле слова, ей не полагалось излечить его от глубоких душевных потрясений или откопать скрытые мотивы, не было необходимости искать причины фобий или помогать с социализацией в обществе, с этой точки зрения ее работодатель был если не совершенно здоровым и нормальным человеком, то, как минимум, вписывался в соответствующие рамки. Ее помощь требовалась ему только в одном деле. Алана — связующая ниточка между местью и Ганнибалом Лектером, обретшим приют в далеком отсюда месте. Оступившись однажды и едва не поплатившись за ошибку собственной жизнью, доктор Блум, однако, не подверглась приступу амнезии, и раздробленные кости не повлияли на воспоминания. Она помнила достаточно о своем бывшем любовнике, от вымеренных манер, до звона разбившегося за спиной стекла. Опасность должна была читаться в пантомимике грациозного хищника, упивавшегося спланированной до мелочей охотой и одновременно невидящего ничего за совершенными инстинктами, но пока ты не знаешь сути — ты, как и Блум, будешь попадать под его очарование. Никуда от подобного не деться, и, если выживешь, сможешь после погоревать о недальновидности. Например, Алана выжила. Горевать времени ей не осталось, ведь там, лежа на больничной кровати и молясь снова встать когда-нибудь на свои собственные ноги без посторонней помощи, без адской боли, без миллиона иголок, острые концы которых одновременно пронзают каждый нерв, она могла думать только о будущем. О том, что будет, если когда-нибудь встретится с Ганнибалом лицом к лицу. Верджер предлагал шанс и, вступая в мягкий ковер, ворс которого едва ли не поднимался к краям штанин, она соглашалась. Недовольный взгляд его вездесущей сестрицы неотступно стал следить за каждым ее передвижением, или то обычная паранойя от пребывания в окружении чокнутой семейки, но… глаза Марго виделись ей постоянно, рядом, за спиной, боковым зрением, во время очередной беседы с Мэйсоном эта девушка с прямой, будто бы с запрятанной между лопаток вешалкой под своей неброской одеждой, спиной постоянно норовила втиснуться в комнату. Что-нибудь проверить. В конце концов, сам Верджер заверил Алану, что за последнюю неделю Марго появлялась в момент их сеансов не более пары раз, или один вовсе, если препараты, облегчающие участь изувеченного тела, не стали действовать ему на мозг. Это походило на одержимость. Алана вывела ровный контур губ темно-алой помадой, закрыв крошечный флакончик, по форме чем-то напоминавший пулю. От ассоциаций по спине пробежал липкий холодок, все-таки студенческое, но серьезное тогда увлечение психоанализом приучило ее обращать внимание на такие игры своего подсознания, особенно, когда так хорошо получалось уловить их. Все-таки любое оружие, огнестрельное или же холодное, будет более действенным, нежели падение с высоты, там многое отводится на роль случайности, в первом же случае все зависит только от умений противника и своих. Видимо, ей чертовски повезло, что под рукой у предусмотрительного Ганнибала не оказалось какого-нибудь мясницкого тесака, бензопилы или ржавого крюка, которым можно было пробить горло и после подвесить жертву, или какие там инструменты испокон веков использовались в грошовых фильмах ужасов? Нет-нет, разумеется, Ганнибал поступил бы изящнее. В принципе, он так и сделал, оставив ее в живых, ведь если ему была бы необходима смерть подружки Уилла Грэма, то подобного не случилось бы. Ни за что. Вероятно, в его планах было искалечить ее, чтобы травмы оказались сильнее, но… Хватит. С глухим, но громким ударом Алана опустила флакон на стол, на выдохе прикрывая глаза. На его донышке, на этикетке, которая не соответствовала настоящему оттенку, больше походя на кирпичный оттенок, было выведено приторное «винный вкус». Помады всегда называют подобным образом, либо в честь какой-либо еды, преимущественно десерт или хороший алкоголь, либо в честь секса. Два бога женской индустрии в масс-медиа, если на то пошло, а услышала она это в каком-то недавно просмотренном фильме, кажется, именно ужастик. Но не дешевка, что-то стоящее, о моделях, крови и сломанных жизнях в нуарном отблеске софитов, только вот название никак не приходит на ум. Там еще была такая сцена, между теми двумя подругами, когда одна, спасаясь, остается ночевать у второй, и… С залившим щеки румянцем Блум вспомнила, что где-то на этой сцене ее посетило желание смотреть этот фильм с Марго, но только вот не зная о содержании фильма, чтобы это вышло никоим образом не запланированным намеком, а чем-то случайным, вроде воли судьбы. Прихоти, превратности — как угодно. Чтобы увидеть какую-нибудь срочно необходимую эмоцию во взгляде чуть подведенных, но по-прежнему блеклых и невыразительных глаз. Почему в них столько пустого, стеклянного?.. Почему Алана не задавалась подобными вопросами раньше? Она надеялась, что под слоем матовой пудры не будет заметно ее смущения, когда спускалась по лестнице в столовую, и опираясь на трость, и придерживаясь за перила. Вчера сам дьявол дернул ее на трехчасовую прогулку по окрестностям с не самыми деликатными для подобных ей калек дорогами, и с утра в душу закралась уверенность: размять до слез и жалобного стона в закушенную подушку сведенные судорогой мышцы не получится всю последующую жизнь. Прихрамывая, она с трудом добралась до пустой, к счастью, комнаты, где, к двойному облегчению Аланы, был уже накрыт стол. Усевшись у самого дальнего конца, она придвинула ближе соседний стул, поморщившись от ею же созданного скрежета, уповая на сохранность драгоценной лакировки паркета. На него, с тихим вздохом, Блум переместила больную ногу, стараясь как-то усмирить боль руками, но ее пальцы — не пальцы на флейте укротителя змей, и нога отнюдь не пыталась расправить капюшон кобры, и вместе с тем продолжала ее безжалостно жалить. Цокот каблуков. Не мелодичный перебор, но уверенная жесткая поступь той, кому принадлежало все вокруг имеющееся, пока охота на беглого каннибала занимала все сознание брата. Разумеется, не навсегда, и положение Марго еще более шаткое, нежели можно сказать об Алане Блум, но чувствовалось что-то несгибаемо стальное внутри миниатюрной молодой женщины с бойко вздернутым подбородком, напряженной, подобно струне. Черное платье с прямой серой юбкой, на которой сбоку шел слишком высокий разрез, и доктор Блум придирчиво оценила состояние трости: надо бы отдать ее поскорее на полировку, нижняя часть заработала приличное количество сколов, что неприятно резало глаз и никак не вписывалось в образ элитного психотерапевта, знающего в своем деле толк… Только взгляд, Алана. Только не поднимай глаза. — Доброе утро, доктор. Вы вовремя, как обычно, — ее голос, и зубы Алана стиснула так, что рельеф скул проступил раза в полтора сильнее, но уже лучше, в этот раз она умудрилась не прикусить язык, как тогда, чтобы последующий час наслаждаться устойчивым привкусом меди во рту. — Неужто не спится? — Благодарю за беспокойство, но со сном у меня все в порядке. Это вы, видимо, долго не можете уснуть, раз полночи бродите по особняку, или катаетесь верхом, как сегодня, и затем встаете так поздно… — она не забывала сосредотачиваться на движении ладоней, от икр к бедру, еще раз колено. Лекарства подходили к концу, а за новыми нужно съездить в город. Почему-то оставлять свой… пост не хотелось ни на сутки, словно за это время могло случиться что угодно важное, она привыкла, что время в вопросах мгновенности совершения чего-либо непоправимого играет самое меньшее значение. — Вы видели, как я каталась сегодня ночью верхом? И это только мои проблемы касаются недосыпа? — Марго Верджер приблизилась настолько, что Алану окутало облаком ее парфюма, роза, пачули, гвоздика, удушливо, тяжко, свернувшимся в груди комом. — Я видела вас в окне… — В полночь? — жалкая попытка оправдаться и насмешливо вскинутая бровь собеседницы подвели свою черту в разговоре, и тема стала закрытой. Блум с готовностью признавала свое поражение, не вслух, но оппонентке в том не было никакой надобности, Марго умная девочка, достаточно для того, чтобы решить, когда победа достается ей. — Вы не могли бы убрать ногу? Как минимум, некультурно вести себя подобным образом в чужом доме, это неуважение к его хозяину, мисс Блум. — Насколько мне помнится, вы никогда не были здесь хозяйкой, мисс Верджер? Ваш брат распоряжается здесь, и, поверьте, как его психотерапевт заверяю вас, что он не будет оскорблен моим поведением… — И, во-вторых, я бы хотела сесть. — И кто же вам мешает? Я? — Алана с наиграно подчеркнутым удивлением обвела комнату взглядом, замирая почти на каждом пустеющем стуле… семь. Не читая два ею занятых, достаточно места, чтобы разместить и господ, и всю скромную прислугу, почти мелькающую, как в подобных коттеджах разномастных богатеев происходило обычно. — Вы не поняли. Я хочу сесть именно сюда, — сделан кивок в сторону выпрямленной ноги Аланы, на что та лишь хмыкает себе под нос. Подобное издевательство не первое за время пребывания здесь, попытка прицепиться к сущей мелочи или, что хуже, выдумать мелочь из ничего. У Марго, надо признать, был определенный к подобному талант, — и никак иначе. — Как хотите, мисс, но убирать ногу я не стану, а вы вправе решать сами, — Блум протянула руку к столу, аккуратно подхватывая белоснежную кружку и отпивая кофе, чуть теплый, с бархатистым привкусом, приятно согревавшим горло. Да, от боли это спасло едва ли, но руки усмирили нервную дрожь мысли, оттененные вкусовой горечью, наконец-то начали сплетаться в связную картину. Плюс: аромат крепкого напитка перебивает духи, что тоже добавило ясности, и утро рисковало стать самым обычным среди прочих календарных дней, но Алане пора бы уже свыкнуться с реальным положением вещей. В мало чьих жизнях все бывает «обычно». Детские выдумки. Марго стояла вплотную, так казалось, когда она с легкостью и почти безболезненно подняла в воздух ее ногу, усаживаясь на вяло скрипнувшее сиденье, и после возвратив бесценную ношу на место. Секунды, минуты, часы, Вечности и Бесконечности одна за одной летели со стремительной скоростью, пока нога в прямого кроя брючине находилась в узких и крепко держащих ее ладонях. «Не отпускай меня», — тоскливо протянула Алана, не отважившись и на навязчивое желание облизнуть сухие от помады и чего-то еще губы, но когда боль нашла приют беспризорной кошкой на коленях Марго, когда та нежно погладила ее, провоцируя на урчание и попытку кончиком носа уткнуться в прохладные пальцы, о!.. это стоило молчания. Да и кто сказал, что Марго отпустила ее или вообще теперь собиралась когда-либо отпускать? Вздор. Улыбаясь, Верджер подхватила нож и вилку, придвигая тарелку с остывшим омлетом, и принимаясь за завтрак, как если бы ничего не произошло между ними, или как если бы все встало на свои места. Алана улыбнулась в ответ или же себе самой, впервые за долгие недели она не знала, смотрит ли на нее сейчас Марго, делая очередной глоток, сгоняя им растерянность, лишний стыд и неуместное возбуждение, от которого вернулись трепет и приятное покалывание в руках. — Приходи вечером, хорошо? У меня есть одна мазь, очень хорошо помогала мне, когда я только начинала тренироваться и слишком усердствовала с занятиями, — и которая спасала ее от побоев чокнутого в конец братца, но об этом Марго стоило бы рассказать как-нибудь потом, когда от слов на эту тему перестанет сжимать слезами одиночества и обиды речь. Алана кивнула. Теперь в хрустальной зелени ее глаз Алана Блум видела все свое будущее…